Фашизм в Украине: Угроза или реальность?

«Утиный суп» по-украински

Все украинские выборы начиная с 1994 года убедительно свидетельствуют о политическом расколе страны. Восток и Запад голосуют по-разному, за диаметрально противоположных политиков и несовместимые идеи. Пока у власти находились толерантные представители Юго-Востока во главе с Леонидом Кучмой, раскол этот, обозначаясь во время выборов, не носил все же критического характера. Дискуссии о «выборе пути» смолкали на следующий день после объявления результатов голосования, а сами выборы не воспринимались населением, как «последний и решительный» бой «добра со злом», где идеалом моральности и ответственности признавались лишь собственные і пиитические лидеры (даже неоднократно публично лгавшие), а абсолютным злом — лидеры оппонирующей политической силы. Даже курс на вступление в НАТО и ползучую украинизацию, проводившийся при Л. Кучме, поддерживала значительно большая и постоянно растущая часть населения, а не стреми-тельно маргинализирующиеся группы избирателей, как сейчас.

Именно этим первым двенадцати годам независимости мы должны быть признательны за то, что сегодня на политической арене Украины нет ни одной серьезной политической партии, которая бы ставила под сомнение суверенитет, территориальную целостность страны или курс на дальнейшее укрепление основ государственности. Мы по-разному видим будущее Украины, но никто из нас не сомневается, что это будущее именно Украины. Пока не сомневается.

Дело в том, что взгляды сегодняшних политиков, их методы работы с избирателем сформировались в те самые первые двенадцать лет независимости, когда политический радикализм был не в моде, а раскалывающие общество вопросы не становились объектом целенаправленной государственной политики и пропаганды. Никто не объявлял фашистского офицера Шу-хевича Героем Украины и никто не лазил на Говерлу ломать символы украинской государственности. Общая, объединявшая общество идея заключалась в том, что независимое украинское государство обязано, в первую очередь, заботиться о достойной жизни своих граждан, об удовлетворении их материальных и духовных запросов на основе самых высоких стандартов, стандартов, пригодных для наиболее цивилизованных и развитых стран Европы, — что, собственно, и ма-термализовалось в отсутствие в Украине дискуссий о верности именно европейского выбора.

Однако сегодня, в результате трех лет постоянной борьбы «оранжевых» с Партией регионов, избиратель предельно радикализирован. На последних выборах на Западе Украины уже призывали не допустить к власти не «бандитов», а просто «донецких». «Миссионеры», только вчера спустившиеся «з полонын», толпами едут в Донецк и Луганск, Крым и Одессу «обучать» местное население «украинству», как новой «руководящей и направляющей» общественной силе. Политики высшего ранга без тени сомнения утверждают, что если мы все переоденемся в «вышиванки», полюбим УПА и признаем предателя-Мазепу национальным героем, все реки в стране немедленно потекут медом и молоком. В ответ на Востоке приобретает популярность лозунг возвращения границы по Збручу, «денонсации» пакта Молотова — Риббентропа и «восстановления исторической справедливости» путем возвращения западных областей Польше.

Этими своими действиями и Восток, и Запад признают раскол Украины в качестве свершившегося факта и демонстрируют нежелание и неготовность жить в одной Украине с «не такими» украинцами и уж тем более передавать в «не такие» руки государственную власть. Опасного пика эти настроения достигли в 2004 году, когда на волне противостояния, поднятой президентскими выборами, вначале западные области отказались подчиняться законной власти в Киеве, фактически создав сепаратистское квазигосударство, управлявшееся с «майдана», а затем и на Востоке прошел Северодонецкий съезд депутатов всех уровней, который вполне мог перерасти в Учредительное собрание независимой Восточной Украины.

Тогда, в 2004 году, элиты, испуганные результатом собственной пропаганды, остановились на краю пропасти. Радикальные настроения избирателей не были легитимизированы политиками, и страна сохранила формальное единство. Однако настроения масс никуда не делись, наоборот, раз запущенный механизм противостояния набирает обороты. Даже последние выборы показали, что в обоих лагерях слабеют умеренные силы и набирают силу радикалы. У «оранжевых» потерял свыше миллиона избирателей блок НУНС, зато три миллиона приобрел социал-популистский БЮТ. Из партий бывшей широкой коалиции голоса потеряли склонная к компромиссу Партия регионов и СПУ, зато повысили свой процент взявшие на вооружение радикальную риторику коммунисты.

