Глава 17

Я намочил носовой платок водкой и осторожно промокнул рану. Раненная, казалось, закипела, но стерпела. Что происходит за моей спиной, я не знал. Некогда было оборачиваться. Я слышал только, как матерится капитан и грозит всеми мыслимыми и немыслимыми карами, напавшим на сотрудников правоохранительных органов преступникам. Перевязав рану, я обернулся к старшине. И увидел, что тот обшаривает карманы шинели Сильвестра Индустриевича. Рогоносец, как мог, препятствовал обыску. Кирилл Арсентьевич вытащил связку ключей. Подбросил их на ладони и сказал:

— У него где-то здесь машина должна быть.

— Я знаю, где! — сказал Зимин. — Могу показать.

— Ты лучше объясни, я сам найду… Хорошо, если бы у него там рация была…

Восьмиклассник принялся объяснять, а я снова повернулся к Красавиной.

— Как ты? — спросил я. — Идти сможешь?

— Ничего, — простонала она и добавила неуверенно. — Постараюсь.

— Ладно, отдыхай пока, — участливо проговорил я.

Сидоров-старший убежал, оставив со мной моего ученика. Ну и хорошо. Сейчас бы пару жердин и брезент какой-нибудь — носилки соорудить. Сама Лиля до машины не дойдет. Скованный Киреев продолжал что-то угрожающе бубнить, а его подельник со стоном пытался подняться. У него никак это не выходило. Может, я ему ребра сломал? Попросив Зимина присмотреть за раненой, я принялся обыскивать этаж, где было полно всякого хлама. Видать строители использовали его в качестве подсобки. Раскидав рулоны рубероида, я обнаружил носилки. Не медицинские — строительные. На крайняк сойдут.

Вернулся к месту событий. Серега сидел на корточках рядом со старшим лейтенантом и что-то ей рассказывал. Девушка слабо улыбалась. Молодец пацаненок, отвлекает инспектора по делам несовершеннолетних от боли. Я по своей службе на Кавказе помнил, что с ранеными важно разговаривать. На ступеньках послышался топот. Я обернулся. Это был Кирилл Арсентьевич. В руках у него была аптечка и… рация. Я выхватил у него аптечку, открыл. Бинты, зеленка, жгут, шина…

— Я уже вызвал наряд и скорую, — радостно сообщил Сидоров-старший.

— Отлично, — буркнул я. — Как ты думаешь, стоит ли снова перевязывать?

— Лучше не тревожить рану лишний раз, — уверенно проговорил старшина. — Сейчас медики подъедут, все сделают… Как вы, Лилия Игнатьевна? — спросил он, тоже опускаясь рядом с ней на корточки.

— Держусь, — прошептала она.

— Ну ничего, скорая уже в пути. Потерпите.

— Спасибо, Кирилл Арсентьевич…

— А тебе, Сережа, у меня будет особое задание, — обратился тот к пацаненку. — На вот, возьми фонарик и сбегай, встреть товарищей.

Зимин схватил фонарик, кивнул и метнулся к лестнице. Я подобрал несколько досок и положил в угасающий костер. Сухое дерево затрещало, выбросило сноп искр, которые тут же унесло сквозняком. Капитан перестал материться и пытался встать, но у него это получалось не лучше, чем у старшего сержанта, хотя руки того были пока свободны. Сквозь завывание ветра и треск костра донесся вой милицейских сирен. У меня отлегло от сердца, потому что состояние Красавиной меня беспокоило все сильнее. Вскоре послышался топот множества ног, и на пятачке, возле костра, стало тесно и светло от милицейских фонарей.

— Кто здесь старшина Сидоров? — поинтересовался один из прибывших сотрудников с погонами старшего сержанта.

— Я! — встал на вытяжку Сенькин отец.

— Что здесь произошло?

— Ранена старший лейтенант Красавина. Стрелял капитан Киреев, — доложил Кирилл Арсентьевич и протянул милиционеру свои корочки.

Старший сержант взял их, открыл, посветил фонариком и вернул владельцу, после чего подошел к Лиле, пристально всмотрелся в ее лицо, обернулся, крикнул:

— Да где там медики⁈

На лестнице уже появились люди в белых халатах, надетых поверх зимней одежды. Один из них, видимо, врач, наклонился над потерпевшей и потребовал носилки. Санитары опустили оные на пол и осторожно положили на них Лилю. К ним присоединились два дюжих милиционера, и они вчетвером подняли и унесли раненую. Старший наряда подошел ко мне, и я увидел, что это Покровский. Он тоже узнал меня, усмехнулся, пробормотав:

— Если бы Данилова здесь не оказалось, я бы сильно удивился.

