Глава 3

Я оглянулся. Ого! Как ни странно — это оказался доцент Цыпкин. Голос у него командный прорезался.

— Ну чего смотрите? — ерзал он. — Быстро садитесь в машину!

— Вообще-то мы в кино собрались, — пробурчал я.

— В кино⁈ — заорал Русик. — Тут судьба открытия решается! Государственной важности!

Пришлось залезть в салон его «Жигуленка». Даже Маша не осмелилась возразить. Как только мы уселись, лингвист рванул с места.

— Что случилось? — спросил я.

— Что случилось, что случилось… — пробурчал тот, глядя прямо перед собой — на улице Горького даже в 1981 году было довольно плотное движение и приходилось быть начеку. — Случилось то, что материалы, которые ты привез, таки могут утечь за границу.

— С чего ты взял?

— С того, что ваша Кривошеина едет сейчас в Шереметьево-два!

— Откуда тебе это известно?

— От верблюда!.. Я следил за вашей подружкой от самой Третьяковки.

Вот тебе и Цыпкин! А ведь я его там и не заметил. Впрочем, он может в машине сидел, а на тачки я внимания не обращал. Где же, в таком случае, КГБ? Не может быть, чтобы они не вели «королеву постельных клопов». Скорее всего — ведут до сих пор, а лингвист только под ногами путается.

— И что, она сразу поехала в аэропорт? — спросил я.

— Не, петляла по улицам, в общественный транспорт не садилась… Я как только вы, Мария, простите не знаю вашего отчества, отдали Кривошеиной пакет, так сразу за ней и поехал…

— Ну, а откуда ты знаешь, что едет она именно в Шереметьево-два?

— Она сама сказала.

— Кому? Тебе?

— Мне. Стала голосовать. Я остановился. «Куда?» — спрашиваю. Она говорит: «В Шереметьево-два не подбросите?» Я говорю «Подброшу. Садитесь!» А она — «Ой, извините!», и не села ко мне. Я вылез из машины, капот поднял, вроде как с двигателем что-то, а сам краем глаза на нее посматриваю, как она прыгает, рукой машет. Тормознула «Москвичонок», села в него и поехала. Я — следом… Смотрю, вы идете…

— И когда это произошло?

— Минут десять назад. Она три с лишним часа по улицам моталась. Я все боялся, что зайдет куда-нибудь и отдаст пакет.

— Понятно, — буркнул я.

Мы миновали Белорусский вокзал и покатили по Ленинградскому проспекту. Справа и слева тянулись знакомые здания. Мы проехали метро «Динамо», миновали Путевой дворец Петра Первого, промчались мимо метро «Аэропорт» и «Сокол», свернули на Ленинградское шоссе.

Вершковой было интересно. В столице она была впервые, а потому крутила головой во все стороны. Так что, не пойдя в кино, она немногое потеряла. «Войковская», «Водный стадион» остались позади. Замерзшее и заснеженное Химкинское водохранилище, образованное слиянием нескольких подмосковных рек, тянулось слева. Автомобильчик миновал мост над рекой Воробьевкой, проехал под эстакадой МКАД и оказался за пределами столицы, которая в эти времена еще только протягивала сюда свои железобетонные щупальца. Вскоре мы свернули на Международное шоссе, ведущее к аэропорту «Шереметьево».

Видать, я заразился от Цыпкина, потому что и мною овладел охотничий азарт. А вдруг гэбэшники и впрямь упустили «королеву постельных клопов», а мы втроем ее схватим? Может так Родине поможем?

Жигуленок подкатил к зданию аэровокзала «Шереметьево-2». Лихо, как в кинобоевике влетел по въездному пандусу. Мы выскочили и вбежали в здание аэровокзала. Ну и где здесь искать мадам Кривошеину? Народу толпилось в терминале преизрядное количество. Как самый трезвомыслящий, я решил взять руководство на себя.

— Так, милые мои, — начал я. — Расходимся в разные стороны. Ты, Маша, направо, ты, Русик, налево. Я наверх, потом — вниз. Увидите нашу подружку, не орать и не бросаться. Следите и старайтесь не попадаться ей на глаза. Учтите, что скорее всего, мы не одни пасем ее. Если Эсмирку будут брать, не стоит мешать органам.

— А если она улизнет за границу? — спросил Цыпкин.

