Фрилансер. Сверх

Глава 7 Источник власти (часть 3)

Глава 7. Источник власти (часть 3)

Мандраж. Колени отбивают четчётку. Взбираться на вершину сложно, выгрызая по пути метр за метром грунта. А вот с оной вершины падать — одно мгновение. Вчера ты был вседержитель всея Венеры, которого слушается и.о. королевы, позавчера фаворит пусть и больной, но королевы действующей, без и.о., а сегодня — никому не нужное ЧМО, ибо совершил самый страшный грех для представителя вершины — неверно рассчитал силы. Не вытянул. Причём самостоятельно взял высоту, которую хочешь покорить, и всем свои хотелки красиво продемонстрировал. И закономерно стал объектом насмешек, презрительно-подбадривающих комментариев: «Ну, куда он в свои двадцать лезет — молоко не обсохло!» Да, на первый взгляд, что это не конец, это поражение в битве, и «на моём веку» всё впереди. Но правда в том, что после такого, когда обсохнет, лезть вверх уже не получится. Никому не буду там интересен.

Ведь оно как кажется, пока ты не вышел в эфир — всё поправимо. Всё-всё. Ибо неудачником ты станешь только когда о твоём неуспехе УЗНАЮТ, что без эфира невозможно. Однако если я сейчас отпущу медийщиков и журналистов, если дам заднюю медиаканалам, которые предупреждены, что в эфир к ним вклинится прямая трансляция, которая будет идти незнамо сколько времени, скажу, что отменяется, что изменится? Собранный в одно место батальон мстителей вообще не проблема — просто дембельнуть их, и всё. Активных боёв в городе больше нет, и если бы не упоротые вокруг Сената, операцию пришлось бы сворачивать. Но нет, проблема никуда не денется. И я должен буду найти альтернативу. А какую её найду? Что тут можно придумать такого, чтобы это пошло в плюс королевской власти? Просто не вижу иного выхода — только масштабное включение в прямой трансляции, с разъяснением ситуации массовому зрителю, ждущего от нас, от королевской власти, чуда.

Не бывает чудес! Все чудеса — плод тяжёлой работы команд людей. Которые зашиваются, падают от усталости, но делают, чтобы потом обыватель мимолётно обратил на это внимание и сказал: «Да, тут так классно получилось? Ой, супер! Пойду дальше яичницу жрать». И это не обвинение в сторону обывателя — он такой, какой есть, и всегда таким был и будет. Мир работает так, а не иначе, мы знаем это, и должны подстраиваться под него, а не наоборот. А потому я переборю в себе приступ паники, выйду из машины и двинусь навстречу неизбежному, не пригибаясь, полностью расправив плечи — как и подобает воину и рыцарю.

— Как у вас? — подхожу к ожидающей недалеко от входа группе оперов тётушки, лопативших это дело.

— Всегда готовы! — вид у мужиков усталый, но довольный. Работа по сути закончена. Тяжёлая, нудная, планомерная. Да, сейчас будет шоу, то, ради чего всё затевалось, и от подачи будет зависеть, зря они так надрывались, или впору ордена получать. Но шоу это подача материала, а не раскопки, и висит подача не на них, а значит им всё же можно вздохнуть спокойно.

— Сеньор Лопес?

Адвокат стоял нахмуренный, но паники в нём не чувствовал. Наверное, адвокаты всегда должны такими быть.

— Я готов, Хуан. И за те деньги, что ты предложил, самого чёрта дискредитируем.

Он хотел добавить, чтобы я не нервничал, но при всех не стал. Кивнул ему с благодарностью. Дотронулся до переключателя на мочке уха:

— Жан-Поль, что у тебя?

— У меня всё готово. Хуан, дай мне сразу второй и третий выходы, точки съёма. Чтобы сразу настроил, чего далеко ходить?

Я отошёл от группы оперов и переключился на шестую линию:

— Макс, подходите.

Три человека, старая гвардия. Сам Гладиатор и двое доверенных бойцов. Из подъехавшего фургона с логотипом канала, на котором работает Лоран, выскочило трое спецов, что-то сделавших с формой парней, установивших на одежду и на шлем датчики и камеры. После чего Жан-Поль, находящийся в передвижной студии недалеко, дал команду покрутиться, затем его орлы что-то поправили, подстроили, и, наконец, нам дали добро.

— Парни, я лучше побуду нудным, но на всякий случай ещё раз предупрежу, — острастил я. — Моя охрана — ангелы во главе вон с той сеньорой, — кивок на ожидающую нас Сюзанну. — Вы — лишь точки съёма. Ходите с умным видом, трясёте оружием, которое держите в руке, но первое — ангелам не мешать и ни во что важное не лезть — они сами справятся; девочки рассчитали план защиты исходя из того, что вас нет, вы — мебель. И второе — безоговорочно слушать оператора. Куда говорит — идёте. Говорит попрыгать — прыгаете. Говорит присесть — присаживаетесь.

— Командор, не тупые, — обижено потянул Макс.

— Хуан, там всё не так плохо, и парни грамотные — мы вчера пол-вечера общались… — заступился за них голос Жан-Поля в ушах.

— Знаю. Но там, внутри, я буду в прямом эфире, и произнести вслух инфу для кого-то из вас не получится, — покачал им головой. — Настраиваемся на работу, ребят! — А это для всех.

— Есть на работу!..

— Поэт! — вызвал я техподдержку макроуровня. — Доложить готовность к отключению.

— Командор, готовность полная. Ждём сигнала.

У нас во дворце есть представители третьего управления, которые обязаны напрямую курировать все вопросы в отношении их конторы. Но дворец, как уже не раз говорил — военный объект. И все части РЭБ, находящиеся на территории, одновременно подчиняются армейскому командованию. И «трёшка» косвенно курирует эти части — не в смысле все части, а только части радиоэлектронной борьбы. Ввиду такой запутанности, чтобы не влезать в систему и не подстраивать под себя, не вникать, кто там за что отвечает, назначил представителя нашего дворцового подразделения главным — я его знаю, уверен и как в человеке, и как в специалисте, и как в офицере, а далее как они кому приказы в конторе отдают — пусть сами определяются. Сработало, машинка покатилась по нужной траектории, и палки в колёса никто не вставлял — армейские на рожон не лезут, а «трёшка» и так считалась под Веласкесами, и после взятия города под контроль даже сомневающиеся вернулись в рабочий ритм, типа предавать никто и не собирался. Мне нужна была исключительно оперативность и полнота выполнения приказов, потому такой подход с делегированием полномочий устраивал.

