Глава 8

— Еще раз такое скажешь, я с твоего трупа кое-что сниму, — пригрозила Телегина.

— А я что, я ничего! — тут же принялся оправдываться Гиви.

— И вообще, что-то вы развеселились, я посмотрю, — продолжала его начальница. — А дельных предложений от вас с гулькин… нос. Пока что больше всего инициативу проявляет Чаёк — человек посторонний. Если вы будете и дальше так работать, как я уже говорила, отправлю укреплять периферийные кадры, а вот Данилова возьму в свою группу.

Ухмылки сползли с физиономий. Со всех — кроме моей. Я-то не собирался поступать на службу в КГБ.

— Набросок плана на данный момент выглядит так, — снова заговорила Ольга. — Чаёк выходит на Королеву, сообщает ей, что готов помочь ей раздобыть Пакет, при условии, что она заплатит ему солидную сумму. Так как у Королевы иного выхода нет, она согласится. Наша задача состоит в следующем — прикрытие всех гражданских участников операции на всем ее протяжении, обеспечение якобы случайной встречи Чайка и Королевы, ну и дальше — сопровождение Королевы, во всех ее передвижениях, вплоть до передачи Пакета Сутулому. Плюс — задержание обоих с поличным. Приступайте к детальной разработке. К семи утра план должен быть у меня. Всё, работайте! Спицын, задержись.

Всех присутствующих, кроме толстяка, как ветром сдуло.

— Сейчас, Саша, тебя отвезут домой. Хорошенько выспись. Никуда не отлучайся. Я позвоню.

Я кивнул.

— Петя, — обратилась Телегина к Спицыну, — отвези товарища ко мне на квартиру и сразу назад.

И она швырнула толстяку ключи. Тот кивнул мне, я встал со стула и мы пошли на выход. Через пять минут я снова оказался во дворе большого дома на Лубянке, уселся в салон «Волги». Толстяк втиснулся за руль, завел движок, и мы подкатили к воротам. Видать, охрана была предупреждена, так что меня беспрепятственно выпустили, как и впустили. Редкостная честь, если учитывать уровень обеспечения безопасности сего учреждения. Однако мне сюда возвращаться больше не хотелось — ни с пропуском, ни без оного. Как-нибудь обойдусь без такой чести.

А вот спать хотелось. Я задремал в машине и проснулся только, когда Петя растолкал меня. Оказалось, что мы уже во дворе дома. Попрощавшись со Спицыным, я выбрался из салона и пошлепал к подъезду. Войдя в квартиру, я поскидал обувку и одежку, и завалился спать. Проснулся почти в полдень. Умылся, почистил зубы, отправился на кухню искать жрачку. Забацал себе яичницу с докторской колбасой, нарезал сырокопченой колбаски на бутера, набуровил большую кружку чаю. Едва я позавтракал, как раздался телефонный звонок. Снял трубку.

— Да⁈

— Саша, добрый день! — услышал я бодрый голос Телегиной. — Не разбудила?

— Нет. Я успел даже позавтракать.

— Отлично! Готов?

— Всегда готов.

— Одевайся и выходи. У ворот будет стоять такси. Это наша машина. За рулем человек, которого ты знаешь. Дальнейшие инструкции получишь от него.

Началось. Вперед, как говорится, и с песней… Я стал собираться. Минут через пять был уже на проходной. Здесь опять сидел старикан. Увидев меня, он потребовал паспорт. Вот же, блин. У меня на Лубянке ксиву не спрашивали. А здесь у них что? Фабрика Гознак? Алмазный фонд? Схватив мой серпастый-молоткастый, вахтер принялся елозить пальцем по журналу. Не найдя записи о моем вчерашнем проходе на охраняемую им территорию, старик печально покачал головой:

— А вы вчера не проходили, молодой человек, — проскрипел старик. — Как вы оказались во дворе?

— По прямому приказу генерала-лейтенанта Севрюгова, начальника второго главного управления, — сказал я. — Если что-то не устраивает, обращайся к нему, товарищ.

Вахтер переменился в лице.

— Виноват, товарищ Данилов! Больше не повторится!

Он выдернул штырек и вытянулся по стойке смирно.

— Служу трудовому народу!

— Вольно. Бдительность прежде всего.

Приободренный таким образом старикан стал еще прямее, словно аршин проглотил. Я вышел наружу и сразу увидел желтую «Волгу» с шашечками. За рулем оказался блондин Сергиевский. Едва я уселся, он рванул с места.

