3 марта 2011 года, Токио
Сузуки Норикацу вышел из станции подземки «Касумигасэки», и его передернуло от холода. Он чихнул и пошел по улице, чувствуя, как ветер холодит шею. Район, где располагались правительственные учреждения, был запружен демонстрантами. Похоже, тут собрались все, от праваков в микроавтобусах, до защитников гражданских прав и представителей профсоюзов. И те, и другие орали в мегафоны, стараясь перекричать друг друга.
«Чертовски холодно для марта», — подумал Сузуки. Он чувствовал, что как будто растворяется в этих воплях. Он не выспался и сейчас испытывал озноб — явный признак простуды. Все-таки нужно было надеть шарф!
Сегодня утром он заказал через Интернет у флориста букет цветов с бесплатной куклой хина нингё[5] и отправил в подарок своей тринадцатилетней дочери. Сузуки развелся пять лет назад, дочь осталась жить с матерью. Тогда он решил отправлять ей каждый год цветы в качестве подарка ко дню рождения. Дочь с раннего детства ворчала на него — ее день рождения приходился как раз на Праздник девочек 3 марта, и таким образом вместо двух подарков она получала один. Посылая дочке цветы, Сузуки каждый раз вспоминал, что на дворе уже март, а значит, близко настоящая весна. С годами эта связь настолько закрепилась в его сознании, что сегодня, несмотря на предупреждение о снижении температуры, вышел из дома без теплого шарфа.
Сузуки служил в Информационно-исследовательском бюро при Кабинете министров; сокращенно это бюро называлось Найтё. В течение последних пяти лет в Найтё постоянно сокращали штаты, приостанавливали набор новых сотрудников, тасовали оставшиеся кадры, в результате чего к апрелю минувшего года численность сотрудников снизилась со ста пятидесяти до ста двадцати человек. Так что взять больничный не получится — это сразу навлечет критику, которой и без того хватало тем, кто, как Сузуки, пришел на службу из частного сектора. И дело не только в бюро — в Касумигасэки[6] все министерства и ведомства подверглись реструктуризации. И каждый раз при встрече с коллегами разговор неизбежно сводился к слухам о том, что пенсионный фонд истощится лет через пять. И тогда…
Наклонившись навстречу ветру, Сузуки смешался с толпой чиновников, спешащих в свои учреждения. На противоположной стороне правые и профсоюзники старались переорать друг друга, понося правительство и бюрократов. Первые призывали к созданию ядерного оружия и возвращению военного призыва, что помогло бы японцам снова стать независимой нацией и перестать пресмыкаться перед Америкой и Китаем. Профсоюзные деятели тем временем надрывались о соблюдении девятой статьи Конституции, смысл которой сводился к отказу от войны «на вечные времена» и, соответственно, от армии[7]. Впрочем, обе стороны сходились в одном — в ненависти к существующей администрации.
Служащие, и Сузуки вместе с ними, разбредались по рабочим местам, стараясь не обращать внимания на рев громкоговорителей. За прошедшие годы экономика находилась в глубоком упадке, что повлекло за собой беспрецедентную рецессию вкупе с инфляцией. Чтобы спасти финансовую систему, были заморожены все банковские счета. Это было крайней мерой, но не спасло денежный рынок от краха. Для иностранных инвесторов регулируемая экономика была хуже смерти, и они толпами повалили вон. Предприятия, чтобы выжить, массово сокращали сотрудников; количество самоубийств среди людей среднего возраста и пожилых увеличилось почти вдвое. При этом зарплаты госслужащих остались на прежнем уровне, и теперь, вслед за правыми консерваторами и профсоюзами, их начали ненавидеть уже все остальные.
Входя в здание, где располагалось бюро, Сузуки поздоровался со знакомым охранником и снова чихнул.
— Вы в порядке, сэр? — забеспокоился пожилой страж. — Я вот лично всегда такие использую, — добавил он, доставая из кармана греющие салфетки. — А то как глянешь на тех вон парней, мороз аж до костей пробирает.
Рядом с подъездом стояла бронированная машина, а рядом — несколько солдат в полной боевой экипировке. Толстые листы брони и правда вызывали озноб.