— Феникс, доложить готовность медийщиков о включении? — А это Этьену, который лично, с ближней братвой, занял студию главного госканала Венеры. Канал может и государственный, и откровенно лажу не гнал, поливая грязью Веласкесов и нахваливая мятежников, но и там уродов хватает — будет нехорошо, если второй исполняющий обязанности третьего ассистента испортит эфир, в нужный момент выключив что-то из оборудования. Пусть лучше парни из «Братства» побудут в студии, держа винтовки на самом виду. А «Феникс», его старый позывной — потому, что это операция не связана со школой Кандиды де Хезус, чтобы разграничить.

— Командор, студия под контролем, местные сотрудничают, проблем не вижу, — доложился наёмник. — Готовность полная, жду сигнала.

Слава богу. Только на этом фронте нам проблем не хватало. Главред ёжился, когда я его позавчера обрадовал прямым эфиром. Лопотал что-то об оплаченном времени, рекламе, согласованной программой… Успокоился только когда я его спросил:

— Вы давно с мятежниками сотрудничаете?

— К-как сотрудничаю? Я ни с кем не сотрудничаю!

— Как нет? В стране гражданская война, поддерживаемая силами Союза. Патриоты воюют с продавшимися. И вы «топите» за продавшихся, бьёте патриотам в спину. Мне отдать приказ «двушке» вас допросить с пристрастием?

— Н-но позвольне, сеньор Шимановский! Ничего нигде я не бью, я…

— Тогда какого в момент проведения боевых действий выделываешься? Какое нахрен оплаченное время, когда война? В подвал императорской гвардии захотел, урод?

— Нет-нет, вы не так поняли, сеньор! Я просто… Высказываю мнение… Опасение. Я нахожусь под двойным гнётом, ещё и со стороны рекламодателей. Это большой бизнес, и бизнес суровый. Но когда война, о каких деньгах может идти речь, верно?..

В общем, решил с этим хитромудрым не жестить — среди остального дерьма он выделяется честностью и лояльностью, пусть это всего лишь менее вонючее дерьмо. Но группа Этьена пусть побудет во время прямого включения там. Причём лично Француза озадачил, как человека, способного отдавать в случае чего сложные для остальных команды. Ибо как я и сказал при найме, королева наняла меня, я его, а он, как командир, привёл остальных. Любые иные отдающие приказы личности пусть летят на Макемаке.

— Хорошо. — Отключился от всех, тяжело вздохнул. Проговорил про себя текст молитвы, активировал общую линию:

— Командор — всем! Начинаем. Поэт, глуши все линии, кроме согласованной.

— Есть глушить! — бодрый голос радиоэлектронщика… После которого мой навигатор отчитался, что работает в автономном режиме.

— Поэт, подавление работает. Меня слышно?

— Слышно, Командор. — Голос довольный.

— Оператор, ответь Командору. Как оборудование?

— Командор, — голос Жан-Поля, — вроде всё в норме. Много чего погасло из дополнительного, но ваши линии все работают.

— Студия, ответьте Командору. Как ситуация с сигналом?

— Командор, ситуация в норме. Сигнал получаем. — Незнакомый голос из студии медиаканала.

— Полная готовность к подключению после тестов.

— Есть готовность после тестов.

Затем мы с парнями тётушки настроили каналы связи друг с другом и с Жан-Полем. Без неприятностей не обошлось — моя линия работала хорошо, но их каланы почему-то заглушились. Пришлось подключать Поэта и всё перенастраивать.

Отключили от внешнего мира целый купол? Ничего, потерпят. Война же, там парни умирали недалеко отсюда. А им всего лишь сигнал из внешнего мира оборвали. Кстати, при королеве для этого, для заглушения районов города, пришлось спецоперацию организовывать, перебрасывать в столицу оборудование. Сейчас перебрасывать много не понадобилось — все части РЭБ были под рукой, многие даже вошли в Альфу. Королева готовила перехват Белого более недели, мы — два дня. Во время войны, при централизации командования многие вещи решаются куда быстрее. Ну что ж, о лирике достаточно — вздрогнули.

— Всем привет, меня зовут Хуан, я — временно исполняющий обязанности директора по связям с общественностью клана Веласкес. — Вот, только начал говорить — и волнение само прекратилось. Наоборот, пришла уверенность в себе и своих силах. Алилуйя! — Знаю, вы негодуете, что только-только восстановленное вещание СМИ оборвалось, и вы будете лицезреть мою тушку на всех-всех официальных каналах и частотах… Но, сеньоры, поверьте, я точно также рад вас видеть, как и вы меня. — Выдавить лёгкую улыбку, типа шутка. — Но ситуация в стране складывается настолько… Впечатляющая, что у нас нет выбора, кроме как провести разъяснительную работу с вами, с населением и избирателями. Со ВСЕМ населением и ВСЕМИ избирателями, чтобы потом не возникало вопросов, когда ситуация взорвётся и дерьмо потечёт из всех щелей нашего общества, снова его раскалывая и вызывая новые социальные катаклизмы. Но, наверное, давайте о проблеме не сразу, постепенно.

Обернулся на сто восемьдесят градусов, камера — отображающая эфир иконка внизу под глазом — показала, что Жан-Поль надвинул изображение здания, у которого мы стояли.

— Как видите, мы сейчас находимся возле главного управления департамента миграционной политики. Святая святых места, в котором принимают решения о разрешении или запрете на въезд в страну иностранцев, где выдают разрешения на жительство и рассматривают запросы на подданство. Так получилось, что именно эта контора «накосячила», легализовав на планете уйму граждан с низкой социальной ответственностью, и я имею в виду наймитов вражеских разведок под этим словом. Иностранных диверсантов. Которые вышли из спячки и ударили по нам, взяв оружие у местных, наших, венерианских кланов-предателей.