— Просто везет, — откликнулся я, и мы обменялись крепкими рукопожатиями.

В это время Сидоров-старший и еще один милиционер помогли подняться Сильве. Тот сразу обнаглел.

— Сержант! — выкрикнул он. — А ну сними с меня браслеты!

Покровский вынул из кармана ключи и отпер замок на наручниках.

— Верните мне табельное оружие! — потребовал Рогоносец.

— У кого пистолет? — спросил Покровский.

— У меня! — ответил Кирилл Арсентьевич.

— Отдайте!

— Кому? — уточнил Сенькин отец.

— Мне!

Сидоров-старший протянул «Макаров» Покровскому. Тот взял его и спрятал в карман шинели.

— Вы не выполнили приказ старшего по званию, — опять взялся угрожать Киреев. — За такое самоуправство и звания можно лишиться.

— Виноват, товарищ капитан, — откликнулся старший сержант, — но я нахожусь при исполнении. Меня вызвал по служебной рации старшина Сидоров. Он предъявил свое удостоверение. Ваших документов я пока не видел. Кроме того, кто-то ранил женщину, которая по утверждению Сидорова является инспектором по делам несовершеннолетних старшим лейтенантом Красавиной. Ранение огнестрельное. Пистолет был только у вас. Кто, спрашивается, стрелял?

— Стрелял я, — нехотя признался Рогоносец. — Это произошло случайно… О чем я подам соответствующий рапорт… А удостоверение мое вот…

Он вынул из внутреннего кармана красную книжицу. Старший сержант взял ее, внимательно изучил, тщательно сверяя фотографию с чумазой физиономией капитана, потом вернул тому корочки и откозырял.

— Документы у вас в порядке, товарищ капитан, — сказал Покровский, — но пистолет я вам пока не верну. Все-таки — ранена женщина…

Пока они так беседовали, Кирилл Арсентьевич и второй милиционер помогли встать Гришину и подвели его к старшему наряда.

— А вы кто такой? — спросил его Покровский.

— Старший сержант Гришин, — пробурчал тот.

— Предъявите документы!

— Не захватил…

— Что привело вас сюда?

— Вот он, — буркнул Мишаня и показал на Киреева. — Сказал, надо физрука взять с поличным… Пацан этот ему краденные лекарства сюда привезет…

— Что ты болтаешь, идиот! — рявкнул тот.

— Да задолбал ты меня, капитан, — откликнулся старший сержант. — Я за свои дела отвечу, пускай уволят, а с тобой под вышку идти не собираюсь… Так, что вези меня, старшой, в отделение. Я дам все показания.

— Ладно, граждане, — сказал Покровский, — пройдемте. Там разберутся.

— Ты что творишь, старший сержант! — вызверился Рогоносец. — Погоны жмут⁈

— Я всего лишь выполняю служебный долг, — откликнулся Покровский. — Оценку ваших действий будут давать те, кому положено. Я же, в виду неясности ситуации, обязан вас препроводить в отделение. Это касается всех.

И нас повели вниз. Нет, старший сержант не стал засовывать за решетку в своем газике ни меня, ни Сидорова-старшего, ни тем более восьмиклассника Зимина, он лишь подбросил нас до того места, где мы оставили «Жигули» и велел следовать за ним. Мы и последовали. В ближайшем отделении Покровский сдал всех нас дежурному, доложил, где и при каких обстоятельствах была задержана столь пестрая компания и вернулся к патрулированию. Дежурный в погонах младшего лейтенанта долго пытался понять, что ему со всеми нами делать?

В итоге он наскоро записал показания каждого и вызвал прокуратуру. ЧП по личному составу, а именно, ранение сотрудника, предполагает обязательное вмешательство сей структуры. Пока прокурорский следак ехал, Киреева отпустили, все же сотрудник и с подводной лодки, посчитали, что никуда не денется. Хотя я бы на их месте его в КАЗ закрыл. Табельный пистолет ему, естественно, не вернули. Гришина, как не имеющего документов, отправили в дежурку, до выяснения личности, но обещали вызвать ему врача, так как задержанный жаловался на боли в грудине. У Сидорова отобрали соответствующий рапорт и тоже отпустили. Слишком уж долго прокурорский просыпался. Остались только мы с Серегой.

Оснований задерживать меня у младлея не было, потому что паспорт и корочки КМС мои были в порядке, но вот пацаненка он отпускать не хотел. Расспрашивал насчет родителей, дескать, не могут ли они за ним заехать. Озадачивался, не поднять ли ему инспектора ПДН. Тогда я сказал:

— Послушай, командир, отца у него нет. Мать о пропаже сынка, как видишь, не заявляла. Чего зря пацана в отделении мурыжить? Я его классный руководитель и как педагог забираю его. Домой доставлю.

