Фиктивная вдова для миллиардера

Глава 1

— О, Тамада!

Ненавижу. Когда. Меня. Так. Называют!

Оборачиваюсь так резко, что шея хрустнула. Никакому смертному не позволено обращаться ко мне с этим прозвищем. Никому!

— И тебе привет, Марк, — вроде цежу с милым оскалом, но увидев старого знакомого, теряю весь запал.

Да, Марк Гайдман теперь другой. Не долговязый мальчишка-одиночка, что всегда сидел на «галерке». А еще это единственный человек со всего мира, с кем я бы никогда больше не хотела встречаться.

Наша история началась с начальной школы. Марк никогда не просил списывать, в отличии от всего класса. С гордым видом он сдавал свои работы и неизменно получал низкую оценку. Я сидела на первой парте и, когда он выходил к доске, милостиво подсказывала ему решение. Но Марк всегда отворачивался. Ох как меня это злило! Все мечтали со мной общаться. Все, кроме него. Он один не желал сдаваться перед моим очарованием. И я готова была его за это простить, пока…

Тамада. Это прозвище приклеилось ко мне в классе пятом. Я была такой девочкой-хорошисткой, с белыми бантиками, в юбке-колокольчике. Вела утренники, на каждом школьном концерте безупречно декламировала стихи, меня ставили в пример.

— Ты только и делаешь, что развлекаешь людей, — бросил как-то Марк после очередного концерта, когда я убирала реквизит. Видимо, его прислали мне помочь. — Никто не хочет с тобой дружить по-настоящему. Всем от тебя что-то нужно. Ты как тамада на празднике.

— У тебя вообще друзей нет, — обиженно буркнула в ответ. Я была маленькой, но и тогда могла уже сказать, что с искренностью ко мне относится только Машка. Только когда слышишь такое в лицо, да еще и от Марка… Я не смогла сдержаться, поэтому выпалила: — Я бы с тобой тоже никогда бы не смогла дружить! Никто из моих друзей с тобой дружить не будет. Ты плохой!

— Я тебе или кому-то еще свою дружбу и не предлагаю, тамада. И никогда бы не предложил.

С тех пор наше общение всегда ограничивалось взаимными пикировками. Я не могла ему простить таких слов. И я поклялась, что заставлю его хотеть со мной дружить, а потом, как в песне Верки Сердючки: «Он бы мой ответ месяц дожидался, я б его до паники довела».

Но… я перестаралась.

Марк стоит, засунув руки в карманы черного пальто. Между нами старая задрипанная остановка с ободранными афишами десятилетней давности. Помню, даже в школе удивлялась, отчего ж ее не починят, не покрасят, а теперь мне без разницы. Я давно приняла, что мой родной городишко так и останется кладезем СССРовской эпохи.

— Идешь на встречу выпускников? — спрашиваю из вежливости, а то молчание получается каким-то неловким.

— Да, а ты? — вынырнув из мыслей, отвечает Марк, а я с удовольствием вслушиваюсь в его голос: не слишком низкий, без надлома, но такой выразительный и уверенно-мягкий. Стоп. А что, по моему виду не понятно, что ли?

— Тоже. Удивилась, что встречу выпускников назначили на первое ноября. Хорошо, что это выходной, — зачем-то добавляю, потому как Марк никак не отреагировал на мой комментарий. — Ну, мне пора. Увидимся в «Крышах».

Делаю несколько шажков назад, чтобы сбежать. Ох, не хватало мне еще с Марком под руку появиться перед всеми нашими одноклассниками. Хотя… Нет, я не любитель сплетен и быть их источником не собираюсь. Пусть… пусть лучше в своей там жизни разбираются, а не мою мусолят.

Ухожу немного вперед и оборачиваюсь: он идет в другую сторону.

— Марк? — зову его, он поворачивает голову.

— Я приду немного позже, — отвечает он с улыбкой, так несвойственной для наших отношений в прошлом — Дела.

— Ты придешь с кем-то? — снова вылетает неуместный вопрос. Хочется щелкнуть себя по лбу.

— Ты все такая же любопытная, Николь. Увидишь.

— Ника! — визжит Машка, тянет ко мне руки, мы обнимаемся и чмокаемся. Моя подруга детства. Не смогла вырваться. Замутила со старшеклассником, залетела и осталась здесь, в нашем крошечном городке. — Ты ни капли не изменилась! Все такая же миниатюрная.

— Ой, а ты зато стала настоящей женщиной, — говорю с улыбкой, отстраняясь от объятий. Машка сильно поправилась после родов, но лицо ее все так же остается лучезарным. Мы редко общались: у меня — универ, у нее — дети, развод и всякие неприятности.

— Все наши уже собрались, — сообщает Машка, стараясь перекричать включившуюся музыку. Кажется, это хиты девяностых?

Мы обходим старых знакомых: кто-то представляет своих мужей, кто-то кичится новым статусом. Одним словом: все без исключения пытаются казаться лучше.

— Эх, у одной только жизнь удалась на все сто. У Ирки, моей кузины. Она в Москве сейчас. Большая шишка. Кстати, о них. Я слышала, даже Гайдман приехал, — кричит Машка мне в ухо.

— Да, мы встретились на улице, — говорю громко, почти срывая голос.

— А чего ж вместе не пришли? — скорее читаю по губам подруги, нежели слышу. И улыбка у нее сразу такая хитрющая. — На, выпей. Это офигенный напиток.

— Ты меня знаешь: я не появляюсь в компании с мужчиной просто чтобы не отвечать на вопрос, почему я в двадцать пять не замужем, — отмахиваюсь от намека и делаю глоток приторно-сладкого напитка.