Снова обернуться на камеру, операторы навели на меня крупный план.

— Сейчас вся страна ждёт от нас, от Веласкесов, коих я представляю, что они надают проштрафившимся чиновникам из миграционной службы по щам, кого-то посадим, кого-то выгоним с позором… И все заживут долго и счастливо. Ведь это же счастье, когда виновные наказаны, правда? И королева такая крутая, как она может не наказать негодяев? Вы же голосуете за неё, в лице партии монархистов — благодаря вам у неё голоса в Сенате, свои люди в ключевых министерствах, она же не может не наказать откровенных предателей! Вот как раз сейчас мы с вами увидим, как это происходит «изнутри», какие у кого реальные возможности, и какие перспективы у всех этих собранных воедино уголовных дел. Пошли! — Это Максу и парням. Ангелы последуют за нами, но впереди пацаны — как точки съёма информации.

Операция «Источник власти» началась.

Здание предварительно было взято под контроль Сто двадцать пятым. И хотя на данный момент его бойцы рассосались по территории и в кадр не попали, охрана «не жужжала», сразу нас всех пропустила. Шли степенно, вразвалочку, но без проволочек — зрителя нужно успеть удержать. Слишком долгая экспозиция приведёт к тому, что он просто отключится и пойдёт заниматься своими делами. Потому вразвалочку мы шли для вида, на самом деле преодолели большое расстояние очень быстро.

У меня было кому отдавать приказы — всё же сценарий действа ночью написать сподобились. Основную работу навалил на следаков Тётушки, они и начали отдавать местным указания, кого и куда, в какую допросную, привести.

Допросные были небольшими, со всем нашим коллективом там людно и тесно, потому ангелов пришлось оставить за бортом, снаружи. Главные действующие лица — три следака, двое бойцов Макса (два из трёх были рядом, один всегда где-то на подхвате, контроль подхода). Плюс я. И получалась толпа.

Как когда-то мы начали свой первый массовый концерт с хитов, так и сейчас не стали растягивать, первых пригласили бонз. С тех, кто реально замазан, отдавал приказы, подписывал. Нет-нет, в этом здании не было тех, кто осознанно шёл на преступления, зная, что ввозит в страну террористов или диверсантов. Но о незаконности своих действий, что подписывают документ тем, кто стопроцентно в стране не должен оказаться, все знали стопроцентно, и этим мы их кололи на камеру.

— … Да не знал я, что они такое! Не знал! Их, вон, тысячи! Каждый месяц их несколько тысяч! И все одинаковы. Где на них написано, что они проходили обучение в школе диверсантов? Этим «двушка» должна заниматься!

— То есть свой косяк скидываешь на чужую контору, — ехидно скалился следак. — Думаешь, такой умный, их подставишь, сам отмажешься?

— Да не отмазываюсь! Вы правы, у вас на руках факты — подписывал. Так я много таких подписывал. Каюсь. И раскаиваюсь. И готов наказание нести. Но наказание за административку, а не госизмену!..

Примерно так. С одной стороны ни о чём, с другой — для затравки для зрителя, чтобы было понятно, с кем имеем дело.

Первые двадцать минут в допрос я не вмешивался — надо было дать парням разогреться. Опасность, что экспозиция с неинтересной картинкой, затянется, оставалась, но пришлось идти на риск. Надо дать поданным зрителю мыслям настояться, как хорошему вину. Наконец, когда разговор зашёл на второй круг, выдвинулся вперёд:

— Сеньор, скажите, вы готовы подписать чистосердечку? С перечислением всех сумм и расчётных счетов, куда были отправлены полученные за ваши преступления деньги?

— Нет, что значит чистосердечку? Я и так говорю как есть, не скрываю. Виновен! И говорю, в чём.

— В отдельном преступлении. А я говорю о покаянии за десять последних лет службы. Сколько тысяч мигрантов прошло через вас? Скольких вы легализовали, дав вид на жительство, хотя им не светило?

— Я не…

— Вы тут такой правильный, раскаяние на лице… Покаяние на словах… Сеньор Лопес, разъясните городу и миру позицию данного индивида, почему он такой смелый, и даже в штаны не наложил от страха, что сидеть ему — не пересидеть.

Адвокат пока тоже стоял в стороне всё это время, наблюдал. Но, наконец, его выход.

— Всё очень просто, дорогие зрители, — сразу к аудитории, минуя меня, обратился он. — Понимаете, наша система правопорядка и процессуальная система устроены так, что показание само по себе не так уж и важно. — Он криво усмехнулся. — Я — адвокат Лопес, адвокатская лицензия номер… И я сам проделывал в практике много раз то, что хочет провернуть этот сеньор. А сеньор наверняка хочет следующего. А именно…

Далее он поведал об экспертизе. О подтверждении правильности слов. О давлении следствия с целью получения показаний, как их можно зафиксировать и запустить тему в оборот. О том, что одна единственная подпись, не поставленная, или поставленная не там, нивелирует очень важные и ответственные показания и обесценивает важные улики. И что своих людей у сеньоров инспекторов в органах правопорядка просто по логике не может быть мало.

— Конечно, всё это сработает не сразу — очень не сразу! — оговорился адвокат, повысив голос. — Для того, чтобы пройти все эти круги ада и обесценить работу следствия, нужны не просто месяцы, а минимум полгода. А скорее год. Но ведь посмотрите на ситуацию в городе вокруг — люди злы. Сейчас они не простят, если кого-то из сеньоров освободят из зала суда. Сейчас задача опытных адвокатов у наших доблестных служащих департамента миграционной политики наоборот, затянуть рассмотрение, и только месяцев через шесть начать подключать ствольную и реактивную артиллерию с экспертизами. Чтобы сработало всё тогда, когда пар из носика у народа выйдет, когда эмоции схлынут, и люди уже не пойдут на баррикады при освобождении их клиентов, то есть сидящих сегодня перед нами виновных сеньоров.

— Какие есть способы затянуть рассмотрение?

