Мы вошли с Наташей в большую комнату, где болящий пользовался обстоятельствами, а именно — смотрел боевики из коллекции моего дяди. Увидев медсестричку, Серега остолбенел, забыв даже о непобедимом Брюсе Ли. Девушка заметила, как округлились глаза пацанчика и ему улыбнулась.
— Привет! Я Наташа! А тебя как зовут?
— Серега, — буркнул он.
— Рада знакомству! Как ты себя чувствуешь?
— Да нормально…
— Не против, если я с тобой побуду?
— Ну а чё, побудь, — хмыкнул Зимин, уже справившись со смущением.
— Вы тут хозяйничайте, — сказал я, — а мне в школу пора.
— Беги! — разрешила медсестричка. — Не беспокойся, мы справимся!
— Я не сомневаюсь, — ответил я и отправился на работу.
Как раз была большая перемена, и я заскочил в столовку, чтобы перекусить. И наткнулся на трудовика. Вид у того был не слишком любезный. Я понял, что он опять собирается читать мне нотации. Мы поручкались и я подсел к нему за столик. Курбатов хлебал рассольник, а я взял дежурную котлету с макаронами и рыжей, как половая краска, подливкой. Несколько минут мы были заняты только трапезой. И только, когда дело дошло компота, Витек пробурчал:
— Хорошо же ты подготовился к сегодняшней встрече с полковником.
— Ты о чем?
— О том, что рано Эдвина выводить из игры. Нам еще не ясна вся цепочка его связей и общая картина махинаций. А главное — нити, ведущие за границу, не все нащупаны.
— Я думал, арест в Москве резидента…
— Не надо сюда путать Москву, — отмахнулся трудовик.
— Ладно, как скажешь, шеф, — вздохнул я. — Да вот только я своего ученика не дам в обиду всяким там коррумпированным милицейским чинам… И потом, это же Эдвин в очередной раз пытался меня подставить. Он даже липовый протокол заготовил, с заранее проставленными подписями понятых…
— Это ты все следаку расскажешь. К счастью, этим делом занимается вменяемый мужик. В общем, это не наши с тобой проблемы. Жду тебя в восемь у себя.
И он ушел. Я допил компот и тоже отправился на урок. Погода была хорошая, и я поставил свой восьмой «Г» на лыжи. Погонял вокруг школьной спортплощадки. После окончания занятия пацаны стали расспрашивать меня о Зимине. Слухи распространяются среди школяров со скоростью света, обрастая фантастическими подробностями, поэтому за десять минут я узнал, что «Серого посадили менты, застрелили бандиты, похитили пришельцы…» и так далее.
Пришлось разочаровать их, сказав, что Зимин просто простудился и лежит у меня дома. Естественно, пацаны стали напрашиваться в гости, с целью навестить больного.
Я разрешил с условием, что они, во-первых, разделятся на три группы, а не завалятся всей оравой, а во-вторых, известят родительницу Зимина о его местонахождении и состоянии, но не будут при этом рассказывать ни о ментах, ни о бандитах, ни об инопланетянах. Сообщить матери своего одноклассника нужно уже сегодня, а посещение будет назначено на завтра. Пацанов устроил такой расклад, и я их отпустил. На сегодня у меня оставалось еще только одно занятие. И переодевшись в тренерской, я пошел в учительскую за журналом девятого «А».
Девятиклассники тоже с удовольствием катались на лыжах и даже устроили соревнование. Я намеренно допускал на уроках мелкие отклонения от программы, главное — чтобы ученики побольше двигались, укрепляли мышцы, а не просто дурака валяли. По окончанию уроков, я отправился домой. Купил по дороге пирожные, чтобы устроить чаепитие со своими гостями. Признаться, мне было приятно осознавать, что сейчас я войду не в пустую квартиру. Смешно устроен человек. Вот вроде радуешься свободе, прешься от того, что не надо ни от кого ни в чем зависеть, и вот уже через несколько дней начинает хотеться, чтобы встретила на пороге живая душа. Может, кошку завести?..
Едва я открыл дверь, как сразу почувствовал запах чего-то вкусного. И еще не разувшись, увидел, как сверкает чистотой пол. Заслышав, что открывается дверь, из кухни выглянула Наташа.
— Добрый вечер! — сказала она. — А тебе тут мебель привезли!
