Можно иметь сколь угодно высших образования и спортивных медалей, но самое тяжёлое испытание — это открыть глаза утром после того, как тебя напоили. В голове трещит и ощущение, что там образовался вакуум. Скриплю мозгами, пытаясь вспомнить, что же произошло после первого стакана того приторного пойла.
Глаза открываю с опаской. Тело чувствует, что подо мной не мой офигенный мягкий матрасик, а какая-то доска с пупырками. Мамин диван, что ли, так прохудился, что уже пружины в спину впиваются?
Ну, потолок как потолок. Деревянный, скошенный. Такой у деда был, когда я оставалась на даче. Эх, жучки-паучки, до сих пор в пот бросает от воспоминаний, когда рядом на подушке обнаруживаешь какую-нибудь живность.
Так, хватит, нужно сосредоточиться на происходящем. У мамы в квартире не деревянный потолок. Дед давно умер. Блин, где я?
В этот момент кровать на той стороне хрустнула, и в голове тут же стрельнул вопрос: с кем я? А следом: в чем я⁈
Вот последнее меня очень вдруг озаботило, потому как привычный шерстяной пижамки на мне не ощущается. Точнее, на мне вообще ничего не ощущается. Даже под одеяло на всякий случай заглядываю. Ну точно, голенькая, как новорожденный младенец.
Неужели с Ваней⁈ От этой мысли меня чуть сознание не покинуло, и я быстро поворачиваю голову. На той стороне кровати — широченная спина, волосы на голове каштановые, а талия переходит в упругие… кхм. Главный вывод: там тоже без одежды. Выходит, я с кем-то, но это не Ваня…
Какой позор! Пульсирующая голова выстреливает воспоминаниями. Вот Машка подает мне очередную порцию этой гадости, вот Ваня зовет танцевать. Он пристает, но потом вдруг отпускает. Я его отшила? Дальше помню кровь и офигенный запах. Вроде знакомый, но я не уверена. На всякий случай пододвигаюсь на пару миллиметров к телу по соседству: точно, это и есть владелец запаха.
Выглядываю из-под одеяла: одежда валяется на полу, словно ее разорвал хищник. Там же белая рубашка. С виду целая.
И тут до меня доходит, да так мощно накрывает, что задерживаю дыхание и с ужасом перевожу взгляд на мужчину рядом. Он, почувствовав мой интерес, переворачивается во сне, и я вижу расслабленное лицо Марка Гайдмана. Твою ж… дивизию!..
Выскакиваю из кровати и чуть не поскальзываюсь на использованном презервативе. В глазах разлетаются искры от слишком резкого подъема. Что мы имеем: лучшая подруга меня опоила, а этот гад воспользовался моим состоянием! Почему-то становится очень обидно. За школу отомстил, да? Хрена с два тебя ждет доброе утро, Марк!
Натягиваю свой белый свитер и юбку прямо на голое тело, собираю остатки нижнего белья, содрогнувшись от его состояния. Кидаю в сумку, крадусь к коридору, накидываю куртку, обувь и покидаю жилище самого неприятного человека, которого я знаю.
Только ж я за городом. Знаю этот райончик. Что же, остается надеяться, что телефон каким-то чудом не сел и я смогу вызвать такси.
Земля припорошена первым снегом, я трясусь от холода в легкой курточке, но все никак не может найтись желающий отвести меня в город, оттуда на вокзал и подальше от старой жизни. Хочется в родной университет, довести любимый проект до окончания и найти-таки инвесторов. Антон Алексеевич как раз обещал подкинуть варианты к моему возвращению.
Телефон пиликает, что ко мне через пять минут приедет Шкода, и выключается. Благо номера запомнились, а то было бы не очень.
Это в Питере Шкода — красивый автомобиль чешского автопрома, а здесь… Кажется, что подъехавшая машина старше меня раза в два. Сажусь на заднее сиденье, пересекаюсь взглядом с водителем.
— Витька Мельник! — прыскаю от смеха, рассматривая молодое лицо соседского мальчишки. Он меня младше года на три, а с детства подкатывал. Лишь когда переехала, ухаживания прекратились. Но каждое лето история повторяется.
— Здравствуй, Ника, — задорно улыбается Витька. — Не ожидал тебя увидеть. Извини, все еще не стал достойным тебя.
