Фатерлянд

Предисловие 2. Те, кто ждет

19 марта 2011 года, Фукуока, о. Кюсю

— Эй, Татено!

Раньше он никогда не слышал, как звучит его имя из уст другого человека. Покинув отчий дом, он очень редко кому-нибудь представлялся. В полицейских участках и исправительных домах это было первое, что у него спрашивали: «Как твое имя? Как тебя зовут? Тебе так много лет, и ты не знаешь своего собственного имени?»

Он упорно держал рот на замке, даже если ему начинали угрожать или тем более били. Молчание приводило к мысли, что у него не все в порядке с головой. Не называть людям своего имени — что может быть более странным? Это пугало. Но раскрыть свое имя — первый шаг к подчинению.

— Татено!

Его звал Синохара, тот самый парень, который держал лягушек, пауков, скорпионов и прочих ядовитых тварей. Никто здесь, включая Исихару, никогда не спрашивал у Татено, как его звать. Когда же кто-нибудь во время разговора заминался, не зная, как к нему обратиться, он говорил просто: «Я — Татено». Эту информацию он раскрывал далеко не каждому со времен начальной школы. Спустя три месяца его имя было известно всем в доме, а Татено точно таким же неформальным путем выяснил имена остальных.

Теперь, когда он думал о Нобуэ — бродяге с ужасным шрамом на щеке, который и направил его в этот дом, — он точно мог сказать, что Нобуэ тоже не спрашивал его имени. Мужчина просто дал ему номер телефона Исихары, и Татено, где автостопом, а где и зайцем на поездах, добрался до Фукуоки.

— Мне дал ваш адрес чувак по имени Нобуэ, — объявил он по прибытии.

— Да? — только и ответил Исихара.

Никто не пялился на него. Никто не спрашивал, сколько ему лет или откуда он родом… никто вообще ни о чем его не спрашивал. Здесь такие вещи никого не интересовали.

Татено было шестнадцать, Синохаре — на два или три года больше. Но Татено никак не мог понять, сколько же лет Исихаре. Исихара был небольшого роста, иногда он мог сойти за студента, а временами казалось, что ему не меньше семидесяти. Глаза его глядели всегда сонно, но в нем было что-то притягательное. Синохара говорил, что он поэт, и получил несколько известных премий. Татено подумал: неплохо бы почитать какие-нибудь его стихи.

В первый день Исихара показал ему комнату и сказал:

— Вот твое место. Но ты должен следить за чистотой, хорошо?

Конечно же, Татено не нужно было платить за койку, и здесь всегда можно было чего-нибудь перекусить. Денег у него все равно не было, но, вероятно, многие из ребят, живших здесь, имели какую-нибудь временную работу или другие источники дохода. Татено понимал, что его приняли только лишь благодаря рекомендации Нобуэ. Исихара не пускал к себе случайных людей.

— Эй, Татено!

Он отложил книгу и отпер дверь. Физиономия Синохары сияла как медный таз.

— Есть хочешь? — спросил он, протягивая Татено эмалевый горшочек, разрисованный цветами. — Это тушеная курица. Угощайся. И будет очень мило с твоей стороны, если ты вымоешь посуду, когда закончишь.

Синохара был в плаще и с рюкзаком на спине, и Татено поинтересовался, куда он направляется.

— В лесной храм, — не оборачиваясь, бросил тот.

«Должно быть, за своими жучками-паучками», — подумал Татено.

— А ничего, если я тоже приду туда попозже?

— Конечно, — ответил Синохара и, свернув за угол, скрылся из виду.

Когда Татено вернулся в комнату, на верхней койке уже потягивался Хино.

— Доброе утро.

— Доброе.

Был почти полдень, но Хино имел привычку спать часов по двенадцать, а то и больше. Хино был родом из Нагои. Когда ему исполнилось шесть, его отец, работавший клерком в конторе, купил в городском предместье дом. Мать Хино с трудом согласилась на переезд, ей не нравилось, что дом выстроен из синтетических материалов. У нее часто случались нервные срывы. В конце концов у мамаши возникла навязчивая идея о том, что в краску, которой были окрашены стены дома, подмешан яд. Все закончилось тем, что она брызнула своему мужу в глаза концентрированным дезинфицирующим средством, а затем восемнадцать раз пырнула его ножом. Перед тем как перерезать себе глотку, она попыталась убить семилетнего Хино, но тому удалось убежать, отделавшись колотой раной в плечо.

Наслушавшись от мамаши об опасности крашеных стен, Хино в любом помещении впадал в прострацию. Его поместили в сиротский приют, но, когда ему исполнилось тринадцать, он облил полы бензином и чиркнул зажигалкой, отправив на тот свет четырех служащих приюта. После этого его поместили в детский исправительный центр, откуда он дважды сбегал.

Используя поддельное удостоверение личности, Хино работал на стройках, занимался вентиляционными системами и сантехникой. Среди некрашеных бетонных перегородок строящихся зданий он чувствовал себя вполне комфортно и предпочитал спать не в рабочих бытовках, а прямо на голом бетонном полу, завернувшись в одеяло. Хино любил небоскребы. Он относился к ним, как к живым существам, которые по мере роста меняют свое обличье, пока не достигают небес. И это была не метафора — он действительно считал их живыми. «Представляешь, — сказал он однажды Татено, — прилетают к нам пришельцы и видят обыкновенный небоскреб. Для них он вполне может сойти за какую-нибудь форму жизни».

Хино говорил, что системы электро- и водоснабжения, а также вентиляционные каналы для зданий — то же самое, что нервная и кровеносная системы для человеческого тела. Воздуховоды он уподоблял органам дыхания. Все это его так увлекало, что прорабы не раз советовали Хино получить лицензию инженера по вентиляции. Ну или слесаря-водопроводчика. Хорошая идея, но Хино понимал, что в таком случае откроется его настоящий возраст. Как он ни шифровался, в шестнадцать его все равно нашли на одной из строек в Синагаве и отправили обратно в исправительный центр. Не имея сил жить в окружении стен, Хино треснул по башке металлической трубой смотрителя, после чего был направлен на психиатрическое освидетельствование в клинику. Там на него обратил внимание молодой доктор, который был наслышан о коммуне Исихары в Фукуоке; он предложил Хино отправиться туда после выписки из клиники. Хино так и поступил, явившись к Исихаре с ценнейшим набором инструментов для сантехнических и вентиляционных работ. У него было почти все, что нужно: переносная ацетиленовая грелка, фрезы, ножовки, фомки… чего только у него не было! Большую часть инструментов он украл на стройках. В комнате он оборудовал тайник, где и хранил свои сокровища. Если где-нибудь заходил разговор о небоскребах или вентиляционных системах, лицо Хино начинало сиять, и он говорил: «Будет время, я вам их покажу».

