Всё случилось, как должно. Я гладко всё исполнил, Кира хорошо везде отыграла. И в ментовке, и в районе Арзамасской рощи люди решили, хоть и не сразу, что отъезд Козыря к прадедам — действительно дело рук Лочи. Сомневались до конца только его близкие кореша, но их подозрения тонули в остальной массе мнений и уликах, указывающих на Корепанова. Арзамасские добыли в ментовке отчёт о том, каким именно оружием нашинковали Козыря, и сверили его с оттиском клинка Лочи в их священном храме. Оттиск вскоре был разрушен, а фамилия Корепановых была обесчещена.
— Буду должна, — сказала мне Кира, когда всё утихло.
— Будешь, — согласился я.
Около года назад у неё появился повод перестать считать себя обязанной.
***
Мы сидели на заднем дворе фабрики в подсобном домике. Я ел китайскую лапшу с курицей из коробки, а Кира попивала сок из литрового пакета через трубочку. Время от времени мы менялись — я передавал ей лапшу, а она протягивала мне пакет с соком, оставив у себя трубочку. Я доставал свою трубочку и окунал её в сок, потягивая сладкую жидкость и запивая солёную курицу. Кира протирала свою вилку и накручивала на неё лапшу.
Весёлая Олька Грунь стояла перед нами и стучала пальцами по своему дипломату.
— Мне половина с этого дела!
— Ты снаШала пояФни, в шём шуть, — жуя, попросила Кира. — А шам видно будет.
— Нет, сначала договоримся, что мне половина.
Мы с Кирой переглянулись, обсудив ситуацию взглядами.
— Ну, в принципе просто не впишемся, если нас что-то не устроит, — задумчиво подвёл я вслух итог наших глазных переговоров и хлюпнул трубочкой.
— Согласна, — Кира доела лапшу и отложила коробку. — Олька, чё там у тебя?
Грунь вытащила из дипломата папку с документами и бросила перед нами на стол.
— Это чё? — спросил я лениво.
— Не «чё?», а «кто?», и в этом вся суть!
В папке была копия досье на какого-то богатого мужика.
— Вальтер Родзинский, — прочитал я. — И чё с ним?
— С ним всё прекрасно! — Олька была взбудоражена. — Это один из корешков моего отца. Поднялся не в 90-е, как все остальные знакомые папы, а уже был наверху с рождения. Омерзительный тип.
Я смотрел на его фотку. Почти лысое чудо шестидесяти пяти лет с тремя волосинами, зачесанными набок. Рядом с фоткой падала вниз вся информация о нём. Ну, ясно. Потомок богатеньких эмигрантов, в настоящее время якобы занимается антиквариатом.
Имел связи с крупными дельцами, как-то раз привлекался за мошенничество в особо крупных, но был оправдан. Или отмазан. Было сказано, что он любит молоденьких девочек, иной раз не дожидаясь, пока они достигнут совершеннолетия. Да, тип реально был мразью.
— Если он кореш твоего бати, то чего на него дело лежит? — поинтересовалась Кира. — Не подчищают они разве друг за другом?
— А это не из нашей структуры дельце! — радостно воскликнула Олька. — Друзья из большебратской организации поделились.
— Ты чё такая весёлая? — спросил я с подозрением.
Олька пододвинула стул, развернула его спинкой вперёд и села перед нами, облокотившись на спинку. Она с жаром заговорила:
— А то, что он потомок тех самых Родзинских, что обладали суперсилой быть в фаворе у всех царьков, перед кем стелились! И царьки награждали их соответствующе. А наш дорогой Вальтер, — она ткнула наманикюренным ногтем в его фотку. — Наследник всего этого добра. Добавь сюда то, что он сам успел наколлекционировать и получишь миллионы в валюте.
— И что? И как ты до этого доберёшься? Наверняка где-нибудь в ячейках всё затарено. Банк хочешь хлопнуть?