— Вообще у каждого моего коллеги свой арсенал из методов. Мне нравятся следующие…

Приводить перлы юридической казуистики не буду — я их банально не запомнил. В одном убедился, что знал и до этого — адвокаты — страшные люди! Вообще все профессиональные юристы страшные, но адвокаты — особая каста, дьяволы во плоти.

Следующий обвиняемый. Ввиду того, что вступление обыграли на первом, с этим церемонились меньше. Пара вопросов — кто и как. Затем озвучили материалы из его дела. Отрицание. Здорово. Личное отношение к роизошедшему. Закономерно, «не виноватая я, он сам пришёл». Подключается адвокат — обрисовывает ходы и шаги защиты будущего уголовного дела. Недоумённый взгляд проштрафившегося чиновника с меня, на следаков, на адвоката. Сеньор Лопес только что на всю страну, возможно, озвучил стратегию адвокатов этого хмыря, которая как бы… Не для огласки.

— Какие перспективы дела? — завершил опрос я.

— Если честно, посидеть сеньору придётся, — скривился сеньор Лопес. — Но не более двух лет. Год-полтора из которых будет идти рассмотрение и суд. Впрочем, если суд решит, что сеньор не особо-то и виновен, он может и не сидеть, но сейчас в инфополе такое давление — не факт, что они на это пойдут. Но перспективы есть.

— Даже у этого хмыря, пойманного за руку? — зло сощурился я.

— Ох, Хуан! — покачал адвокат головой. — У моих коллег в практике были такие случаи, когда выпускали в зале суда при целой куче улик. Но нет, я всё же думаю, что ни один судья не поведётся пойти на настолько серьёзное нарушение после той шумихи, что за окном. Но повторюсь, моя оценка — максимум два года общего.

— Из пятнадцати, что сеньору светят, — уточнил я.

— Светят только в глубокой теории! — поправил он. — Я бы не взялся спорить даже о «десятке». Даже без поправки на шум вокруг.

— Хорошо. Сеньоры, давайте следующего.

Третий немного струхнул. Его кололи, плыл. Но судя по тому, что озвучивали следаки, там шлейф был посерьёзнее легализации нескольких сотен гастеров, не имеющих право ступать на землю Венеры. А сам сеньор, наоборот, трусоватый.

— Кто «крышует» вас? — не выдержав, вклинился я в допрос, игру парней в хороших и плохих гвардейцев.

— Что, простите? — не понял подследственный, и я, вообще-то, к нему пока ни разу не обратился. Он меня до этого вопроса предметом мебели воспринимал.

— Я говорю, вся эта схема затрещит по швам при первом дуновении ветерка. Но она не трещит. Кто вас крышует?

— Не понимаю о чём вы.

Палец к мочке уха.

— Сюзанна.

И жест парням — всё под контролем, так надо. Мы оговаривали возможность изменений в сценарии, специально оставил лазейку на случай непредвиденных мыслей. Я ж всё же силён не в игре по сценарию, а в импровизации — нельзя было не сделать закладку.

Ангел вошла. Вся такая красивая, и парни повернулись на неё — Жан-Поль дал команду снять крупным планом.

— Сеньор не понимает, о чём его спрашивают, — это я своему Церберу. — Попробуй объясни ты. Пока помягче, без членовредительства.

Объяснила. Ор. Мат. Со слезами на глазах. Вывихнутое плечо и выбитый сустав — это больно, но вообще не критично! Пальцы в раскоряку под большими углами — а это ещё и смотрится эффектно. Хотя безопасно, вправят.

— Сеньор понял, о чём его спрашивают? — холодным голосом поинтересовался я.

— Ортис! Мартин Ортис! Придурок мелкий, кто ж ещё может быть нашей крышей! Только мэрия!

Отис… Департамент строительства столичного округа. Сам из аристо, со связями. И уверен, что это только верхушка айсберга, малая видимая часть.

— И некоторые члены правительства, да? — хищно улыбнулся я, вспоминая графы на схеме со связями названного сеньора и его семьи.

— Разумеется! Как иначе. Не надо меня ломать, я и так всё скажу! Вы идиоты! Вы все идиоты! Вы думаете, это мы такие плохие, ввозим этих уродов, потому, что нам денег хочется? Это бизнес! Крупный бизнес! Это кланы! Которым нужны рабы для своих производств и строительных фирм. Мы — винтики в ИХ механизме, уберёте нас — на наше место придут другие! Какой же ты идиот, Веласкес.

— Имена! — Я был холоден внешне, но, каюсь, от его слов повело. Хотя казалось бы, ничего нового не услышал.

— Чьи имена?

— Кланов. Названия фирм.

— Да их… Легион! — фыркнул сеньор. По моему жесту Сюзанна отошла. — Вся первая двадцатка. Включая твоего будущего тестя Феррейра. Ортега, Абанкуэйро, Манзони. Торрес. Васкес. Бастиста. Монтеро. Ах да, ещё Сообщество — им тоже нужно мясо для своих дел. Всякие низкопошибные бордели для извращенцев заполнить, дурь толкать, или обслуга туризма. И ещё кто — я не в курсе, чем у нас Сообщество барыжит, это к донам хефе. У нас не просто железная крыша — она непотопляемая! Ну, перевешаете вы конкретно нас, дальше что, Веласкес? Что изменится?

— Я напоминаю, что с точки зрения закона, данные показания нельзя использовать для предъявления обвинения, так как получены силовым путём под давлением, — а это вернул на грешную землю и Лопес. «Под давлением». Сейчас прокатит, мне ничего не будет, а вообще пытки на всё страну…

Хотя, к чёрту! Не боялся я пыток на камеру. Иногда продемонстрировать их просто надо. Для имиджа. Что можем. Но, впрочем, и увлекаться не стоит.

— Давайте следующего.

Далее мы долго не задерживались. Несколько вопросов, после в лоб — раскрытие стратегии защиты в контексте дела, в зависимости от улик и доказательств вины, с перспективами, кто сколько может отсидеть. В лицо, на камеру, под обалдевшие лица подследственных. Передача затягивалась, пора было закругляться, да и проработанные дела подходили к концу — ни у кого не хватит ресурсов проработать ВСЕ дела. Следаки тётушки выбрали из массива те, по которым можно было дать прогноз, только и всего.

