Глеб
Я ужасно зол! Шампанское давно стало теплым! Я не могу пить эту гадость. Придется купить другое, когда закончу в больничке. Не люблю их. Пахнет спиртом и нафталином.
Достаю из принтера горячую бумажку с идеально выверенными словами. Получается красиво. Откладываю чашку с кофе, чтобы ненароком не пролить на идеально белый конверт. На всякий случай проверяю точность послания, затем аккуратно складываю его и упаковываю в этот самый конверт. Беру ручку и небрежно вывожу четыре буквы «Нике». Идеально.
Меня ждет уютная гостиница, где заготовлена бутылка дорогого шампанского для праздничного утра.
Запрыгиваю в свой любимый автомобиль, включаю бодрую музыку и жму на газ. Обожаю ездить по зимним дорогам, как машина уходит в занос, и только мастерство позволяет справиться с потенциальной аварией. Забавно, как люди легко доверяют жизни четырем стенам на колесах и с мотором.
После долгой дороги мышцы затекли. Благо, что темно, поэтому я могу припарковаться у самого подъезда. Выхожу и бодро иду к подъезду. У меня замечательное настроение, так что не сразу понимаю, что забыл отмычки. Приходится вернуться, но этого никто не видит: темно настолько, что хоть глаз выколи.
Бодро поднимаюсь на пятый этаж, прислушиваюсь. Где-то звучит футбол, где-то — отборный мат. Типичная Россия.
Возня с замком занимает всего лишь пару минут — очень скоро я оказываюсь в милой двухкомнатной квартирке, в которой пахнет розами. Уютненько. Кухню нахожу интуитивно. На столе стоит пустая ваза. Убираю ее, чтобы внимание не отвлекла, достаю чуть помятый конверт и кладу его на самое видное место. Отхожу на пару шагов убедиться, что его точно видно, затем иду в ванную, затыкаю все пробками и выкручиваю кран на максимум. Пошевеливайся. Они скоро приедут. Отлично, теперь можно отдыхать.
Только утром меня ждали не приятные новости, а просто ужасные. Марк приедет позже, чем нужно! Шампанское откладывается.
Мой идеально выверенный план чуть не треснул. Точнее так, в итоге треснул кошелек, с которого улетело пару лишних сотен тысяч на смену сцены, потому как было рассчитывать на помощь старых друзей, минута простоя которых стоит очень дорого.
— Ты вовек не рассчитаешься, — огрызается мой знакомый из бывших зэков. — Почем сам руки марать не хочешь?
— Я хочу, чтобы на них был только запах масла, — льстиво улыбаюсь. Партнер убирает деньги в карман. — Действуй только красиво, ладно? Раз актеры есть, нужно, чтобы они дотянули до сцены. Понимаешь, о чем я?
— Не-а, если честно.
Хлопаю себя по лбу. Что за идиот!
— Я так и планировал, чтобы Марк сдох в определенном месте, мне надо, чтобы машина дотянула. Сделай так, чтоб тормозная жидкость вытекала медленно, ясно?
— Понял.
Ладно, все что ни делается, оно же к лучшему. Чуть позже умрут, не страшно.
— Пошевеливайся. Они скоро приедут, — огрызаюсь. Лучше пересмотрю пока видео, как Марк с одного удара отправляет Дэна в нокаут. Блин, до сих пор эта сцена смех вызывает. Эти лица! Такие эмоции! Кайф. Интереснее кино.
Открываю заметки и ставлю очередную галочку возле записи «Подрезать тормозные трубки». Там же «Поставить зажравшегося урода на место» уже отмечено как сделанное, как и остальное. Даже с Белкиным и Борей расплатился за гениальную подставу Дэна. Жаль, видео с участка прибудет только завтра, представляю, как будет смешно. А они такие идиоты. Единственный звонок, который им можно было сделать перед тем, как стать заключенными, был мне. Думали, я вытащу. Говорю же: идиоты.
Маленькое шоу отвлечет больших и важных людей. Ха-ха.
Очередной звонок от Гошика стирает улыбку с лица. Обычно он зря не звонит.
— Что там? — сразу начинаю с конкретики.
— Они не поехали по дороге.
— Твою мать! А куда?
— Не знаю, еду за ними.
— Перезвони потом, — огрызаюсь и бросаю трубку. Фу, опять все не по плану. Да все еще будет, но не в нужных декорациях. Это так же ужасно, как пить шампанское теплым.