Сразу после замораживания банковских счетов в Министерство финансов полетели бутылки с коктейлем Молотова; в официальной резиденции премьер-министра обнаружили заложенную бомбу; а прошлым летом у здания Национального Совета произошел теракт в стиле исламских фундаменталистов. Взрыв был недостаточно мощным, чтобы говорить о большой трагедии, однако в результате этого инцидента было принято решение обеспечить охрану парламента, правительственных и иных учреждений, а также атомных станций Силами самообороны.
Замораживание счетов было следствием кризиса, возникшего после того, как значительная часть госслужащих поколения «беби-бума» достигла пенсионного возраста. Платить пенсионерам было нечем. Цены на уже купленные облигации начали стремительно падать, а процентные ставки по кредитам возрастать. Вследствие рецессии инфляция поползла вверх. Беспокойство переросло в недовольство, нацию охватило чувство обиды и несправедливости. В попытках удержать власть правительство увеличило численность Сил самообороны, что повлекло резкую реакцию со стороны США, Европы, Китая, России и Южной Кореи. Многие из тех, кто лишился своих сбережений, и зависящие от поддержки электората политики высказывались за внесение изменений в Конституцию с целью легального наращивания военной мощи и создания ядерного оружия. Это, по их мнению, должно было стать средством спасения национальной гордости. Партия, распространявшая эти идеи, была сильна и имела все шансы сохранить власть, несмотря на призывы либеральных политиков к международному сотрудничеству. И чем плотнее сжималось вокруг Японии кольцо международной изоляции, тем больше разуверившихся людей склонялось к жестким политическим мерам.
За последние пять лет Соединенные Штаты передислоцировали свои вооруженные силы за рубежом, и количество размещенных в Японии гарнизонов сократилось вдвое. Финансовый и торговый дефициты непомерно возросли в условиях войны с терроризмом, что привело к резкому падению курса доллара, и это благополучно завершило эпоху всемирного господства США. После победы Демократической партии новая администрация США стала стремиться к более широкому сотрудничеству с Европой, Китаем и Россией. Россия и Китай попали в сферу интересов Америки ввиду ее большой озабоченности ядерной программой Японии. США намекнули на возможность денонсации Договора о безопасности с Японией, а также выразили намерение снять эмбарго на поставку вооружений в КНР и отказаться от участия в американо-японской системе противоракетной обороны. Кроме того, Штаты объявили о повышении цен на кормовое зерно для Японии. Все это означало, что Америка не протянет руки помощи Японии в случае продовольственного или энергетического кризиса — впрочем, кризис уже наступил. Отношения двух бывших союзников охладели буквально за одну ночь, что вызвало бурю возмущения даже среди самых проамериканских политиков. Вероятно, дело заключалось в том, что Америке все труднее было играть роль «мирового жандарма». Штаты хотели подтолкнуть страны Азиатско-Тихоокеанского региона (в том числе и Японию) к соглашениям о коллективной безопасности, однако японские СМИ и значительная часть населения неправильно истолковали эту информацию. В Японии поднялась волна антиамериканизма, которую политики так и не смогли сдержать.
Солдаты Сил самообороны стояли с автоматами Type 89 на изготовку, глядя поверх голов входивших в здание служащих. Абсолютно неподвижные, они напоминали выключенных роботов. Сузуки уже узнавал кое-кого из них, но ни один не отвечал на его приветствия. Вскоре после того, как здесь установили пост, он спросил у одного из солдат, где тот обедает. Вояка не то что не удостоил его ответом — он даже не взглянул в сторону Сузуки.
Многие из служащих возражали против военизированной охраны, да и в СМИ раздавались критические замечания на сей счет. Будь хоть какой-то контакт, хоть какой-то намек на общение, присутствие охраны воспринималось бы легче, думал Сузуки. Речь, конечно, не шла об обмене шутками или тем более о приятельских разговорах, — но было что-то неестественное в столь подчеркнутом игнорировании тех, кого эти солдаты охраняли. В случае террористической атаки наличие хоть какого-нибудь взаимодействия могло бы существенно облегчить ситуацию. Но взаимодействия не было.
Впрочем, дело было не только в отсутствии взаимодействия между служащими и солдатами. Чиновники всех министерств и ведомств, не только в Найтё, были решительно не способны поддерживать нормальные отношения даже между собой. Не то что они были открыто враждебны друг к другу, просто не могли найти общего языка или же элементарно лицемерили.
— Сузуки-сан, не перекинете ли это патрону?