— Не улизнет. Она в розыске. Все. Хватит болтовни. Пошли!

И мы разошлись в разные стороны. Я поднялся на балкон. И для начала посмотрел на зал внизу. Сотни голов. И не меньше половины из них женские. Поди разбери. Ладно, поищу на балконе. Разумеется, здесь ее не оказалось. Слишком мало места и трудно спрятаться. Нужно спуститься на первый этаж. Я сбежал по ступеням и тут же наткнулся на Машу. У нее были круглые от удивления глаза, словно она узрела привидение. Набирая разинутым ртом воздух, она тыкала пальцем куда-то позади себя. Я посмотрел через ее плечо и тоже разинул по-рыбьи рот.

Было от чего. В паре десятков шагов от нас стояла Эсмирка и улыбалась. И не просто так улыбалась, а беседуя с нашей общей знакомой Ольгой Михайловной. И хотя последнюю я видел лишь со спины, но узнал ее по пальто, в котором она была вчера. Телегина что-то говорила Кривошениной и активно жестикулировала. Может, рассказывала ей, как пройти к месту, где сотрудники госбезопасности ловят иностранных шпионов и их пособников? В любом случае, «королева» приветливо кивнула своей собеседнице и направилась в нашу сторону. Произошло это настолько быстро, что пришлось сграбастать Машуню и начать ее целовать. Трюк дешевый, но иногда срабатывает.

Вершкова кое-как от меня отбилась, глядя возмущенно-счастливыми глазами. А я проводил взглядом Эсмеральду Робертовну (она нас не заметила) и хотел было двинуть за нею следом, как услышал:

— Вы-то что здесь делаете?

Обернулся. Ну конечно, моя гостеприимная «квартирная хозяйка».

— Гоняемся за вашей знакомой, — съязвил я. — И видели, как вы с ней мило беседовали.

— В шпионов решили поиграть? — ехидно поинтересовалась Ольга Михайловна. — В детстве еще не наигрались? То-то мне ребята докладывают, что какая-то «копейка» путается под колесами. Хорошо, что я приказала ее не трогать… Кстати, где это ваш любознательный доцент Цыпкин?..

И тут разноязыкий шум, что царил в здании аэровокзала, перекрыл пронзительный крик:

— Хулиган! Отстань! Милицию позову!

— Вашу же мать! — выдохнула Телегина и вытащила из кармана портативный передатчик: — Седьмой, я первый! Что-там у вас? Прием!

— Первый, я седьмой! — захрипело в динамике рации. — Доцент пытается задержать Королеву. Что делать? Прием!

— Седьмой, быстро изобразите неравнодушного гражданина, который решил пресечь хулиганскую выходку. И уберите идиота с глаз долой до конца операции. Прием!

— Вас понял. Выполняю.

— Так и знала, что он попытается все испортить, — вздохнула Ольга Михайловна, пряча рацию.

— Что же вы его раньше не нейтрализовали? — спросил я.

— Лишняя суматоха могла привлечь внимание, — ответила она. — Не подруги вашей, а тех ее иностранных друзей, которые ее наверняка ведут с самого начала.

— Да кто же она такая? — встряла в разговор модельерша.

— Королева, — усмехнулась гэбэшница. — Вот он знает!

И она ткнула в меня пальцем. Я лишь пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд Машуни. В это время в кармане у Телегиной пропищал зуммер вызова. Она выхватила коробочку рации.

— Первый на связи! Прием!

— Первый, я седьмой. Королева идет на бал. Повторяю, Королева идет на бал. Прием!

— Седьмой, захват строго в момент передачи! Прием!

— Уже пошли, первый! Прием!

— Удачи! — она опять спрятала рацию в карман и сказала: — Понимаю, что вам хочется досмотреть кино до конца. Пойдемте, будете понятыми.

И она двинулась к месту событий. Я схватил оробевшую Вершкову за руку и потащил следом за Телегиной. Долго идти нам не пришлось. Посреди круга, образованного зеваками, стояла небольшая группа. Сама ее величество «королева постельных клопов» и высокий мужик, по всему видно, иностранец, ошарашено хлопали глазами. Несколько «своих» парней в штатском с фото- и видеокамерами снимали их, другие не позволяли удрать и избавиться от главной улики. Ольга Михайловна подошла к задержанным, приветливо улыбнулась им, как старым знакомым и скомандовала вполголоса:

— Ведите их в опорник!