Татено поставил горшочек на плитку и зажег газ.

— Пахнет ничего так, — заметил Хино, протирая спросонья глаза.

— Это тушеная курица, — сказал Татено.

Хино потянулся, упал обратно в постель и принялся за свои утренние упражнения, приговаривая: «Тушеная курица, тушеная курица».

Комната, которую они вместе занимали, раньше была складом. Им приходилось пользоваться газовым баллоном, но зато здесь были водопровод и электричество. Ванная — одна на всех, в конце коридора, напротив комнаты Синохары. Впрочем, горячей воды все равно не было, и, для того чтобы помыться, приходилось идти в здание, где жил Исихара.

Весь комплекс располагался неподалеку от залива, в реконструируемой промзоне Ниси Вард. Тут в основном были склады и офисные зданиями, но попадались и жилые дома. Большая часть так и осталась недостроем из-за экономического спада, внесло свою лепту и разрушительное наводнение, случившееся несколько лет назад. Теперь все это напоминало город-призрак. Вместо новеньких домов — металлические каркасы, а кое-где и просто бетонные фундаменты.

Татено понятия не имел, когда здесь поселился Исихара. Синохара говорил, что лет десять назад, другие полагали, что пятнадцать, а сатанисты — пятеро парней Орихара, Сато, Кондо, Миядзаки и Сибата — утверждали, что Исихара здесь живет уже все двадцать лет.

Вся пятеро сатанистов были родом из Кумамото. Когда Орихаре было тринадцать лет, Сато — одиннадцать, а остальным троим по двенадцать, они рассказали своим учителям, а затем и полиции, что встретили самого дьявола, и это подвигло их вступить в тайную религиозную организацию под названием «Храм сатаны». В доказательство они описали облик сатаны, показали «послания дьявола», которые автоматически выводили на бумаге под его диктовку, трупы домашних животных, убитых и разбросанных сатаной, а также шрамы и ожоги на своих руках, спинах и животах — их-де тоже оставил сатана.

Описания сатаны были вполне последовательными, а шрамы и ожоги на худеньких телах — самыми что ни на есть настоящими, поэтому журналисты ухватились за сенсацию. Вскоре дети стали главными героями скандала, названного «Сатанинским инцидентом». Даже Татено помнил — «Сатанинский инцидент» в течение нескольких недель был в топе новостей. Он видел репортаж, где все пятеро водили оператора и репортера по пустырю за их школой и по соседнему парку, показывали скелеты собак и кошек, куски металла, украшенные странными рисунками, а также что-то покрытое плотной черной материей, напоминавшее по очертаниям алтарь. Потрясенный ведущий воскликнул: «Это ли не доказательство тому, что дьявол существует?!» Народ, уже сытый по горло политическими и экономическими новостями: банки, которые не позволяют вкладчикам забрать свои накопления, правительство, которое не дает обменять доллары на иены, обанкротившиеся корпорации, которые раньше считались оплотом стабильности, — с удовольствием проглотил сюжет.

Как и следовало ожидать, после проведенного полицией расследования никаких доказательств существования дьявола не обнаружили. Вскрылось, что всех пятерых жестоко избивали родители. Один из местных жителей рассказал, что видел, как мальчишки мучили собак и кошек. Психологи объяснили, что такое поведение характерно для детей, которые, подвергаясь домашнему насилию, вымещают обиду на слабых жертвах. После прохождения психологического теста мальчишек отправили в специальную школу, откуда они через два года сбежали, добрались до Фукуоки и примкнули к общине Исихары.

Хино спрыгнул со своей койки, протиснулся между стеной и столом, все же задел Татено и, выходя, коротко бросил:

— В сортир.

Комната, что они делили на двоих, ранее использовалась в качестве хранилища. Длиной она была в три контейнера для морских перевозок. Двухъярусная койка стояла в дальнем от входа конце. Еще здесь были нескольких книжных полок, стол, на котором стоял ноутбук Хино, и пара стульев. Ходить по комнате можно было лишь боком, да и то задевая друг друга, — настолько узкой она была. Окон не имелось, равно как и телевизора, а радио они слушали редко. Вообще, Исихара не рекомендовал смотреть телевизор, утверждая, что он «компостирует мозги» — подавляет истинные чувства и эмоции, присущие каждому человеку. Как альтернативу, он предлагал читать, и, похоже, здесь все много читали. Татено никогда и не думал, что способен одолеть так много книг.

Он жил здесь уже три месяца. Первое время они с Хино почти не разговаривали. У Хино было круглое, лишенное всякого выражения лицо Дзидзо[9]. Если он оставался в комнате на весь день, то мог все время провести в своей койке, либо читая, либо выполняя упражнения для укрепления мускулов живота, плеч, рук и спины. Только после того как Татено на пустыре продемонстрировал ему свое искусство владения бумерангом, они стали обмениваться репликами чуть больше, чем до этого. В первую же ночь Татено спросил Хино, любит ли тот читать, на что получил ответ: «Без разницы». Но Татено не обиделся — он не обращал внимания на такие реплики. Тут всем было до лампочки, плохо или хорошо ты социализирован, много или мало ты говоришь, как относишься к новым людям, умеешь ли ты принимать чужую точку зрения, — и Татено это нравилось.

Когда курица согрелась, он отложил половину на отдельную тарелку для Хино, а свою порцию съел с намазанным маргарином хлебом. Вымыв горшочек, он решил сходить в лесной храм к Синохаре. Ему показалось, что на улице довольно тепло, и достаточно будет одной рубашки, хотя, сидя в комнате без окон, трудно быть уверенным в погоде. На всякий случай Татено решил накинуть куртку. Ибо первое, что усваиваешь, живя с бездомными или путешествуя на товарных поездах, — хуже человеческой жестокости только холод. В теплую погоду можно скинуть с себя лишнее, но если нечего надеть при морозе, то и помереть недолго. Прошлой зимой в парке Рёкюти прямо у него на глазах насмерть замерз человек.