— А-а, ну ладно, — облегченно закивал тот. — Под вашу ответственность, товарищ учитель!

— Спасибо, товарищ младший лейтенант!

Мы вышли из отделения и увидели, что «Жигуленок» Сенькиного папаши никуда не делся. А рядом попыхивал сигареткой сам владелец.

— Садитесь! — сказал он, отворяя дверцу. — Развезу по домам.

— Вези нас ко мне!.. У Сереги, сам знаешь…

— Знаю, — вздохнул старшина.

«ВАЗ» рванула с места, едва мы с пацаном забрались в салон. Ехали молча. Все устали, да и не хотелось обсуждать произошедшее. Подбросив нас до ворот, которые вели во двор моего дома, Сидоров-старший укатил. Я открыл калитку, пропустил Зимина и вошел сам. Пока мы пересекали двор, поднимались к квартире, я пытался вспомнить, если у меня в холодильнике что-нибудь съедобное. И когда мы вошли, я первым делом кинулся к нему, отворив дверцу, с облегчением обнаружил пяток яиц, колбасу, сыр и даже — балык. Живем… Ну да, это же я сам все и купил, когда приглашал к себе Наташу.

Паренек клацал зубами. Я велел промерзшему гостю раздеваться и срочно лезть под горячий душ, дабы воспаление легких не схватить, а сам тем временем сварганил яичницу и заварил свежего чаю. Вскоре на кухне появился Серега. Слопал не только свою долю глазуньи, но и немалую часть иных продовольственных запасов. И все-таки, несмотря на завидный аппетит, вид у Зимина невеселый. Ну понятно, ему столько пришлось пережить. И я решил совершить поступок, который с точки зрения педагогики, наверное, не очень правилен, но пацана надо бы взбодрить. Пусть посмотрит перед сном какой-нибудь «Коготь дракона», глядишь повеселеет.

— Хочешь фильм про карате посмотреть? — спросил я.

— Хочу, — откликнулся пацан, и глазенки его заблестели.

— Тогда пошли.

— Надо же посуду помыть…

— Утром помоешь.

Я отвел его в большую комнату, нашел среди кассет одну из тех, где была пометка, сделанная от руки «БРЮС ЛИ». Запустил фильм, а сам отправился в ванную. Когда я из нее вышел, то увидел, что гость мой клевое кино, конечно, смотрит, но не слишком внимательно. Это мне не понравилось. И по наитию, я приложил ладонь к его лбу. Горячий, как утюг! Я пошел искать аптечку. К счастью, ее Илга не забрала. Отыскав градусник, я стряхнул его и велел Сереге засунуть его под мышку. Через пять минут вытащил. Так и есть — тридцать восемь и шесть. Права оказалась Лиля, простудился-таки пацан.

К счастью, в аптечке оказался парацетамол. Я принес с кухни воды и заставил Зимина выпить таблетку. А потом уложил спать. Благо, что постель его не была убрана после вчерашней ночевки. Видик я, само собой, вырубил. Выключив свет в большой комнате, отправился на кухню и сам вымыл посуду. Не эксплуатировать же болящего. И что с ним делать завтра? В школу его в таком состоянии не погонишь. Домой тоже. Придется с утра пораньше вызывать врача, чтобы тот выписал справку. Хорошо, что у меня первое занятие только на третьем уроке.

Не было печали. Еще ведь придется к его мамане заскочить, сказать ей, где ее сын находится и что с ним. Иначе, какая бы она ни была, а все же рано или поздно спохватится, шум поднимет — похитили, дескать, сыночка, кровинушку родимую. И ведь милиция кинется искать. И никто не спросит ее, а где же ты была, мать, когда подонок в капитанских погонах втягивал твоего сыночка в свои сомнительные махинации? А может теперь и спросят. Начнут разбирать факт применения табельного оружия сотрудником ОБХСС против инспектора по делам несовершеннолетних и многое вскроется.

Правда, не исключено, что делу не будет дан законный ход, дабы не потревожить всю прочую банду, хрен знает, кто подвязан за всем этим. Короче, мне нужно быть готовым к новым подлянкам со стороны Рогоносца. Особенно теперь, когда я ему в открытую бросил вызов. Все будет зависеть от того, расколется Мишаня или нет. Или посидит ночку в камере и одумается? Вполне может быть. Другой вопрос, что Сильва ему не простит предательства. Даже если этот дуболом откажется от своих скоропалительных высказываний. Ладно, это их дела. Чего я в самом деле за них думаю? У меня своих проблем хватает.