Грунь вскочила, опрокинув стул.
— А вот тут причина, по которой я такая радостная! Он половину от этого, самое дорогое его душе, дома в сейфе хранит! Мне батёк по пьяне рассказал! Тот ему тоже по пьяне растрепался об этом, когда они дома у Вальтера выпивали. Он хвастался, показывал все эти письма редкие, ожерелья принцессок всяких, брюлики королев, что они своим любовничкам из его предков дарили. Всё красиво упаковано, обработано, под стёклами этими специальными. В крутой комнате с толстенной дверью и с полусотней всяких защитных нашлёпок, но дома! Не в банке, где сих нашлёпок в несколько раз больше.
— И что? — Кира тоже пока не понимала, чему тут так сильно радоваться. — Наверняка толпа охраны у него. И как ты дверь откроешь, даже если всех перемочишь? Его самого под ствол поставишь? А если упрется и не откроет, ещё и сигналку активирует? Он явно из тех, кто под дулом уже не раз бывал. Тушеваться не станет.
Олька молчала и хитро улыбалась.
— И куда ты потом всё это сбагришь? — добавил я свой вопрос.
— Есть люди, — уклончиво пояснила Олька. — Заберут всё за гораздо меньшую стоимость, чем реальная, но это всё равно будет цифра с большим количеством нулей.
— Так какой план? — уточнила Кира.
— А такой, — Олька вернулась на стул. — Прямым штурмом это добро брать трудно и неэффективно. Но! Но что, если бы мы провели разведку перед тем, как влезли? Тщательную, продуманную разведку. Узнали об особняке Родзинских и о хранилище всё, что можно узнать? Вид двери, марки замков, тип защиты, или даже коды к замкам, чем чёрт не шутит.
— Так он и скажет кому-то коды! — заржал я. — И что ты предлагаешь? Мне садовником к нему устроиться, а Кире уборщицей?
— Нет. Прислуга, конечно, знает многое, но не всё, что нам понадобится. Но частично ты прав. Нам нужен человек, который сможет находиться в особняке Родзинских в качестве своего, не вызывая к себе подозрений. Нужен кто-то, кто сможет влезть в доверие к любому и вписаться в жизнь Родзинских, как будто только его там и не хватало.
Грунь перевела взгляд на Киру. Я повернул башню в том же направлении. Кира поймала наши взгляды и прищурилась.
— Слышь. Я готова, конечно, ради дела пожить с каким-нибудь приятным человеком, но с этим педофилом я в койку я не лягу.
— Я вот тут её прекрасно понимаю, — усмехнулся я. — Стоит ли это миллионов? Большой вопрос и он требует времени на размышление.
— Да стойте вы! — обиделась Грунь. — Это ещё не всё!
Она, как фокусник кролика из шляпы, вытащила из дипломата ещё одно досье и катнула к Кире.
— Знакомьтесь! Альберт Родзинский, сын Вальтера. Тоже тот ещё тип, но до батьки далеко в плане мерзотности. Как он тебе?
Кира рассматривала фотографию. Я не мог оценить мужскую красоту, для меня мы все были уродами, но Кира сказала:
— Ну на лицо хорош, конечно, но что в плане личности? Насколько он «тот ещё тип»?
— Гоняет по городу на своих дорогих тачках, цепляет чужие, сбивает людей, хорошо не насмерть, и никак за это не отвечает, а продолжает гонять. Сноб тот ещё и понторез ужасный. Вот примерно так. Но девочек предпочитает ровесниц, что уже считаю достижением, учитывая отцовское воспитание.
Кира пожёвывала губу и размышляла.
— Ты понимаешь, насколько это может затянуться? — спросила она Ольку. — Сколько времени пройдёт, прежде чем он начнёт приводить меня в дом и будет всё мне выбалтывать?
— Много, — подтвердила Грунь. — Но, Кира, какой будет выхлоп!
— Что думаешь?