— Назови спонсоров… — периодически встревал я. Для разнообразия.

— Назови номера счетов на Земле. Где держишь деньги? Ты ж не дурак, хранить в золоте?

Это были выпады «в молоко», но они были нужны для картинки. Наконец, подследственные закончились. Теперь самое сложное

Пауза. Мы одни, только наша группа. Камеры на меня — надо озвучить промежуточный итог.

— Итак, сеньоры, коротко о перспективах, — начал я. — Департамент?

— В целом если мы возьмёмся за дело серьёзно, сможем посадить любого из них лет на десять пятнадцать, — начал один из безопасников.

— В среднем от семи до двенадцати, — скорректировал данные другой. И первый согласился.

— Да. Все дела будут индивидуальны, и трудно заранее сказать, кому сколько дадут. Вот только, Хуан, департамент не будет вести дела ВСЕХ проштрафившихся. Только самых важных.

— Только «шишек» и «боссов», — усмехнулся я.

— Такова наша специализация, — поддержал усмешку третий. — Мы — стражи безопасности государства, а не гвардия, а тут уже её уровень. Департамент всегда только по «крупняку» работает. Но и тут скажу честно, по опыту, не все дела удастся завершить удачно. Найдутся те, кто, как ты говоришь, растянет дела на два года, и выйдет по краткосрочной программе.

— Такие у нас законы, Хуан, — пожал плечами второй, как бы оправдываясь. — Не мы это придумали, мы всего лишь сторожевые псы на страже. Длинна цепи цербера задаётся Сенатом, принимающим законы. И они вот такие.

— Сеньор адвокат?

Сеньор Лопес картинно, на камеру, прокашлялся.

— Я работаю по ту сторону фронта, но в данный момент выступаю как человек. Горожанин. Венерианин. Каких, горожан-венериан, только что, из-за работы этих сеньоров, пострадало очень много. И меня будет оскорблять отсутствие наказания у людей, которые косвенно, но сделали возможным сегодняшние погромы со смертями. Однако как адвокат соглашусь, мои коллеги будут выкручивать дела так, что они развалятся. Мы сейчас говорили много о методах, о тратегии защиты каждого из подследственных, но ничего не сказали об административном ресурсе этих сеньоров. А он огромен — на такие «блатные» должности, как у них, абы кто не попадает. У них по определению не может быть связей!

— Впрочем, — оговорился он, — мой прогноз — чтобы успокоить народ, в жертву будет принесено какое-то количество виновных инспекторов, которых будут жёстко топить, и впаяют на полную катушку. Может даже кого-то, особо одиозного, расстреляют. Кто это будет — под вопросом, но сомневаюсь, что это будет кто-то из аристократии, или на самом деле важный и ценный.

— Называется, «найти паровоза», — усмехнулся я.

— Именно так, — кивнул сеньор. — Сейчас есть из кого выбирать. Так что шум недовольства будет задавлен кровью некоторых, остальных же будут тянуть во времени, пока не станет возможным их наказать «на минималках». А потом выход на свободу, билет на Землю и домик в Бразилии на полученные ранее откаты и «заносы».

— В процентном отношении что скажете? Какое количество сделают козлами отпущения? Скольких будут тянуть?

Пожатие плеч.

— Да кто ж его знает, Хуан. Тут много факторов. Мы можем дать прогноз, как они поступят, но вот соотношение — уже не мой уровень. Я адвокат, а не политик.

— Но главное, наши законы позволяют выпустить их. Так? — самая важная мысль всего этого словоблудия. Итог только что проделанного.

Снова тяжёлый картинный вздох. «Я объясняю банальщину, что все и так знают».

— Хуан, наши законы писались чиновниками и для чиновников. Более того, чиновниками на службе аристократии, кланов, соответственно, для того, чтобы оные кланы могли уйти от ответственности в случае чего, и вывести из под удара своих ценных сотрудников. Они такие, какие есть. Других у нас нет. И если пользоваться только легальными и законными методами, без рукоприкладства, перспективы у вас дрянные. — Под «нас» он имел в виду следствие в принципе, и клан Веласкес в частности. — Несмотря на прогремевшие бои в городе, и что замазана куча людей, этому поспособствовавших.

— А с рукоприкладством? — теперь усмехнулся я.

— Тут тоже не мой уровень, — Снова покачал головой. — Я работаю исключительно в правовом поле. — Адвокат скрестил руки на груди, как бы открещиваясь от всего незаконного, на чём я как раз и специализируюсь.

— Камеру на меня, — просил я, повернулся к одному из бойцов Макса. — Уважаемые зрители, сеньор адвокат и сеньоры следователи из департамента безопасности разложили ситуацию по полочкам в прямом эфире. С номером статей, пунктов и параграфов, с описанием процедур и схем, как это делается. Ибо ничег нового не придумано — всё уже существовало до нас, просто грех не пользоваться этим. И вывод — нас, конечно, есть законы. И они — вот такие. Сейчас я, как безбашенный чёрт, не находящийся на госслужбе, могу напинать отдельных подонков, и даже собственноручно, как полномочный представитель главы государства, кого-то кончить. Но вот к делу пришить их показания не смогу, и официально на долгий срок засадить… Разве только некоторых, под личным контролем. И подчеркну, это я — фрилансер на службе у Веласкесов, частное лицо, который ничем никому не обязан. А теперь подумайте, что может сделать связанная законами и договорами с сильными мира сего по рукам и ногам королева? Что может клан Веласкес? — развёл в стороны руками.

— Ничего! — воскликнул самому себе в ответ. — Но она же должна попытаться? Хотя бы попробовать? И она попробует… И получит обвинение в насилии. В превышении полномочий, в применении незаконных методов допроса. И молоденькие наивные девочки и мальчики снова соберутся у Сената, чтобы показать всем, как они хотят жить в республике, а дрянная королева — глупый и опасный пережиток прошлого. Понимаете, почему эта трансляция в прямом эфире?

