Александра Дмитриевна Люблинская Франция в начале XVII века (1610–1620 гг.)

Посвящается памяти, моих учителей

О. А. Добиаш-Рождественской

и В. В. Бирюковича

Введение

та книга в свое время была задумана как введение к большому исследованию по истории Франции первой половины XVII в., центральное место в котором предполагалось отвести периоду правления Ришелье. Этот план и сейчас остается в силе, но вводная часть, не потеряв своего назначения, разрослась в самостоятельный труд. Его объем и характер определились тем, что изучение всех основных проблем истории Франции 1620–1640-х годов оказалось невозможным без подробного рассмотрения периода, предшествовавшего приходу к власти кардинала, и притом не из-за простой хронологической преемственности. Расцвет абсолютизма после 1620-х годов был результатом важнейших сдвигов во французском обществе, происшедших как раз в период междоусобных войн 1614–1620 гг., когда социальные противоречия проявились особенно отчетливо. В силу этого для истории Франции всей первой половины XVII в. второе десятилетие представляется нам своего рода узловым периодом.

Главное внимание в предлагаемой работе уделено изложению политической истории, важность которой давно признана в советской исторической науке и доказана на деле многими ценными трудами. В зарубежной прогрессивной историографии политическая история не пользуется в наши дни почетом, в противоположность истории экономической. Между тем, именно в политической истории, рассматриваемой как проявление глубоких социально-экономических процессов, отражается в своеобразном преломлении вся жизнь страны. В политической борьбе находят свое выражение классовые и сословные противоречия, и она влияет самым ощутимым образом на судьбы миллионов простых людей. Лаже в тех случаях, когда на поверхность вынесена борьба привилегированных групп, корни ее уходят в толщу всего общества в целом, а исход в огромной степени зависит от политической позиции всех слоев населения и особенно народных масс. Поэтому задачей настоящего исследования является выяснение общей обстановки, в которой протекала напряженная политическая борьба 1610–1620 гг. Исход этой борьбы определило соотношение всех социальных сил.

Материал первых двух глав, посвященных процессу первоначального накопления и социальной структуре французского общества, отобран не с целью дать общую картину социально-экономического развития Франции XVI–XVII вв., но лишь для показа характерных для Франции основных особенностей, во многом обусловивших течение всего исторического процесса в этой стране в начале XVII в.

В историографии советской и зарубежной нет больших трудов, специально посвященных интересующей нас теме.[1] Немногочисленные книги и статьи французских историков, касающиеся политической истории 1610–1620 гг., рассматривают преимущественно отдельные эпизоды или являются сводками того или иного круга источников (например, работы Зелле). Разумеется, в каждом большом труде по истории Франции гражданским войнам 1614–1620 гг. уделено немало места (Тьерри, Мишле, Мартен, д'Авенель, Пико, Аното, Пажес и др.). Но большинство историков, по-разному оценивая деятельность Генриха IV, Ришелье, Людовика XIV и др., проявляют почти полное единодушие, когда речь заходит об истории 1610-х годов. Внутренняя политика правительства рассматривается лишь под углом зрения борьбы с аристократией, а дипломатия объясняется ультрамоyтанскими настроениями Марии Медичи и Людовика XIII. Междоусобные войны этого периода изображаются преимущественно следующим образом: два крупных деятеля правили Францией, в первой половине XVII в. — Генрих IV и Ришелье; после смерти Генриха IV были отвергнуты и забыты все славные традиции его царствования, и слабая, безвольная регентша, а затем и молодой Людовик XIII оказались игрушками в руках авантюристов. Историки стараются поскорее разделаться с этой унылой эпохой, которая интересна лишь тем, что явилась свидетельницей первых шагов Ришелье. Обе эти эффектные и значительные фигуры — Генрих IV и Ришелье — как бы покрыли своими исполинскими тенями разделяющее их пятнадцатилетие и лишили его самостоятельного значения. Политическая борьба этого периода кажется большинству исследователей бледной по сравнению с кровопролитными религиозными войнами XVI в. Слабое правительство, бессильная, мечтающая лишь о золоте аристократия, мелкие дела и мелкие страсти — вот существующая в различных вариантах характеристика этого «бесславного» времени. В изложении борьбы между абсолютизмом и феодальной аристократией позиции прочих сословий не принимаются в расчет. Речь о них заходит лишь в тех случаях, когда они самовольно появляются на исторической сцене, как, например, третье сословие на Генеральных штатах 1614 г. или парламент в связи с ремонстрацией 1615 г. Отношение к смуте со стороны родовитого дворянства, буржуазии, плебейства и крестьянства определяется исследователями, в лучшем случае, общими фразами. Классовая подоплека и истинный смысл событий (иногда ясно ощущаемые современниками) уступают место изложению бесконечных эпизодов борьбы придворных аристократических партий, военных походов и сражений. Изображенная в таком плане история 1610-х годов превращается всего лишь в цепь событий, следующих друг за другом в простой хронологической последовательности. Обычно, добравшись до 1624 г. (год прихода к власти Ришелье), историки с явным облегчением и удовлетворением принимаются за повествование об одном из самых славных правлений в истории Франции. Грандиозная фигура Ришелье возникает словно из небытия, без связи с предыдущими годами.