Татено надел рюкзак с бумерангами и направился к выходу. Проходя мимо ванной, он едва не столкнулся с Хино. Парень только что умылся и все еще протирал волосы полотенцем. Татено сказал ему, что оставил еду на столе, и тот молча кивнул.

Проходя по коридору, Татено окинул взглядом оштукатуренную дверь в комнату Синохары, расположенную напротив туалета. На двери от руки по-английски, по-японски и по-китайски было выведено: «Эта дверь закрыта постоянно». Комната, в которой спал Синохара, была такой же узкой, как и их с Хино, но в распоряжении Синохары было еще шесть таких же, где он держал свою прыгающую и ползающую живность. Синохара говорил, что эти комнаты просто идеальны для его питомцев — отсутствие окон устраняет риск побега, да и проще следить за температурой и влажностью воздуха. В каждой комнате было достаточно места для двух рядов террариумов, а ниша посредине стены подходила для хранения инвентаря.

Однажды Синохара провел для Татено экскурсию по своим владениям. В одной из комнат было устроено что-то вроде теплицы, сделанной из широких стеклянных панелей. Теплица служила для разведения ядовитых лягушек-древолазов. Тут их было до кучи — от маленьких, что могли поместиться на кончике пальца, до огромных, размером с кулак. Все удивительно красивы — отсвечивали металлическим блеском, словно корпуса «феррари» и «ламборгини». Синохара пояснил, что в неволе эти лягушки теряют свой яд, однако у себя на родине, в лесах Центральной и Южной Америки, они куда более смертоносны, чем королевская кобра.

— Обычно от них мало шума, — сказал Синохара, — но в брачный период, когда они начинают петь одновременно, это что-то волшебное. Напоминает звон хрустальных колокольчиков.

В другой комнате содержались тараканы. Вырастая, они становились такими длинными и толстыми, что по размерам их можно было сравнить с рукой младенца. Одного взгляда на этих монстров с члененным брюшком, словно разделенным на секции, было достаточно, чтобы вызвать у Татено приступ тошноты. Вид назывался мадагаскарский гигант; крыльев у них не было, и они умели шипеть. Синохара сказал, что такие тараканы стоят приличных денег, а покупают их в качестве корма для араван или других крупных тропических рыб. Но больше всего Татено впечатлили сороконожки. Он таких и не видел ни разу в жизни. Одну, темно-красного цвета, даже с виду очень ядовитую, Синохара представил, как «злобную маленькую присоску». Он объяснил, что, этот вид многоножек, живущих на Гаити, способен прыгать высоко вверх, атакуя все, что шевелится. Потом Татено увидел мокрицу: в свернутом положении эта зараза напоминала теннисный мяч. Раскрываясь, она высовывала наружу панцирные членики темно-коричневого цвета, напоминающие шипы. Татено чуть не задохнулся от отвращения, увидев, как они двигаются, причем каждый щетинился тоненькими подвижными волосками. Синохара же, как ни в чем не бывало, посадил тварь себе на руку и стал нежно шептать ей, словно сюсюкался с новорожденным младенцем:

— Дай-ка мне посмотреть, как ты умеешь сворачиваться в мячик… Славный мальчик! А теперь давай вы-ы-ытянемся…

Татено почувствовал, как каждый волосок на его теле становится дыбом. С тех пор он дал себе зарок никогда больше не переступать порога комнат Синохары.

Жилые комнаты располагались на третьем этаже, и Татено нужно было преодолеть несколько маршей, чтобы выйти наружу. В здании был грузовой лифт, но теперь он не работал. Между вторым и первым этажами Татено столкнулся с Ямадой и Мори, которые возвращались из магазина с пакетами.

— Эй!

Ямада ухмыльнулся, а Мори вообще не издал ни звука, только пялился на чехол с бумерангами. На плечах у обоих были выбиты татуировки, изображавшие, соответственно, Микки и Минни Маусов. Ямада родился в Токио. Когда ему исполнилось двенадцать, его отец потерял работу и перевез семью в отдаленную деревню в регион Тохоку, что на северо-востоке острова Хонсю. Отец давно мечтал стать фермером. Они арендовали крытую соломой ферму в трех километрах от автобусной остановки. До ближайших соседей было еще больше — около четырех километров. До школы — пять, а до магазина — восемь. Отец укрепил на стене свиток, на котором собственноручно вывел: «В знак признания бедности» — и начал работать в поле. Он объявил, что теперь им всем придется жить на тысячу иен в день. Поскольку в тот год инфляция устремилась вверх, чтобы не выйти за рамки предписанного отцом бюджета, семья питалась кукурузными и пшеничными клецками. Рис был не по карману.

Раз в три дня на столе появлялась сушеная рыба или рыбная колбаса; раз в пять дней отец позволял себе стаканчик местного сакэ. Он мечтал сделаться фермером, но не имел никакого понятия о сельском хозяйстве: томаты и огурцы сожрали насекомые, засеянные семена таро выклевала стая ворон. В доме не было никакого отопления, кроме печи на кухне, и зимой было так холодно, что спать приходилось всем вместе, сбившись в кучу и стуча зубами.

Холод и голод лишили тяги к жизни. Они перестали следить за собой, перестали мыться; кухня и задний двор превратились в помойку; выгребная яма грозила излить содержимое наружу. Плохое питание и антисанитария привели к тому, что кожа Ямады покрылась нарывами. Даже малейшая ранка немедленно воспалялась и никак не хотела заживать. Приглядевшись к Ямаде, можно было заметить, что у него приятные черты, хотя он немного напоминал кролика, но из-за нарывов, покрывавших все тело, из-за дешевой, грязной и вонючей одежды, что он носил, в школе над ним издевались.