Едва Сузуки сел за свой рабочий стол, как Ёсида из секции коммуникаций Международного отдела протянул ему распечатку электронного письма от Агентства национальной безопасности США.
Ёсиде было тридцать, то есть на десять лет меньше, чем Сузуки. Как и Сузуки, он также пришел в Найтё из частного сектора.
— Что это? — спросил Сузуки и три раза подряд чихнул.
— Простыли?
В просторном кабинете на пятьдесят квадратных метров было холодно.
— Шарф забыл, — пояснил Сузуки.
— Н-да, — кивнул Ёсида и поежился. — Не хотят топить. Сокращение расходов. — В доказательство своих слов Ёсида открыл рот и выдохнул облачко пара.
Сузуки решил не снимать пальто.
В распечатке говорилось, что Агентство нацбезопасности официально признало существование крупной сети наблюдения под названием ЭШЕЛОН. А «перекидыванием» на служебном жаргоне именовался процесс передачи информации вверх в установленном порядке.
Ёсида продолжал стоять около стола Сузуки.
— Не знаю… — пробормотал он, бросив взгляд на патрона, который сидел за столом у окна.
— Что? — Сузуки вопросительно вскинул на коллегу глаза.
— Подумайте сами, — сказал Ёсида, понизив голос. — Бюджет нашего Центра завязан на ЭШЕЛОНЕ.
Сузуки понимал, к чему клонит Ёсида. ЭШЕЛОН был мощной системой, которая управлялась правительственными службами пяти стран: АНБ в США, Центром правительственной связи Великобритании, Центром безопасности коммуникаций в Канаде, Австралийской спутниковой станцией защиты коммуникаций и Службой безопасности правительственных коммуникаций Новой Зеландии. Телефонные звонки, факсы и электронные сообщения по всему миру обрабатывались и анализировались на предмет наличия ключевых слов, после чего вся информация заносилась в базу данных. Суперкомпьютер под названием «Словарь» автоматически определял адрес отправителя и получателя любого сообщения, где встречались, например, такие слова, как «президент США», «убийство», «бомба», «ХАМАС», и так далее. Ключевые слова охватывали всё, что относилось к национальным интересам стран, использовавших систему: от политики, общественной безопасности и экономики до защиты окружающей среды и прав человека. В базе хранилось невероятно большое количество информации. Система нормально работала, если электронной связью пользовалось ограниченное количество людей. Но с ростом числа пользователей Интернета в Китае, Индии и других развивающихся странах расходы стали расти как снежный ком. Ввести в систему «Словаря» несколько новых языков — это стоило целое состояние. Добавить сюда армию переводчиков, которые расшифровывали передаваемые сообщения. Кроме того, бывали случаи рассылки спама, содержащего ключевые слова, от разных организаций по защите прав человека или от враждебно настроенных по отношению к Великобритании или США лиц. Система давала сбой (это случалось нередко), и каждый раз требовалось немало средств, чтобы снова запустить ее.
И вот теперь АНБ не только раскрывает карты (официально признает существование системы), но и объявляет, что отныне будет сужать диапазон перехватываемых сообщений. Общеизвестно, что высокотехнологичная система, установленная на японском спутнике IGS[8], была смоделирована по настоянию США и при непосредственном участии американских корпораций. Управление велось через антенны, установленные на обширной территории к востоку от города Томакомай на острове Хоккайдо. Всё это обошлось в жуткие тридцать миллиардов иен, а теперь вдруг выясняется, что вся сеть ЭШЕЛОН стала, в принципе, бесполезной.
— Мне кажется, мы не можем просто так отмахнуться от этого. Информацию следует доложить секретарю Кабинета министров, правильно?
— Ну, это не мне решать, — молвил Сузуки.
В обязанности Ёсиды входил сбор информации из разных подразделений Найтё; проанализировав ее, он передавал материалы, достойные внимания, начальнику Международного отдела. Дальше информация поступала директору Найтё по связям, а тот, отсеяв все лишнее, докладывал секретарю Кабинета министров. По традиции пост начальника Международного отдела занимал человек из Национального полицейского агентства. Ёсида передавал ему информацию, которая могла усложнить положение дел во всем мире, но проблема в том, что она могла оказаться в руках старых пердунов, которые все еще оценивали угрозу для нации лишь с точки зрения крайне правых или крайне левых.
— Чем скорее вы станете патроном, тем лучше. Так думают все молодые, — шепнул он Сузуки.