Есть, правда, в периоде 1610–1620 гг. несколько событий, на которых внимание историков задерживается несколько дольше, чем на других. Таковы, например, Генеральные штаты 1614 г. или убийство маршала д'Анкра, описываемое обычно очень подробно. Еще одна тема привлекает исследователей: биография Ришелье. Преувеличенное внимание к ней приводит порой к тому, что акцент в историческом исследовании смещается с истории Франции в целом на биографию ее будущего правителя.

Следует признать, что за последнее время во французской историографии наметился поворот к более плодотворному исследованию политической истории 1610–1620 гг. Почин был положен Ж. Пажесом, который много занимался историей учреждений абсолютистской Франции и продажности должностей. В его книге по истории французского абсолютизма XVII в.[2] много интересных наблюдений по отдельным вопросам, почерпнутых из нового документальною материала. Пажеc стремится разобраться в сложной социальной обстановке гражданских смут начала XVII в. Он отмечает осторожность правительства регентши, состоявшего из старых министров Генриха IV, указывает, что буржуазия была на стороне правительства и одновременно констатирует тяготение к вельможам родовитого дворянства и наличие у знати крупных дворянских клиентел, составлявших их военную силу в периоды мятежей. Но причинами смуты были, по его мнению, в основном лишь боязливость старых министров и ссоры д'Анкра с грандами. Внешняя политика во время малолетства Людовика XIII была подчинена лишь династическим и религиозным интересам.

Отход от традиционной трактовки сказывается и в Интересной книге Тапье.[3] Автор констатирует, что исследователи политической истории Франции главное внимание уделяли крупным событиям и крупным деятелям, игнорируя экономическую жизнь страны и социальный резонанс политики правительства. Своей задачей Тапье ставит показать жизнь французского общества в целом и уделяет мною места социально-экономическим отношениям в начале XVII в. Однако внутренняя политика французского правительства 1610–1620 гг. не подверглась в этом труде детальному рассмотрению на основе изучения разнообразных источников, в противоположность внешней политике Франции в 1616–1621 гг., обрисованной на основе архивного материала в монографии, вышедшей в 1934 г.[4] Поэтому и в наши дни в зарубежной историографии интересующий нас период в должной мере не исследован, и не выяснено его значение для истории Франции XVII в. Один из авторов недавно вышедшей книги по истории французской цивилизации, Мандру, указывает на неразработанность истории многих периодов XVII в., в том числе и гражданских войн второго десятилетия.[5]

