Франц Иосиф. Любовь императора

Глава пятая

На чужбине Елизавета никогда не теряла самой тесной связи с родительским домом. Её сёстры одна за другой выходят замуж. Первой в августе 1858 года это сделала Элен, став женой наследного принца Максимилиана фон Турн унд Таксис, одного из богатейших князей страны, за ней Мария, приняв предложение кронпринца Неаполя и Сицилии. Этому браку в герцогском доме очень рады — ведь ещё одна дочь становится властительницей европейского государства. Елизавета провожает сестру до самого Триеста и с недоумением взирает на заключительную церемонию передачи её королевскому комиссару Неаполя, которому предстоит доставить Марию супругу в столицу. В большом зале правительственного дворца в Триесте расстилают ленту, символизирующую границу между двумя государствами — Баварией и Неаполем. По одну сторону от ленты находится передающий — граф Рехберг, по другую — принимающий, герцог Сера Каприола. В зале появляется Мария, она перешагивает «границу», и новый придворный штат вступает в свои права.

Елизавета стремится насколько возможно облегчить своей сестре поездку в незнакомую страну, к малоизвестному ей человеку, который становится теперь её супругом. Говорить о любви или просто симпатии к жениху со стороны Марии не приходится, ведь даже первая встреча будущей супружеской пары в Неаполе оставляет прямо-таки неприятное впечатление. Мария не знает итальянского языка, кронпринц совершенно не владеет немецким и едва-едва способен объясниться по-французски. Но даже если бы они понимали друг друга, они бы не нашли, о чём говорить.

«Со временем, — размышляет Елизавета, — этот брак наладится». Она сравнивает судьбу сестры со своей собственной. Ведь на первых порах и ей самой было ужасно трудно: Елизавете приходят на память её отчаянные стихи, написанные в то время, когда она ещё думала, что не сможет вынести тягот новой жизни. И вот же за четыре года у неё уже третий ребёнок от искренне любящего супруга, личность которого она научилась ценить. Её трогают его нежность, рыцарское внимание и проявляющаяся во всём любовь. Это заставило её в конце концов выносить и властный характер свекрови. Теперь она принимает близко к сердцу всё, что касается мужа; его политические неурядицы тоже тяжело отражаются на ней.

Ничего Елизавета так не страшится, как оставаться наедине со свекровью и беспредельно ей преданными людьми.

Императрица никогда не вмешивается в политику, но если разговор заходил об этом, она придерживалась либеральных взглядов как по воспитанию и по убеждению, так и до некоторой степени даже из желания пойти наперекор эрцгерцогине Софии. Та в подобных делах обходилась с императрицей словно с неразумным ребёнком, хотя внутренняя и внешняя политика, которую эрцгерцогиня если и не проводила сама, то по крайней мере одобряла, отнюдь не была успешной. После Крымской войны Австрия очутилась в полной изоляции. Русский царь чувствовал себя оскорблённым[37], не стали друзьями Австрии ни Наполеон III[38], ни Англия. Пьемонт хочет использовать благоприятный момент, пока Австрия в одиночестве; подстрекательства продолжаются до тех пор, пока в Вене не соблазняются опрометчивым ультиматумом, который провоцирует начало войны против Сардинии, союзницы Франции. Это решение принято поспешно, даже без предварительного уведомления Пруссии. И вот вспыхивает война.

До этого Елизавета жила в условиях мирного времени, теперь же всё меняется. Сейчас ей уже не до мелких забот, одолевающих её баварскую семью, которая пребывает в чрезвычайном волнении, но не из-за войны, а из-за помолвки самого старшего из братьев Елизаветы — Людвига с актрисой Генриеттой Мендель, девушкой хоть и очень красивой, но буржуазного происхождения. Родные возмущаются и негодуют, но герцог Людвиг стоит на своём, и в конце концов близкие сдаются. Генриетта получает титул баронессы фон Валлерзее, и 28 мая 1859 года празднуется свадьба.

Между тем в Италии генерал граф Гиулай, любимец Грюнне, упускает удобный случай разбить пьемонтцев и французов поодиночке, пока они ещё не объединились. Армия отступает. Франц Иосиф озабочен происходящим и наконец приходит к выводу, что ему необходимо самому отправиться на фронт и разобраться во всём на месте. Когда он сообщает о своём решении Елизавете, она заливается слезами. Подавленная случившимся, императрица напутствует мужа множеством предостережений: «Ради меня и детей думай о себе, а не только о работе и о войне...»

После трудного расставания на вокзале Елизавета возвращается в Шёнбрунн в полном отчаянии. Тридцать первого мая она неожиданно появляется в церкви Марии Ланцендорф в Вене, чтобы просить Бога сохранить жизнь её мужу. Франц Иосиф верен своему обещанию написать Елизавете сразу же по прибытии на фронт и вообще писать как можно чаще. Каждое слово в этих письмах, которые теперь приходят с театра военных действий с небольшими перерывами, дышит искренней любовью. «Зизи! Мой ангел! — пишет Франц Иосиф по прибытии в Верону 31 мая 1859 года. — Я пользуюсь первыми же минутами после пробуждения, чтобы... вновь сказать тебе, как сильно люблю тебя и как тоскую о тебе и наших детях. Хоть бы ты чувствовала себя хорошо и берегла себя, как обещала... Постарайся почаще отвлекаться, чтобы не тосковать...»

