Фиктивная жена авторитета

Глава 45

Рустам

— Мы всех допросили, Рустам Амирович. Все чисто. Вариант только один.

Я прекрасно понимаю, на что намекает мой безопасник, но все еще не хочу этому верить.

— Ищите еще.

— Мы всех допросили и проверили. Телефоны, звонки, личные вещи. Ни у кого ничего нет. Никаких намеков на какие-либо связи… При всем моем уважении, но…

— Ищи другие варианты, Валеев. Ищи. Они должны быть.

Он поджимает губы, но кивает. Сгребает со стола папку с документами, смотрит на меня исподлобья. Недоволен. А у меня для него нет объяснения, почему я подозреваю всех, его в том числе, но не подозреваю собственную жену. У меня его и для себя нет. Я просто не могу ей не доверять. Если не доверять собственной жене, то, блядь, кому вообще верить?

— Рустам Амирович…

— Не сейчас, Миша. Делай работу, как сказано.

Забирает папку в свой портфель, что-то ищет в телефоне, а затем удаляется, оставляя меня одного. Через пару минут является надзиратель и провожает меня в камеру.

В одиночку посадили, как самого опасного преступника. Главное ведь, вчера отпустили, разобрались, но сегодня снова началось и то, что ко мне руководство не является, напрягает. Они в прошлый раз сразу явились, порешали, а тут… словно не нужно им.

Хотя я настаивал в звонке, да и Валеев уже не раз позвонил им и не два.

Меня даже на допрос не зовут. Просто держат здесь, словно пытаются устрашить. Только мне чего бояться? Я под прикрытием. Сделал все, как и сказали. Внедрился к людям, возглавил. Дальше еще предстоит тонкая ювелирная работа, но главное мы сделали — вышли на Абдулова, взяли его племянницу. Девочку, конечно, забрали, но это и неважно. Важно другое — когда с меня снимут обвинения.

В комнату для встречи меня ведут спустя какое-то время. Я жду своего безопасника с новыми новостями, но вместо этого в помещении сидит мужчина в джинсах и свободном сером свитере. Я его не сразу признаю в этой обычной гражданской одежде, ведь прежде я видел его только по форме.

— Не ожидал, — говорю честно. — Какими судьбами?

Руку не тяну, потому что вижу, что не пожмет. Он и садится за стол словно брезгует, стоит, смотрит, хмурится.

— Тут такое дело, Рустам. Непростое. Ты очень сильно засветился в прессе, все требуют твоего отстранения от текущих проектов. Как ты понимаешь, тот тендер, который у тебя был, аннулируют.

— Почему? Мы ведь договаривались, что никто не узнает.

— Договаривались, — кивает. — Но видишь ли… этой перевозки не должно было быть в прессе. Мы бы даже с ментами договорились, а теперь что? Выйти в эфир и сказать, что ты был подставным?

— С этим есть проблемы?

— Пока мы не взяли Абдулова — да.

Я, в общем-то, все без слов понимаю. Спалился, ошибся, значит, все. Выхода нет. Никто не будет прикрывать мою задницу, потому что да, Абдулова не взяли, а это значит, что мы жестко проебались и выпустить меня сейчас нельзя. Когда возьмут Абдулова — оправдают, но для этого нужен новый агент под прикрытием, пока старый отсиживает срок. Пока найдут, внедрят, пройдет время. Год или два. Судя по тому преступлению, которое мне шьют, мне светит около десятки, а может и больше. Год-два подождать можно, но я, блядь, не планировал сидеть в тюрьме, когда во все это встревал.

— Мы думаем, как поступить, Рустам. Новости заморожены, никакой информации мы пока не даем. Ждем. Я не заинтересован в том, чтобы тебя здесь оставить, ты же понимаешь.

Киваю.

— Рустам, — он все-таки садится.

Отодвигает стул, упирается локтями в серую столешницу.

— Кто это мог быть? Кто мог сорвать операцию? Мы гонялись за ним столько времени и, когда почти все сделали, план сорвался.

— Я не знаю. Ребята ищут.

— Нужно найти быстрее.

Он лупит кулаком по столу.

— Я ебучую землю рыл, чтобы отомстить этой твари за смерть сына. А он продолжает ходить и дальше, довольный и сытый. Пока мой сын в гробу лежит, а тебе десять лет грозит. Ищи, Рустам, того, кто сдал. Я его собственноручно удавлю.

Он успокаивается довольно быстро. Не даром генерал. Выдыхает, поднимается на ноги и тянет таки руку на прощание.

Мы с его сыном были лучшими друзьями. Вместе строили бизнес, поднимались, наши доли в компании были поделены напополам. И все шло хорошо, пока Стас не связался с Абдуловым. Мы тогда лишились поддержки наших семей и поднимались с колен сами, бизнес летел вниз и Стас решил, что нам нужны не новые идеи, а влиятельные люди. Связался с одним из авторитетов. Дела у нас и правда пошли лучше. Со временем мы внедрили и новые идеи, только вот бабки на троих делить стало труднее.

А потом Стас погиб по пути на встречу с Ромой. По начальной версии — попал в аварию, на деле же — его спецом подрезали. Он скончался по пути в реанимацию и сомнений в том, кто это сделал, не осталось. Отец Стаса нашел улики против Абдулова, исполнителей, но те странным образом скончались в тюрьме. Так что ничего не вышло. И привлечь его оказалось не за что.

Так что нам пришлось придумать другой план. Перебить влиятельность Абдулова другим авторитетом. Мной. И я успешно им стал. Мне понадобилось три года, чтобы завоевать доверие всех, кто со мной сотрудничал и подобраться ближе к Абдулов, чтобы достать хоть какую-то информацию об этом сукином сыне. О его близких, о том, кто ему дорог. Мы собирались сыграть на племяннице, потому что она неожиданно оказалась единственной, кто у него остался. Конечно, она бы не пострадала, но кто-то сдал весь ебаный план.

Мы хотели заманить его в ловушку, сбить с верного пути и направить по ложному. Но кто-то сдал наш реальный путь и во время перевозки девочку забрали. И сделали все с таким шумом, что информация мгновенно попала в СМИ. Мое имя фигурирует на первых страницах, и я понимаю, что назад дороги и правда нет. Либо мы все сдаем и вскрываем правду, теряя еще несколько лет, либо… продолжаем дальше. Вместо меня встанет Валеев. И его примут только если я останусь в тюрьме.

Блядь!

По пути обратно в камеру я думаю о Дарии. О том, что она останется одна. Удивительно, но эта девочка успела запасть мне в душу своей искренностью и чистотой. И любовью. Ее признание после бокала виски звучало глупо и трогательно одновременно. Я поверил. И верю.

Верю до тех пор, пока ко мне не приходит Валеев и не ставит на стол папку с прямыми доказательствами ее вины. Вины в том, что я сейчас здесь.