— У нас совсем недавно был гражданский конфликт, пусть и с иной тематикой, — снова продолжил я после паузы. — И лично ваш покорный слуга махал кулаками на улице Южного Форта. Как и герои этой прославленной крепости, мы тогда выстояли, но погибло много хороших ребят, с обеих сторон! — последнюю фразу интонационно выделил, не время поднимать ещё и национальную тему. — И я не хочу, чтобы в стране вновь вспыхнуло. Ибо те, кто выпускает мальчиков и девочек скакать у Сената, и те, что даёт королеве по рукам, мешая ей выполнять свою работу, стоять на страже простых людей… Это одни и те же люди, уважаемые сеньоры зрители! Протестуны против монархии, укоряющие королеву, на самом деле выступают за ещё большее расширение прав моральных уродов — хапуг во власти, и протестуют против единственного механизма, который в теории может навести порядок в этой бардачине. Но это ещё не конец включения, у нас осталось ещё одно интервью. Не переключайтесь. Сеньоры… — кивнул своим.

Итак, в допросную ввели последнего на сегодняшний день подследственного. Собственно министра… Пардон, главу службы миграционного контроля, но это министерский ранг.

Посадили. Я выдержал секунд двадцать и дал жестом знать — всё, работаем по плану, выходите. Все послушались. Даже парни Макса — им пришлось продублировать приказ отдельно.

Вальяжно, стараясь выглядеть удручённым, но храбрящимся, подошёл к сеньору, придвинул стул и сел напротив. Жест в пространство, условленный знак. Голос Жан-Поля в ответ в ухе:

— Да-да, видно хорошо, ты в эфире. Звук отличный.

Супер. Кивать в ответ не надо.

— Ну хорошо, ты победил, — произнёс я для собеседника. — У меня не получится прижучить вашу контору.

Тяжёлый взгляд в ответ. Сеньор глава размышлял. Не старый, не более сорока, может сорок пять. Погоны полковника гражданской службы — не путать с военной, в армии ему и взвод не доверят. Но хватка чувствовалась. Зубр! Бизон! Думал, в чём подстава. Я б тоже так себя вёл, и боялся бы того же, особенно, понимая, кто против меня играет. Молчание затянулось, продолжаю:

— Я могу тут к чертям всё разнести! А вас всех, гнид, к стенке, и иглы в затылок. Я МОГУ!!! — прорычал я, выдавливая из себя рёв. — И главное, у меня на это лицензия. Индульгенция. Разрешение от монарха. На ваш отстрел.

— И. о. монарха, — поправил он, это первые его слова. — Но да, всё верно. Она победила, и теперь она — легитимный глава государства, так что приставки и дополнения не существенны.

— Вот-вот. Победила. — Откинулся на спинку стула. — И знаешь, принято решение о конфискации всей собственности участников мятежа. И утилизации всех их семей, кто старше тринадцати лет. Кроме Ирэн Сантос — её жизнь была выкуплена, договорняк наших специальных служб, а мы чтим договорённости. Мы все такие крутые на коне, город кишит НАШИМИ войсками. Вставшими под наши знамёна добровольцами, которых позвали МЫ. Но при этом если я трону вас… Через полгода-год начнутся необратимые последствия. Те кланы, кто не участвовал в мятеже, поднимут голову, и будут настроены крайне решительно против правящей династии. И соберут под уже свои знамёна всех недовольных монархией, а их немало. Не говоря о разных нациках, которых мы мочили этой весной. И огромный бюрократический аппарат королевства мгновенно встанет на их сторону — просто потому, что я нарушу главный принцип его существования, уничтожу вас без ОБОСНУЯ. Любого можно уничтожить, посадить, выгнать, но только в рамках определённой процедуры, правила которой все знают, которые нерушимы. Мятежники совершили глупость — вышли за рамки оных правил, и теперь мы их грохнем в рамках ими же созданного внепроцедурного беспредела. Но вот вы открыто ни на чью сторону не вставали, страну не предавали, против королевы или её дочери не выступали — вас не за что кошмарить по-жёсткому. Вы всего лишь… Брали взятки! Да, от того, за что вы их взяли, пострадали десятки тысяч, убиты тысячи, но в рамках процедуры вы НЕ ДЕЛАЛИ ничего эдакого, архизлостного, вроде измены Родине. А значит и к стенке вас нельзя.

Криво ему улыбнулся, сам внутри чувствуя бессилие — так надо, иначе он не поверит. Я не должен КАЗАТЬСЯ, я должен БЫТЬ, в данном случае бессильным и разочаровавшимся, опустившим руки.

— При этом перспективы всех ваших дел — туманные. Кого-то, конечно, сольёте, кто-то посидит, но не очень долго. Но в остальном вы все, через, скажем, года три, будете цвести и пахнуть. В отличие от убитых людей в городе, которых не вернёшь. Вот я и говорю, признаю, я проиграл! Замахнулся на то, что простому пацану оказалось не под силу!

— А я тебе зачем? — одними кончиками губ улыбнулся собеседник. — Мне зачем всё это говоришь? — Окинул ладонью вокруг.

— Да вот думаю грохнуть тебя, — снова совершенно искренне произнёс я. — Хотя бы тебя одного. Ничего не решу, но на душе станет легче — хоть немного мир от дерьма избавлю.

Понимающую покровительственную улыбку с его губ сдуло ветром. Ибо он снова почувствовал, что не вру. Но к его достоинству, сеньор министр не растерялся, не впал в панику, а продолжил, холодно мысля, выстраивать защиту через риторику:

— Тебе станет легче от моей смерти?

— Нет, — качнул я головой. — Но мне всего двадцать. И те исполнились на днях, пара недель как. Я — юноша, обуреваемый гормонами. И как юноше, мне надо совершить что-то эдакое, чтобы просто в зеркало смотреться потом без боли и кривой ухмылки.

— Понимаю, — хмыкнул он. Боится, да. Всё же боится. Тоже его чувствую. Но, сука такая, держится! Достойный противник, я очень сильно его зауважал. — Но только ты правильно сказал, моя смерть ничего не даст. Кроме сиюминутного облегчения.

— Да ладно! — усмехнулся я. — А вдруг? Королевам, как я понял, нужен личный цепной цербер. Делающий грязную работу. Кланы выступят единым фронтом, если я грохну ВСЕХ. Но если одного тебя — твой последователь… Кто займёт твоё место, он будет в курсе, что и с ним так может быть. И будет осторожнее. Так что может как раз это — выход?