В области социально-экономической истории Франции XVI–XVII вв. в целом, и особенно истории аграрной, литература очень велика и заслуживает специальною обзора, выходящего за, рамки нашей темы. Отметим лишь, что многочисленные исследования, главным образом французских историков, построены на обильном документальном материале, как правило, неизданном. В монографиях Вашеза, Фаньеза, Сэ, Марка Блока, Люсьена Февра, Ромье, Рупнеля, Раво, Безар, Бутрюша, Прокаччи, Венара, Мерля[6] и в многочисленных статьях обрисован процесс массовой скупки в XVI–XVII вв. дворянских и крестьянских земель буржуазией и чиновничеством почти по всей стране. Фактический материал в этих работах очень ценен. Наибольшее внимание почти все авторы уделяют формированию барского домена в сеньериях нового дворянства и методам его эксплуатации. Почти все они, на наш взгляд, преувеличивают «буржуазный дух» в новодворянском землевладении. Экспроприация крестьян освещена гораздо слабее и не связана с процессом первоначального накопления; некоторые данные о ней собраны в книгах Раво, Рупнеля, Февра и Прокаччи.

Другой важной темой социально-экономической истории изучаемого периода является продажность должностей, изучавшаяся в XIX в. преимущественно с точки зрения истории права. Лишь в работах 30–40-х годов XX в. стало понемногу вырисовываться ее общее значение для социальной и политической истории французского абсолютизма. Первый широкий и, в силу этого, весьма общий обзор был дан Пажесом,[7] рассмотревшим также вкратце социальные и политические последствия продажности должностей. Он подчеркнул социальное возвышение буржуазии, в результате продажности должностей приведшее к социальному обновлению правящих слоев, указал на заинтересованность огромной армии чиновников в укреплении абсолютизма. Но не проведя четкого разграничения чиновничества от буржуазии в целом, он определил первое как сословие буржуазное, обладающее политической властью. Книга Мунье[8] представляет собой первое обширное исследование вопроса, основанное на большом материале парижских и нормандских архивов и на печатных источниках и литературе. В многочисленных экскурсах рассмотрена экономическая и социальная история чиновничества. Но попытки связать продажность должностей с политической историей эпохи Генриха IV и Ришелье, которые делает автор, объясняя политические события, мало удачны. Так, например, критически освещена борьба сословий по вопросу о должностях на Генеральных штатах 1614 г., но тщательность разработки этой одной темы оказывается в противоречии с упрощенным изложением всей политической ситуации в целом. Положив много труда на социальную характеристику чиновничества, Мунье не вдвинул ее органически в общий комплекс политической истории. Мунье считает, что армия чиновников осуществляла на местах благодаря собственности на должности ограничение власти короля. Отсюда вытекает основной его вывод о французской монархии, умеряемой (tempérée) продажностью должностей. Этот тезис преувеличен и — односторонен. Поставив в центр внимания только чиновничество и продажность должностей и скидывая со счетов роль других сословий, Мунье не учитывает всей сложности классовой борьбы и политической ситуации. Французские монархи первой половины XVII в. были ограничены не только продажностью должностей, но и многими другими факторами, и излишняя самостоятельность их судебного и административного аппарата была лишь одним, но отнюдь не единственным и не главным препятствием на пути к полному абсолютизму и к созданию действительно централизованного государства.

Такие важнейшие проблемы, как положение народных масс, переживавших в период гражданских войн 1610–1620 гг. мучительную экспроприацию, и их антифеодальная борьба, мало освещены в буржуазной историографии. История народа фактически все еще остается на заднем плане, и поэтому подробно исследованные взаимоотношения привилегированных сословий, будучи мало связаны с важнейшими происходившими в стране социально-экономическими процессами, получают недостаточное, а зачастую и неправильное освещение.