Но Елизавета пребывает в глубокой печали, она полностью замкнулась в себе, уже хотя бы ради того, чтобы как можно меньше общаться со свекровью. С утра до вечера она ездит на лошади и, одолеваемая внутренним беспокойством, не в силах заняться чем-нибудь путным. Эрцгерцогиня София только покачивает головой, а окружение императрицы судачит о её странном поведении. Особенно злословит её старый недруг, лейб-медик доктор Зеебургер. Встретив как-то случайно министра полиции, он принимается осыпать императрицу упрёками:

— Ни как женщина, ни как императрица она не соответствует своему предназначению. Пока она, собственно говоря, ничем не занята, её общение с детьми носит совершенно мимолётный характер, а пока она грустит и льёт слёзы об отсутствующем императоре, она часами ездит верхом, нанося ущерб своему здоровью. Между ней и эрцгерцогиней Софией — пропасть непонимания, а обер-гофмейстерина графиня Эстерхази не имеет на императрицу никакого влияния.

Люди, подобные Зеебургеру, способны лишь критиковать, но не в состоянии заглянуть в душу молодой женщины, которая чувствует себя одинокой и всеми покинутой, окружённой тайными врагами. Единственным утешением для императрицы служат пространные письма к мужу. 29 и 30 мая она отправляет послания, в которых страстно молит супруга разрешить ей приехать к нему в штаб-квартиру в Верону. Поскольку это совершенно невозможно, Франц Иосиф отвечает ей следующее: «К сожалению, сейчас я не могу исполнить твоё желание, как бы ни хотел это сделать. В кочевой жизни, какую ведёт штаб-квартира, женщинам нет места, и я не могу показывать своей армии дурной пример, тем более что даже не знаю, сколько времени здесь пробуду... Прошу тебя, мой ангел, если ты любишь меня, не печалься так, береги себя, езди верхом, но соблюдай меру и будь осторожна, и оберегай своё драгоценное здоровье, чтобы по возвращении я нашёл тебя здоровой и мы с тобой опять были счастливы как прежде».

День за днём Елизавета пишет своему супругу; она посылает ему портрет маленькой Гизелы, а однажды даже небольшой букетик незабудок.

Дела на театре военных действий обстоят из рук вон плохо. После сражения под Магентой, проигранного исключительно из-за неудачного командования войсками, приходится уходить из Милана, и австрийская армия вынуждена отступать вглубь укреплённого района. Монархия охвачена беспокойством, печальные известия приходят одно за другим и доходят до ушей императрицы, которая с трудом держит себя в руках, обуреваемая волнением и скорбью. Она опять возобновляет свои просьбы разрешить ей приехать в штаб-квартиру, но в теперешней ситуации это, разумеется, совершенно немыслимо. «Моя любимая, моя единственная, ангел мой, — пишет Франц Иосиф. — Прошу тебя во имя нашей любви собраться с силами и иногда показываться в городе, посещать общественные места. Ты даже не представляешь себе, какую помощь можешь мне этим оказать. Это ободрит венцев и поддержит их моральный дух, что для меня сейчас так важно... Мне так горько, сохрани себя для меня...»

Несмотря на все заботы, которые доставляют Францу Иосифу письма Елизаветы, он бесконечно рад, получая почту, которую ему приносят сразу по пробуждении, он «буквально проглатывает её ещё в постели». Елизавета готова помочь, чем только можно, она думает о Неаполе, надеется, что это королевство целиком и полностью встанет на сторону Австрии, забывая при этом про сильный французский флот. Не успела её сестра прожить в браке с кронпринцем и трёх месяцев, как 22 мая король Фердинанд II неожиданно умирает, и Мария становится королевой. Тем не менее она не в силах хоть чем-то облегчить тяжёлое положение Франца Иосифа.

Между тем Елизавета ведёт жизнь, к какой привыкла в Лаксенбурге, однако она почти ничего не ест и не спит и весь день не расстаётся с лошадьми. Чаще всего она ездит верхом одна и лишь иногда вдвоём со шталмейстером Генри Холмсом, который ей симпатичен. Эрцгерцогиня находит, что это неудобно и, вероятно, жалуется сыну, и тот, несмотря на нелёгкие военные заботы, ломает себе голову над тем, как выйти из этой ситуации. «Я тут размышлял о твоей верховой езде, — пишет император. — Я не могу позволить тебе ездить одной с Холмсом, потому что это неприлично». В конце концов Франц Иосиф предлагает супруге в качестве спутника обер-егермейстера. «Я не могу выразить, как люблю тебя, мой ангел, и как много думаю о тебе... Я безумно тебя люблю».

«Моя любимая, моя божественная Зизи... мой единственный, мой восхитительный ангел...» Любое послание императора жене пестрит подобными эпитетами. Елизавета по-прежнему считает, что в минуту опасности её место рядом с мужем. Дурные вести с театра военных действий буквально приводят её в панику. Она уже потеряла всякое доверие к генералам своего мужа и опасается, что император и вся штаб-квартира в Вероне будут отрезаны противником. Франц Иосиф умоляет её не ездить верхом так долго, это же просто безумие. «Обещай мне это, — пишет он накануне битвы при Сольферино[39], ни словом не упоминая о предстоящем сражении, — иначе ты слишком измучаешь меня, и я похудею от волнения».

Двумя днями позже приходит печальная весть о поражении австрийских войск. «Я вынужден был дать приказ к отступлению... В отвратительную погоду я поскакал в Валеджио, а оттуда отправился в Виллафранка. Там я провёл ужасный вечер. Я застал полную неразбериху: раненые, беженцы, повозки, лошади... Вот печальная история неудачного дня, когда было приложено много усилий, однако счастье нам не улыбнулось. Я с лихвой набрался опыта и понял, какое чувство испытывает разбитый в сражении генерал... Я останусь здесь до тех пор, пока армия находится за рекой Адидже и не будут приняты важнейшие меры на будущее, затем я помчусь в Вену, где меня ждут неотложные дела. Теперь моё единственное утешение и отрада — встреча с тобой, мой ангел! Можешь представить себе, какая это для меня радость... Твой верный Франц». Опасаясь, что его обожаемая Зизи отнесётся ко всему слишком серьёзно, Франц Иосиф предупреждает: «Только не впадай в отчаяние из-за меня и подобно мне уповай на Бога, который, несомненно, всё уладит. Он сурово наказывает нас, и мы, вероятно, на пороге ещё более тяжких страданий, это нужно принимать с покорностью и всегда исполнять свой долг».