— Хорошо, хорошо. Вернитесь к вашей работе, — тот торопливо кивнул, заметив, что за ними наблюдает шеф.
Начальнику Международного отдела было за пятьдесят. Он начал свою карьеру, окончив Токийский университет, в Службе безопасности Национального полицейского агентства. Однако у него не было многочисленных зарубежных контактов, как у Сузуки и Ёсиды, и, в отличие от них, он плохо владел иностранными языками, за исключением разве что китайского, который изучал в качестве хобби. В век терроризма власти должны обладать знаниями международной обстановки и соответствующим опытом. Но в Касумигасэки за последние тридцать лет ничего не изменилось — даже стаж и выслуга рассчитывались по-старому. Патрон прекрасно знал про все недочеты, равно как и то, что Сузуки куда как лучше подходит для должности начальника, чем он сам.
Сузуки Норикацу происходил из династической семьи: три поколения от прадеда до его отца служили в полиции. Но Сузуки, когда был молод, порвал с семейной традицией, поступив в крупную торговую компанию, занимавшуюся поставками целлюлозы из Латинской Америки и с Аляски. Затем он переключился на ближневосточную нефть. На него обратили внимание после блестящего доклада по вопросу арабо-израильского конфликта на конференции с участием ведущих аналитиков со всего мира. Впоследствии, по настоянию отца, он стал работать в Касумига-сэки.
Сузуки больше не чихал — возможно, никакой простуды у него и не было. Все утро он провел, разбирая доклады, переданные из различных отделов — торговли, валютных операций, Юго-Восточной Азии, Северной и Южной Америк, и прочие. Кое-что было из Внутреннего отдела и Экономического департамента. Будучи заместителем начальника Отдела по общим вопросам Центра кризисного управления, Сузуки в основном собирал, анализировал и сортировал информацию. Просматривая актуальные новости, он составлял резюме и направлял его дальше, наверх. В Найтё его считали экспертом по международным отношениям, хотя за рубежом он бывал не так уж часто. Пару месяцев провел в Чили и полгода в Бахрейне, плюс краткие бизнес-командировки. Этого было мало. Ёсида, например, два года жил во Франкфурте, полтора года — в Нью-Йорке, два с половиной года в Женеве; также он довольно много времени провел в Юго-Восточной Азии и Западной Африке.
Сузуки полагал, что сбор и анализ информации у него получается куда лучше, чем написание заключений по вопросам международных отношений. Любую информацию, представляющую интерес для аналитика, можно найти в общедоступных источниках. Особенно это касается США и Европы — все, что нужно, есть в газетах, журналах или в Интернете. Только в кино шпиону приходится рисковать своей жизнью, чтобы добыть важные секреты. Но в методических пособиях любой разведшколы мира на первой же странице говорится, что девяносто девять процентов интересующей разведчика информации о стране содержится в периодике. И это действительно так.
— Сузуки, у вас есть минутка?
Отложив сэндвич, который только что развернул, Сузуки подошел к патрону. Сквозь толстые линзы очков тот разглядывал инфу про ЭШЕЛОН. Чтобы не мешать ему, Сузуки с отвращением уставился на усеянный белыми крапинками галстук шефа.
— Объясните мне простыми словами, что это означает?
Распечатка была на английском языке, хотя, разумеется, к ней прилагался и японский перевод. Правда, слово «наблюдение» было переведено, как «подключение к сети», но суть от этого не менялась: секретная шпионская сеть ЭШЕЛОН больше не была секретной. А значит, она перестала быть эффективной.
Все это Сузуки объяснил патрону, стараясь избегать покровительственных интонаций. Свои комментарии он вежливо предварял словами: «Как вам известно», «Я уверен, что вы уже знаете…» и прочими в том же духе.
— А почему тут стоит гриф «Особая важность»?
«Этот кретин не хочет сообщать о письме в Кабинет министров, — подумал Сузуки. — Любому дураку после этого сообщения стало бы ясно, что сеть слежения теперь бесполезна».
Некоторые из министров и должностных лиц, ответственных за установку системы на IGS, все еще сидели в своих высоких креслах. И хотя тридцать миллиардов иен все же не были потрачены впустую, просочившаяся информация была бы весьма на руку тем, кто ранее выступал против проекта IGS, а также оппозиции и средствам массовой информации. Если найдется хоть кто-то, кто получит выгоду от утечки информации, можно быть уверенными, что найдется и тот, кто ее сольет.