* * *

Документальный материал, относящийся к периоду гражданских войн начала XVII в., опубликован лишь в незначительной части; он состоит из наказов Генеральных штатов 1614 г., материалов Луденской конференции 1616 г., бумаг и писем Ришелье, донесений французских послов при заключении Ульмского договора в 1620 г. и некоторых разрозненных материалов, характеризующих события всего периода. Поэтому для раскрытия действительного хода событий большое значение приобретают документы, до сих пор не введенные в научный оборот. К числу таких материалов в первую очередь относятся рукописные источники, хранящиеся в Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде и являющиеся частью известной коллекции П. П. Дубровского, составленной им во Франции в конце XVIII в.[9]

Значительная часть документов этой коллекции принадлежала канцлеру Сегье (1588–1672) и была передана в XVIII в. в библиотеку парижского монастыря Сен-Жермен-де-Пре. Собрание Сегье включает не только бумаги самого канцлера, но и несколько других крупных архивов, попавших к Сегье разными путями, например архивы двух французских послов: Леона (посла в Венеции) и Сези (посла в Турции), архив государственного секретаря Вильруа и др. К сожалению, П. П. Дубровский, оформляя свою многотысячную коллекцию, в известной степени нарушил органическое единство этих архивов; разъединив некоторую: их часть, он разнес ее по различным томам, составленным им самим по хронологическому или территориальному признаку. Поэтому документа, относящиеся к интересующему нас периоду, хранятся не компактно, отдельных органических комплексах (таковых небольшое число), а разбросаны в довольно прихотливом беспорядке по десяткам томов коллекции Дубровского.

Среди них на первом месте по важности стоит архив Вильруа, хотя его бумаги сравнительно немногочисленны. Вильруа был фактическим главой правительства в 1610–1616 гг. и до захвата власти маршалом д'Анкром (летом 1616 г.) направлял всю внутреннюю и внешнюю политику Франции. Его бумаги в коллекции Дубровского состоят из писем к нему президента Жанена (министра финансов), писем различных агентов Вильруа, а также из минут (черновиков) его собственных писем (Авт. №№ 107/1, 118 и 35). Переписка Вильруа с Жаненом за апрель — май 1614 г. (т. е. во время мирных переговоров с грандами в Суассоне. корда Жанен возглавлял королевскую делегацию, а Вильруа оставался при дворе в Париже) с исчерпывающей полнотой освещает весь ход переговоров и позиции обеих сторон — правительства и вельмож. Она носит деловой, но отнюдь не официальный характер, что чрезвычайно повышает ее ценность как материала, полностью раскрывающего истинные намерения и соотношение сил борющихся сторон. Ежедневно (а порой и по два раза в день) Жанен с полной откровенностью информировал Вильруа обо всем, что имело отношение к конфликту правительства с мятежными принцами. Ответы Вильруа обрисовывают положение дел при дворе. В результате перед исследователем раскрываются все пружины действий правительства и принцев. Этот первостепенный по своему качеству и обильный по количеству материал дает прочную точку опоры не только для документированного изложения смуты 1614 г., но и для освещения событий предшествующих и последующих лет. Кроме того, он позволяет провести критику нарративных источников по истории правления Марии Медичи.[10]

Не менее важную документацию дают многочисленные шифрованные письма государственных секретарей Пюизье и Вильруа, а также Марии Медичи и Людовика XIII к французскому послу в Венеции Леону (Авт. №№ 106, 107/1, 29, 31 и 35). Они охватывают весь интересующий нас период и содержат инструкции послу, ориентирующие его во внешней политике Франции вообще и в итальянской и испанской в особенности, а также информацию о внутренних делах, т. е. главным образом о ходе гражданских войн. Взятые в своей совокупности, эти депеши дают чрезвычайно подробную и оплошную (без перерывав) картину внутренней и внешней политики французского правительства в 1612–1620 гг., освещая главным образом отношения с Испанией и государями Северной Италии. В письмах короля и королевы содержится официальная версия, а письма Пюизье дают сведения (притом более подробные) об истинном положении дел.[11]

К этим материалам примыкают очень важные письма французского посла при императоре, Божи, к Леону (Авт. № 89). Они охватывают без перерыва 1617–1619 гг. и содержат ценнейшие сведения о французской дипломатии в Германии и Италии накануне и в первые годы Тридцатилетней войны, а также об истории чешского восстания и франко-испано-германских отношений в это время. Для понимания причин провала дипломатической деятельности Ришелье во время его первого министерства в 1616–1617 гг. письма Божи имеют исключительную ценность.