На следующий год весной его мать исчезла. Отец поехал в Токио, чтобы разыскать ее и привезти домой. Дни шли за днями, а он все не возвращался. В доме нечего было жрать, и однажды Ямада по дороге в школу упал прямо в грязь. Его отвезли в больницу в ближайший город, где выяснилось, что вследствие хронического недоедания у него развился туберкулез. Родители исчезли в неизвестном направлении, заплатить за лечение было нечем, и Ямаду направили в префектуру. Проведя там три недели, он так и не дождался ни отца, ни матери. Выйдя на свободу, Ямада вернулся под соломенную крышу своей фермы. Над загаженным полом гостиной болтались ноги повесившегося отца. Ямада сорвал со стены свиток со словами «В знак признания бедности», сунул его себе в карман и оставался рядом с телом отца, пока не приехала полиция. Мать разыскать так и не удалось. Ямаду определили в детский дом, где он вскоре познакомился с Мори. Они оказались ровесниками.

Мори попал в заведение после того, как его братец, на четыре года старше, купил нож, чтобы покончить с собой, но оказался слабаком. Тогда он со злости убил обоих родителей и серьезно ранил младшего брата ножом в живот, отчего у Мори остался шрам, болевший до сих пор. Ямада и Мори обладали схожими характерами, но внешне они, конечно же, различались — если Ямада напоминал кролика, то Мори был похож скорее на сову. Оба были молчаливы, спокойны и невозмутимы. Оба умели терпеть. В детской колонии они посещали одну и ту же школу. Будучи очень скромными, они никак не реагировали ни на поддразнивания одноклассников, ни на запугивания, ни даже на побои, так что в конце концов и дети, и учителя отступились от них.

В четырнадцать лет по предложению Мори они набили себе на плечи татуировки. Как-то Мори прочитал книжку про серийного убийцу. Главный герой в детстве терпел унижения и насилие — и вырос слабовольным неудачником. Его беды продолжались до тех пор, пока он не сделал себе татуировку на спине в виде дракона; эта татуировка давала ему силы убивать людей одного за другим. Ямада слышал эту историю много раз, и однажды, во время летних каникул на втором году обучения в средней школе, Мори позвал его в тату-студию в Сибуйе. Хозяином студии был некто Кан-Чан, большой мастер своего дела и яркий художник, — ребята прочитали о нем в каком-то журнале. Его услуги стоили недешево, но Мори, получивший часть наследства после смерти родителей, заплатил за обоих. Кан-Чан был в пирсинге от ушей до пяток. Ребята сначала хотели наколоть себе изображения тигра и дракона, но Кан-Чан объяснил им, что и тигры, и драконы, и что-то еще в этом духе — слишком старомодно. Кроме того, такие изображения могут навлечь неприятности, если обладатель тату не справиться с силой, что дают такие изображения. Следуя совету мастера, ребята остановились на Микки и Минни Маусах, причем татуировку нанесли не на спину, а на плечи. Так что, когда они стояли бок о бок друг с другом, казалось, что Микки и Минни обмениваются рукопожатием.

Решив, что теперь они готовы сделаться убийцами, парни подумывали начать с какого-нибудь бродяги в качестве пробной жертвы, чтобы потом расправиться со сбежавшей матерью Ямады и братом Мори. В оружейном магазине они приобрели два ножа, однако продавец, заподозрив неладное, вызвал полицию. Ребят арестовали. Еще не истек испытательный срок, как они задумали прикончить бабку Мори по отцовской линии. Бабка была назначена судом управляющей имуществом покойных родителей Мори. Убить ее было проще, так как мать Ямады бесследно исчезла, а братец Мори лежал в психушке, куда так просто не проникнешь. С новенькими металлическими битами парни уже направлялись к ее дому, как их снова повязали. На этот раз обоих направили в психиатрическую больницу. Именно там им попалось какое-то стихотворение Исихары, напечатанное в каталоге татуировок. Они не очень хорошо поняли, о чем говорилось в этом стихотворении, но в том же каталоге была помещена фотография автора. И что-то такое притягательное показалось им в его лице… Ямада и Мори решили оправиться в Фукуоку и разыскать Исихару.

И по сей день на стене в комнате Ямады висел потрепанный свиток с надписью: «В знак признания бедности».

Лестница была очень длинной, и через каждые пять-шесть ступенек марш поворачивал направо. Хотя Татено и прыгал сразу через две ступеньки, ему казалось, что это никогда не кончится. Первый этаж с высоким потолком служил некогда мебельным магазином. Татено навалился на металлическую дверь, и его обдало свежим ветром. Автоматические двери на входе были когда-то стеклянными, хотя теперь стекла не осталось и в помине. Обширное пространство этажа служило свалкой для различного мебельного хлама. Все, что еще представляло хоть какую-то ценность, давно было растащено, и теперь здесь валялись одноногие столики, диваны с вылезшей из лопнувших швов набивкой, разодранные в клочья шерстяные и ватные одеяла, ржавые, погнутые металлические стеллажи. Татено прошел сквозь дверную раму. Давно угасший инфракрасный датчик вдруг ожил, и дверь широко распахнулась, словно в напоминание о прошедших временах процветания. И тут Татено пришла в голову мысль о том, что, возможно, Хино был прав, говоря, что дома — живые существа.

Выйдя на улицу, он развернулся и вскинул голову. На уровне первого этажа виднелось несколько маленьких окошек; с улицы было трудно определить количество этажей здания. На самом верху побеленного фасада красовалась огромная литера «Н», нависавшая словно остов танкера. Случайный прохожий никогда бы не догадался, что здесь может кто-то жить, тем более такие, как Ямада и Синохара, — почти дети.

Комплекс бывших складов состоял из четырех кварталов, выходивших углами на перекресток. Всего насчитывалось шестнадцать корпусов, от литеры «А» до «Р», выстроенных около сорока лет назад. Через двадцать лет компания, владевшая зданиями, обанкротилась, отчасти благодаря системе распределения «точно в срок». Был назначен аукцион, но охотников приобрести недвижимость не нашлось. А поскольку снос обошелся бы недешево, решили все оставить как есть.

Исихара жил в корпусе «С». Соседние здания населяли остальные члены его команды — все двадцать человек. Татено был знаком со всеми, хотя никогда не видел, чтобы команда собиралась вместе.