— Я высажу вас на Чернышевского. Там вы встретитесь с Вершковой. Далее пешком дойдете до Большого Комсомольского переулка. К моменту вашего появления там, Королева выйдет из подъезда. Когда выйдете на прямой контакт, включите диктофон. Возьмите его в бардачке.

Я открыл бардачок и взял из него коробку миниатюрного диктофона.

— Вот на эту клавишу нажмете, — пояснил блондин и показал пальцем. — Ею же отключите, когда контакт завершится. Кстати, после его завершения идите в направлении площади Дзержинского. Там я вас и встречу, на этой же машине.

— Давай уже на «ты», — предложил я. — Тебя как зовут?

— Игорем.

— А меня — Саней!

Я пожал ему руку.

— Ты не волнуйся, Игорек, я сделаю все, как надо.

— Я и не волнуюсь. Ольга Михайловна за тебя ручается.

— Красивая она баба, — сказал я, чтобы уйти от темы. — Да вот только одинокая.

— Ее муж погиб при выполнении особо важного задания, — ответил Сергиевский.

— Это я знаю, но ведь мертвого не воскресить… Не вечно же ей вдовой куковать…

— Давай о чем-нибудь другом, ладно?

— Лады!

Мы помолчали, а потом он вдруг спросил:

— «Пираты ХХ века» смотрел?

— Да вот на днях как раз…

— А хорошая в этой киношке у наших моряков спецподготовочка, не находишь?

— Ну так… Поднатаскали актеров, — пробормотал я. — Меня другое удивляет. Как это наши сырье для наркоты отправили без сопровождения?

— Ну по идее в нейтральных водах их должны были встретить, — пожал плечами гэбэшник, — но ведь в кино такого не покажешь… О, а мы уже и приехали. Давай, Санек, помни об инструкции.

Я вылез из салона и сразу же увидел Машуню, которая топталась на тротуаре. На лице ее блуждала растерянная улыбка. Такси двинулось дальше по улице Чернышевского, которую в девяностые обратно переименуют в Покровку.

— Здравствуй, Саша! — почти крикнула Вершкова. — Что все это значит⁈

— Тише ты! — прошипел я. — Ты про что вообще?

— Утром, ни свет, ни заря, звонок в дверь, — сбавив тон, принялась рассказывать она. — Тетя Маша открыла. Стоит какой-то парень. Меня спрашивает. Тетя его выставить хотела, а он ей удостоверение сотрудника КГБ показывает… Она — чуть ли не в обморок. А этот молодчик говорит, что к тринадцати часам я должна быть здесь. Дело государственной важности. Вот я тут и торчу на морозе!

— Долго торчишь? — спросил я, мимолетно взглянув на часы. — Без пяти час только.

— Так я заранее приехала! Раз дело такое…

— Ну и кто тебе виноват?

— Да не могла я там долго оставаться, — вздохнула Вершкова. — Тетя все нервы вымотала бы.

— Не хнычь, Маша! Я Дубровский!

— Что ты хочешь этим сказать?

— А то, что комсомольцы должны помогать органам.

— Мы ведь уже помогли.

— И еще поможем. Только, пожалуйста, держи язык за зубами.

— Хорошо, я буду помалкивать.

— Так и делай, чтобы ни происходило, и чтобы ты ни услышала!

— Понимаю…

— Вот и умница!

Мы уже дошли до поворота на Большой Комсомольский переулок. Вскоре должна была состояться встреча с «королевой постельных клопов». Я сунул руку в карман дубленки, обхватил пальцами коробочку диктофона. Интересно, как ГБ удалось выманить Эсмирку средь бела дня с ее лежки? Ее же ищут и по подозрению в убийстве, и за побег. Кстати, так никто и не сказал, как этой уголовнице удалось удрать из-под стражи? Хотя, почему мне должны об этом говорить? И все-таки, что-то здесь не чисто!.. Ладно, какая на хрен разница! Главное сейчас ее поймать на крючок!

— Ой! — пискнула Машуня и уставилась на что-то.

Хорошо хоть хватило ума не тыкать пальцем. Потому что навстречу нам семенила Кривошеина. Узнать ее, правда, было трудновато. Она неплохо замаскировалась. Напялила какой-то драный салоп, платочек, валенки. Да и рожу намазала так, словно только что из угольного подвала вылезла. Не обрати на нее внимания Вершкова, я мог бы и не заметить эту «попрошайку». Увидев нас, «королева» и глазом не моргнула. Скорчила плаксивую рожу и протянула грязную лапу с ногтями, покрытыми облезлым маникюром.