— Привет! — откликнулся я. — Здорово!.. Правда, сделать это они должны были еще вчера, ну да ладно…
Раздевшись, я заглянул на кухню и увидел, что посреди нее красуется новенький стол из ДСП, окруженный такими же табуретками. И посреди этого стола возвышается кастрюля, а рядом стоит сковородка из-под крышек которых пробивается ароматный парок.
— Мы не садились за стол, ждали тебя, — проговорила медсестричка.
— Спасибо! — отозвался я, по-свойски чмокнув ее в румяную щечку. — Как там наш болящий?
— Ему уже лучше, — ответила Наташа, — но пусть пару дней еще полежит…
— Ну пусть полежит, — согласился я. — Кормить мы его из ложечки будем или все-таки за стол с нами сядет?
— Конечно, за стол! — улыбнулась она. — Так что дуйте, мальчики, в ванную, мыть руки.
Я позвал Серегу, и он пришлепал в моих тапках. Мы вымыли руки, а за это время наша хозяюшка разлила по тарелкам борщ. Честно говоря, я не был уверен в том, что у меня в продовольственных запасах были все ингредиенты для борща, но влив в себя первую ложку, я забыл обо всем — такая это была вкуснотища.
Зимин, хотя и мёл медленнее меня, но и то осушил тарелку в считанные минуты. За первым последовало второе — это был гуляш с рисом. Ну а на третье я принес пирожные. Так что пообедали мы на славу. Мне не слишком хотелось идти на встречу с Михайловым, но деваться было некуда.
— У меня деловая встреча, — сказал я Наташе. — Надеюсь, что это ненадолго. Ты подождешь?..
— Подожду, но самое позднее — часов до десяти.
— Я понял, — вздохнул я. — Ну постараюсь вернуться пораньше.
Поцеловав медсестричку, уже не в щечку, я отправился на конспиративную квартиру Курбатова. Добрался быстро, все-таки Литейск не Москва, так что не прошло и получаса, как я уже названивал в знакомую по прошлым посещениям дверь. Открыла мне Фрося, что не стало для меня неожиданностью. Одета она была не в домашнем затрапезе, что тоже меня не удивило — не каждый день в гости приходит начальство. На этот раз меня не затолкали в комнату Витька, заваленную железками, а провели в гостиную. Здесь играла музыка, на столе была выпивка и закуска.
Не только конспиративная жена трудовика была принаряжена, но и сам хозяин оказался в костюме и галстуке. Главный гость тоже выглядел представительно и только я в своих джинсах и олимпийке казался чужим на этом празднике жизни.
Впрочем, меня это не сильно беспокоило. Я пришел сюда не для того, чтобы бухать и танцевать с хозяйкой дома. Мне хотелось выслушать полковника и вернуться домой. За стол, конечно, сесть пришлось и накатить рюмку коньячку, закусив ее, чисто по-нашему, маринованным огурчиком, ибо главный гость не желал начинать разговор на сухую.
— Привет тебе от генерала-лейтенанта Севрюгова, — пробурчал Михайлов. — Ты ему очень помог. Будет хлопотать о представлении тебя к государственной награде.
— Благодарю, — кивнул я.
— Ну а теперь перейдем к нашим баранам, — продолжал полковник госбезопасности. — Тут у нас не все так радужно… Никак не могу понять, зачем ты полез в эту историю с Эдвином?..
— Он втянул моего ученика в свои делишки, — ответил я без всякого почтения. — Пацану светила колония для несовершеннолетних преступников… Не будь на вашем Эдвине погон, я бы ему кадык вырвал.
— Ну-ну, не горячись! — проворчал Михайлов. — Я бы ему сам выдернул и не только кадык, но, к сожалению, этот сукин сын нужен нам пока живым и свободным…
— И что, он все еще на воле?
— Само собой… Конечно, проводится служебная проверка, и материал в прокуратуре. Все-таки он ранил эту инспекторшу, но погоны с него не снимут и из ОБХСС не попрут. Так надо, Сергееич.
— Я ему не дам больше пацанов использовать в своих грязных целях, — предупредил я, — и если он продолжит, ничего гарантировать не могу.
— Да, Витя, строптивый у тебя коллега! — усмехнулся полковник. — Такой в нашей службе не приживется.
— Да он прирожденный учитель, — откликнулся Курбатов. — Так что пусть остается на своем месте.
— Не возражаю, — кивнул Михайлов. — Однако пока мы нуждаемся в твоей помощи, парень.