Еще полнее и детальнее освещена французская дипломатия в Германии (Клеве-Юлихское наследство, отношения Франции с Протестантской Унией и Католической Лигой, подготовка и начало Тридцатилетней войны) в многочисленных письмах к Людовику XIII, Марии Медичи и Вильруа германских императоров (Авт. № 4), датских королей (№ 49), церковных курфюрстов (№№ 5 и 3), Бранденбургских курфюрстов (№ 70), Пфальцских курфюрстов (№ 9/1), пфальцграфов Нейбургских (№ 9/2), герцогов Саксонских (№ 8), маркграфов Баденских (№ 2), ландграфа Морица Гессен-Кассельского (№ 6), герцога Христиана Ангальт-Берабургского (№ 1). Без использования всех этих писем нельзя правильно обрисовать французскую дипломатию в Германии и опровергнуть укоренившееся в историографии неправильное мнение о забвении дипломатических принципов Генриха IV в период между его смертью и приходом к власти Ришелье. Эти документы дают важные сведения также и для понимания позиции Франции в начале Тридцатилетней войны. Общее число вышеперечисленных неопубликованных документов достигает 700.

Из других материалов Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина следует отметить обширный конспект (2 тома infolio, Франц. F II, 79) различных рукописных материалов и печатных изданий, относящихся к Генеральным штатам и нотаблям XVI–XVII вв. до 1626 г. включительно, составленный в начале 1650-х годов, вероятно в предвидении Генеральных штатов, созыв которых тогда предполагался, но не осуществился.

Две рукописи Парижской национальной библиотеки: постановления Королевского совета за декабрь 1616 г., т. е. за первый месяц пребывания Ришелье в правительстве (fonds français, № 18190), и финансовый документ от апреля 1616 г. (fonds français, № 15582, f. 242)[12] содержат ценные сведения для характеристики состояния государственных финансов во время гражданских войн. Следует указать, что вопрос о финансах изучаемого периода не привлекал внимания буржуазных историков и для изучаемого периода почти не освещен в их работах. Между тем сведения, почерпнутые из постановлений Королевского совета, показывают, что этот материал дает великое множество неизвестных доныне фактов, на основе которых можно построить детальную документированную историю Франции за все время, охваченное этими записями (т. е. за первую половину XVII в.).

Краткую характеристику опубликованного документального материала следует начать с документов, относящихся к Луденской конференции.[13] Они состоят из отрывков протоколов гугенотской конференции и писем королевских делегатов. В этих письмах встречаются указания и на другие, секретные письма (главным образом Жанена), которые, насколько можно судить, содержали наиболее интересные сведения, но остались неизданными. В сочетании с использованными нами неопубликованными материалами этот сборник позволяет получить достаточное представление о ходе переговоров, приведших к Луденскому миру.

Публикация писем Ришелье, сделанная Авенелем, особенно обильна и интересна начиная с конца 1616 г., т. е. со времени первого министерства Ришелье.[14] Для пяти месяцев этого периода имеется 386 писем, причем иногда на один день приходится по 7–8 писем. Письма Ришелье за 1608–1616 гг. имеют лишь биографический интерес. Публикация Авенеля в этой части небезупречна. Имея дело не с автографами, а с копиями, — снятыми еще при жизни кардинала с писем обоих братьев Ришелье (маркиза Анри Дюплесси де Ришелье, офицера королевской гвардии, и Армана-Жана, епископа Люсонского), Авенель включил эти письма в свое собрание, предупредив читателей, что некоторые из них принадлежат, вероятно, не епископу, а маркизу,[15] но не проделал над текстом необходимой критической работы. Аното приписал маркизу только одно письмо (№ 132).[16] В действительности их девять (№№ 47, 113, 122, 124, 129, 132, 133, 134 и 460), и они резко отличаются по стилю и по содержанию от писем епископа.