Под давлением данного тренда будет происходить дальнейшая радикализация украинского политикума. Уже на следующих выборах НУНС рискует прекратить существование в качестве серьезной политической силы, поскольку его переигрывают радикалы-популисты из БЮТ. ПР, потерявшая на этих выборах 300 тыс. голосов, на следующих рискует не досчитаться уже миллионов, а со временем повторить путь НУНС, если не прислушается к требованиям своих избирателей и не радикализирует позицию. На ее место придут коммунисты, или возрожденные объединенные эсдеки, или кто-то третий (не все ли равно кто, важно, что эта сила будет более радикальной).

Однако мы уже отметили, что путь дальнейшей радикализации ведет в никуда — к расколу страны с гражданской войной или без оной. Альтернативой безумному нагнетанию низменных страстей и раздуванию фобий избирателей Запада и Востока может и должна стать работа ответственных партий с электоратом. Мы должны понять, что если не лезть друг к другу со своим уставом, можно спокойно жить в одном государстве, не разделяя ценностей друг друга. В конце концов, жителю Донецка абсолютно все равно, какие памятники ставят во Львове и в честь кого называют улицы, точно так же и львовянину не должно быть дела до того, на каком языке говорят в Донецке и кому ставят памятники в Одессе.

На излете Средневековья, в то время как захвативший власть в Женеве воинствующий протестант Цвингли сжег на костре великого испанского ученого и гуманиста Мигеля Сервета, Папа Римский как раз начинал набирать в католических кантонах той же Швейцарии свою гвардию. Я сомневаюсь, что украинцы в начале XXI века идеологически разделены сильнее, чем католики и протестанты в веке XVI, положившем начало длинной полосе потрясших Европу религиозных войн. Но в Швейцарии умудрились мирно сожительствовать не только католики и протестанты, но также три разных нации: итальянцы, французы и немцы, которые, в это же время, рядом постоянно воевали друг с другом или вели гражданские войны.

Но для того, чтобы объединить электорат, мы должны вынести за скобки общественной дискуссии разъединяющие нас проблемы и предложить избирателям программу развития украинской государственности, которая бы не просто устроила Запад и Восток одновременно, но была бы привлекательнее БЮТовского популизма. Мы должны понять, где мы находимся, куда идем и каково наше место в мире.

Украина в своих проблемах не уникальна. Известный американский историк и политолог Самюэль Хантингтон в своей работе «Столкновение цивилизаций» констатировал, что Америка, сформировавшаяся как общество и государство на базе англо-протестантских ценностей «американского кредо» и до сих пор веками успешно ассимилировавшая эмигрантов, которые если не в первом, то уже во втором поколении воспринимали ценности «американского кредо», в конце XX века утратила эту свою способность. Огромная, постоянно нарастающая масса латиноамериканских испаноязычных эмигрантов, компактно расселяющаяся на бывших мексиканских территориях Юго-Запада США, не только сохраняет свой язык и образ жизни, но и навязывает его проживающим в регионе англоязычным американцам. В городах Юго-Запада США можно получить работу, не зная английского, но практически невозможно — не зная испанского.

Казалось бы, США способны административными мерами оградить англо-протестантскую культуру от посягательств испано-католической. Но не тут-то было. Американское кредо заключается не только и не столько в английском пресвитерианстве, сколько в приверженности ценностям демократического общества и либеральной экономики. Но и латинизация США имеет экономическую подоплеку. Бизнес в либеральной экономической модели гибко реагирует на запросы целевых групп, и если существует многомиллионная армия испаноязычных потребителей, то бизнес заговорит по-испански и примет католические ценности.

Неоконсерваторы в США, представленные, в частности, талантливым писателем и журналистом, но несколько менее успешным политиком Патриком Бьюкененом, внесшим раскол в республиканскую партию, из-за которого Дж. Буш-старший во многом проиграл выборы 1992 года, выступая с националистических позиций, требуют административных запретов на эмигрантскую культурно-языковую и полита — ческую экспансию и государственной под-держки англо-протестантской культуры. Их требования полностью идентичны требованиям украинских националистов «положить конец антиукраинству» и всеми силами (особенно бюджетным финансированием) поддерживать «державну мову», а то она, мол, вымирает. Оставшиеся жить в Средневековье, мыслящие его категориями, националисты не замечают логического противоречия в своих построениях. Ведь кому нужна «мова», если она «вымирает»? И может ли государство, считающее себя демократическим, навязывать большинству населения интересы меньшинства, пусть даже и «свидомого». «Мова» должна быть не «дэржав-на», а народная. В конце концов, мы отказались от коммунистической идеологии, звавшей нас в «светлое будущее», не потому, что пропагандируемые ею идеи и ценности нам не подходили («моральный кодекс строителя коммунизма» буквально с «десяти заповедей» списан), а в силу монополизации права на истину компартией. Не для того же мы разрушили великую державу, спасаясь от партийного единомыслия, чтобы через пятнадцать лет вернуться к такому же единомыслию, но уже на основе совершенно пещерной идеологии или парадигм средневековой инквизиции.