— Я буду жаловаться, я иностранный подданный! — немедленно заявил мужик, упираясь долговязыми ногами в пол, но его твердо взяли под локотки. — Немедленно требую консула!

— Все ваши законные требования, господин Керн, будут удовлетворены, — сказала гэбэшница и, обернувшись к нам, махнула рукой. — Товарищи, подойдите, будете понятыми!

Насколько я разбираюсь в законе, мы с Машуней, строго говоря, не имеем права быть понятыми, ибо лично знакомы с одной из подозреваемых. А с другой стороны, все, что от нас требуется, это засвидетельствовать законность процессуальных действий, производимых представителями власти, или как-то так.

Мы поплелись следом за всей остальной компанией. В небольшом помещении опорного пункта милиции сразу стало не продохнуть. Самих ментов турнули, хорошо хоть кто-то догадался открыть форточку на зарешеченном окне. Задержанных усадили рядышком. На стол выложили тот самый злополучный сверток.

— Я майор госбезопасности Телегина Ольга Михайловна, — представилась моя «квартирная хозяйка». — Обращаюсь к задержанным — вы знаете, почему вас задержали?

— Понятия не имею, — пожала плечами Эсмирка.

На удивление она была спокойна, лишь делала недоумевающие круглые глаза, будто ее застукали за кражей булочки в хлебном магазине, а не взяли с поличным по факту госизмены.

— А вы, господин Керн?

— Я и не подозревал, что помощь даме является в Советском Союзе преступлением, — высокомерно заявил иностранец на сносном русском языке. — Эта женщина обронила сверток. Я наклонился, чтобы поднять его, и тут эти молодые люди стали фотографировать меня и хватать за руки. Безобразие! Я буду жаловаться!

— Вас задержали в момент приема у гражданки СССР материалов, которые составляют государственную тайну нашей страны, — металлически голосом проговорила майор.

— Это чушь! Докажите! — потребовал Керн с напускным возмущением, но его руки подрагивали, а на лбу выступили капли.

— Понятые, прошу вас, подойдите к столу, — сказала майорша.

Там и подходить-то негде было, полшага шагнуть. На нас наставили камеры. Телегина неторопливо развернула «Литейский вестник» и побледнела. Я еле удержался, чтобы не присвистнуть, а Вершкова громко ойкнула. Да и было с чего. На затертой газетке лежала пудренница и тюбик губной помады.

— У вас уже и женская косметика составляет государственную тайну? — откровенно поглумился иностранец.

Ольга Михайловна несколько мгновений молчала, собираясь с духом, а потом сказала деревянным голосом:

— Примите мои извинения за это недоразумение, господин Керн. Вы вправе подать на меня жалобу в установленном порядке. А пока можете быть свободны.

— Надеюсь, мы больше никогда не увидимся, госпожа майор, — произнес тот, вставая.

Когда за ним захлопнулась дверь, Кривошеина сказала:

— Ну так я тоже пойду? За губную помаду и пудренницу у нас не сажают.

Телегина, которая, по всему видно, тяжело переживала фиаско, тут же оживилась.

— Вам виднее, гражданка Кривошеина или как вас там на самом деле зовут, — сказала она. — Вам ведь не впервой, верно?.. Содержание притона, торговля наркотиками, мошенничество… Я ничего не забыла?

— Это все в прошлом, гражданка начальница, — усмехнулась Эсмирка. — Я свои вины уже отработала у кума по полной.

— Старые — да, — согласилась майорша. — А с новыми пусть МУР разбирается.

— Ну там хоть не притащат туфтовых понятых, — огрызнулась напоследок «королева».

— Вы свободны, товарищи, — кивнула нам Ольга Михайловна.

Мы с Вершковой покинули опорный пункт, не узнав о том, что было с нашей попутчицей дальше.

— А куда же подевались материалы, которые я отдала Эсмеральде у Третьяковки? — спросила Маша.

— Ну-у, скинула где-то, — предположил я. — А потом завернула в газету первые попавшиеся безделушки…

— Как это — скинула? — удивилась модельерша. — Это же очень важные материалы! Над ними же ученые работали для страны! Надо обязательно отыскать их!

— Стоп! Я кажется знаю, у кого они!

— У кого?

— Помнишь, «королева» крик подняла, когда наш доцент пытался ее сцапать?