Поражение в Италии не могло не повлиять и на настроения в Венгрии. Там поднимают голову революционные элементы, они надеются, что именно теперь им удастся реализовать свои заветные желания. Елизавета, которая организовала в Лаксенбурге госпиталь для раненых и проводит в нём большую часть дня, слышит обо всём этом. Она понимает, что политика, ответственность за которую императрица (может быть, преувеличивая истину) возлагает главным образом на свою свекровь, терпит крах. Рушится последнее, за что она уважала эту женщину, считая её мудрым политиком. Подтверждается тот факт, что эрцгерцогиня София и все её креатуры, которых она дала в помощь императору, оказались политически близорукими: государство, династия, а следовательно, судьба Франца Иосифа и его детей оказались под угрозой. Теперь Елизавете ясно, что жаловаться и стенать бесполезно. В тот момент, когда все прочие политические советчики потерпели фиаско, нужно самой выступить в этом качестве. Встревоженная положением в Венгрии, она советует мужу как можно быстрее начать переговоры с Наполеоном об окончании войны, и тут же в ней говорит женщина и супруга: «Пожалуй, ты забыл обо мне за всеми этими событиями! Любишь ли ты ещё меня? Если нет, то всё остальное, что бы ни случилось, мне совершенно безразлично!» «Я грежу о том счастливом моменте, который вновь соединит меня с тобой, мой ангел, — отвечает Франц Иосиф. — Я заклинаю тебя, успокойся и не переживай понапрасну... Замечательно, что ты организовала в Лаксенбурге госпиталь. Прими мою самую искреннюю благодарность. Ты — мой добрый ангел и очень много мне помогаешь. Будь сильной, не впадай в отчаяние — ещё придут лучшие времена...»

Между тем императору дали понять, что оставлять войска в такой момент нельзя. «Мой милый, милый ангел, — пишет он после этого. — Не верь, будто я обескуражен случившимся и признаю себя побеждённым, напротив, я сохраняю уверенность и прилагаю все силы, чтобы вселить её и в других... Я стремился в Вену только потому, что полагал, что теперь буду там нужнее, чем здесь, однако это не так, поэтому до середины июля я останусь здесь со своими славными солдатами. Не огорчайся из-за этого... Твой политический план содержит весьма интересные мысли, однако пока не следует терять надежду, что Пруссия и Германия ещё придут к нам на помощь, а до той поры о переговорах с неприятелем нечего и думать...»

На этот раз Елизавета совершенно отчаялась из-за того, что муж всё ещё не возвращается. Молодая женщина теряет самообладание, и Францу Иосифу приходится постоянно успокаивать её, что во время сражений ему ничего особенного не грозит, о плене не может быть и речи, но все его уверения не помогают. Елизавета изнервничалась вконец. Будущее представляется ей мрачным, безысходным. Она убеждена, что свекровь, которая стоит между ней и мужем подобно злому духу, с радостью погубит и всю империю. При всём этом Елизавета безумно волнуется, не разлюбил ли её муж. Она чувствует себя обиженной, когда Франц Иосиф пишет, что ему нужно вернуться в Вену ради дел; ему следовало бы написать, что его неудержимо влечёт домой страстное желание увидеть её... Она, никогда не интересовавшаяся политикой, в силу обстоятельств вынуждена теперь делать это.

Только Пруссия, угрожая Наполеону III на Рейне, способна сразу же коренным образом изменить ситуацию в Италии. В Вене ходят слухи о встрече Франца Иосифа с принцем Прусским. Елизавета хочет точно знать, правда ли это.

Между тем император услышал от матери новые жалобы на образ жизни супруги. Ему предстоят переговоры с Наполеоном III, организованные принцем Александром Гессенским, однако известия из дома лишают его столь необходимого для этого душевного покоя: «Дорогая Зизи! Мой ангел! Не могу передать тебе, как тоскую по тебе и тревожусь за тебя! Меня приводит в отчаяние тот ужасный образ жизни, который вошёл у тебя в привычку и который неизбежно разрушит твоё драгоценное здоровье. Умоляю тебя, откажись от такой жизни, спи по ночам, самой природой отведённым для сна, а не для чтения или писания писем. Не слишком увлекайся верховой ездой, особенно быстрой... Мне очень больно, что я доставил тебе неприятность, написав, что в Вену меня призывают исключительно дела. Так вот: единственное, что побуждает меня вернуться домой, и моя единственная радость по возвращении — снова обнять тебя. Но в нынешнее время нельзя слушаться велений сердца — приходится подчиняться лишь чувству долга. О встрече с принцем Прусским, о которой ты мне сообщила, я ничего не слышал. Боюсь, мне не избежать совсем другой встречи — встречи с архиплутом Наполеоном. Это было бы мне крайне неприятно, однако если это пойдёт на пользу монархии, я бы всё же пошёл на это. Теперь Наполеон, кажется, горит желанием во что бы то ни стало заключить мир...»