Дополнением к публикаций Авенеля является работа Гризеля, напечатавшего в Bulletin du bibliophile за 1908–1912 гг. документы из рукописи Национальной библиотеки (Nouv. acquis., № 5131),[17] которых не знал Авенель, но которые в свое время бегло просмотрел Аното. Кроме того, Гризель опубликовал еще некоторые документы в сборниках «Documents d'histoire».[18] Всего в его публикациях (имеющихся в СССР) насчитывается 284 документа большой ценности. В их числе минуты писем Ришелье, Марии Медичи, Людовика XIII, государственных секретарей, письма французских послов в Италии, Германии, Швейцарии и другие материалы за 1611–1619 гг.[19]

Главная ценность этих документов состоит в том, что они отражают работу не только Ришелье, но и других членов правительства д'Анкра. Пока существовала лишь публикация Авенеля, т. е. письма только Ришелье, историки считали его главным действующим лицом в правительстве д'Анкра. Публикация Гризеля показала, что Ришелье был одним из государственных секретарей и только. Необходимо отметить, что, несмотря на то, что с момента опубликования Гризелем этих материалов прошло более 50 лет, во французской историографии они не использованы.

Для подробного освещения истории Генеральных штатов 1614 г. имеется любопытный и важный источник: обработанный дневник одного из депутатов третьего сословия Флоримона Ралина, королевского адвоката и советника в президиальном суде Сен-Пьер-Лемутье.[20] Это подробный и, по-видимому, в основном достоверный отчет о заседаниях палаты и о событиях после закрытия Штатов; он особенно ценен тем, что сообщает, кроме того, о настроениях депутатов, о слухах и других сведениях, не нашедших отражения в официальных документах. Изданы сводные наказы сословий и некоторые из местных наказов.[21]

Для исследования франко-германских отношений и договора, заключенного в Ульме в 1620 г., первостепенную важность имеет большой сборник документов, содержащий инструкции французским уполномоченным в Ульме, их переписку с государственными секретарями и другими французскими послами, с германскими князьями и представителями Чехии и Венгрии, а также переписку Людовика XIII с императором, декларации и речи, произнесенные на заседаниях, памфлеты и т. п.[22]

Следует указать также на обширную переписку «гугенотского папы» Дюплесси-Морне, содержащую ценные сведения о гражданских войнах и гугенотской партии.[23] Много любопытных фактов дают письма Паскье.[24] Книги Зелле представляют собой пересказ депеш тосканских резидентов,[25] в которых не все достоверно, но содержатся интересные регулярные сообщения о настроениях народных масс.

Особое внимание следует обратить на редко используемые так называемые мемуары Сири[26] —компиляцию из документов, состоящих (для интересующего нас периода) главным образом из донесений папских нунциев и савойских резидентов во Франции, а также из переписки французских государственных секретарей с французскими послами в Италии. Интересы составителя были сосредоточены в основном на дипломатических отношениях Франции с итальянскими государствами, но документы освещают с достаточной подробностью и вопросы внутренней политики. Точная передача документов, умелая выборка из них наиболее существенных сведений и критическое отношение к применяемым авторами донесений дипломатическим уловкам ставят мемуары Сири в ряд с ценными документальными источниками.

«Mercure français» — первые периодические обзоры текущих событий во Франции — носят ярко выраженный официальный характер. С этой точки зрения многие содержащиеся в них сведения представляют значительный интерес, поскольку они находили себе место в издании, ставившем своей основной целью обработку общественного мнения в духе «королевской партии». В них напечатано много документов (манифесты, декларации, договоры и т. д.).

Большое значение для экономической истории Франции 1610-х годов имеет трактат по политической экономии Монкретьена, впервые опубликованный в 1615 г.[27] Помимо того, что в нем содержится множество ценнейших сведений о состоянии французской торговли, промышленности и колонизации, главный его интерес заключается в том, что большинство данных относится именно к исследуемому нами периоду 1610–1615 гг. и очень точно характеризует причины упадка французской экономики в эти годы. Труд Монкретьена важен и для истории французского меркантилизма в целом.