Как ни странно, но Исихара жил здесь на совершенно законных основаниях. Перебравшись в Фукуоку, они с Нобуэ сначала сняли квартиру около станции Хаката. Через некоторое время Нобуэ открыл магазин и начал торговать джинсами и гавайскими рубашками. Торговля пошла, магазин сделался популярным среди местной молодежи, и Нобуэ открыл еще один, по продаже импортных мотоциклов. Строительство в Ниси Вард прекратилось в девяностые, и примерно тогда же группа «Молодые предприниматели» решила запустить проект «Модный город». Нобуэ при поддержке Исихары очень недорого арендовал корпус «С», где открыл еще один магазин, однако покупателей не прибавилось. Тем не менее магазины Нобуэ продолжали приносить небольшой Доход.

Со временем в Ниси Вард со всех концов страны стали стекаться подростки и молодые люди, от которых отказались родители и родственники, а также бежавшие из исправительных учреждений и приютов. Но тут уж главным лицом был Исихара. Татено как-то спросил Исихару, как о нем узнаёт столько народа? «Да черт его знает!» — отозвался тот.

Один из первых, кто присоединился к Исихаре, парень по имени Андо, рассказал, что слышал о двух странных чуваках, которые совершили несколько убийств, а потом, ради смеха, чуть не разнесли пригород Токио при помощи какой-то удивительной бомбы. Сам Андо в тринадцатилетнем возрасте убил в Йокогаме свою одноклассницу и расчленил ее тело при помощи обычной ножовки.

Фукуда, прибывший в Фукуоку чуть позже Андо, сказал, что Нобуэ и Исихара распространяли вокруг себя особую ауру, которая притягивала всех обездоленных, словно магнит железные опилки. По словам Фукуды, он был единственным ребенком в семье каких-то сектантов, занимавшихся террористической деятельностью. Его данные отсутствовали в регистрационной системе, и он даже не закончил начальную школу.

В течение нескольких лет группа лезла из кожи вон, чтобы магазин Нобуэ приносил побольше прибыли. Однако существенный сдвиг произошел только после появления Такеи. Такеи шел пятый десяток, и он был много старше остальных, а после удаления от дел Нобуэ — самым старым, если не считать Исихару.

Такеи когда-то работал в валютном отделе крупного банка, но был уволен в тридцать один год. После этого он попытался покончить с собой, вскрыв себе вены. В больнице ему в руки попала книга, в которой он прочитал о награде, что получают мусульманские мученики в раю. Покопавшись в Интернете, Такеи отправился в Йемен, где попал в тренировочный лагерь исламских боевиков. Про ислам он не знал совсем ничего, но зато его весьма привлекала перспектива заполучить после смерти семьдесят девственниц.

Такеи в течение полугода старательно проходил курс тренировок. Но он был хил, словно ребенок, близорук, мал ростом, весил всего сорок шесть килограммов и едва выжимал восемнадцать кило обеими руками на динамометре. Кроме того, он не мог пробежать полета метров быстрее, чем за одиннадцать секунд, не умел водить машину и даже не мог толком проехать на велосипеде. Его признали негодным к спецоперациям и посоветовали возвращаться домой в Японию. Однако сам факт, что этот коротышка проехал полмира, чтобы попасть в Йемен и присоединиться к боевой группе, глубоко впечатлил как главарей, так и рядовых боевиков. Такеи завоевал их доверие. Оставшись в лагере, он стал консультировать руководство террористов по вопросам основ финансовых инвестиций и валютных операций, объясняя, например, почему помещение капитала в хедж-фонд[10] безопаснее, нежели хранение денег на банковском счете; или как будет реагировать доллар на массовые беспорядки в таком нестабильном регионе, как Бахрейн. Его советы возымели действие, дела у организации пошли лучше, и Такеи продолжал оставаться в гостях у террористов.

По возвращении в Японию до Такеи дошли слухи и легенды о Нобуэ и Исихаре. Такеи решил во что бы то ни стало разыскать героев. У него еще оставались каналы связи с террористами, и вскоре некая антиправительственная группировка из Ирана, планировавшая террористическую атаку на остров Абу-Муса в Ормузском проливе, предоставила ему нужную информацию. Такеи посоветовал Исихаре продать часть акций американских нефтяных компаний, осуществлявших добычу в Персидском заливе. Благодаря его советам Нобуэ и Исихара смогли заработать около ста миллионов иен. Такеи не останавился на достигнутом, и благодаря ему друзья стали обладателями весьма значительных средств. Помимо этого, сирийские боевики передали Такеи исключительные права на реализацию мыла, изготавливаемого из оливкового и лаврового масел, под маркой «Любимое мыло Клеопатры». Такеи создал торговую компанию и, как единственный импортер, сказочно обогатился. Это случилось еще до возникновения моды на «питательные» мыло и шампуни, в состав которых входили древесный уксус, травы, водоросли и прочее. Но как только информация о «Клеопатре» попала в женские журналы, продажи сразу же подскочили на порядок.

Когда десять лет назад Исихара получил Первую премию по литературе, власти Фукуоки узнали, наконец, о его роли в воспитании подрастающего поколения. Подростки, попавшие ему под крыло, больше не занимались противозаконной деятельностью, и власти молчаливо пришли к заключению, что «эксперимент» Нобуэ и Исихары — прекрасный повод переложить на них ответственность за этих проблемных детей. На самом деле, конечно, не было никакого «эксперимента», и никто из подростков не проходил никакой «реабилитации» — просто ребятам нужно было перевести дух, успокоиться и восстановить силы. Власти не знали, что Синохара, например, разводит ядовитых насекомых; они даже не догадывались, сколько вообще человек проживает на брошенных складах и чем они там занимаются. Тем более никто не имел ни малейшего понятия об их биографиях, так как большая часть ребят не числилась в регистрационной базе данных.

Такеи оказался великолепным финансовым менеджером. Но истинной своей целью он полагал революцию в Японии и всерьез рассчитывал использовать ребят Исихары в качестве солдат. Когда Татено познакомился с ним, Такеи, не переставая, говорил о своих планах насчет восстания. Используя связи с террористами, он потихоньку покупал у них оружие и взрывчатку, которые вывозил через Россию, Филиппины и Китай. Контейнеры для его фирмы приходили в порт Хаката примерно раз в месяц. В большинстве своем там были упаковки с мылом, среди которых пряталось оружие. По словам Такеи, годовой оборот порта составлял восемьсот тысяч контейнеров, то есть в день через таможню проходило не менее двух тысяч. На то, чтобы досконально проверить все, что поступало, у таможенников просто не хватало времени. В противном случае неизбежны серьезные задержки, и порт сразу же утратит свои конкурентные преимущества по сравнению с Пусаном и Шанхаем. Татено, правда, ни разу не видел никакого оружия, но Хино сказал ему, что в контейнерах привозят и пистолеты, и автоматические винтовки, и ручные гранаты, и взрывчатые вещества.