События стремительно развиваются. Наполеон, опасаясь, что, пока он застрял в Италии, его родина может сделаться лёгкой добычей прусских войск, не менее заинтересован в заключении мира, чем Австрия со своей ослабевшей армией, недовольной Венгрией и недоброжелательно настроенной Россией в тылу. Это положение дел приводит 11 июля к встрече в Виллафранка, за которой вскоре следует подписание мирного договора. Наконец Франц Иосиф получает возможность вернуться, чтобы обнять Елизавету и разобраться с накопившимися дома делами. Он застаёт жену в состоянии необычайного нервного возбуждения, детей же — здоровыми и невредимыми. Однако отношения Елизаветы с его матерью резко обострились. Эрцгерцогиня настаивает на том, чтобы оказывать на воспитание кронпринца наибольшее влияние в целях наилучшей подготовки его к выполнению ожидающей его в будущем миссии. Его воспитательнице приходится очень нелегко: от матери и от бабушки своего питомца она получает взаимоисключающие указания, что было особенно заметно, пока высший арбитр находился далеко.

Франц Иосиф вынужден всё время лавировать между женой и матерью. Встать на сторону какой-то одной из этих высокородных дам очень нелегко, потому что нередко обе по-своему правы, отстаивая разные точки зрения. Однако политические взгляды императора под влиянием прошедшей войны претерпели заметные изменения: он перестал прислушиваться исключительно к тем мнениям и людям, которые пользуются симпатией его матери, перейдя тем самым на позиции своей жены, всегда отличавшейся большим либерализмом и свободомыслием. Уже отстранён граф Буоль, политика которого полностью себя скомпрометировала, а его место занял граф Рехберг. Но это ещё не всё. Снят и барон Бах, отстаивавший свою централистскую систему. Франц Иосиф пришёл к идее о конституционной форме правления, хотя ещё не решился реализовать её. Сейчас для этого самое подходящее время, ибо общая ситуация крайне неблагоприятна; престиж Австрии в глазах всего мира неизмеримо упал. Курс, выбранный после подавления революции и предусматривавший отмену конституции, привёл к ошибкам во внешней политике и не дал ожидаемого результата. В армии после ужасно неудачного руководства кампанией царило огромное недовольство. Все показывали пальцем на всесильного графа Грюнне, который рекомендовал Гиулайя. Император решился убрать его с поста своего генерал-адъютанта и перевести на должность обер-шталмейстера. Это было равносильно прямому поражению матери Франца Иосифа, главным фаворитом которой и являлся Грюнне. Одновременно этот шаг императора расценивается как дружественный жест в отношении Венгрии, поскольку позиция Грюнне в отношении этой страны была прекрасно известна.

Елизавета относится к этим переменам с удовлетворением. Каждый камень, извлечённый из здания, воздвигнутого её свекровью, усиливает её собственное влияние и упрочивает позиции её образа мышления. Однако вскоре императрица увидит, что эрцгерцогиня так быстро не сдаётся, хотя на какое-то время её влияние и оказалось поколебленным. Прежде яблоком раздора служили только дети, теперь же сюда добавляются и политические разногласия, поскольку необходимые перемены, решение вопроса об австрийской конституции и взаимоотношений с Венгрией не терпят отлагательства, а симпатии Елизаветы ни для кого не составляют тайны.

В начале 1860 года по мере того как идея объединения Италии после кампании 1859 года небывалыми темпами овладевает умами, ухудшается и положение зятя Елизаветы — короля Неаполя. Королевская чета не знает больше ни минуты покоя. То тут, то там вспыхивают восстания. В мае Гарибальди предпринимает свой знаменитый «Поход тысячи», который в одно мгновение лишил королевство всей Сицилии и с падением Палермо 6 июня 1860 года показал всему миру, сколь призрачно господство Бурбонов в Сицилии. До всех королевских дворов Европы доносятся из Неаполя мольбы о помощи. Естественно, долетают они и до Вены. Королева просит сестру помочь ей; обращается она и к своей семье в Баварии. Елизавета умоляет мужа вмешаться, но ситуация этого не позволяет. После неудачного военного похода, при тяжёлом финансовом и внутриполитическом положении о помощи нечего и думать. 13 июня в обстановке строгой секретности у Елизаветы в Лаксенбурге происходит встреча герцогов Людвина и Карла ин Байерн. Они обсуждают, что можно сделать, но так ни к чему и не приходят. Братья получают возможность убедиться в том, до какой степени обострены отношения Елизаветы со свекровью и насколько подорвано её здоровье.

В Поссенхофене тоже безумно волнуются о судьбе королевы Неаполя, там слышали, что король не правит, а только управляет и что он не справляется с ситуацией. Гарибальди уже замышляет направиться с Сицилии на материк. Австрийский посланник сообщает, что у короля Неаполя почти не осталось людей, на кого он действительно мог бы положиться. Королева же настаивает, чтобы он защищал свою корону с оружием в руках чего бы это ни стоило. 21 августа Гарибальди высаживается на юге полуострова. Повсюду армия и население переходят на его сторону. Король Франц безучастно взирает на всё происходящее, и только королева ведёт себя удивительно энергично и мужественно для своих двадцати лет. Говорят, она заявила своему супругу, что, если он не встанет во главе ещё оставшихся верными ему войск, это сделает она.

Между тем обаяние имени Гарибальди делает своё дело. Ничего не поделаешь, королю приходится оставить Неаполь. С большим удовольствием лично он бросил бы всё на произвол судьбы, а защищается только потому, что хочет произвести хорошее впечатление, и не в последнюю очередь из-за того, что ему стыдно перед женой, которой нарастание опасности только добавляет храбрости. Этим она очень похожа на свою сестру Елизавету, которая точно так же энергична и мужественна и не ведает страха. Елизавета принимает самое горячее участие в судьбе сестры, и сознание того, что ей приходится сидеть сложа руки, не имея возможности прийти на помощь, только повышает её нервную возбудимость.