Скоро Гоша перезванивает. Жертвы двинулись дальше. Осталось считать минуты до их смерти. Сажусь на кресло напротив часов с бутылкой шампанского в руках. Буду пить из горла. Хорошо, что за мертвых пьют не чокаясь.
— Ну привет, — скалюсь, подходя ближе к кушетке. Марк выглядит неважно: его лицо перемотано, ноги и руки фиксированы, как у марионетки. Стоит только один раз дернусь, и все развалится. Но нет, увы, не развалится.
— Ты не удивлен, что я жив? — удивленно спрашивает Марк. Ему трудно повернуть голову, слова смешиваются в кашу из едва различимых звуков.
— Чего ж удивляться, если я и так это знал? — меланхолично замечаю, подходя ближе. Чтобы ОН меня видел.
— И как оно тебе? — О-о-о, слышу в голосе Марка сарказм. Иронизирует, в его-то положение.
— Что? — нарочито спрашиваю. Может, зря так оттягивал нашу встречу? Это же такой кайф, оказывается. Понимаешь, что жизнь этого мелкого человечишки зависит от тебя.
— Неспособность убить меня?
Этот вопрос меня вдруг выводит из колеи. Ляпаю первое, что приходит в голову:
— Это… бесит.
— Ну уж извини.
— Не могу, Марк, прости. Ты будешь спрашивать, зачем оно мне нужно? — набрасываюсь на него.
— Нет, оно мне не интересно, — хрипит он. Ах так⁈ Выдергиваю из-под его головы подушку и, прежде чем положить на его лицо, произношу:
— А я все равно тебе скажу. Думал, деньги только меня интересуют? Нет, это тлен. Так, пыль. Они ничего не стирают, ты в курсе? Я все,… помню! Все. Я мог бы простить Дэна за его пафос, но я никак не могу простить тебя за то, что в ту ночь, шестнадцать лет назад три месяца пять дней и восемь часов назад ты был там. Ты не в курсе, а я всех остальных на тот свет отправил. Только гниды эти никому не интересны. А ты — мозоль, которая никак не желает проходить. Ты всегда мне напоминал о той ночи. Прости, мне надоело болтать. Давай ты наконец-то умрешь, и я наконец-то забуду то дерьмо, которое меня окружают? — с силой прижимаю подушку к лицу Марка, он дергается. На секунду становится его нестерпимо жаль, но я подавляю это чувство. Тихо шепчу скорее себе, чем ему: — Этот мир не выносит нас обоих.
А потом что-то хрустит. Резко, громко, после чего мир погружается в темноту.
Николь
Перепрыгиваю через Глеба и сдергиваю подушку с лица Марка. Приборы над его головой пикают слишком часто.
— Врача! Срочно! — кричу во все горло. — Пациенту плохо!
Медики появляются через минуту. Медсестры ошарашенно смотрят на валяющееся под ногами тело и осколки бутылки с физраствором, которая почти проломила череп Глебу.
— Что здесь происходит? — восклицает подошедшая еще одна медсестра. Врач возится у Марка, отдает короткие команды. Одна медсестра выбегает и вскоре возвращается.
— Этот… человек пытался убить вашего пациента, — с трудом выдыхаю. Сердце рвется из груди при виде Марка, которому плохо. — Ментов вызовите. Этот человек совершил покушение.
Третья медсестра кивает и уходит, чтобы вскоре возвратиться с двумя крепкими парнями в хирургических костюмах. Они оттаскивают все еще бессознательного Глеба, а я припадаю к койке Марка.
— В реанимацию не нужно, пациент стабилизировался, — как-то по-доброму говорит врач, положив руку мне на плечо. — Не переживайте.
— Можно я останусь? Пожалуйста! — слезно прошу.
— Только на полчаса до тех пор, пока не приедут полицейские. Еще нужно проверить ваши показания. Дурдом посреди ночи. Одно ясно: проникновение постороннего не говорит в пользу нашей охраны.
Однако, слишком много общения с правопорядком получается у меня за последнее время. Меня мурыжили около часа, потом с трудом взяли показания у Марка. Но Глеба забрали, хотя я этого и не видела.
— Он не отмажется, — с трудом хрипит Марк. Хорошо бы оставить его, но мне так важно сказать то, с чем я пришла.
— Марк… — вдруг все слова разом вылетают из головы. Как сказать? Может, отложить на потом? А вдруг это «потом» не наступит?
— Да, крошка?
— Я беременна, — выдыхаю.