Синохара и Ямада объяснили Татено, что именно появление Такеи послужило причиной ухода Нобуэ. Такеи ему не понравился. А окончательно добил Нобуэ приход в группу Канесиро. Канесиро прямо-таки грезил террористическими атаками, ни о чем другом говорить не мог. Он разрабатывал различные схемы крупномасштабных терактов и добился того, что некоторые из ребят подпали под его влияние. Целыми днями он торчал у себя в комнате и все время корректировал планы. Татено видел его пару раз, не более. Канесиро же, увидев, как ловко Татено управляется с бумерангом, пришел в восторг и воскликнул: «Нам это точно пригодится!» Канесиро казался довольно искренним человеком, честным и не имевшим личной заинтересованности. Но, поскольку большую часть времени он посвящал обдумыванию грандиозных планов, дальше этого у него дело не шло.

Исихара, казалось, никак не выражал своего отношения ни к Канесиро, ни к Такеи, ни к их занятиям. Отвлеченный от докучливых жизненных мелочей, он продолжал писать стихи, постепенно превращаясь в мистика и мудреца. Террор, убийства и революция — все это в равной степени не интересовало его.

Исихара часто говорил ребятам, что самое главное в жизни — это жить вне большинства. Когда Исихара говорил о вещах, которые его взаправду волновали, он излучал некую ауру, словно светился изнутри; его сверкающие глаза блуждали, точно он видел что-то недоступное взорам окружающих. Но временами взгляд его застилала сонная пелена. Руки трепетали, пальцы хватались за кончики волос, стоявших дыбом; он приседал и подскакивал с одной ноги на другую. Выглядел он, как потусторонняя сущность.

Однажды во время бурной речи Исихары Синохара шепнул на ухо Татено:

— Я как-то видел изображение многоножки, которую называют эфиопский гигант. Представляешь, она достигает сорока сантиметров в длину и выглядит, будто космический пришелец. Эфиопы считают ее посланцем Бога, но все это фигня. Ничто и никто не сравнится с Исихарой-сан!

Исихара часто разражался речами, словно на него снисходило откровение:

— И я перестал мастурбировать! Ну, или мы так думали. И вот сегодня утром я проснулся, дергая свой старый уд! Это истинная правда! Терроризм прекрасен, насилие прекрасно, и даже убийство прекрасно! Но война — это полное дерьмо! Война существует для обчества. Не для общества, а именно для обчества! Маленькие люди всегда в проигрыше. Поэтому я называю тех, кто хочет войны, обчеством! Они третируют маленьких людей, они равно их презирают. И я, ненавидящий боль, я, не желающий знать о терроре, насилии и убийстве, я понимаю, что у маленьких людей иногда просто не бывает другого выбора! Но больше, чем боль, я ненавижу обчество. Их интересы всегда на первом месте, будь то в деревне, в городе или в стране в целом. Обчество, создавшее национальное государство, необходимо защищать, но в такой стране, как эта, нелегко жить отдельно от обчества. Меня и Нобуэ-сан обчество игнорировало, наши сердца исполосованы шрамами длиной триста миль, но все же я думаю, что нам повезло, и обчество нас не приняло! Я говорю вам и буду повторять это еще много раз, так как это самое важное в жизни, — никогда на присоединяйтесь к обчеству. Даже человекоубийство лучше — es mas major, — чем обчество!

От перекрестка расходились дороги сразу на четыре стороны. Путь на север оканчивался у залива Хаката, а южная дорога вела к центру Фукуоки. На восток лежал путь к лесному храму, где Синохара ловил своих насекомых, западная же дорога оканчивалась в заброшенном квартале, который некогда планировалось превратить в жилой район. В некоторых домах еще жили люди, во дворах зеленели овощные грядки, слышалось куриное кудахтанье. Перед страной, по словам политиков, маячила угроза голода. Но никто из ребят Исихары не боялся этого — они бывали в переделках и покруче. А голодом здесь и не пахло.

Море находилось километрах в двух, но Татено чувствовал его запах на дороге, густо заросшей по обеим сторонам сорняками. На дальнем краю Ниси Вард, ближе к заливу, располагалась женская гимназия, брошенная после того, как район стал небезопасным.

Татено был родом из региона Яманаси, окруженного горами, и каждое свидание с морем было для него чем-то новым и удивительным. С тех пор как он присоединился к группе Исихары, он излазил весь берег и нашел множество мест с красивыми видами.

Позади женской гимназии был песчаный пляж, а неподалеку — небольшой парк. В парке стояла поломанная горка, и, если взобраться по ступенькам наверх, можно было увидеть всю бухту Хаката. Прямо по курсу лежал островок, до которого ходил небольшой паром.

Татено никогда не бывал в доках. Однажды, из любопытства, он провел весь день на деревянной скамье в зале ожидания паромной станции. То, что он увидел, захватило его полностью. Суда входили в бухту, отовсюду раздавались протяжные гудки, на берег летели швартовы, якоря рушились в воду из клюзов под аккомпанемент лязгающих цепей. Остров, куда ходил паром, назывался Ноконосима. В зале ожидания на стенах висели плакаты с видами острова и брошюры, которые Татено перечитал столько раз, что выучил наизусть. Ноконосима славился своими пляжами и рыбалкой. На фотографиях казалось, что белоснежные пляжи тянутся до самого горизонта. Кроме всего прочего, там в изобилии произрастали фрукты. В брошюрах особенно нахваливалась папайя без косточек. «Интересно, — думал очарованный Татено, — если у нее нет косточек, то что же там в середине?» Он решил непременно съездить в ближайшее время на Ноконосиму, отведать этой удивительной папайи и попрактиковаться с бумерангом на пляже.