— В письме АНБ говорится о сети ЭШЕЛОН… Это крайне срочно, — сказал Сузуки, надеясь, что если не этот болван, то кто-то другой поймет: пренебрежение полученной информацией может привести к гибельным последствиям.
Патрон сделал кислое лицо и, по всему, хотел возразить, но его внимание привлекло что-то за окном. Повернувшись к окну, Сузуки увидел большую черную птицу, скользнувшую в просвете между зданиями напротив. С головокружительной скоростью птица летела в их сторону. Пытаясь избежать столкновения, она суматошно захлопала крыльями, но все равно ударилась о стекло. Раздался звук, напоминающий хруст пластиковой бутылки под ногой. Молоденькая сотрудница из экономического сектора вскрикнула и вскочила со стула. Вероятно, ей показалось, что прогремел ружейный выстрел.
— Еще одна птичка… — вздохнул шеф и снова погрузился в чтение.
Сузуки подошел ближе к окну. Птица медленно, зигзагами, удалялась. Она и правда была не первой. Время от времени птицы бились о стекло, оставляя на нем смазанные пятна. Никакой мистики: в окне отражался домашний сад, расположенный на крыше частного дома наискосок от здания Найтё.
Новенькая сотрудница поднялась со своего места и встала за спиной Сузуки:
— Что это было?
— Да ничего.
Патрон решил, что письмо должно остаться в Отделе по общим вопросам. Сузуки написал об этом по электронной почте Ёсиде и получил краткий ответ: «Дерьмо!»
Спецслужбы Японии, действовавшие с оглядкой на США, не имели опыта обмена информацией, и у них не существовало единой системы для различных ведомств. В случае чрезвычайной ситуации принимать соответствующие меры должен был Совет по безопасности. Но у спецслужб не было каналов для передачи информации Совету. Почему правительство Японии не придавало этому значения и не занималось всерьез вопросами разведки? Сузуки часто задавали такой вопрос иностранные специалисты, но ему просто нечего было ответить.
В самом деле, почему?.. Количество бездомных выросло вчетверо. Росло число самоубийств, безработица достигла почти десяти процентов. Уровень подростковой преступности буквально зашкаливал. Ожидалось, что ситуация будет ухудшаться, однако бюджеты разведывательных служб были урезаны в первую очередь. Самые одаренные служащие в Касумигасэки работали в ведомствах, занимавшихся экономическими вопросами. Возможно, роль тут сыграл отказ от войны, зафиксированный в Конституции, возможно, молодым был интересен экономический рывок после поражения во Второй мировой, а может быть, у кого-то вызывало отторжение прочно установившаяся связь слова «разведка» с мрачной тенью предвоенной тайной полиции. Однако Сузуки полагал, что все куда проще: разведке не придавали особой важности, по тому что в этом не было необходимости. Япония никогда не переживала вторжений и была этнически однородна. Внутренние дела веками имели для японцев больший приоритет, чем внешние. Страна просто не смогла приспособиться к изменившимся обстоятельствам.
К середине дня на столе у Сузуки накопилось множество бумаг. Репортаж британской газеты о трехстороннем конфликте шиитов, суннитов и курдов в Ираке; газета Макао сообщала о мусульманских боевых группировках на Филиппинах; информация от радиостанции с Западного побережья США о многочисленных беспорядках со стрельбой; некий итальянский журнал разоблачал преступную деятельность русской мафии, которая контролировала профессиональный спорт (вскользь говорилось об израильских источниках ее финансирования); лежала газета, издаваемая северокорейскими беженцами, живущими в Северо-Восточном Китае; статья из еженедельного журнала о распространении экстремистских групп среди японских бездомных; катарская газета рассказывала о совместных действиях экстремистов Египта и Саудовской Аравии; требовал просмотра новостной бюллетень некоей неправительственной организации, которая занималась бурением скважин в Афганистане; очерк британского профессора о пакистанской тайной полиции; распечатка с сайта американской электроэнергетической компании, взломанного бразильским хакером.