— Помогите калеке, добрые люди! — прошепелявила она, приближаясь вплотную.

Нажав кнопку диктофона, я спросил:

— Тебя отпустили?

— Конечно. Я же ни в чем не виновата, — ответила Кривошеина и покосилась на Машу.

— Милая, — обратился я к той. — Ты пойди, погуляй пока…

Вершкова угрюмо кивнула и отошла в сторонку.

— Спелись-таки, голубки, — хмыкнула Эсмеральда.

— А ведь ты врешь, — сказал я ей. — В бегах ты…

— А тебе что, твои дружки из мусарни докладывают?

— Дура ты! Твои портреты по всему городу расклеены. С описаниями. Думаешь, этот твой маскарад кого-то сможет обмануть?

— Ну так давай, зови мусоров! Глядишь, в газетке пропечатают — пионер-герой…

— Нужна ты мне… — отмахнулся я. — Думаешь, не знаю, зачем ты из берлоги вылезла?..

— Тебя, стукача, повидать захотелось.

— Кассета тебе нужна и записная книжка!

— Чё, телефончик свой черкнуть хочешь?..

— Слушай сюда… — сказал я ей. — Я знаю, что ты тогда в «Шереметьево» мужику, который тебя пытался сцапать, в карман сунула и кассету, и книжку!.. И знаю, что они до сих пор у него…

— Да откуда тебе знать? Уголовка или гэбэ подсказали?

— Так я же сам и привез эти штучки-дрючки, а ты у меня их из чемодана стырила.

— Понятно теперь, кто на меня гэбэ навел…

— Не о том печалишься, подруга… Давай по-деловому. Тебе нужны эти хреновины, а мне — деньги! Достанешь шуршунчики, будет тебе кассета и книжка…

— Да где же я тебе их достану? Сама вишь побираюсь.

— У Керна своего, иностранца… Его же отпустили, сам видел. Вот и передай ему, хочет получить всю эту ученую хрень, пусть подгонит три тысячи долларов!.. Можно и в рублях, но не по советскому курсу — девяносто копеек за доллар, а по рынку. Поняла?

— Да ты не охренел⁈

— Мне постового позвать?

— А я что с этого буду иметь?

— Не знаю. Я свою цену назвал.

— Ладно, поняла… Давай, через три дня встретимся где-нибудь в укромном месте?

— Завтра!

— Ладно! Только ночью. В переулке Николая Островского, там церковь разрушенная, вот в ней и встретимся. Приноси записную книжку и кассету, я принесу деньги. Один приходи, без марухи своей… И не пытайся меня кинуть, башку отрежу!

— Напугала ежа голой жопой, — хмыкнул я. — Кто еще кому отрежет.

— Твоего ежа я бы попугала, за милую душу…

— Ладно, ты бабки приноси, а там может и попугаем друг дружку.

— Жду завтра, в двенадцать ночи.

— Покедова! — сказал я и отключил диктофон.

И мы разошлись. Я подозвал Машуню, она взяла меня под локоток и мы не торопясь двинулись к площади Дзержинского.

— Ну и о чем ты говорил с этой предательницей? — спросила Вершкова.

— Это государственная тайна, — ответил я.

Машуня насупилась. Мы вышли на площадь Дзержинского. Я поднял руку. И уже знакомое такси остановилось перед нами. Я усадил Вершкову на заднее сиденье, а сам сел впереди.

— Куда едем? — осведомился Игорек.

— Шеф, давай в «Прагу».

Он кивнул и погнал тачку в объезд клумбы, посреди которой высился памятник основателю ЧК. Улучив минутку, я вытащил из кармана диктофон и положил его в бардачок. При этом Сергиевскому не сказал ни слова. Незачем Машу посвящать в ненужные ей подробности. По проспекту Карла Маркса мы доехали до Калининского и подрулили к ресторану «Прага». Я сунул водиле трояк — по счетчику плюс чаевые — он кивнул и вдруг сказал:

— Слушайте, ребятки, у меня в «Праге» свояк официантом трудится. Пойдемте, я ему замолвлю словечко, чтобы отыскал вам местечко нормальное!

И при этом хохотнул. Мы выгрузились из машины и «таксист» повел нас к ресторану. Швейцар пропустил всю нашу троицу беспрепятственно. И пока я помогал своей спутнице раздеться в гардеробе, Сергиевский успел шмыгнуть в обеденный зал, называемый «Ореховым» и притащил оттуда парня, примерно моих лет, в смокинге, с галстуком-бабочкой. Официант тут же повел Вершкову к столику, а я сделал вид, что замешкался.