Поднимаясь по дороге к храму, Татено услыхал какой-то рокот, доносившийся из-за поворота. Вскоре рокот перешел в рев, земля под ногами задрожала. В следующее мгновение мимо промчались не менее пятидесяти байкеров. Некоторые успели помахать подростку. «Клан скорости» — так называлась эта группировка-почти исчез с улиц Токио и Осаки, но здесь, в Фукуоке, еще сохранились остатки. Байкеры были постоянными клиентами магазина Нобуэ, а когда Нобуэ исчез, частенько наведывались в гости к Исихаре. У Нобуэ им нравились джинсы и гавайки, а что до мотоциклов, так преданнее клиентов было не сыскать.

Прослышав, что эта парочка — Нобуэ и Исихара — в свое время порезвилась в пригороде Токио, а теперь залегла на дно в Фукуоке, байкеры стали едва ли не поклоняться им. Вероятно, эти два уже немолодых человека представляли для них куда более интересную разновидность бунтарей, нежели якудза или правые радикалы, с которыми «Клан скорости» обычно враждовал. «Исихара-сан, — говорили они, — вы в любой момент можете рассчитывать на нашу помощь. А когда откроется еще один магазин?» Вожак клана хотел заключить с группой Исихары что-то вроде альянса, однако Исихара отделывался невнятными отговорками, не отказывая, но и не принимая предложения. И все же байкеры продолжали наносить Исихаре визиты, как бы в знак уважения. «Если мы чем-то можем вам помочь, только скажите нам», — все время повторял главный.

За поворотом дорога резко пошла вниз, но бухта Хаката все еще виднелась сквозь разрушенные стены гимназии. Солнце клонилось к закату. Из того места, где находится храм, можно будет увидеть, как красный диск скрывается за островом Ноконосима…

С другой стороны дороги виднелись стены детского сада. Разбитые окна зияли темными провалами, нарисованные звери почти полностью выцвели, а игровая площадка с качелями, песочницами и рукоходами превратилась в прибежище для бездомных. Повсюду виднелись картонные коробки и виниловые тенты. Бомжи перекрикивались между собой, но, увидев Татено, замолчали и попрятались в своих норах. Вероятно, сюда заглядывали байкеры и хорошенько напугали местный сброд. Может, даже и побили кого. Скорее всего, бездомные приняли Татено за одного из них, решившего вернуться и продолжить экзекуцию. Парк Рёюоти находился под контролем якудзы, да и народу там было предостаточно, так что местных особо никто не трогал. Но в других местах по всей стране бездомные постоянно подвергались насилию — ни дня не проходило без убийства. Количество нищих неуклонно росло — пока Татено пробирался из Токио в Фукуоку, он видел огромное количество оборванных людей, ютившихся на железнодорожных станциях, под эстакадами, на набережных, в парках и даже на автобусных остановках. На несчастных нападали ежедневно, и убийства бродяг давно перестали быть сенсацией.

Непонятно почему, но исполненный страха взгляд одного из бродяг взбесил Татено. Случись такое до его знакомства с Нобуэ и Исихарой, Татено сразу же попытался бы убить этого недоделка. В Рёкюти он охотился с бумерангом на ворон, а у себя в Яманаси убивал бродячих собак. В конце концов, он мог убить и человека. А бездомный бродяга — легкая жертва. Все, начиная с детского возраста, боятся потерпеть неудачу в жизни, и этот страх подогревается массовой культурой, изображающей бездомных как позорнейших неудачников, которым уже никогда не оправиться от своего поражения; они обречены клянчить деньги, питаться объедками, носить вонючую рваную одежду и жить в картонных коробках до самой смерти. С началом кризиса бездомных стали презирать еще больше. И многие делали вывод, что если уж совершенно нормально смотреть на бродяг свысока, то нет ничего зазорного в том, чтобы поколотить кого-то из них.

Остудив пыл, Татено двинулся дальше. Впереди он увидел верхушку торий[11], затерявшихся среди густой растительности на склоне холма. В сырой земле около храма было полным-полно насекомых, которые основали там целую колонию. Справа виднелись остатки заброшенных торговых рядов, и Татено задержался, чтобы получше их разглядеть. В самом начале красовалась арка с надписью: «Городок улыбок Мейнохама». Электрический провод от вывески был оборван и свободно болтался на ветру. Из разбитого окна магазина одежды наполовину вывалился на улицу обезглавленный манекен. Рядом с лавкой мясника лежал на боку промышленный холодильник, из которого на землю высыпалось что-то напоминавшее белый порошок. У сломанного ставня аптечного киоска валялись раздавленные банки из-под энергетических напитков; рядом с лавкой зеленщика догнивал полуразрушенный автомобиль-универсал. С карниза магазина канцтоваров свешивались качели-на таких обычно качают совсем маленьких детей. Время от времени ветер приводил их в движение, и цепи издавали жалобный стон. Татено невольно остановился — точно такие же качельки были когда-то и у него дома.

Татено был единственным ребенком в семье. Его отец занимался строительными подрядами. Дела у него шли довольно успешно, и в лучшие времена он мог себе позволить держать на окладе около двадцать рабочих, для которых он снимал панельный дом. Дед и бабушка Татено жили в семье, и каждый год они все вместе отправлялись либо в Австралию, либо в Новую Зеландию, где катались на лыжах или ныряли с аквалангом. В двенадцать лет Татено получил от отца в подарок деревянный бумеранг, купленный в аэропорту Сиднея. Дома он сразу же начал практиковаться, избрав для этого лужайку за близлежащим холмом. Его отец в школьные годы играл в бейсбольной команде и мог бросить бумеранг на приличное расстояние. Татено мечтал добиться, чтобы брошенный им бумеранг описывал длинную красивую дугу, и каждый день после уроков неустанно тренировался.

Прошло около полутора лет. Однажды он так увлекся, что не заметил, как стемнело. Татено направился домой и вдруг заметил в зарослях знакомую фигуру отца. Он хотел было позвать его, но почувствовал, что делать этого не стоит… потому что его глазам открылось то, чего он не должен был видеть. Татено хотел бежать, но ноги его не слушались. Отец копал небольшую яму в том месте, которое с дороги не разглядеть. Закончив копать, он отложил лопату и подтолкнул к краю ямы длинный тяжелый сверток. Из свертка высовывалась человеческая нога. Чтобы не закричать, Татено зажал себе рот рукой. В этот момент в руках отца вспыхнул фонарь, и в его свете Татено увидел лицо на фоне темных деревьев. Мальчик с трудом узнал знакомые черты-настолько ужасной была гримаса.