— И даже это ничего это не решит, — покачал он головой. — Сейчас ты на коне, сейчас вы победили — тебе многое сойдёт с рук. Как ты сказал, лицензия. Завтра такой лицензии королеве, кто там будет тогда королевой, никто не даст. Просто кто-то захочет убрать тебя, и оной королеве выкатят пусть мягкий, но ультиматум о твоём отлёте в район Миранды или Тритона. Ты не думай, я боюсь умирать, и готов уговаривать тебя пощадить жизнь… Но всё же лучше будет достучаться до тебя без унижений и подхалимажа — Хуан, ты ведь Хуан? — Мой кивок. — Это ничего не даст.

Поверил. Поплыл. Углубляем эффект растерянности юнца, чтобы сеньор снова поуламывал, приводя аргументы. Они, Повелители Вселенной, это любят.

— Не понимаю, как так получилось, что власть королевы! Монарха! — с энергией начал причитать я. — Потомка той, кто стоял во главе этого глобального проекта, я имею в виду имперского проекта освоения планеты с последующей независимостью. Власть потомка человека, вставшего у истоков Независимости! Чьей семье планета и была изначально передана, для кого и предназначена… Как так могло случиться, что пра-пра-сколько там раз-правнучка ХОЗЯЙКИ Венеры потеряла всё, и ничего не может на собственной планете? В собственном наследственном уделе? Ответь мне, раз уж мы заговорили о разочарованиях.

— Нас пишут?

Пожал плечами.

— Конечно. Но на самом деле у меня фиаско. Я потерпел поражение. Не знаю, будет ли смысл выкладывать всё это в сеть, или ограничиться тихим позором. Потом решу.

Сеньор кивнул — объяснение устроило, правдивое.

— Королева всегда была фикцией, — усмехнулся он. — Или скорее функцией. Чужой функцией, обеспечивающей чужую власть. Принцессе Веласкес передали планету во владение, но только в рамках имперского проекта усиления власти отца, а затем брата. А после переворота и Независимости… Ты сам на всю страну рассказывал, как кланы первую королеву поимели, ещё даже не наши, а имперские. Пока её дочка Джинни не развязала с имперцами войну. Я смотрел твои выступления.

А вот это приятно. Нет, я его всё равно грохну, à la guerre comme à la guerre, но всё равно приятно, что тебя знают и слушают.

— Власть на Венере всегда контролировали кланы. Контролируют они её и сейчас, — продолжил он. — Им нужны мигранты — они будут ввозить мигрантов. Сольют нас? Значит сольют. Будет обидно… Для меня и моих сотрудников. Но те, кто придёт на наше место, будут делать то же самое, Хуан! И никакая королева не в состоянии что-то изменить.

— Но ведь её привели к власти, я про Аделину Первую, люди! Простые шахтёры! С оружием в руках! А значит передали механизм реальной власти. Люди с оружием — это сила. Винтовка рождает власть, говорили в древности.

— Привели, дальше что? — Насмешка во взгляде. — Хуан, как там тебя, не могу выговорить твою фамилию. Да, винтовка рождает власть. Но её она только рождает! А вот поддерживает и удерживает отнюдь не винтовка. А экономика, экономические интересы. Кому на Венере принадлежит экономика? Кланам. И для того, чтобы управлять страной без такого атавизма, как избранница народа и её представительница, кланы создали мощный бюрократический аппарат. Армию верных им чиновников. И далее уже чиновники начинают работать на усиление позиций своих патронов. Шахтёры дали королеве реальную власть? Нет, не надо её забирать СРАЗУ. Но кто мешает это делать постепенно, шаг за шагом? Вначале вроде бы логичные и закономерные ограничения здесь. Потом вот тут. Затем тут. Потом вот тут и тут — ограничения для её дочери. А там — для внучки. А ещё, чтобы чиновничья армия не могла пострадать от действий одиозного полномочного монстра, попутно принимаются такие законы, с помощью которых можно вывести свою ценную креатуру из под удара. Из под любого прямого удара, кроме, разве, измены Родине! Так работает Система, Хуан. Убьёшь меня — не изменится ровным счётом ничего. Убьёшь всех моих сотрудников, кто годится для козла отпущения — снова вы ничего не получите. Потому, что сам механизм регулирования обществом власти, сместился, и работает вот так, а не как хочется. Атавизм королевская власть в двадцать пятом веке, нет — не берусь судить, но против исторических тенденций не попрёшь, а они говорят, что сила за кланами. Сила за Республикой.

— Теми кланами, кто легко предал собственное государство, убивал собственных рабочих для достижения политических целей — потому, что люди для них всего лишь ещё один, даже не самый важный ресурс?

— Такова жизнь, не я её придумал, — развёл руками сеньор. — С историческими тенденциями можно спорить, можно локально, на время откатывать назад, но они всё равно рано или поздно победят.

— А люди что? — усмехнулся я. — Вчера шахтёры привели к власти её пра-пра-прабабку, почему завтра им не вернуть как было, и не привести к власти её пра-пра-правнучку? По проторенной дорожке?

— Хуан, не смеши меня! — Сеньор хрипло рассмеялся. — Кто пойдёт воевать против кланов? ЭТИ?

«Эти» было брошено с таким презрением, что мне стало не по себе от неуважения к нашему народу. Это всё же мой народ, и я его представитель. Это уже личное, наверное. Додавлю гадину! Уничтожу собственными руками!

— А что не так с «этими»? — сдерживаясь, спросил я.

— Они — ни на что не способное быдло! — засверкал глазами сеньор глава департамента, подаваясь вперёд. — Когда-то, на заре освоения Венеры, каждый третий из них был пассионарием. Они осваивали суровую планету, сражались на ней с жестокой природой и атмосферой за выживание. Это были Люди с большой буквы! Человечища! Но прошли десятилетия, и их потомки, изнежились, превратились в стадо. Нас много миллионов! Миллионов, Хуан! А этих чёртовых мигрантов… Ну, не знаю, сотни тысяч. Может, миллиона два.