— Королева согласилась раздобыть деньги, — сказал я Игорьку, открывая бумажник и показывая, что хочу ему пятерку дать за услуги. — Встречу назначила завтра в ноль-ноль часов на развалинах храма в переулке Николая Островского. Однако, думаю, никаких денег она не принесет, скорее всего попытается взять на «гоп-стоп». Все подробности разговора на диктофоне.

— Понятно, — кивнул гэбэшник. — Пока отдыхай. Вечером Ольга Михайловна даст дальнейшие инструкции.

И он ушел. Я направился к столику. Машуня сидела, уткнувшись в меню. А официант стоял у нее над душой. Я уселся напротив подруги и лениво произнес:

— Слушай, шеф, принеси нам что-нибудь вкусненькое, на свой выбор… Ну и пивка фирменного.

Отняв у Вершковой меню, парень удалился.

— Сейчас поедим по-человечески, — сказал я.

Машуня хмуро кивнула.

— Да что с тобой? — вскинул я бровь.

— Мне непонятны все эти игры, — пробурчала она.

— Ты о чем?

— Ну ладно, комитет государственной безопасности, но ты-то здесь при чем?

— Как всякий советский человек, я обязан помогать органам. Что тут непонятного?

— Да и при этом ты мило беседуешь с беглой преступницей, вместо того, чтобы ее задержать!

— Машенька, девочка, ты должна понимать, что ловить шпионов — наука тонкая, — устало пробормотал я, — и к ней нельзя подходить с мерками «черное» или «белое», иначе врага не переиграешь. И при всем моем теплом к тебе отношении, я не могу раскрывать всех деталей. И вообще, даже сам наш разговор — это уже преступление… Ну почти… Так что давай потолкуем о чем-нибудь другом… Тем более, что сейчас принесут вкусненькое, выпьем пивка, расслабимся, потанцуем… Потом, может, в музей какой-нибудь сходим. Ты куда хотела бы сходить?

— В «Исторический», — пробурчала она. — И в Мавзолей.

— Вот, туда и сходим…

— Что ты со мною, как с маленьким ребенком разговариваешь?

— Потому, что красивая девушка всегда вызывает во мне самые теплые чувства…

— Отеческие?

— И отеческие тоже.

Машуня фыркнула. В это время вернулся официант. Принес холодные закуски. Утку по-чешски, слоеный сыр, салат «Влашский», витки с ветчиной. Ну и чешское пиво. Когда мы все это распробовали, принесли горячее — бигос, жареную свинину и шпикачки с горчицей. На десерт подали рулет «Влтава» и чай. Все это мы умяли не в один заход, успев в промежутке между закусками и горячим, потанцевать. Правда — медляк. Мы потоптались под приятную джазовую композицию и вернулись к столу. После горячего еще немного потоптались. Ну а после десерта, стали собираться.

Получив по счету и чаевые, «свояк» гэбэшника выразил надежду, что увидит нас снова. Уверять в обратном мы его не стали. Выбрались на морозец и неторопливо побрели к Красной площади. Уже начало смеркаться и уверенности в том, что мы еще куда-нибудь сегодня попадем, у меня не было. Так и оказалось. Исторический музей уже закрывался, а Мавзолей давно закрылся. Видимо, чтобы попасть в него, надо с утра приходить и очередь отстоять, ибо даже в будние дни усыпальницу вождя мирового пролетариата посещали от двух до трех тысяч человек.

За неимением другой культурной программы, мы с Вершковой отправились просто гулять по городу. Когда мы еще попадем в столицу нашей Родины! Маша принялась рассказывать о том, какие интересные модели одежды она придумала во время нашего путешествия. И тем самым навела меня на мысли о том, что не мешало бы полюбопытствовать насчет содержимого загадочной черной сумки, переданной мне будущим бывшим тестем.

И о том, что надо бы позвонить Илге, поинтересоваться тем, как идут ее дела? А вспомнив о ней, я подумал и о матери — вернее, сразу о двух матерях — своей и Шурика. Своей я не мог дать о себе знать, а вот — Пелагее Ивановне надо бы по возвращению написать. И кстати, не мешало бы позвонить дяде — замминистру рыбной промышленности. Мало ли какая польза может проистечь из «возобновления» родственной связи?

Загрузка...