— Брось говорить ерунду! — хлопаю его по плечу. Случайно поднимаю глаза: на веранде, закутавшись в синий махровый халат, стоит Марк. Сглатываю и хрипло прошу, потеряв из голоса все краски: — Поехали быстрее, пожалуйста, я тороплюсь.
Лика, моя сестра, и мама, конечно, не понимают, отчего мой отпуск сократился на день. Я быстро собираю шмотки, ожидая, что вот-вот ворвется Марк и что-то объяснит. Но нет, я провожу дома двадцать минут, а дверь не распахнулась и мне никто не попросил остаться. Так только в кино бывает.
Витька закидывает мой чемоданчик в багажник, машет моей маме и Лике. Я целую каждую из них в щеку, обещаю звонить и сажусь в машину.
— Хочешь, я тебя до Питера довезу? — спрашивает парень, пытаясь поймать мой взгляд.
— Это больше четырех часов по скользким дорогам, — на всякий случай говорю.
— Знаю, но я там так ни разу не побывал.
— Да ладно? Ты же хотел подавать документы в университет.
— Ну, — Витька замялся. — Батя заболел, да как-то замотался, завертелось. Вот сейчас готовлюсь к поступлению.
— Значит, в следующем году этот город поредеет на еще два души, — задумчиво произношу. Вижу, что Витька меняется в лице. — Так я про Лику. Она тоже в этом году поступает. На врача, — с гордостью произношу, переключаясь на младшую сестренку. У нас с ней семь лет разница, раньше это было помехой, а теперь мы лучшие подружки.
— А, то есть ты не знаешь? — тихо говорит Витя, отчего у меня внутри все холодеет. Пытаюсь поймать его взгляд, но парень упорно делает вид, что смотрит на дорогу.
— О. Чем. Не. Знаю? — с расстановкой произношу, используя паузы, чтобы не сбиться с дыхания.
— Лика не будет поступать в следующем году. И в другие.
— Она что, беременна⁈ — кричу от нарастающих эмоций. В голове за секунду прокручиваются миллиард вопросов: от «кто посмел?» до «что делать⁈».
— Нет, Ник. Лика… тяжело больна.
Пауза. Последняя фраза медленно оседает в моем сознании, накрывает мое улучшающееся настроение черным беспросветным покрывалом.
— Разворачивай машину! — требую не своим голосом, отчего Витька невольно жмет на тормоза, и Шкода начинает вилять по дороге в легком заносе. Но парень быстро справляется, выравнивает машину и молча разворачивает ее на пустом шоссе.
Вокруг только окоченелые поля. Они тянутся сплошным полотном почти до самого горизонта, где виднеются редкие елки. Именно там спрятался мой родной городишко. Кажется, что расстояние обманчиво близко, но у нас занимает чуть ли не полчаса, чтобы приблизиться к злополучным деревьям.
Зато на выезде замечаю огромный белый внедорожник, который смотрится настолько чужеродно в нашем крае, что заставляет обернуться каждого и рассмотреть, кто же владелец этого чуда техники. Я невольно впиваюсь взглядом в лобовое стекло, хотя в Питере видела множество таких машин. Кривая ухмылка расползается на лице, когда за рулем внедорожника вижу Марка. На нем белая рубашка, лицо напряжено, но едет неторопливо. Точно не за мной.
Стоит машинам разминуться, как я тут же забываю о своем нелепом утре, переключаюсь на Лику.
Витька паркуется во дворе нашего дома. Мама как раз выходит из подъезда, ее лицо меняется, когда она видит мой взгляд. Бравада и улыбка соскальзывают с ее лица, как будто маска, и я вижу глубокие морщины и темные круги под глазами.
А Лика… Какая же я эгоистка, что не заметила состояние сестры! Похудевшая, бледная, осунувшаяся.
Забираю маму и Лику с собой в Питер. Они протестуют, но сдаются.
Дальше все воспоминания стираются в пепел. Больница. Врачи. Обследования. Запах спирта. Уколы. Капельницы. Я почти не ем, курсируя между аспирантурой, домом и больницей, куда положили Лику. Еще раз перепроверяют диагноз. Но он подтверждается. Сестре нужно очень дорогое лекарство.