Естественно, рассказать об увиденном он не мог, и это заставляло его мучиться. То, что отец тайком закопал кого-то в лесу, было страшно, но еще страшнее было выражение его лица в свете электрического фонаря. Казалось, что отец превратился в другого человека, — настолько исказились его черты.

С того дня Татено перестал ходить в школу и целыми днями метал свой бумеранг. Чтобы хоть как-то избавиться от страха, он сосредоточился на технике броска, пытаясь повторить такую же дугу, какая получалась у отца.

Ему как раз удалось научиться попадать точно в цель, когда полиция арестовала отца. В связи с кризисом компания отца оказалась на грани банкротства. Рабочие стали требовать выплаты зарплат, и отец Татено убил шестерых из них. Мать Татено после случившегося решила вернуться к своим родителям в Фукусиму, с собой она взяла сестру Татено, однако Татено не захотел переезжать. Дед с бабушкой были против того, чтобы мальчик оставался с ними, и несколько раз отправляли его к матери, но Татено сбегал и снова возвращался в Яманаси. Он продолжал совершенствоваться в метании бумеранга и вскоре смог побить рекорд отца по дальности броска. Кроме того, он нашел способ преодолеть страх, поселившийся в нем после того, как он увидел лицо отца в лесной чаще. Все очень просто: нужно самому стать тем, во что превратился отец, — в конце концов, такое может случиться с любым человеком. Он научился изготавливать бумеранги из стали и через некоторое время, уже переехав в Токио, мог с дистанции пятьдесят метров обезглавить собаку.

— Ищешь Синохару?

Навстречу ему по тропинке спускался Канесиро. Позади него Татено разглядел вспотевшие лица Мацуямы, Такегучи, Тоёхары, Феликса и Окубо. Скорее всего, они занимались боевыми искусствами где-то неподалеку. Ребята неоднократно приглашали Татено присоединиться к их тренировкам, но все как-то не складывалось. Хино говорил, что Канесиро носит на обоих запястьях повязки для того, чтобы скрыть следы от многочисленных попыток самоубийства, к каковым он был склонен, пока не посвятил себя террористической борьбе.

Мацуяма, стоявший за спиной Канесиро, в детстве догадался, что его разумом управляет телевидение с помощью радиоволн. Поэтому в возрасте четырнадцати лет он из подручных материалов смастерил пистолет, а затем ворвался в студию местной телекомпании и застрелил двоих сотрудников.

Юный Такегучи, с лицом словно у молодежного секс-идола, был специалистом по изготовлению бомб. Когда парню было десять, его отец, обмотавшись динамитными шашками, пришел в офис компании, откуда незадолго до этого был уволен. Но так получилось, что подорвал он лишь самого себя. Инцидент был запечатлен камерой видеонаблюдения, и запись много раз транслировалась в теленовостях. Внимательно изучив ее, Такегучи пришел к выводу, что отец потерпел неудачу потому, что ничего не смыслил в подрывном деле. Он решил сам заняться этим, чтобы смыть с себя позор провала, и вскоре, собрав и взорвав немыслимое количество самых разных устройств, достиг совершенства.

Неуклюжий коротышка Тоёхара как-то украл дедовский самурайский меч и отправился грабить пассажиров скоростных поездов. Мечом он убил проводника.

Феликс, несмотря на странное для нации имя, был чистокровным японцем. Его отец-инженер и мать-домохозяйка погибли от рук уличного грабителя в Колумбии, куда семья перебралась незадолго до появления на свет Феликса. Мальчика отдали в сиротский приют. В сущности, его воспитанием занимался бразильский хакер-гомосексуалист, который был старше всего-то на восемь лет. Он-то и дал ему никнейм «Феликс», и впоследствии ник сделался именем, а Феликс стал профессиональным хакером.

Окубо родился в Северной Японии. В детстве он постоянно снимался в телепостановках и сериалах. Своим успехом он был обязан главным образом ангельскому личику. Поступив в школу, Окубо уже считался едва ли не суперзвездой. Но с возрастом ангельские черты стерлись, и приглашения на съемки прекратились. Окубо придумал себе второе имя — Камимото, зарегистрировал на него второй адрес электронной почты и сам себе писал письма. Со временем он пришел к выводу, что во всем мире достойны жить только он сам и Камимото. Все остальные должны умереть. К моменту своего ареста в Ивате он успел совершить сорок шесть поджогов.

— Татено, следующая тренировка у нас будет послезавтра. Не хочешь прийти?

Предложение было сделано тоном председателя ученического совета, предлагающего собраться на митинг.

— Приду, если будет время.

Канесиро улыбнулся:

— Серьезно?

После того как Канесиро увидел, насколько ловко Татено управляется со своими бумерангами, он проявлял к нему неизменную вежливость. Впрочем, он был одинаково вежлив ко всем. Несмотря на это, Татено считал его одним из самых опасных типов в окружении Исихары. Канесиро почти никогда не улыбался, но и никогда не выглядел угрюмым или взволнованным. В отличие от остальных, он не любил рассказывать о своем прошлом. Его лицо, хотя и худое, дышало здоровьем, взгляд был ясен и пронзителен. Канесиро был чужд сомнений. И, если бы ему довелось совершить террористический акт, выражение его лица точно бы не изменилось.

Распрощавшись с Канесиро и ребятами, Татено поспешил к храму. Узкие каменные ступени густо заросли по обеим сторонам подлеском. От деревьев веяло влажной прохладой, и это напомнило Татено о доме… Он подумал, насколько сильно изменился за эти годы. Теперь у него появились приятели, с кем можно было провести время; он стал спокойнее, но все же Татено не считал себя изменившимся. Для себя он решил больше не убивать ворон и собак и не бить бездомных… но вот кроме этого… Внутри кипела бешеная энергия, и он понимал, что рано или поздно она вырвется наружу, пусть даже теперь у него есть друзья, с кем можно поговорить. Но эта проблема — выпустить скопившуюся злость — была актуальной для всех в группе Исихары.

Взбираясь по ступеням наверх, Татено почувствовал, как покрывается испариной. Огромное красное солнце висело над островом Ноконосима, море сверкало. Татено подумал о насекомых, которых будет ловить для Синохары, о том, как они вместе будут наблюдать за закатом над бухтой Хаката, и у него стало легче на душе.