— И я не возражаю, — буркнул я.
— Ну тогда ближе к делу, — сказал тот. — Как тебе уже известно, Илья Ильич снова в Литейске. Есть подозрение, что неспроста… Что-то готовится здесь. И нам нельзя это проворонить. К сожалению, другие информаторы не могут дать ответа на вопрос: что именно, когда и где? Так что вся надежда, Саня, на тебя. Есть мнение, что Илья Ильич скоро тебе позвонит. Так что будь готов.
— Всегда готов, — усмехнулся я.
— Ладно-ладно, ты только не геройствуй и глупостей не наделай больше! — проговорил полковник. — Твоя задача собрать как можно больше информации. И только! Не надо никого ловить и руки крутить.
— Я все понял, товарищ полковник! Разрешите идти?
— А куда это ты торопишься? — удивился он. — Время еще детское… Или тебе наша компания не годится?..
— У меня там ребенок больной.
— Какой еще ребенок?
— Да тот самый восьмиклассник, — ответил за меня Витек. — Из-за которого он Эдвина повязал.
— А ну тогда иди, раз уж ты такой заботливый… Связь и инструкции по-прежнему через майора.
— До свидания!
Я пожал ему руку, кивнул Курбатову и пошел одеваться. Ефросинья пошла меня провожать. Взгляд ее при этом был осуждающим. Будто оно хотела, чтобы я остался.
Попрощавшись и с нею, я рванул домой. Мне хотелось еще побыть сегодня с Наташей. Конечно, в присутствии пацаненка ничего лишнего позволить мы себе не сможем, но медсестричка такой человек, что с нею и просто рядом побыть приятно. Уж всяко веселее, чем с этими стражами государственной безопасности. Хорошо бы познакомить Наташу с Карлом и компанией, но тогда придется знакомить ее и с Машей. Вряд ли они поладят…
Мне удалось поймать тачку, так что уже через десять минут, после того, как покинул явку, я входил уже в калитку нашего двора. Ну и наткнулся на сторожа.
— А ничего девчонка! — пробормотал он, хотя я его ни о чем не спрашивал. — Тебе бы жену такую… Выходит, значит, во двор, сует мне червонец и говорит, сходите, Артемий Сидорыч, купите капусты, свеклы, сметаны, ну и масалыгу, какую-нибудь для навару, а все что останется, себе возьмите!.. Ну дык я и расстарался.
— Спасибо, Сидорыч! — сказал я и сунул ему еще пятеру.
— Всегда рад! — откликнулся тот.
Не слушая его, я уже бежал к подъезду. Дома все было тихо и мирно. Медсестричка встретила меня в прихожке и тут же отчиталась:
— Температура тридцать семь и один. Кашляет пока, но это ничего.
— Ну и хорошо, — откликнулся я.
— У тебя все в порядке? — встревожилась вдруг Наташа.
— Да все нормально, — отмахнулся я. — Я бы чайку выпил, с морозца.
— Вот и мы как раз собирались.
Я разулся, разделся, прошлепал в большую комнату.
— Ну как у тебя дела, герой? — спросил я.
— Да ничего, — откликнулся он. — Тетя Наташа сказала, что жить буду…
— Будешь, — хмыкнул я. — Я попросил пацанов, чтобы они зашли к твоей маме, сказали, что ты у меня.
— Думаете, ее это колышит?
— Это ты брось, мать есть мать!
— Вы ее только сюда не пускайте, — совсем по-взрослому сказал он. — Потом не отвяжетесь… Деньги начнет клянчить…
— Ладно, не пущу, — пообещал я. — А вот других — придется.
— Это каких других?
— Да оболтусы, которые твои одноклассники, напросились… Завтра начнется паломничество…
— А-а, ну пусть приходят, — кивнул Серега, словно он был здесь хозяин. — А можно, они тоже кино посмотрят?..
— Можно, — вздохнул я.
В этот момент вошла «тетя Наташа», принесла два чайника — один заварочный, а другой — с кипятком. Потом сходила за пирожными, оставшимися после обеда. Так что чаепитие прошло на «ура». А потом медсестричка засобиралась. Делать нечего, придется проводить.
Я велел Зимину укладываться. Он посмотрел на меня хмуро. Эка я его разбаловал всего-то за день! Пришлось сказать, что болезнь болезнью, а завтра утром подниму в восемь, да еще принесу со школы учебники, чтобы не отставал по предметам. Взгляд болящего стал еще более хмурым. Злой я педагог.