Впрочем, в тех же США работают и получили мировое признание мыслители, дающие на вопрос: «Что делать?» — другой, не националистический ответ. Например, Элвин Тоф-флер, развивая свою идею о трех последовательных цивилизационных волнах: аграрной, промышленной и информационной (постиндустриальной) цивилизациях, следующим образом характеризует современный национализм в книге «Война и антивойна»: «Такие бывшие советские республики, как Украина, Эстония или Грузия, яростно настаивают на самоопределении и требуют вчерашних признаков суверенности — флагов, армий и валюты, определявших национальное государство в эпоху Второй волны, или промышленную эпоху.

Для многих обитателей мира хай-тек трудно понять мотивы ультранационалистов. Их раздутый патриотизм кажется забавным. Вспоминается страна Свободия из фильма братьев Маркс «Утиный суп», где высмеивается понятие национального превосходства в войне двух вымышленных наций.

…«глобализация» бизнеса и финансов, которой требует развивающаяся экономика стран Третьей волны, проделывает дырку в пузыре национального «суверенитета», который так дорог националистам».

И еще одна цитата из этой же работы: «Бразилии приходится иметь дело с организованным сепаратистским движением в Рио-Гранде-до-Сул, изобильном регионе Юга, где грамотность достигает 89 % и в каждых четырех из пяти домов есть телефон.

Юг производит 76 % ВНП, и традиционно его залавливают в парламенте Север и Северо-Восток, экономический вклад которых составляет лишь 18 %…Ходит шутка, что Бразилия была бы богатой, если бы кончалась сразу к северу от Рио, но южане над этой шуткой уже не смеются».

Ничего не напоминает? Похоже, жителям Юго-Востока Украины эта бразильская шутка тоже не кажется слишком остроумной…

Очевидно, стране, претендующей на звание современного цивилизованного государства, стыдно ходить в клоунах и развлекать западных интеллектуалов «раздутым патриотизмом» и этнографическими мотивами в политической моде. Стыдно и небезопасно, поскольку в основе любого сепаратизма лежат экономические интересы. Несколько выше примера с Бразилией Тоффлер говорит о распаде СССР, отмечая, что Союз разваливали политические элиты более экономически развитых Украины и Прибалтики, мечтавшие пристегнуть экономики своих стран к франко-германскому локомотиву в ЕС, в то время как элиты преимущественно аграрных среднеазиатских республик желали бы сохранить СССР, ища в подчинении Москве «защиты и дармовщины». Не стоит ли задуматься и нам?

Лишь четко уяснив, что национализм — идеология вчерашнего дня (идеология индустриализации, как пишет Тоффлер), что он не может обеспечить потребностей информационного общества и постиндустриального государства, что в условиях открытых рынков и стремительно глобализирующегося на основе новых технологий информационного пространства любые национальные ограниченности обречены. Сложно поставить барьер на пути спутникового телевидения. Совершенно невозможно запретить Интернет или хотя бы контролировать его растущую в геометрической прогрессии армию пользователей. Коммерческие СМИ вынуждены следовать за интересами потребителей или умирать, проигрывая конкуренцию.

Самое же опасное в национализме то, что он вызывает ответную адекватную реакцию. Национализм не может существовать без врага. Для того чтобы мы объединились и осознали себя как «мы», всегда нужны «они» — не такие, «зомбированные», «нэ свидоми», пьющие по утрам кровь христианских младенцев. Но, сталкиваясь с «мы» образца Шухевича и Тягныбока, они тоже испытывают тягу к объединению, начинают осознавать «нас» не такими, не правильными и т. д. Поскольку же «мы», составляя меньшинство населения, монополизировали, тем не менее, право на украинство, «они» начинают осознавать себя не просто «не такими», но «не украинцами». Не случайно навязчивая пропаганда шароварного украинизма при президенте Ющенко привела к сокращению числа носителей украинского языка и приверженцев вступления не только в НАТО, но даже в ЕС. И то, и другое, и третье постепенно ассоциируется у избирателей не столько с политической программой, сколько с политической меткой: если ты хочешь в НАТО, ЕС и говоришь по-украински, то ты за Ющенко. Теперь начал срабатывать обратный принцип: «Если ты против «оранжевых», то ты не говоришь по-украински, не поддерживаешь вступление в НАТО и в ЕС».