Между тем по мере того как затягиваются раны 1859 года, эрцгерцогиня София в Вене постепенно начинает завоёвывать утраченные позиции. С её воззрениями вполне согласуется Октябрьский диплом, сохранявший прежнюю идею единой империи при признании некоего центрального парламента. Франц Иосиф сам это подтверждает, когда пишет ей: «У нас будет, правда, немного парламентарная жизнь, но власть остаётся в моих руках». Таким образом, эрцгерцогиня всё ещё продолжает сохранять своё влияние на сына в области внутренней политики, хотя он уже исподволь начинает проявлять несогласие с нею. Стычки между Елизаветой и её свекровью из-за детей учащаются, в последние недели октября 1860 года они происходят буквально каждый день. Елизавета упрекает мужа в том, что он не целиком на её стороне. Францу Иосифу жена иногда кажется излишне нервной, про себя он думает, что столь ответственное дело, как воспитание кронпринца, лучше доверить матери, так тщательно подготовившей к этой миссии его самого. Мечась между матерью, которой он обязан всем, и своей очаровательной женой, которую безумно любит, Франц Иосиф тем не менее подвергается бесчисленным искушениям со стороны прекрасного пола. Когда он подчас не слишком упорно сопротивляется соблазну, это особенно болезненно воспринимается его молодой женой. Она теряет самообладание. Непрестанная борьба измотала её, она больше не может. Её всё раздражает. Ведь у неё так много врагов. Все, кто низвергнут после 1859 года и кто ещё опасается этого. Поэтому существует заинтересованность в том, чтобы нейтрализовать растущее влияние императрицы на императора, в том числе и из политических соображений, ибо образ мыслей Елизаветы известен. Это либерализм и управление государством, а также в религиозном или, лучше сказать, в церковном деле. Елизавета намерена уехать. Дети! Ах да, дети. Расставаться с ними тяжело, но разве есть у неё дети, разве они не полностью в руках эрцгерцогини и преданных ей слуг и придворных дам, которые не стесняются называть свою госпожу в узком кругу «нашей настоящей императрицей».

Елизавета идёт к мужу:

— Я чувствую, что больна, я должна уехать на зиму и хотела бы пожить на юге!

Франц Иосиф предлагает ей отправиться в Меран, Арко или другое место на Адриатическом побережье, но императрица отрицательно качает головой.

— Нет, нет, я хочу уехать из страны, далеко уехать!

Видно, что она и в самом деле хочет отделаться от всего, хочет на чужбину, и она называет Мадейру, которая, видит Бог, достаточно далеко. На этом острове, где царит вечная весна, она надеется восстановить душевное равновесие и вновь обрести здоровье. В отчаянии Елизавета не думает о своём долге супруги и матери, императрицы и первой женщины большой империи. Она не отдаёт себе отчёта в том, какую сенсацию неизбежно вызовет её внезапный отъезд, похожий скорее на бегство, в такую далёкую страну.

Император испуган, он с тревогой видит перемены, происшедшие с его женой за прошедшие месяцы. Франц Иосиф в последнее время был уже так сильно этим расстроен, что это заметил даже министр граф Рехберг, задававший себе вопрос, что же происходит с его повелителем. С дамами император всегда обращался как истинный рыцарь, поэтому тяжело переживал антагонизм между матерью и женой. Теперь он был встревожен — ко всему императрица, оказывается, серьёзно больна. К ней приглашают врачей, но они ничего определённого у неё не находят, разве что боли в горле, которые нередко у неё случаются. Но для обоснования путешествия на Мадейру этого недостаточно: нужно охарактеризовать недомогание как начинающееся воспаление лёгких или даже как начинающийся туберкулёз гортани.

Подходящего судна для такой поездки в Австрии не оказывается. Но ждать Елизавета не собирается. Обращаются за помощью к королеве Виктории[40], она предоставляет свою яхту для перехода из Антверпена на Мадейру и приглашает императрицу к себе. Елизавета намерена строго соблюдать инкогнито как частное лицо. 17 ноября Франц Иосиф сопровождает жену через Мюнхен до Бамберга, а дальше, до самого Антверпена, Елизавета едет одна. Там её уже ждёт яхта английской королевы.

Известие о неожиданном заболевании и отъезде императрицы производит на совершенно ошеломлённую общественность сильнейшее впечатление, тем более что речь идёт о действительно серьёзном состоянии. Тотчас же со всех концов империи к Елизавете начинают поступать разные снадобья. Эрцгерцогиня София тоже не остаётся равнодушной к этому внезапному решению. Разумеется, она осуждает этот похожий на бегство отъезд своей странной невестки, но, с другой стороны, он ей на руку. Ведь благодаря ему она опять получает полную свободу воздействовать на императора, воспитывать по собственному усмотрению детей, вернуть потерянные в последнее время позиции.

Большой свет принимает известие о тяжёлой болезни императрицы всерьёз. Все монархи соревнуются друг с другом в желании услужить Елизавете. Граф Карвахал, так сказать, король Мадейры по рождению и богатству, предлагает императрице свою виллу, но она отдаёт распоряжение снять небольшую, утопающую в цветах виллу. Цена не играет никакой роли, потому что император предоставил своей супруге неограниченный кредит. Плавание яхты «Осборн» из Антверпена до Мадейры проходит в условиях штормовой погоды, и тут выясняется, что из всех пассажиров лучше всех переносит нелёгкие условия плавания больная императрица. Ни к завтраку, ни к обеду, ни к ужину никто из пассажиров не является, и только Елизавете волнение на море — не помеха.

Судно приближается к острову. На молу её встречает некий португальский гранд с приветственным письмом короля Педро. Он тотчас провожает императрицу на отведённую ей виллу. Елизавета приходит в восторг. На какое-то время она забывает про свои заботы и про болезнь, но по мере того как Елизавета привыкает к окружающему её великолепию, начинает давать знать о себе тоска по мужу и детям.