В школе все, кроме меня, занятой пикировками с Марком, сохли по Ваньке Соболеву, что сейчас, кстати, походкой развязного мачо движется к нам. В руке — пиво, желтая рубашка в красную клетку, штаны цвета хаки и сигарета в зубах.

— Какие люди! Королева нашей школы! — Ваня лезет ко мне обниматься, и я втягиваю аромат дешевого Ротманса, который очень любил курить мой отец. — Все такая же красавица.

Ваня крутит меня в пируэте, резко дергает на себя, чтобы прижать плотнее к своему тощему с животом на выкате телу. Тушит бачок о пепельницу, бросает в мусорку и не попадает.

— Потанцуем, крошка? — Толкает меня к танцполу, Машка машет рукой, мол иди-иди, тебе полезно, Ваня сейчас свободен. Ай, ладно, может реально расслабиться и ни о чем не думать? Даже забавно потанцевать с тем, о ком мечтала вся школа. На выпускном-то меня не было из-за Марка.

Наш диджей сегодня — Миха Топольский, тоже из «вырвавшихся», только все равно по окончании универа сюда вернулся и теперь фармацевт в местной аптеке. Такое ощущение, что он принял что-то из ностальгического, потому что такую музыку мы даже раньше не слушали. Например, сейчас играет ремикс на «Белые розы».

Ваньку торкает не по-детски, и он зажигает. Дергается как в припадке и пытается меня привлечь к этим предсмертным конвульсиям. Народ из нашего класса и параллельного с осторожностью подтягивается и сдержанно переступает с ноги на ногу.

— Давай, крошка, покажи себя! — призывает Ваня, отшагивая «лунной походкой». Он утомил меня еще до окончания песни. Нужно срочно спасаться!

— Здесь жарко, хочу пить, — показываю на стену, на которой висит белый ватман с надписью «Напитки».

— Идем-идем, — парень кладет руку мне на талию и подталкивает вперед, тем самым рассекая мной толпу. — Передохнем и снова.

— Угу.

Как места становится больше, бегу к Машке с жалобным лицом:

— Спаси меня! — прошу ее шепотом, взяв под руку.

Но эта предательница стряхивает меня и толкает на встречу Ваньке.

— Потанцуй, расслабься и не парься, — напутствует она и наливает в два белых пластиковых стакана чудо-напиток.

Быстро освобождаюсь от липких Ванькиных объятий, быстро глотаю розовую жижу. Машка невзначай подливает мне еще.

— Бутерброд буш? — Парень жует бутерброд с толстым куском докторской колбасы, протягивает мне такой же.

— Э-э-э нет, спасибо. Маш, а ты чего не танцуешь? — оглядываю ее и понимаю прежде, чем она отвечает.

— Не стоит малышу так нервничать. Еще подумает, что землетрясение, да и родится раньше срока. — Подруга с улыбкой подливает в мой стакан еще напитка. Не знаю, что это, но мне начинает нравиться. Такой сла-а-аденький.

— Идем дальше! — Ваня дергает меня в толпу, а мне уже и сопротивляться меньше хочется. Имею я право потанцевать с парнем или как вообще?

— Хорошо двигаешься, училась где? — Ваня кладет руки мне на талию, неуверенно скользит вверх-вниз.

— Да, ходила на уроки стрип-пластики, — ляпаю, а затуманенном мозгу проносятся знаки вопросов. Ай, плевать, не знаю, что они мне налили, но эффект хороший. В свитере становится жарко, и я криво снимаю его через голову, оставаясь в черной майке и красной плиссированной юбке, что колышется в такт моим бедрам.

— М-м-м. — Руки Вани становятся смелее и грубо хватают меня за пятую точку.

— Ай! — вскрикиваю. И в этот момент захват прекращается. Я даже секунду не успеваю порадоваться свободе, когда:

— Какого хрена, Гад⁈ — верещит Ваня, а я пытаюсь вспомнить, кому же принадлежала эта дурацкая кликуха. А, точно, Марку! Только он тут при чем?

Оно становится ясно, когда мой нос утыкается в белую рубашку, а остатки помады пачкают ткань. Запах-то тут какой! Мамочки! Кажется, это мои любимые мужские духи от Диор, смешанный с позабытым прошлым.

Наклоняют вперед, но запах удаляется, и я едва не падаю, но носом теперь уже впечатываюсь в ту самую белую рубашку.

— Ника, постой ровно, пожалуйста, — требует уверенно-мягкий голос, только сейчас он больше уверенный и совсем не мягкий.

— Угу, — покорно соглашаюсь и меланхолично смотрю, как мимо улетает Ваня куда-то в толпу, а Марк, сжав кулаки, следует за ним, как хищник. Кажется, у Вани кровь из носа идет. Точнее, там уже нет носа. Ай, неважно.

Спустя пару мгновений меня касаются горячие руки.

— Идем, — звучит приказ. — Нечего нам здесь делать.

— Почему не играет музыка? — Пробую сделать шаг, но ноги на каблуках подкашиваются. Но я не падаю. Наоборот, тело переходит в какую-то новую вертикаль. Я скорее взмываю в воздух. Дрыгаю ногами, сбрасывая неудобные туфли.

Выглядываю из-за белой рубашки и кричу:

— Машка, завтра увидимся! Я позвоню!

Только она мне почему-то не ответила.

— А Ваньке не позвоню, он плохой, — бубню под нос и затягиваюсь любимым ароматом, смешанным с офигенным запахом кожи.