— Дари! — Амина буквально набегает на меня сзади, обнимает за плечи и разворачивает к себе, всматриваясь в лицо.
— Тебя снова отпустили?
Она то ли кивает, то ли мотает головой, непонятно как-то, неопределенный жест. Я вообще сегодня сюда пришла без какой либо надежды на то, что встречу тут подругу, но она здесь.
— Я ждала тебя, — признается Амина. — Ты узнала все, да?
Она внимательно на меня смотрит и кивает даже не дожидаясь ответа. Мы с Аминой так хорошо друг друга знаем, что без труда можем считывать реакции. Я отворачиваюсь, не зная, что говорить и надо ли вообще, если она и так все знает.
— Идем, — она увлекает меня за собой, усаживает в ожидающее нас такси.
Мы едем в то же место, где были в прошлый раз. Я растерянно оглядываюсь по сторонам, словно нахожусь тут впервые, хотя это не так.
От той информации, которую мне принесла Екатерина, до сих пор не могу отойти. Там были документы. О торговле всем, что продавать запрещено. И практически на каждом подпись и имя моего мужа.
Я… я все еще не могу поверить, что это правда. Я выходила замуж за честного человека, бизнесмена, такого, как мой отец. А по факту… по факту я живу с монстром, который разрушает жизни многих простых людей.
— Скажи мне, — наконец, нахожу в себе силы поговорить с Аминой. — То, что ты сказала… правда? Это Рустам сказал Абдулову, где ты?
— Мне очень жаль, но да.
— Тебе Абдулов об этом сказал?
— Я это поняла, когда он за мной приехал, ведь ранее я уже видела их вместе. Ну и потом… да, расспрашивала, чтобы знать. А когда узнала, то искала способ сказать тебе. Я ведь всегда тебе говорила, что Довлатов — не тот, кто тебе нужен. Что он опасный и страшный человек, но ты не хотела мне верить. Ты… нашла что-то же, да?
— Мне… принесли.
— Кто?
— Катя. Эта его подстилка! — не сдерживаюсь, чем шокирую Амину, потому что никогда прежде я не позволяла себе таких выпадов.
Шумно выдохнув, складываю руки на столе.
— Я хочу уйти. Развестись. Я скажу родителям, расскажу, кто он такой и что я не буду жить с таким человеком. Они должны все знать!
Я действительно убеждена в этом. Если не рассказать маме и папе все, то они не поймут моего желания и не поддержат меня. Но я попытаюсь им донести, покажу те документы, что мне передала Катя.
— Ты совершишь ошибку, если расскажешь. Никто тебя не поддержит, малыш.
— Неправда! — начинаю горячо спорить я.
Мне сложно согласиться с Аминой, потому что мои родители будут за меня, что бы ни случилось. В любой ситуации они меня поддержат. Даже в этой непростой. Но Амина, в силу своего опыта, думает иначе. Ее родители оставили ее, не стали искать и переживать. Я ее понимаю. Это тоже опыт. Неприятный, не тот, который хотят получить дети от родителей, но другого у нее, увы, нет. Но это не повод говорить мне, что со мной будет так же.
— Ладно, — кивает Амина, все же не соглашаясь со мной, но мне это и не нужно. — Но если не получится — сообщи мне, ладно? Я… постараюсь помочь.
— Как? Ты сама взаперти.
— Не совсем, — Амина мотает головой. — Я вольна в передвижении.
— Но тебя похитили, разве нет?
— Другого выхода все равно нет.
— А если сбежать со мной?
Мне хочется убедить Амину, что это не страшно. Если уж даже я об этом задумалась.
— Мои родители помогут, подскажут, где укрыться первое время. Ну же… давай!
Закусив губу, Амина все же мотает головой и говорит:
— Он найдет. Куда бы не сбежала.
Я же смотрю на подругу скептически. Не верю, что какой-то Абдулов способен найти человека, если тот не хочет быть найденным. Но не начинаю переубеждать Амину.
Вместо этого после встречи еду к родителям. Радуюсь, когда вижу улыбку, полную радости в глазах мамы, и со слезами обнимаю ее, потому что соскучилась. По-настоящему.
— Ну, наконец-то! — восклицает мама. — Явилась дочь домой.
После ее слов становится как-то не по себе, ведь я правда не приезжала с момента, как вышла замуж. Не принято первое время ездить к родителям. Считается, что молодые должны провести какое-то время вместе и мне не хотелось, чтобы думали, будто у нас иначе, а ведь соседи бы точно заметили, я уверена. И стали сплетничать.
— Дочка, — отец крепко меня обнимает, и я начинаю уже не просто стирать слезы с уголков глаза, а плакать.
Тру щеки, осушая влажные дорожки и стою, смотрю на родителей. Они словно изменились, но я себя, конечно, накручиваю. Ничего такого не произошло.
— Исхудала, — замечает мама, качая головой. — Не вкусно там тебе?
— Мам, — отмахиваюсь. — Я… пап, мам… я поговорить пришла с вами.
Я не вижу лица отца, но замечаю тень на лице мамы. И отчего-то медлю, хотя шла сюда с абсолютной уверенностью, что на родителей можно положиться. У нас разное было, это правда. Папа и замуж меня насильно хотел выдать, но не выдал же.
— Минутку, — папа отлучается, когда получает звонок на телефон, а мама тянет меня в гостиную.
И там, усадив на диван, спрашивает:
— Что случилось?
— Я узнала, что Рустам — не тот, за кого себя выдавал все время. Он… такие дела проворачивает, мам… Противозаконные.
Мама смотрит на меня растерянно, словно не понимает, о чем я, хотя обычно она схватывает на лету и понимает все еще до того, как я обо всем расскажу.
— И у него есть любовница.
Мама поджимает губы.
— Я хочу развестись с ним, мам…
— Даже не думай, — неожиданно и практически сразу говорит она. — Отец не одобрит, а я ничего не смогу сделать. Да и ты подумай… подумай, как соседи на нас смотреть будут…
Мама начинает причитать, перечислять то, что может никогда не случиться и напоминает про соседей, хотя опять-таки, я всегда считала, что она у меня прогрессивная и по поводу чужого мнения не переживает.
— К тебе он хорошо относится? Не бьет, не пьет, забрал к себе и обеспечивает…
Мама резко замолкает, так как в гостиную входит папа. И мне, честно говоря, уже хочется молчать, потому что уверена, кто не поймет меня, так это он. Уж не после того, что я тут услышала от мамы.
— Что-то важное, дочь? У меня работы очень много, пора…
— Н-е-ет, — отмахиваюсь. — Не срочно, так… поговорить думала.
— Ну вот и славно. Мать потом передаст мне все.
Он взмахивает рукой, прощаясь, а я, кажется, впервые в жизни вынырнула на поверхность после того, как нырнула в омут с головой. И мне здесь, честно говоря, не нравится. Потому что это значит, что у меня нет никого, кто бы меня поддержал.