В каждом письме домой Елизавета жалуется, что не имеет никаких вестей от сестёр, в том числе и из Баварии. Мария Неаполитанская писать, правда, не может. Юная королева ведёт себя самым мужественным образом. Дипломатический корпус перебрался в Рим. Королеве дали понять, что ей следует сделать то же самое, однако она не просто упорствует, а становится душой обороны, и когда генерал, осаждающий крепость, предлагает осаждённым каким-то образом отметить королевский дворец и госпитали, чтобы они не пострадали при обстреле, королева через своего супруга принимает предложение относительно госпиталей и решительно отклоняет в отношении дворца. Покинутый и преданный всеми, монарх спустя пять месяцев, 13 февраля 1861 года, вынужден капитулировать. Королевская чета уезжает в Рим, бежит теперь в палаццо Франезе под покровительство папы, как в своё время, в 1848 году, папа Пий искал защиты в Неаполитанском королевстве. Теперь королевской чете, чей брак с самого начала складывался не слишком удачно, приходится жить в изгнании, в Риме, томясь от бездействия.

Пребывание на великолепном воздухе, мир и красота вечнозелёного сада Мадейры, где в феврале камелии высотой в тридцать футов покрыты тысячами цветов и бутонов, оказали на тело и душу императрицы благотворное влияние. Она уже начинает поговаривать о возвращении домой. Она радуется предстоящей встрече с мужем и детьми, которых давно не видела. Пугает её только встреча с эрцгерцогиней Софией, она ни разу не написала свекрови, даже после того как мать Франца Иосифа распорядилась прислать ей прекрасное изображение святого Георгия, чтобы с помощью подарка попытаться добиться повторного сближения. Она лишь исподволь просит эрцгерцога Людвига Виктора поблагодарить за этот дар свою мать. «Я целую ей руки за этот дар, — пишет она, — и не пишу ей только из опасения, что мои письма нагонят на неё скуку. Ведь тебе я пишу так часто и мне в общем-то нечего больше рассказывать». В действительности она избегает писать непосредственно свекрови, которая теперь жаждет примирения. Однако Елизавета этого уже не хочет.

15 мая 1861 года «Виктория и Альберт» входит в бухту Гастури на Корфу. Повсюду цветущие апельсиновые деревья, кипарисы и лавры, которыми покрыты зелёные волнистые холмы, окружённые неповторимо голубыми волнами, омывающими скалы поясом пены. Так возвышаются мощные оборонительные сооружения, сохранившиеся ещё со времён венецианского господства, а на востоке видны заснеженные горы Албании.

Корфу входит в состав Ионических островов, которыми продолжает владеть Англия. Елизавета с удовольствием пробыла бы здесь дольше и исходила бы этот восхитительный остров вдоль и поперёк. Однако нетерпеливый император прибыл в Триест и направляется навстречу ей на яхте «Фантазия». Со слезами на глазах Франц Иосиф обнимает жену после столь долгой разлуки. Через Мирамар они возвращаются в Вену. Все окружающие и даже прусский посланник находят Елизавету цветущей и посвежевшей. Сразу же по прибытии в столицу Елизавете приходится подчиниться церемониалу и покорно присутствовать в Хофбурге на многочасовом представлении придворных дам первого класса.

Самая большая радость для Елизаветы — возможность вновь увидеть детей, но она опять вынуждена признать, что они целиком попали под влияние эрцгерцогини Софии. Когда она порой осмеливается протестовать, ей недвусмысленно дают понять, что пока она так долго отсутствовала, кто-то должен был заботиться о детях, и теперь никаких перемен в воспитании не произойдёт.

Мир в семье не продержался и дня. Сразу же вспыхнули старые недовольства, и Елизавета острее, чем когда-либо прежде, ощутила холодную и почти не прикрытую враждебность придворных всех рангов, преданных матери императора. Императрица заявляет, что не желает больше оставаться в Бурге, где главенствует эрцгерцогиня София, и Их величества уже 29 мая переезжают в Лаксенбург. Вскоре оттуда приходят известия, что императрица намерена вести уединённую размеренную жизнь: приёмы при дворе, путешествие и перемена климата до такой степени утомили её, что её здоровье необходимо всячески щадить и беречь. Прусскому посланнику приходится уточнить своё сообщение с учётом этих новостей; ой добавляет, что уже теперь речь идёт о том, что и будущую зиму императрице нужно будет проводить на юге. 19 июня уже идут разговоры о том, что состояние императрицы внушает самые серьёзные опасения. Это чистая правда, врачи вновь рекомендуют ей незамедлительно уехать.

Елизавета провела в Вене неполные четыре недели и опять вынуждена отправляться на юг. Эти дикие слухи будоражат всю Вену. Что-то тут не так. Императрица выглядит здоровой, цветущей и свежей, а буквально на следующий день разносятся слухи, что, по мнению врачей, только немедленный отъезд способен избавить её от чрезвычайно опасных последствий. С намеченным визитом императрицы в Мюнхен в связи с назначенной на 5 июня свадьбой её сестры Матильды с графом Людвигом фон Трани, самым старшим братом короля Неаполя Франца II, ничего не выходит. Баварский посланник даже сообщает, что надежд на выздоровление императрицы мало. Английский посланник совершенно не разбирается в происходящем. «Должно быть, — считает он, — императрица и в самом деле серьёзно больна. И она полностью осознает своё опасное состояние. Ей запрещают разговаривать, чтобы без нужды не раздражать горло, а поскольку дела часто призывают Его величество в Вену, Её величество проводит дни почти в одиночестве».

Что происходит на самом деле, не совсем понятно. То ли речь идёт о болезни, то ли же к новому ухудшению здоровья императрицы привели семейные неурядицы. Факт тот, что в Вене царит подавленное настроение, император выглядит до крайности расстроенным, а Елизавета совершенно отгородилась от всех, совсем ничего не ест и состояние её здоровья даёт, пожалуй, основания для самых худших опасений.