Мы вышли с Наташей на улицу и направились к ее общаге. Поначалу я не обращал внимания на то, что идем мы знакомым мне маршрутом. А потом меня осенило — в каком именно общежитии живет медицинский работник Кротова? Странно, что я ее там раньше не видел? Впрочем, может она въехала уже после того, как я выехал. Во всяком случае, понятно, какая такая комендантша устроила там драконовские порядки. Дурит Груня. Завидует молодым девчонкам. Знает, что им некуда податься в чужом городе, вот и устроила казарму. Нет, так дело не пойдет, Аграфена Юльевна, сейчас не царское время.
Когда мы дошли до общаги, я поцеловал Наташу и отпустил ее, а потом выждал еще минуту и тоже вошел в вестибюль. Там меня встретил ледяной взгляд вахтера. Видать — из новеньких, потому и не узнал меня.
— Я к товарищу Малышевой.
— А ты кто такой, парень?
— Моя фамилия Данилов, — терпеливо и снисходительно произнес я. — Зовут Александр Сергеевич. Знать надо!
— Виноват, товарищ Данилов, — явно струхнул вахтер. — Сейчас доложу!
— Да не надо! — отмахнулся я. — Я сам к ней пройду. А ты здесь бди! И смотри, чтобы свет на пустой кухне гасили. Электричество экономить нужно.
— Все понял.
И я не спеша поднялся к комендантской, не стуча, распахнул дверь.
— Какого черта! — послышался знакомый голос.
— Это я, Груня!
— Саня? — удивилась Аграфена Юльевна. — Вот уж не ждала… Какими судьбами?
— Мимо проходил.
— Ну садись… Выпьешь?
— Если только чуть-чуть!
— Ну и я чуть-чуть!
Она достала из несгораемого шкафа бутылочку. Судя по этикетке — кубинский ром. Наполнила пару стаканов, выложила в качестве закуски плитку шоколада «Экстра». Мы выпили, надломили шоколадку.
— Не верю я, что ты мимо шел, Саня, — проницательно заметила Малышева. — Что-то тебе от меня надо.
— Угадала! — кивнул я.
— Ну, говори…
— Дошли до меня слухи, что ты превратила общагу в казарму…
— От кого дошли-то? — не моргнув глазом, осведомилась Груня.
— От общественности.
— Ну-ну… И почему это у меня тут казарма?
— Не велишь после одиннадцати вечера возвращаться.
— Правильно. В двадцать три ноль-ноль дверь на замок, согласно правилам проживания.
— Правила правилами, а по-человечески?..
— Ой, не крути ты, Саня! — отмахнулась она. — Скажи прямо — девка тут у тебя живет, вот ты и печешься о ней.
— От тебя ничего не скроешь.
— А и не надо! — проговорила Аграфена Юльевна. — Мы же люди деловые. Обсудим все по-хорошему, без этой демагогии, она мне на собраниях осточертела.
— Ладно, — откликнулся я. — Сколько ты хочешь за то, чтобы… гм… одна девушка могла возвращаться, когда сможет?
— Кусок!
— Пятихатка, — кивнул я. — И если ты дашь мне ключ от входной двери.
— Ты что — серьезно?
— Вполне.
— И какая же из наших девок тебя так присушила?
— Во-первых, не присушила, а во-вторых, много будешь знать — быстро жизнь пролетит.
Сказал я это без злобы, и Груня не обиделась.
— Ну как хочешь, я ведь все равно узнаю…
— Так мы договорились?
— Почему бы нет, — пожала Малышева плечами. — Приноси деньги, будет тебе ключ.
— И вахтеров своих предупреди. Запиши им под стекло на столе мою фамилию.
— Обязательно!
— Ну вот и отлично!
Я поднялся.
— Саня? — произнесла Груня совсем другим тоном.
— Что?
— Ты же вроде женат был?.. — женщина подбоченилась, упираясь в меня выдающейся, в прямом смысле этого слова, грудью.
— Мы разошлись, — отмахнулся я.
— Так может мы разок того… вспомним… — глазенки Груни сверкнули бесенятами.
— Эх, Груня… — нагнал я на лицо театральную печальку. — Вот тебе только одно от меня надо…
— Да нет, ты чего! Давай посидим, выпьем.