Кира адресовала этот вопрос мне, а я много чего думал. Дело-то настолько долгоиграющее, что моментов для того, чтобы что-то смогло пойти не так, будет настолько много, что даже такой умелице, как Кира, нужно вести себя, как агенту ФБР, внедрившемуся в банду. И если главарь скажет — убей невиновного, агент будет должен убить невиновного, чтобы не раскрыть себя. А если её Альберт замуж позовёт? Вот шиздец будет.
Но если Олька права насчёт Вальтеровского добра (а у Киры будет масса возможностей это уточнить), то всё оно того стоит. За то же время, что Кира будет тратить на Альберта, она не заработает даже малой части того, что, пусть пока и призрачно, но светило ей после выполнения этого сложного задания.
— Можно рискнуть, — сказал я.
— Ну вот и отлично! — удовлетворенно сжала кулак Олька. — Пятьдесят — двадцать пять — двадцать пять. Нормально?
Позже вечером мы стояли вдвоём у машины Киры и болтали ни о чём. Но потом она сказала:
— Если мы провернём дело с Родзинскими, возьми сорокет от нашей доли, Бос. Я возьму десять чисто за потраченное время.
Я поперхнулся колой и посмотрел на неё с сомнением.
— Даришь пятнадцать процентов от такого потенциально большого выхлопа. В чём подвох?
— Ни в чём, — покачала она головой. — Ты мне помогал всё это время, и я хочу тебя отблагодарить.
— Ты мне тоже помогала.
— Не в такой степени, — сказала она с нажимом.
— Кира, ты бы и без меня с той козыревской ситуацией разобралась.
— Бос, — сказала она устало. — Сделай мне одолжение, заткнись и молча согласись на это. Мне так будет легче житься. Ненавижу быть кому-то обязанной.
— А ты мне и не обязана.
— Бостон! — повысила она голос и отвернулась.
Я помолчал. Ситуация действительно странноватая, без дури и не решишь, как правильно быть. Мне не нужны её деньги. Помог я ей по собственному желанию, не за бабки и даже не за «спасибо». На её фразу, что она будет должна, я ответил, что да, будет, просто потому что видать чувствовал, что это то, что она хочет услышать. У Киры там какие-то свои замуты на тему взаимовыручки, и я не знаю, как себя правильно здесь вести. То ли типа принимать благодарность в таком виде, то ли сказать, чтобы мозги мне не пудрила.
Ладно, ещё тонна времени впереди, пока этот хабар будет у нас на руках, если вообще будет. И если мы всё успешно провернём, я возьму эту пятнашку от её доли, если ей действительно так важно не быть мне обязанной. Я схороню её где-нибудь в надёжном месте, и, если Кира когда-то будет в нужде, я верну их ей. А потом она встанет на ноги, и снова скажет мне, что не хочет быть обязанной. После чего она вернёт мне эти бабки, а я их снова схороню. И так по кругу, пока кто-то из нас перестанет быть в нужде, или не умрёт. Что, в принципе, одно и то же.
***
Ну вот теперь ты знаешь всю необходимую предысторию, чтобы я продолжил свой рассказ о событиях тех дней, когда мы хлопнули мента и трёх его попутчиков, которые везли свистнутую гуманитарку.
Пока я тут с тобой болтал, вводя тебя в курс дела, Кира уже начала извлекать пулю, застрявшую в моём плече. Она старается быть нежной, но… А! СукКка! Перед глазами всё равно летают искры.
Уф! Бобёр! Выдыхай!
Я выпустил воздух в сторону, и Кира отложила щипцы, взяла перечницу и подсыпала мне специй на курицу. Она подождала, пока её кожица покраснеет, и поменяла перечницу в своей руке обратно на щипцы. Опс, погоди. Далековато чёто я прыгнул. Вернусь-ка на десять минут назад, когда она только-только усадила меня в кресло и стала заниматься моей раной.