Итак, 23 июня Франц Иосиф вновь привозит свою молодую жену в Триест, откуда эрцгерцог Макс сопровождает её непосредственно на Корфу. В услугах доктора Шкоды, тоже сопровождающего её на Корфу, она вообще не нуждается. Лорд верховный комиссар представляет в её распоряжение свой дворец в городе и загородный дом. Императрица избирает последний, поскольку там проще обеспечить полное уединение, в котором она предпочитает жить. Организовывать какие бы то ни было торжества в связи со своим приездом она запретила. Перемена климата действует на неё в высшей степени благотворно. Уже в первых числах июля доктор Шкода возвращается домой и сообщает, что тревожные симптомы у Её величества почти исчезли, кашель сделался гораздо менее сильным, а лихорадка прошла. Елизавета совершает продолжительные прогулки пешком в великолепных лавровых рощах и предпринимает далёкое плавание под парусами. Принимает она и морские ванны. «Моя жизнь протекает здесь спокойнее, чем на Мадейре, — сообщает Елизавета эрцгерцогу Людвигу Виктору, — особенно я люблю сидеть на берегу, устроившись на больших камнях, собаки располагаются у воды, а я любуюсь прекрасным отражением луны на поверхности моря». Идиллию нарушает приезд обер-шталмейстера графа Грюнне, который не слишком продуманно послан на Корфу, чтобы сообщать о самочувствии императрицы. Елизавета встречает его холодно, почти враждебно, ибо в первую очередь видит в нём шпиона своей свекрови. Грюнне очень чутко улавливает это, и его отчёты в Вену скорее порочат императрицу. До Елизаветы доходит информация об этом от третьих лиц, и антипатия, которую она всегда испытывала к генералу, как одному из самых доверенных лиц эрцгерцогини Софии, перерастает в неприязнь.

Между тем баварское семейство чрезвычайно взбудоражено всеми этими событиями. Герцогиня Людовика не слишком хорошо понимает, что же происходит в действительности. Как и до всех остальных, до неё доходят весьма противоречивые слухи о состоянии здоровья дочери, и поэтому она решает послать в Вену супругов Таксис, которые должны выяснить, что же действительно правда в распространяемых слухах. Макс Таксис остаётся с Францем Иосифом и принимает участие во всех охотах императора, а Элен отправляется на Корфу к большой радости Елизаветы. Впервые со времени своего замужества сестры проводят вместе довольно продолжительное время. Императрица находит удобный случай, чтобы открыть сестре свою душу и объяснить, чем вызвана её болезнь и уже повторное бегство из родных мест. Элен предлагает себя в качестве посредницы, в конце сентября возвращается в Вену и подробно рассказывает обо всём Францу Иосифу.

То, что Елизавета опять так далеко, в чужой стране, крайне неприятно императору. До него доходят слухи, что весь свет объясняет эти необычные события причинами, разъяснять которые, даже если они не соответствуют действительности, ему неловко. Не говоря о любви к жене и о желании мирно жить с ней и с детьми и после праведных трудов иметь мирный очаг, ему необходимо заботиться о собственном авторитете и о престиже своей семьи. А они страдают, поскольку все теряются в догадках и распространяют более или менее достоверные слухи о подспудных причинах всех этих инцидентов с императрицей. Слишком резок переход от угрозы для жизни, которая нависает над ней в Вене, к удивительно быстрому улучшению состояния её здоровья на Мадейре и Корфу. Теперь Элен внесла ясность. «Я хотел бы использовать первые дни сентября, — пишет Франц Иосиф своей матери, — чтобы на несколько дней съездить на Корфу к моей дорогой Зизи, к которой после столь долгой разлуки меня гонит страшная тоска». Утром 13 октября император прибывает на Корфу. Он находит её гораздо более здоровой, рассказывает жене про свои заботы, просит быть благоразумной и обещает ей, когда дело касается детей, решительно принимать её сторону и, если необходимо, выступать против своей матери.

Император и императрица приходят к соглашению. Она переберётся в пределы монархии, но пока отправится в Венецию, куда к ней вскоре приедут дети, разумеется, без эрцгерцогини Софии. Остров Корфу, подобный неувядающему саду, очень нравится императору, но его больше интересуют фортификационные сооружения англичан. Удовлетворённый, Франц Иосиф возвращается домой. Теперь всё наверняка опять уладится; в Венецию он может ездить гораздо чаще, а пребывание там императрицы можно было бы использовать и в политических интересах. Уже слишком много разговоров о том, что после потери Ломбардии в Вене задумали обменять или продать Венецию.

26 октября паровой фрегат «Лючия» с Елизаветой на борту прибывает в Венецию. Рудольфа и Гизелу привозят в Венецию 3 ноября 1861 года. Встреча проходит очень трогательно, и Елизавета совершенно счастлива. Сразу же по прибытии детей возобновляются недоразумения с обер-гофмейстериной графиней Эстерхази, получившей от эрцгерцогини Софии инструкции о том, как обращаться с детьми во время пребывания в Венеции. Елизавета не согласна с этими инструкциями.

В конце месяца приезжает и Франц Иосиф. Ему, как и жене, приходится убедиться в холодности, какую проявляет к монарху население города. Он видит, что люди ведут себя спокойно лишь потому, что их сдерживают силой оружия, а в общем они презирают австрийское господство. Когда Франц Иосиф высказывает наместнику своё удивление тем, что венецианское дворянство избегает императорскую чету, предпринимается попытка побудить аристократов нанести визит во дворец. Ведь это их долг в отношении первой дамы империи. Однако всё безрезультатно. Елизавета начинает чувствовать себя в Венеции неуютно. Её здоровье не улучшается. Неразрешимый антагонизм с обер-гофмейстериной Эстерхази, которую ей никак не удаётся привлечь на свою сторону, тоже досаждает Елизавете, и в конце концов она добивается, чтобы император убрал графиню, заменив её прежней придворной дамой Паулой Беллегарде, успевшей к тому времени выйти замуж за графа Кенигсэгг-Аулендорфа. Граф одновременно становится обер-гофмейстером императрицы. Эрцгерцогиня София, разумеется, воспринимает эти перемены как личный выпад против себя...