Набив в поисковике нужную ему строку, Сузуки неожиданно вышел на сайт, где были размещены фотографии жирной бабищи, занимавшейся скотоложеством; желудок свело спазмом при виде толстухи, запихивающей в себя конский пенис. Чертыхнувшись, он исправил ошибку в строке и вышел на сайт южнокорейского правого таблоида, известного своей резкой критикой в отношении Северной Кореи. У них можно было найти информацию о КНДР, не публиковавшуюся в официальной прессе. Именно эта небольшая газетенка потрясла мир сенсационным репортажем о согласии властей Северной Кореи допустить международную комиссию к инспекции ядерных объектов страны. Теперь же на сайте говорилось, что в Северной Корее происходит что-то необычное, хотя никаких оснований так думать не было… если не считать того, что на протяжении двух последних месяцев там не наблюдалось никакой активности по части войск. Ким Чен Ир, как известно, имел привычку перемещать войска — то ли для того, чтобы поддерживать армию в состоянии боевой готовности, то ли, чтобы предотвратить государственный переворот. Однако, согласно таблоиду, за последние два месяца никакого движения войск замечено не было.
— Вероятно, слишком холодно, — процедил сквозь зубы Сузуки и криво улыбнулся, вспомнив, что Северная Корея находится в тисках суровой зимы вот уже тридцать лет.
Его внимание привлекла маленькая статейка в газете, лежавшей на столе. Сузуки прочитал ее, потом перечитал еще раз, наклонив голову набок. В статье говорилось о кораблях-наблюдателях, которые в большом количестве выходили из северокорейских портов последние две недели. Ну и что же тут необычного? Информация как информация, ничего особенного.
— Каваи, можно тебя?
Каваи, сотрудник корейской секции, был специалистом по современной истории Восточной Азии; он учился в университетах Китая и Южной Кореи, в совершенстве владел северокитайским и корейским языками. У него были связи в организации, которая оказывала помощь северокорейским беженцам.
— Это от тебя пришло, да? — спросил Сузуки, показывая на газету.
— Ну да.
Каваи выглядел маленьким, щуплым и слабым, но характер у него был дерзкий. Меньше всего он был похож на человека, склонного к государственной службе.
— Это же не первый случай? Я про корабли говорю.
— Да, не первый.
Каваи сказал, что за последние пять лет было как минимум восемь подобных случаев, и пояснил, когда именно.
Сузуки все еще ломал голову, что именно в заметке заставило его насторожиться.
— Правда, на этот раз есть отличие… — интригующе произнес Каваи.
— Отличие? Какое?
— Раньше суда зигзагообразно следовали вдоль японских границ, фиксируя время появления патрульных катеров и наблюдая за перемещениями береговой охраны. А тут ничего такого не было.
— И какой вывод ты мог бы сделать?
Каваи посмотрел в потолок, помолчал и, наконец, изрек:
— Не знаю.
— Но ты утверждаешь, что это что-то совершенно новое?
— Да. Хотя вполне возможно, что береговая охрана просто не заметила маневров. Сейчас рыболовный сезон, и там должно быть множество рыболовных судов. Если корейцы смешаются с рыбаками, то там вообще ничего не различишь. Кроме того, из-за погоды недавно была очень плохая видимость.
Слушая Каваи, Сузуки немного успокоился. Из-за большого объема анализируемой информации он часто впадал в тревожное состояние. Иногда интуиция его не обманывала, но временами подозрения оказывались беспочвенными.
— Благодарю, — сказал он.
Каваи поклонился и сел на свое место.
Сузуки метнул взгляд в сторону стола у окна. Заметил ли шеф, что он разговаривал с Каваи? Однако шефа на месте не оказалось. Сузуки посмотрел дальше, на окно, и вдруг понял, что все это время не давало ему покоя. Эти пятна от птиц на стекле… Когда он разговаривал с шефом, в стекло врезалась очередная птица. Единственным человеком в кабинете, у кого это вызвало удивление, оказалась новенькая сотрудница. Никто, а менее всех сам патрон, не обратил никакого внимания на этот эпизод — все уже раз сто видели, как бьются птицы. Если человек раз за разом наблюдает одно и то же, в конце концов он перестает замечать это. А что, если он, Сузуки, утратил остроту внутреннего зрения? Быть может, корейцы намеренно повторяют свои выходы к границе Японии, чтобы скрыть что-то другое? Так сказать, усыпляют бдительность врага, отвлекают внимание… Однако это была всего лишь догадка, и патрон вряд ли воспримет это сообщение всерьез.
Сузуки вздохнул и положил отчет в лоток с табличкой «исполнено».