Фастфуд – Это Чудо

Глава 25. Несколько мыслей, пара пасхалок и застрявшая пуля

Кира усадила меня в кресло под лампу и закинула мою руку на столик, подложив под неё подушку. На подушку сразу, будто принимая её в свои ряды и отмечая, как свою, стекли несколько капель крови, которые больше не останавливала припарка. Яра с ППП замедлила мне кровотечение, но не остановила его полностью. ППП для этого не предназначен, за полноценной помощью следует идти к лекарям из общин. Но в моём случае я пришёл туда, куда нужно. С моим ранением мне могла помочь обычная девчонка по имени Кира. Ну, ладно, не совсем обычная.

Она сейчас носила на голове блондинистый цвет. Альберт Родзинский предпочитал блондинок, поэтому она уже год красилась в светлый. Также она двигалась под подогнанными Олькой левыми документами и снимала квартиру в другом конце города, где якобы жила, чтобы принимать там сынка Вальтера. После того как мы собрали достаточно информации, чтобы составить психологический портрет Альбертика, Кира около месяца придумывала подходящий образ. Такой, чтобы гоняющий по улицам мажорчик возжелал заполучить его и владеть им. Кристина — так Киру звали по новым документам — была веселой, активной девушкой в солнечные дни и впадала в меланхолию в пасмурные. Она была смышленой, но недостаточно умной. Как раз такой, чтобы не наскучить, но и чтобы Альберт ощущал себя рядом с ней всезнающим королем. Кристина была готова поддержать каждое его увлечение и вызывающе вела себя с его кентами, ревнуя их к нему, что доставляло Альберту шипучее удовольствие. Кристина отгоняла от него мимопролетающих шлюх, как мух, и закатывала истерики. От всех этих эмоциональных качелей Альберт кайфовал, как от затянувшегося оргазма.

— Что там? — спросил я. — Чё Олька говорит? В глубокой мы пизде или нет?

Кира не ответила, пока не закончила копаться в настенном шкафчике.

— Угу, — сказала она, вытаскивая наружу коробочку с ампулами и шприц в упаковке. — Судя по Олькиному голосу — глубина приличная. Но она не успела всего рассказать, побежала что-то там решать.

Кира собралась открыть упаковку со шприцем, но я остановил её.

— Это что? — я глазами указал на ампулу.

— Обычное легкое обезболивающее. Помнишь, я тебе его вкалывала перед тем, как ты попёрся к этому своему дружку-рукопашнику, чтобы он тебе нос вправил?

Да, было дело. Мне как-то раз прилетело от одной торпеды с Волачинского района. У меня там девчонка жила прямо во дворе, где в беседке был один из мелких пятаков волачинских пацанов. Я эту тварь в итоге с трудом, но втоптал в асфальт, но в начале хорошо так наполучал. Как со мной это часто случается, меня потом запинали толпой все, кто был в беседке. Ну не могут люди отпустить меня победителем, когда я совершенно неожиданно выстегиваю самого мощного из них, несмотря на мой видок. Потом я вернулся на Волачку уже со своими заряженными рылами, перед этим забежав к Кире, а после и к Губеру, чтобы восстановить нормальный вид лица. Это был примерно третий-четвёртый раз, когда мне ломали нос. И каждый раз мне все районные бойцы обещали, что всё, костная мозоль нарастёт, и больше нос никогда не вывернется. Как показывает опыт, от плотного удара кость не спасает даже она.

— Не, — отказал я Кире. — Я сегодня уже и так много всякого захавал. Есть что-нибудь, что из земли растёт? Мне тут читатели в комментариях советуют завязывать со всякой химой и больше на натуру налегать.

Она не успела открыть шприц и убрала нетронутую упаковку вместе с ампулой в шкаф.

— Чего? Какие читатели? В каких комментариях?

— Я сейчас нашу историю ребятам рассказываю, — пояснил я ей. — Вот они её и комментируют в реальном времени. Говорят, переходи на натуру.

Кира вздохнула и пошла к тумбочке у кровати.

— Видать и правда много всякого скушал… — бормотала она, присаживаясь на корточки и выдвигая ящик. — Или это ещё и шок сюда примешивается… Голову пудрит ему…

— У меня шоков не бывает! — крикнул я ей. — Я безшоковый!