В марте император Франц Иосиф снова навещает в Венеции свою супругу. От нечего делать Елизавета нашла себе вовсе небольшое развлечение. «Я задумала сделать альбом красавиц, — пишет она двоюродному брату, — и теперь собираю для него портреты женщин. Прошу тебя прислать все красивые лица, какие только сможешь раздобыть у Ангерера и других фотографов...» Впоследствии возникает просьба к министру иностранных дел организовать с помощью австрийских послов в разных странах розыск фотографий красивых женщин соответствующих стран и присылку их императрице. Рехберг передаёт это поручение дальше, замечая при этом послу в Константинополе, что помимо изображений восточных красавиц императрице хочется в первую очередь получить фотографии красивых женщин из турецких гаремов. Это замечание повергло дипломата в сильнейшее замешательство. Ведь добывать такие фотографии просто опасно для жизни, поскольку обычай запрещает это. Впрочем, ни один человек не верит ему, что эти фотографии действительно требуются для его императрицы и повелительницы. Тем не менее кое-что в этом роде раздобыть удаётся. (Часть альбомов с этой коллекцией императрицы находится в её музее в Будапеште, среди фотографий — и присланные Прокешем из Турции. — Примеч. авт.). Посол с улыбкой думает, что, возможно, императрица собирается в конце концов сравнивать изображения этих красавиц, собранные со всего света, со своими собственными восхитительными портретами, действуя как в знаменитой сказке: «Свет мой, зеркальце, скажи... кто на свете всех милее, всех румяней и белее?»

Во вторую неделю апреля в Венецию приезжает герцогиня ин Байерн. Она хочет сама убедиться, как обстоит дело со здоровьем дочери. Людовика уже давно слышит, что дело тут не в лёгких. Император приезжает ещё раз в мае. Затем Елизавета в сопровождени герцогини возвращается на родину и, стремясь избежать матери Франца Иосифа в Вене, направляется в Райхенау. Туда же направляется и гофрат Фишер, знающий императрицу с детства и всегда считавший, что состояние её здоровья было оценено неправильно. Он находит, что Елизавета страдает значительным отливом крови и, поскольку её лёгкие не задеты, пребывание на юге ей отнюдь не полезно, а гораздо больше показано ей лечение ваннами в Киссингене. Императрица, красота которой страдает от припухлостей, больше доверяет доктору Фишеру, и таким образом принимается решение — 2 июня сразу из Райхенау ехать лечиться ваннами в Киссинген. Елизавета склонна относиться к любой болезни серьёзнее, чем следует. Это затрудняет работу врачей, которые во время обследований неизменно убеждаются, что, в сущности, она отлично сложена и что полное восстановление здоровья двадцатипятилетней красавицы императрицы и избавление от страха перед возможными последствиями болезни — всего лишь дело времени, а причиной всему — расстроенные нервы. И в самом деле — пребывание в Киссингене, уединённая жизнь на маленькой вилле, действуют на неё благотворно. В июле Елизавета отправляется в Поссенхофен, где с искренней радостью встречается с королевой Неаполя и четой новобрачных, графом и графиней Трани, на долю которых выпали нелёгкие испытания. Ничего утешительного о браке неаполитанской королевы сказать нельзя. Она находится вдали от своего супруга и, похоже, не собирается возвращаться к нему.

14 августа Елизавета неожиданно приезжает в Вену. Вена устроила императрице сказочный приём. Радость и восторг по поводу её возвращения таковы, что придворное общество рассматривает их как неуместное изъявление чувств, которое, возможно, предназначается либерально настроенной императрице в упрёк реакционной матери императора. И всё же в атмосфере венского двора Елизавета чувствует себя на первых порах ещё столь неуютно, что когда её брату Карлу Теодору приходит пора уезжать, она приглашает к себе сестру, королеву Неаполя. Но та для неё теперь неподходящая собеседница: сетованиями на свой неудачный брак сестра только нервирует императрицу.

Елизавета успела забыть, что предписывает этикет, и живёт как ей заблагорассудится. Придворные дамы замечают это, им трудно смириться с таким самовольством, и они следят за каждым шагом императрицы. «Она не желает, чтобы её сопровождали, — сообщает из Шёнбрунна придворная дама Элен Таксис своей приятельнице Каролине Вимпффен-Ламберг 15 сентября 1862 года, — она очень часто выезжает и прогуливается пешком с Его величеством, а если он отсутствует, остаётся одна в запертом саду в Райхенау. Впрочем, слава богу, что она дома и не собирается уезжать, а это самое главное. С ним она очень дружелюбна, разговорчива и естественна, по крайней мере в нашем присутствии, а наедине у них, пожалуй, бывают разногласия, иногда это проскальзывает. Выглядит она великолепно, совсем другая женщина, сильная и загорелая: как следует ест, прекрасно спит, корсет вовсе не носит, ходить может часами. Можно надеяться, что императрица теперь полностью восстановила своё здоровье, и её окружение особенно жаждет размеренной, упорядоченной жизни.

Император Франц Иосиф делает всё, чтобы жизнь его жены на родине была как можно приятнее, он — сама предупредительность, он достаёт ей самых лучших лошадей, исполняет любые желания Елизаветы. Если только в ближайшие годы её здоровье полностью восстановится и эрцгерцогиня София станет немного сдержаннее, всё ещё может уладиться.