Для начала XVII в. существуют подробные и довольно точные мемуары современников, хорошо осведомленных в политической жизни: мемуары государственного секретаря Поншартрена, гвардейского офицера Фонтене-Марейля, Ришелье и многих других лиц, участников или свидетелей описываемых ими событий. Весь этот материал в сочетании с донесениями иностранных резидентов дает огромное количество фактов, ко по своему типу он чрезвычайно однороден. Мемуары и донесения послов фиксируют преимущественно события придворной и дипломатической жизни, уделяя также много места борьбе феодальной аристократии с королевской властью. Необходимо подчеркнуть, что в этих источниках рассеяно много и других данных, характеризующих социально-экономические процессы, происходившие тогда во Франции. Но они никак авторами не систематизированы и не объяснены. Эти моменты составляли для мемуаристов ткань их социального бытия и не нуждались в комментариях. Они были вполне понятны и для читателей-современников, живших в той же социально-экономической обстановке, что и авторы мемуаров и донесений; они ясны и историку, изучившему в должной мере эту обстановку по другим источникам. Без такого рода знаний эти данные остаются туманными намеками, смысл которых трудно (зачастую невозможно) раскрыть, исходя только ив текста самих же мемуаров или донесений. Источниковедческая интерпретация мемуаров и донесений должна опираться на знание эпохи, полученное в результате изучения разнообразнейшего документального материала, освещающего социально-экономические отношения. Такой подход к мемуарам и донесениям дает возможность использовать их плодотворным образом и обнаружить в них ценные сведения.

На первое место следует поставить мемуары Ришелье.[28] В течение многих лет французские историки вели дебаты по вопросу об авторе этих мемуаров. Ряд исследователей (Бертран, Батифоль) отрицал авторство Ришелье, другие защищали противоположную точку зрения. В 1923 г. Озе определил результаты полемики следующим образом: «Мемуары. Ришелье не являются ни подложными (apocryphes), ни подлинными (authentiques). Это не мемуары в нашем смысле слова, но нечто вроде апологии Ришелье, составленной при помощи подлинных документов по его приказанию и под его наблюдением, а частично и при его прямом и личном участии».[29] Эта формулировка правильно определяет характер источника. Но из нее не было сделано дальнейших выводов, и французские историки не предприняли попыток оценить «Мемуары» Ришелье в качестве исторического источника, т. е. выяснить их достоверность. Богатый документальный материал периода первого министерства Ришелье позволил произвести критическую проверку текста мемуаров за 1616–1617 гг.,[30] давшую следующие результаты.

Суждения Ришелье о своей деятельности искажают историческую действительность. Итоги своих заграничных миссий Ришелье изображает как удачные; на деле эти миссии успеха не имели. В мемуарах даны не просто ошибочные, но фальшивые мотивировки французской дипломатии исследуемого периода. В соответствии с этими тенденциями искажена и фактическая сторона дела, ибо факты подобраны таким образом» чтобы оправдать неверные суждения и выводы. Этот тенденциозный подбор заставил автора умолчать о многих событиях, которые должны были бы дать основание для других выводов. Несомненно, что так обстоит дело и для всего текста «Мемуаров» Ришелье. В силу этого нельзя пользоваться «Мемуарами» как источником для изложения событий. Они представляют огромный интерес в плане изучения замыслов кардинала, направленных на создание благоприятного для него общественного мнения.

К числу хорошо осведомленных мемуаристов следует отнести Поншартрена, государственного секретаря, т. е. члена правительства, ведавшего главным образом делами, связанными с гугенотами. Он оставил нам в своем дневнике краткие ценные записи о важнейших событиях придворной и политической жизни.[31] Но не следует упускать из виду, что, несмотря на точность сведений, этот дневник также умалчивает о многих важных событиях. Его записи приобретают большое значение только после привлечения дополнительных данных, без которых логическая связь фактов часто оказывается нарушенной. Взгляды Поншартрена — это взгляды правительства.