— Ага-ага, безшоковый. Читатели у него какие-то появились, комментарии…

— Да я тебе внатуре говорю! Читатели, что надо, и комментарии от них офигенные там! Братва поддерживает. Бывают какие-то черти залетают не за хер наших ребят минусуют и свои пять копеек вставляют даже начала нашей истории не прочитав, но мы их не замечаем. Тонут сразу же в хороших отзывах.

Кира извлекла из ящика курицу и пакет со специями и ушла на кухню разогреть тушку птахи.

Вернувшись, она поставила тарелку на столик рядом с моей рукой и стала отрывать от неё кусочки. Она аккуратно укладывала оторванные куски на салфетку, и приговаривала:

— Так и знала, что дохавается когда-то…

— Слышь, женщина! Я тебе тут серьезные вещи задвигаю, а ты мне про «дохавается когда-то».

— Серьезные, говоришь? — спросила она, продолжая деловито подправлять подушечкой пальца розовые кусочки, которые сложила на салфетку.

— Ещё какие! Забредают тут мимопроходилы всякие, моих читателей наркоманами ненормальными называют или быдлом. Ну, думаю, такое наказывать надо. Меня и мою историю могут рвать сколько хотят, я для этого и выношу себя на общий суд. А вот читателей нехуй трогать.

— Ну да, ну да, — согласилась со мной Кира, явно не веря и лишь подыгрывая.

— Так вот. Я теперь буду в будущем уёбчиков, кто мне на пути истории встречаются, называть именами людей, которые в комментариях лишнее пиздят не по делу. Начну с Фёдора.

— Чё за Фёдор?

— Ну помнишь куклу ту в мастерской у Альки, которой вечно было плохо и на которой мы медичку отрабатывали?

— А-а! — вспомнила Кира. — Манекен тот, что нам Понка потом разрешила расстрелять для прикола. Точно, Алька же его Фёдором звала. Ржачно было, кстати. Это ж его ты к дереву подвесил за ноги, чтобы мы его как пиньяту рассшмаляли? Или это мы так вторую куклу приговорили, Красникова?

— Нет. Того я просто обоссал.

— Ну, значит, к дереву мы подвязали Фёдора.

— Это для нас он Фёдор! А я ребятам, когда про наше обучение рассказывал, представил его именем одного мимопроходила, который оскорблениями бросался.

— Ну, видать, заслужил.

— Он оскорблял людей, про которых ничего знает. Ни как они живут, тяжелая ли у них жизнь, ни через что они прошли, даже если сейчас им легко. Конечно, заслужил.

Кира закончила наполнять салфеткукурицу и передала её мне. Она водила перечницей надней, а я медленно втягивал славные запахи специй. Когда слой стал достаточно густым, я резко, в один заход, вобрал всё мяско в себя и задержал дыхание.

Я очень бы хотел описать тот звук, который я издал, выпускал из легких воздух, смешавшийся на выходе со специями, царившими в моём рту. Но всех имеющихся слов и букв даже такого богатого языка, как русский, к сожалению для этого недостаточно. Я не какой-то там классик и не современный писака с гигантским самомнением, чтобы хитровывернутым недооборотом с красочным описанием одной мимолетной секунды передать атмосферу, эмоции и воспроизвести в головах читателей звуки и запахи. Нет. Я, во-первых, для этого слишком ленивый, а во-вторых, всё равно каждый представит картинку по-своему, какие бы писательские пируэты я тут не исполнял. И воображение каждого сделает это гораздо лучше меня. Тягаться с воображением читателя — херовая затея.

«Но мы писатели! Мы стараемся как можно лучше передать картинку в нашей голове, чтобы её увидел и читатель!». Идите на хуй. Выёживайтесь сколько хотите, насколько вы крутые и талантливые и как много фраз можете придумать, как ярко можете описать сцену, в конце дня всё за вас всё равно делает сам читатель. Его фантазия, если быть точнее. Да, ваша фантазия выдумывает сюжет, но рисует его для читателя его собственная фантазия, а не ваша. Поэтому особо не звездитесь, авторы. Вы — пустое место без читателя.