Я зашел в большую комнату, чтобы пощупать лоб свалившегося на мою голову дитяти. Лоб его покрывала испарина, значит, парацетамол подействовал и температура снизилась. Слишком быстро он заболел, видно уже хворый был, а сегодня добавил. Но сейчас мирно сопит в две дырочки, можно идти спать. Вот ведь отродясь не ухаживал за больными детьми, да и не детьми тоже. Каких только сюрпризов не преподносит мне существование в теле физрука Данилова. Ладно, главное — не приучать этого оторвыша к хорошему. В конце концов, я ему не мамочка и не папочка. Конечно, я классный руководитель и, в общем, обязан заботиться о своих подопечных, но у меня их еще почти тридцать гавриков. И что, мне теперь каждому сопли утирать? Я хорохорился, но душа умилилась при виде спящего пацана. Черт… Неужели я созрел, чтобы завести собственных детей? В кои-то веки… Вот блин! Жены еще нет, вернее уже нет, а я о детях задумался… Быстренько отогнав от себя шальную мысль, я пошел на боковую. Упал замертво, как подстреленный лось.

Утром температура у Зимина опять поползла вверх, и я вызвал врача. А заодно позвонил в школу и объяснил директору ситуацию, попросив подменить меня, если к началу третьего урока я не явлюсь на работу. Пал Палыч, как человек чуткий к людям, все понял. И положив трубку, я начал кумекать насчет завтрака, ибо теперь кормить придется не только себя. В загашнике нашлись макароны. Я их и отварил. И даже потер сыр, чтобы блюдо сие стало вкуснее. Едва мы с Серегой полопали, как в дверь раздался звонок. Открыв ее, я увидел на пороге пожилую тетю-врача.

Обследовав больного, она поставила диагноз ОРЗ — острое респираторное заболевание — и выписала рецепты на покупку лекарств и назначила лечение. Проводив этого эскулапа в юбке, я побег в аптеку, а заодно — и в магазин. Надо было срочно пополнять продуктовый запас. Покуда я все это закупал, мне в голову пришла одна мысль, показавшаяся мне вовсе неплохой. Вернувшись домой, я тут же бросился к телефону и набрал номер… Наташи. В конце концов, она медицинская сестра и ухаживать за больными — это ее прямая обязанность. Так как номер был служебный, то мне по нему ответили, что медсестра Кротова сегодня выходная и дали номер вахты в общежитии.

Это меня не обескуражило. Я позвонил в общагу. Вахтерша мне нелюбезно сообщила, что к телефону она жиличек не зовет, но я нагнал на нее страху, соврав, что согласно инструкции горздрава все граждане обязаны приглашать к телефону медработников, к каковым относится и медицинская сестра Наталья Батьковна Кротова. Вахтерша струхнула и помчалась звать Наташу. Искала она ее минут десять и, видать, нагнала такого страху на девчонку, что голос ее в трубке поначалу прозвучал испуганно.

— Товарищ Кротова? — осведомился я.

— Да, это я… А кто меня спрашивает?

— Да так, один больной из тех, кто берет у девушки номер телефона, а сам не звонит.

— А-а, поняла, — с облегчением выдохнула она. — Саш… Ну ты даешь.

— У меня к тебе серьезное дело, — сказал я. — Нужно поухаживать за одним пациентом. У него страшная болезнь ОРЗ, а мне надо идти на работу. Ты могла бы помочь?..

— Конечно!

— Адрес помнишь?

— Помню.

— Тогда лови такси и подъезжай. О деньгах не беспокойся, я заплачу.

— Хорошо, еду!

И через полчаса в мою дверь снова позвонили. Вошла Наташа. Румяная, свежая, с нерастаявшими снежинками на пуховом платке. Снежная принцесса. Увидев ее такую, я пожалел, что у меня сейчас нормальная температура. Хотя кое-что все-таки поднялось.

— За такси я заплатила, — с порога сообщила она. — Где тут у нас больной?

— В большой комнате валяется, кино смотрит.

— Кино? — переспросила она и покраснела еще пуще.

— Да не то, о котором ты подумала, — рассмеялся я. — И это школьник. Мой ученик, вообще-то!

— Ничего я не подумала, — пробурчала она, вытаскивая ноги из модных белых валенок.

— Ну ладно, — сказал я, принимая у нее пальтишко. — Пойдем, я тебя с ним познакомлю.

— Хорошо, что — с ним, а не — с нею, — шепнула она.

Загрузка...