Филарет Московский

Глава пятая ИЕРОМОНАХ ФИЛАРЕТ 1809–1811

Великим постом 1809 года Россия возобновила войну со Швецией. Генерал Багратион совершил ледовый поход семнадцатитысячного русского корпуса к Аландским островам, в чем-то сравнимый с переходом Суворова через Альпы. Вскоре русские войска оказались вблизи Стокгольма, а дивизия Барклая де Толли захватила шведский город Умео, после чего шведы капитулировали. При таких радостных событиях православный русский люд встречал 28 марта Пасху. И в сей день иеродиакон Филарет сделался иеромонахом.

Иеромонах — второй по значению монашеский сан. Посвященный в него может совершать таинства, включая главное таинство евхаристии и литургию — основополагающее богослужение христианской церкви. Единственное из семи таинств, которое он не может совершать, это таинство священства.

Итак, 28 марта 1809 года во время пасхальной литургии после пения «Херувимской» и перенесения Святых Даров с жертвенника на престол два диакона подвели Филарета к Царским вратам.

— Повели! — возгласил первый диакон, обращаясь к народу.

— Повелите! — возгласил второй диакон, обращаясь к клиру.

— Повели, преосвященнейший владыко! — возгласил первый диакон, обращаясь к митрополиту Амвросию.

Филарет вошел в алтарь, где его трижды обвели вокруг престола, углы которого он целовал, а также прикладывался к руке Амвросия, восседающего на горнем месте. В это время клирики пропели три гимна: «Святии мученицы, иже добре страдаете и венчавшеся…», «Слава Тебе, Христе Боже, апостолов похвало…» и «Исайе, ликуй…».

По окончании обряда хождения Амвросий встал у правого угла престола, а Филарет преклонил пред ним колена. Митрополит, совершив над главою новопоставляемого знамение креста, возложил на него свою руку и край омофора. Из уст Амвросия потекла тайнодейственная молитва:

— Божественная благодать всегда немощное врачующая и оскудевающее восполняющая, проручествует благоговейнейшего Амвросия во Филарета, помолимся о нем, да приидет на него благодать Всесвятого Духа.

По прочтении молитв рукоположения Амвросий подал Филарету священнические одежды: епитрахиль, пояс и фелонь и еще Служебник, возглашая при передаче каждой из этих принадлежностей «аксиос» — «достоин». Наконец в знак того, что рукоположение совершилось, Амвросий трижды поцеловал Филарета и литургия продолжилась. После освящения Святых Даров митрополит подал новому иеромонаху частицу Тела Христова:

— Приими залог сей и сохрани его даже до пришествия Господа нашего Иисуса Христа, ибо в нем потребуется у тебя отчет.

Взяв частицу в руки, Филарет встал позади престола и прочел пятидесятый псалом. Пред возгласом «Святая святым!» он возвратил этот залог митрополиту и следом за настоятелем прежде других причастился Святых Тайн. Так по установившемуся с конца XVII века правилу совершилось рукоположение Филарета в иеромонахи.

Необычайные способности помогли его дальнейшему продвижению. 9 августа он стал ректором училища. Архимандрит Евграф не оставлял стараний, желая перевести Филарета в академию. Увы, чахотка неумолимо съедала этого замечательного человека, и в ноябре Евграфа не стало. И года он не пробыл ректором. Новым ректором стал другой Крылов-Платонов — архимандрит Сергий. 8 февраля 1810 года иеромонах Филарет получил должность преподавателя церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии в звании бакалавра богословских наук. Новый ректор поселил его рядом со своей кельей, предоставил в распоряжение свою библиотеку, приглашал к себе обедать, любил беседовать с ним. Словом, жизнь приносила радости.

25 марта состоялось важное событие в жизни иеромонаха Филарета — он впервые читал проповедь в Северной столице. Шел Великий пост, настал праздник Благовещения. Он уже прекрасно знал, как живут русские в Санкт-Петербурге, как мало среди них истинно верующих, соблюдающих церковные постановления. Поститься уже считалось чем-то первобытно дикарским. Если и сохранялось что-то подобное религиозности, то в некоем виде, приближенном к протестантскому. Зайти на праздник в храм Божий, послушать проповедь, подумать немного о грехах, вздохнуть легонько о том о сем, может быть, даже всплакнуть чуть-чуть и подумать: «Какой я хороший, что не забыл Бога!» Именно об этом и хотелось говорить молодому проповеднику, обращаясь к столичным аристократам, купцам, мещанам, собравшимся послушать праздничную проповедь. И он смело выступил с обличением:

— Вообразим, например, что Христос внезапно явился бы в сем храме, подобно как некогда в Иерусалимском, и, нашед здесь, как там, продающих и купующих, продающих фарисейское благочестие и покупающих славу ревностных служителей Божества, продающих свою пышность и покупающих удивление легкомысленных, продающих обманчивую лепоту взорам и покупающих обольщение сердцу, приносящих в жертву Богу несколько торжественных минут и хотящих заплатить ими за целую жизнь порочную, — всех сих немедленно, навсегда извергнул бы отселе, да не творят дома молитвы домом гнусной купли, и, как недостойных, отсек бы от сообщества истинно верующих!

Это был вызов. Возмутись кто-нибудь из важных персон, находящихся в храме, и молодого проповедника могли бы надолго задвинуть, не давать более права читать проповеди. Но случилось нечто противоположное. Привыкших к тому, что духовенство столичное старалось не слишком-то укорять представителей высшего общества, слушателей внезапно проняло. Их пронзило силой веры, исходившей из этого невысоконького худенького монаха. Обличение коснулось сердец, вызвало раскаяние, и многие потом подходили к Филарету, благодарили за пламенную проповедь.

А по Петербургу разнеслась весть: в Александро-Невской лавре появился новый проповедник!

Вскоре в стенах академии разразилась первая битва за чистоту православия. Архиепископ Феофилакт, как уже сказано, пользовался покровительством Сперанского, а тот привечал масонов. В 1810 году в академию впорхнул видный немецкий масон и одновременно протестантский священник Игнатий Фесслер. Ему дали читать восточные языки и философию. Протестант в православной духовной школе — это многие сочли необычным и даже привлекательным, студенты поначалу потянулись к Фесслеру. Но очень скоро стало ясно, что он проповедует весьма сомнительные мистические идеи, близкие к пантеизму, а то и вовсе к атеизму. В стенах академии чуть ли не составился антиправославный заговор. Преподаватель немецкого языка Отто Смольяно проповедовал протестантизм, а учитель французского де Бое — католицизм. В июне в масонскую ложу Фесслера вступил сам Сперанский. Но это не устрашило православных людей. Летом иеромонах Филарет, ректор Сергий и митрополит Амвросий подняли восстание. В итоге им удалось добиться увольнения и Фесслера, и де Бое, и Смольяно. Фесслера отправили в Саратовскую губернию, где ему разрешено было отныне лишь заниматься законотворчеством. Его курсы передали Филарету, а иностранные языки отныне преподавали русские учителя. Это был удар по Феофилакту, о котором позднее Филарет писал: «Какая бы порча была для целой Церкви, если бы такой человек был первым митрополитом!» И еще из позднейших воспоминаний Филарета: «Влияние Фесслера на своих учеников было обширно. Я помню, один студент вышел из академии без веры в Искупителя как Бога. Я ему при окончании курса не посоветовал идти в духовное звание, и он действительно вышел в светское; теперь уже и умер. Это был человек не без ума, но гордый! Фесслер изгнан после того, как подал конспект по древностям Восточной Церкви, где, между прочим, поместил выражение, что богослужение наше слагается из двух элементов: лирического и драматического. Конспект этот, писанный на латинском языке, поручено было ректором Сергием (я жил тогда под его покоями, и он по милости своей кормил меня) перевести мне, тогда инспектору. Впоследствии, при постигшем тогда Сперанского несчастии (который и был причиною вызова Фесслера), нашли у него тетрадь руки Фесслеровой: de transitu orientalismi in occidentalismum[2], где он доказывает, что Иисус Христос есть не более как величайший философ. Даже в предисловии к проповеди, говоренной им, когда уже он был суперинтендантом, раскрывал он мысль, что никогда не изменял он своего образа мысли о Иисусе Христе. Вот какого человека взяли для академии».

Суетная жизнь Петербурга по-прежнему оставалась для Филарета чуждой. Душа его общалась с ангелами, а здесь, на земле, приходилось наблюдать нечто такое, что вызывало лишь жалость — чем живут люди?! «К здешней жизни я не довольно привык и едва ли когда привыкну более, — писал он 5 января 1811 года священнику Григорию Пономареву. — Вообрази себе место, где более языков, нежели душ, где надежда по большей части в передних, а опасение повсюду, где множество покорных слуг, а быть доброжелателем почитается неучтивым, где роскошь слишком многого требует, а природа почти во всем отказывает, — ты согласишься, что в такой стихии свободно дышать могут только те, кто в ней или для нее родились».