— Помню. Телегина еще приказала его убрать подальше и не отпускать до задержания.

— Ну вот! Она их ему и сунула под шумок!

— Значит, надо его найти!

И мы заметались по залу, обращая на себя внимание недовольных пассажиров.

— Да вот же он! — крикнула Машуня.

Я оглянулся и тоже увидел бредущего с унылым видом ученого.

— А-а, вот вы где, — без всякой радости произнес он, подойдя к нам. — Вы представляете⁈ Они мне сказали, что при задержании злоумышленницы интересующие меня предметы не обнаружены!.. Даже не знаю, что я скажу коллегам?.. А Илге Артуровне так и вовсе не смогу в глаза смотреть… Я погубил дело ее жизни…

— А ты по карманам своим смотрел? — спросил я.

— По карманам? — переспросил Русик, и тут же принялся лихорадочно шарить по своей куртке. — Что это? — растерянно пробормотал он, вынимая записную книжку и кассету. — Откуда!

— От верблюда! — злорадно передразнил его я. — Когда ты вцепился в Кривошеину, она смекнула, что близка к провалу, вот и сунула улики тебе в карман.

— Зачем же она тогда пошла на встречу с этим Керном? — спросила Вершкова.

— А кто ее знает? — пожал я плечами. — Может, не хотела, чтобы ей пришили шпионаж. Так-то она будет отвечать только по уголовке.

— А за что? — тут же заинтересовалась любознательная модельерша.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — откликнулся я, вспомнив труп с перерезанным горлом.

Маша надула губки и промолчала.

— Друзья, вы даже не понимаете, из какой ямы вы меня вытащили, — растроганно пробормотал Цыпкин. — Да я перед вами в неоплатном долгу…

— Ну почему, — сказал я. — Развезешь нас по домам и будем в расчете.

— Конечно-конечно! — проговорил он. — Отвезу, куда скажете!

И он бросился к выходу из аэровокзала. Мы поспешили за ним, а то мало ли, еще сядет в задумчивости за руль и укатит, чтобы поскорее начать разбирать Илгины каракули. Я почти угадал. Когда мы с Вершковой добежали до его автомобильчика, все еще припаркованного у входа, тот уже рычал движком, вот-вот готовый тронуться. Я буквально засунул Машуню на заднее сиденье, а сам уселся рядом. Русик тут же дал по газам. Я заметил, что не смотря на всю свою ученую рассеянность, водилой он был прекрасным. Дорогу видел, всегда точно перестраивался из ряда в ряд, если ширина дороги и разметка позволяла. Так что вскоре мы уже покинули территорию аэропорта, а через двадцать минут въехали во двор временного обиталища Вершковой.

— Мы завтра поедем на ВДНХ? — спросила она.

— Обязательно, — пообещал я. — Когда за тобой заехать?

— К двенадцати часам.

— Договорились.

Маша открыла дверь и сказала, обращаясь к нашему водителю:

— Большое спасибо, Руслан Федорович!

— Не за что! — отмахнулся тот. — Вам спасибо!

Она выбралась из салона и побрела к подъезду.

— Тебе куда? — спросил меня доцент.

Я назвал адрес, и мы поехали. Пока выезжали на МКАД, я успел мысленно перебрать события двух своих московских дней, удивляясь, насколько круто все повернулось. Даже в Литейске, по-моему, такого не случалось. Ох, как же хочется вернуться к нормальной жизни, заниматься со школярами, готовиться к спартакиаде, втянуться в эпопею с новым фильмом. Его, конечно, и без меня снимут. Теперь все в руках Карла и Жени Красильниковой. Кстати, надо посетить организацию, которая занимается отбором фильмов на конкурс, и узнать, как обстоят дела с нашими «Алькой и тремя мушкетерами…»?

Вот завтра бы и заехать… Как это Рунге называл?.. Кажется, Всесоюзная комиссия по работе с кинолюбителями при правлении Союза кинематографистов СССР… Ага, надо бы раздобыть телефончик секретарита этого самого правления и выяснить, к кому там следует обратиться?.. Мысли об этом были сущим бальзамом, после всей этой детективной чехарды, в которой я жил последние месяцы. Не подозревал, что я настолько привязан к ровному течению жизни. А может все дело в контрасте?.. Если бы жизнь текла без приключений, не тосковал бы я по ним?

Загрузка...