Ты вот, друже, сейчас видишь меня, как я сижу в кресле с простреленной рукой, уложенной на подушку, и обнимаю второй рукой салфетку, пока Кира собирается ковыряться в моём плече. Я не описывал освещение в комнате, приводя количество люксов в шести лампочках дорогой люстры. Я ни словом не обмолвился про пряные нотки в воздухе, пришедшие сюда с кухни и смешивающиеся с витающим в комнате едким запахом медицинского спирта и перемежающийся с этими запахами аромат духов Киры. Я не стал ныть про неприятные ощущения в плече, когда Кира начала прикасаться к ране ватными тампонами, чтобы обработать дыру.

Нет, я ничего этого не описывал. Но картинка в твоей голове была достаточно точной и яркой, несмотря на лимит нашей черепной коробки, которая все наши мысли показывает как-то размазано. Ты всё сделал сам. Ты всё нарисовал сам. И что самое крутое, в голове каждого из вас прорисовывается собственная, уникальная картинка. И это просто заебись! Мы — особенные и единственные, такого мышления, как у каждого из нас, нет больше ни у кого. Умный, глупый, добрый, злой, веселый, грустный — уникальный. Такого человека в мире нет, никогда не было, и больше не будет. И это просто охуенно! Нас почти восемь миллиардов и существовало до этого в двадцать раз больше, а такого как я больше нет! Ебануться можно.

Пиздец! Спасибо миру за меня! И за тебя тоже, читатель. Ведь без тебя я — пустое место. В пределах этой книги, разумеется. За её пределами я ещё та светящаяся величина. Да и ты едва оторвешься от этих строк, и ты уже не просто читатель. Ты — главное светило собственной жизни. А сюда мы приходим, чтобы отвлечься или развлечься. Иногда всё вместе. Я — чтобы рассказать тебе свою историю, ты — чтобы послушать. Вместе мы убегаем на время от всего того шороха, что присутствует за пределами вот этого нарисованного нами в наших головах мира, превращая тот, реальный мир, в безмолвный белый шум.

Всё это значит, что я не в силах передать свою картину в точности, как бы я ни старался. Но я всё равно буду стараться. А как иначе? Мне это интересно, а когда мне интересно, я могу увлечься и даже напрячься для дела. Но описать в точности звук, с которым я выдохнул воздух, мне всё же не под силу.

Бла, надеюсь, когда-нибудь в электронные книги всобачат возможность добавления аудиозаписей. С аудиокнижками понятно, там хоть все звуки мира выводи, а вот те, что пользуются напечатанными буквами, а не проговоренными, нуждаются в таких дополнениях. Вставлять в читалку динамик, и всё. А если телефон, то там уже всё есть, что нужно. Ты плывёшь взглядом по строчкам, а потом хоба!! Там значок аудиозаписи с иконкой “PLAY”. Ты слушаешь, и читаешь дальше. И вот я бы мог выдохнуть этим воздухом в микрофон, и ты бы сам услышал своим ухом всё, что нужно. Это ещё легкая и достаточно выполнимая фигня.

А вот представь будущее: ученые выяснили, какая именно комбинация нейронов отвечает за прорисовку мыслей, и взломали этот код. Телепатия возможна! Теперь мысли можно транслировать от одного человека другому. Я вставляю флэшку в висок или просто провод какой-то подключаю, и трансформирую картинку из своей башки в цифру в каком-нибудь новом хитром формате. Ты скачиваешь файл себе, вставляешь флэшку с ним или подсоединяешься, и вот у тебя всё то, что я себе напредставлял с максимальной точностью. С чувствами, с кайфом, с болью, с удовольствием, со скрежетом в зубах. Своеобразная дурь, а?

Так что, получается, книги — наш наркотик? И у каждого из нас от них свой собственный приход. Ну, что же. Думаю, это вполне себе чистая дурь. Такой можно закидываться и не бояться. Или всё же стоит остановиться иногда? Хер знает. Поживём — увидим. А пока будем веселиться. А пока мы будем читать.

А вот мне тут, бля, до веселья ещё плыть и плыть! Кира полезла в рану ещё одной железкой, которую только что проспиртовала.