На Пасху 2 апреля 1811 года Филарета ждал успех в глазах обер-прокурора Голицына. Следует признать, что при всем своем легкомыслии князь Александр Николаевич способен был меняться к лучшему и постепенно от веры в то, что человек должен только ловить наслаждения жизни, переходил к вере в Бога, чему способствовало чтение Библии. Как-никак, а ему, обер-прокурору Святейшего синода, пришлось открыть эту вечную Книгу. И он проникся ею. Читанная в Александро-Невской лавре пасхальная проповедь иеромонаха Филарета, подобная стихотворению, тронула сердце князя Голицына, он прослезился и, подозвав к себе Дроздова, поздравил его, а заодно высказал пожелание, чтобы ему почаще предоставляли возможность читать проповеди перед высокими собраниями.

А меж тем и в пасхальной той проповеди Филарет не щадил псевдохристиан:

— Что ж, если некоторые из нас ограничивают Пасху сед-мию днями веселия, не помышляя о непрестанном ко Христу приближении? Если упиваются от тука дому Божия, но не хотят и капли вкусить от горькой чаши Иисусовой? Если, вместо преимущественного над собою бдения, во дни святые предаются беспечности языческой, седоша людие ясти и питии, воссташа играти? Если среди торжества духовной свободы работают единой плоти; празднуя Пасху новую, остаются ветхими человеками; радуются о воскресении, а пребывают мертвы Богу? — Что будет таковой праздник? Ах, таковой праздник есть тело без души; и для таковых христиан — страшно, а должно сказать, — для таковых нет и воскресения Христова.

Сколько лет прошло, а для нас нынешних звучат сии слова! Взглянем трезвым взором, как и в Европе, и в России нашей празднуются Рождество и Пасха — в большинстве случаев именно так, как описывает Филарет: праздник тела, а не души! Много внешнего, много излишнего, пышного веселья телесного. И мало тех, кто к этим праздникам приходит духовно очищенным, сделавшим еще один шаг к Царству Небесному. Да что там, в большинстве стран Европы эти праздники стали лишь «доброй и веселой традицией», лишившись исконного христианского наполнения.

Следующая знаменитая проповедь Филарета была читана им в Троицын день 13 мая 1811 года в Александро-Невской лавре, и посвятил он ее сошествию Духа Святого на апостолов. Сия благодать наполняет человека истинной мудростью, а не той, которая учит людей «быть изобретательными в способах и ловкими в случаях к снисканию временных выгод и умножать свое достоинство не столько в себе, сколько во мнении других, — но премудрости, духовно востязующей вся, дабы все обратить в средства к единому вечному благу души». Он вновь говорил о ложных ценностях сего века и об истинных ценностях вечности.

В проповеди 10 июня того же года иеромонах Филарет пламенно говорил о грехе, о том, как его перестали бояться, о том, как «греховная болезнь одного может сделаться заразою многих» и как из этого общего греха рождается гибель целого народа. Ровно год оставался до вторжения Наполеона. Видя греховное море, разлившееся по Руси, прозорливцы, подобные Филарету, предвидели скорое Божье наказание. И жгли сердца слушателей, взывая опомниться, отвергнуть жизнь грешную и тем самым отвратить Господню кару.

Дар проповеди — редкий дар. И слава талантливых проповедников быстро разносится.

Возьмите для примера день сегодняшний. У нас был недавно великий патриарх. От Алексия II излучалось сияние истинной веры и любви к людям, сияние, от которого загорались сердца ответной верой и любовью. Такие святители появляются раз в сто лет.

Зато нынешний патриарх Кирилл обладает бесспорно великолепным даром проповеди. И он пришел не столько чтобы ласкать и согревать, сколько чтобы взывать к совести, обличать грехи, пробуждать души ко спасению.

Подобных проповедников не так много. Еще совсем недавно отзвучали несравненные проповеди архимандрита Иоанна (Крестьянкина). Я бы еще назвал отца Алексея Козливскова, служащего в московском Богоявленском соборе. Еще несколько человек. Все они на виду, известны.

Точно так же было и в начале XIX века. Иеромонах Филарет, прочитав всего несколько великолепных проповедей, стал известен, и 30 июня он был «всемилостивейше пожалован, за отличие в проповедовании Слова Божия» наперсным крестом с драгоценными камнями.

А еще через восемь дней, в праздник явления Казанской иконы Божьей Матери, иеромонах Филарет исчез, ибо отныне на свете появился архимандрит Филарет.