Иной тип мемуариста — Фонтене-Марейль, типичный придворный и военный дворянин.[32] Он не только заносил в свои мемуары ход событий, но и стремился их объяснить. С этой точки зрения его мемуары приобретают особый интерес. С детских лет вращаясь в придворной среде, Фонтене-Марейль до тонкости постиг смысл не только интриг, сплетавшихся кругом, но и политической борьбы. Не давая каких-либо широких обобщений, он всегда старается докопаться до причин тех или иных событий и явлений, фиксирует часто или свои суждения по какому-либо конкретному вопросу, или же сообщает разнообразные мнения и слухи. Зачастую к его характеристикам поведения тех или иных персонажей, в особенности грандов, нечего добавлять: настолько они выразительны и справедливы. Мемуары Фонтене-Марейля дают значительный материал для понимания общественного мнения эпохи, главным образом мнения придворного дворянства.

Мемуары маршала д'Эстре[33] воссоздают ход военных действий; автор занимал колеблющуюся линию, но в конце концов примкнул к вельможам.

К мемуарам вождя гугенотов герцога Рогана[34] следует относиться с большой осторожностью: тенденция замалчивания сказывается в них чрезвычайно ярко. Оправдание своей подчас агрессивной, подчас двуличной тактики по отношению к правительству дано Роганом в двойном преломлении: ненависти к герцогу Бульону как к политическому сопернику и ретроспективного взгляда на события 1610-х годов с точки зрения вождя, пережившего в конце 1620-х годов политическое крушение своей партии. Зато истинные причины поведения грандов, являвшихся для него то союзниками, то соперниками, разоблачены резко и правдиво. Сверка мемуаров Рогана с корреспонденцией Дюплесси-Морне вносит в них много исправлений.

Мемуары герцога Лафорса, Бриенна, Арно д'Андильи, Сувиньи, Понти[35] и других для изучаемого периода дают скудный материал.

Фактически мемуарами являются также и некоторые труды современников, хотя они и носят заглавие вроде Histoire, Tableau и т. д. Правда, в этих книгах личность авторов не выступает на первый план с такой резкостью, как это характерно для мемуаров, но все же их кругозор ограничен в основном событиями, им современными, а трактовка какой-либо темы автором такого рода «Истории» отличается от изложения мемуариста главным образом приведением текстов официальных документов (манифестов и т. п.), а также большей систематичностью рассказа. Из таких трудов наибольший интерес представляет произведение Легрена, придворного чиновника Марии Медичи, дающего для истории гражданских войн богатый и интересный материал, последовательно освещенный с точки зрения сторонника абсолютизма.[36]

Что касается достоверности сведений, имеющихся у своеобразного мемуариста Тальмана де Рео[37] (достоверность их ставится под вопрос вследствие ярко выраженного злоречия автора), то следует отметить, что почти все историки, страхуя себя указанием на это злоречие, все же тщательно подбирают и воспроизводят в своих трудах яркие и красочные черты, которыми полны его произведения. Недостоверность произведений Тальмана де Рео не столь уж велика; многие приводимые им факты подтверждаются другими источниками, а правильность или лживость его зарисовок подлежат критике уже иного порядка, чем обычная критика исторического источника; речь идет о воссоздании психологического облика исторических персонажей, в чем Тальман не имеет себе равных среди мемуаристов XVII в. Эти дополнительные черты должны быть увязаны с социальной характеристикой, которая необходима для обрисовки политической роли тех или иных деятелей.

Публицистика 1610-х годов[38] дает интересный материал для характеристики общественного мнения и для изучения аргументации борющихся партий. Почти полная свобода прессы, сопутствовавшая всем гражданским смутам (гражданские войны XVI в., Фронда), имела место и в годы малолетства Людовика XIII, когда все партии и группировки стремились использовать печать в своих интересах, прекрасно учитывая ее огромную агитационную силу и остроту ее «стрел, ранящих больнее шпаги».


Загрузка...