Очевидно, общество находится на грани, перейдя которую, мы через несколько лет оставим позади точку возврата и свалимся в югославский сценарий. Поэтому первое, что должно нас объединить, — ограничение националистической риторики, раскалывающей страну, независимо от воли самих националистов, и обслуживающей идеологию вчерашнего дня.

Второе — это, безусловно, выбор будущего для страны. Тот факт, что на последних выборах резко улучшил свои позиции лишь БЮТ, работавший по «сетевому принципу», вравший одно на Западе, другое — на Востоке (подобную гибкость Тоффлер, кстати, считает признаком политики Третьей волны), не только заставит другие партии озаботиться пересмотром своей избирательной стратегии, но и свидетельствует о том, что общество уже созрело для преобразований, технологии Третьей волны им уже востребованы (в том числе и в политике). Об этом же свидетельствует и тотальное поражение националистов, которые, собравшись в «мегаблоке», при тотальном задействовании админресурса и самой беспардонной поддержке президента, выборы фактически провалили. Общество отказывается от идеологии вчерашнего дня, оно определило свое будущее не как «садок вышнэвый коло хаты», а как мир высоких технологий.

Третье — наше прошлое. Здесь, безусловно, единства достичь труднее всего, поскольку каждый пишет свою историю. Поэтому, очевидно, надо оставить на суд будущим поколениям вопросы, раскалывающие общество сегодня. Через сто лет историки смогут куда более беспристрастно судить о роли и месте УПА в Великой Отечественной войне, о факте создания в рамках СССР суверенного украинского государства, ставшего членом-основателем ООН благодаря Сталину, о количестве жертв, социальных и политических причинах голодомора и о других чувствительных сегодня вопросах.

Но ведь никто не ставит под сомнение историю Киевской Руси, как никто не сомневается в том, что именно в этот период уходит корнями украинская государственность (равно, как и великорусская, и белорусская), нет расхождений между историками разных лагерей и в трактовании периодов «Хмельнитчи-ны» и «Руины». В конце концов, никто не оспаривает того факта, что во Второй мировой войне Украина воевала на стороне антигитлеровской коалиции, почему, кстати, порвавшие с нацизмом, немцы назвали ошибкой награждение коллаборанта и гитлеровского офицера Шухевича.

Опираясь на осознание общности исторических корней и исторической судьбы, имея общую цель в виде ускоренного вхождения украинской экономики в мир хай-тек и резкого повышения, на этой основе, уровня жизни населения, вынеся за скобки общественной дискуссии сегодняшние разногласия, мы вполне можем сплотить общество и подготовить его к интенсивной конкуренции в мире завтрашнего дня.

Я рад отметить, что постепенно необходимость объединения на основе не разделяющих ценностей начинают понимать и в лагере наших оппонентов. По крайней мере, именно так я трактую недавнее заявление президента Виктора Ющенко, который впервые за свою каденцию признал, что с вопросом о вступлении в НАТО спешить не надо, что эту проблему должен решить народ Украины на референдуме, который целесообразно провести лет через десять, не раньше. Это важнейший шаг в правильном направлении, шаг к сближению двух Украин, к обузданию радикалов. И мы готовы пройти свою часть пути — пути создания единого гражданского общества.

Еще Гегель называл основополагающими принципами функционирования гражданского общества, помимо частной собственности и личной свободы, свободно формируемое общественное мнение, а также справедливые и строго соблюдаемые законы. Если Украина и дальше будет скатываться в пропасть политического противостояния, то государство станет узкоэлитарным, поскольку ему придется обслуживать интересы части общества. Ни о каком становлении истинного гражданского общества при таком подходе говорить не приходится, поскольку после каждых выборов будет сохраняться угроза передела власти и собственности, проведения репрессий. Мне кажется, особенно важно акцентировать внимание и политической элиты, принимающей решения, и аналитиков, формирующих ее мнение и стратегемы, на проблеме достижения согласия в стране именно теперь, когда запускается большой политический проект «Рада-2007». Если он начнется с конфронтации и противостояния, то мы можем оказаться на пороге реализации опасного сценария.