— Или пять, — поправил я.

— Как считать, — пожал он плечами. — Но почему-то никто не громит их гетто, расположившиеся по соседству, во вчера ещё спокойных районах. Никто не ставит их на место, когда борзеют. Не наказывает, когда эти отродья избивают и убивают наших — гварды за такие же взятки, какие вменяешь нам, выпускают их, иногда даже не доводя дело до суда. Никто не объясняет им, что они задержались на этой планете, Хуан! Нет пассионариев! Нет воли сражаться и отстаивать себя и свой мир!

— Мы берём взятки и легализуем их? — продолжил сеньор с жаром — его тоже повело. — А чего б не легализовывать тех, кто никому не мешает, чьё присутствие всех устраивает? У меня есть счета на Земле, есть домик в Мату-Гроссу. Не самая лучшая провинция для жизни, не у моря, но там всё равно свежий воздух, атмосфера и солнце. Почему я не могу выбрать домик в Мату-Гроссу, если ЭТИ сами не хотят постоять за себя? А раз они не хотят, значит это историческая тенденция, и у руля те, кто должен быть. Да, суровые люди, мы для них винтики, даже я со своим домиком. Завтра движением их пальца уберут любого из нас за свои интересы, и повторюсь, я такой же, как и любой из вас. Но ты можешь предложить что-то другое?

И что на такое сказать? Подонок. Просто подонок.

— Убей меня, Хуан! — горели огнём глаза этого подонка. — Давай, отведи душу. Вот только ты снова потерпишь фиаско — завтра перед тобой на моём месте будет сидеть какой-нибудь дон Педро, у которого также будет домик… В Рондонии, или Минас-Жераисе. Но ничего в стране при этом не изменится! Вообще ничего!

— Так что ты не там воюешь, юный друг, — продолжил сеньор тише, успокаиваясь. — Мы — винтики в машине, в которой претензии надо предъявлять не колёсам, а двигателю — почему он так работает? Мы всего лишь крутимся, но именно двигатель приводит в движение трансмиссию, которая вращает нас. Батиста. Ареола. Ортега. Феррейра. Монтеро. Манзони… Я сейчас только про тех, кто не замешан в перевороте, те как бы списаны. Возьми опергруппу и наведайся к ним, почему они это лоббируют, и «крышуют» нас и департаменты строительства и промышленности. И их проси изменить тренд. Может даже они тебя послушают… Первое время. — Усмешка.

«Угу, до моего силового устранения», — про себя произнёс я, ибо после такого билета на Нептун не может быть в принципе.

— Значит, считаешь, всё бесполезно? — А это я усмехнулся вслух.

— Да, — кивнул он.

— Проблема не в нас. Проблема в нас, в смысле венерианах, — продолжил тему в нужное русло я. — Пока мы не захотим стать пассионариями и вернуть себе власть, пока мы не решим выйти и сделать, именно СДЕЛАТЬ, как надо, а не говорить и писать в соцсетях, ничего не изменится. Так?

Он пожал плечами.

— Наверное. Чтоб ты ни сделал, вместо нас, меня и моих сотрудников будут сидеть другие люди. Но если ты меня грохнешь, то завтра, посмотревшись в зеркало, будешь не просто беситься от беспомощности. Сейчас ты потерпел фисако — это неприятно, но это историческая тенденция, с которой сложно бороться. Так бывает. А вот с моей смертью распишешься, что ты — слабак, который не ищет решений, а идёт на поводу у эмоций! Ты будешь ненавидеть себя за слабость, а это будет поступок слабака, Хуан.

— Так что хочешь — стреляй! — выкрикнул он. — Если ты на самом деле юнец на гормонах, и тебя зря пророчили в принцы-консорты. Давай, слабак ты или мужик с яйцами?

Браво! Что за аргументы! Приятно беседовать с умным и грамотным человеком, не боящимся открыто говорить сложные вещи. А ещё… Как же хочет жить эта скотина! Вон, руки сложил лодочкой, ждёт решения, и какую демагогию развёл!

…Как раз такую, какую я и хотел от него услышать. В прямом эфире на всю планету. Но мне нельзя показывать, что доволен. Принцип «быть, а не казаться» никуда не делся, я не могу играть мальчишку — я должен им себя на самом деле чувствовать.

— Что ж, ошибки надо признавать, констатировал я. — Я ошибся, придя сюда, приведя с собой боевую группу. Пора закругляться. — Палец на кнопку вызова охраны — это ж допросная.

Вошли парни Макса. Бросил им:

— Заканчиваем, сворачиваемся. Этого берём с собой. Пакуйте в машину.

Сеньор удивился. Сильно. Но не испугался. Без возражений и сопротивления позволил себя взять, заковать в наручники сзади, и ушёл на своих, не делая попытки помешать.

Вошли и опера с адвокатом.

— Сворачиваемся, всё прошло по плану. — Это я им. Кивки, вышли. Сюзанне тоже жестом показал, что всё под контролем, она тоже всё поняла.

— Не отключаемся. Теперь небольшая пауза в пять минут, пока я выйду на свежий воздух — тут как-то хреново дышится, и кратко подведу итоги. — А это произнёс, глядя на одну из точек съёма на плече у Максова бойца.

Вышли на улицу. Шли быстро — снова боялся потерять зрителя. Встали у створок шлюза здания. Попросил у парней сигареты — уж очень дрожали руки от осознания предстоящего. Да, в грязь лицом не ударил — в целом считаю, операция внутри здания получилась. Не так, как хотел бы, но и не так, как могло бы быть при плохом раскладе.

— Камера на меня! — снова скомандовал вслух. Сам Макс немного изменил положение тела, и я переориентировался на него. Сделал глубокий затяг, картинно улыбнулся.

— Итак, уважаемые зрители, а я знаю, что нас смотрит половина Венеры. Для чего мы показали вам всё, что только что показывали? А для того, чтобы вы поняли… Нет, не что королева лохушка, отнюдь! — Я непроизвольно рассмеялся — била нервная дрожь. Плохо, наверное, но я сейчас искренний. А когда я искренний, мне ВЕРЯТ. Так что всё же остаюсь собой, и будь что будет.– Как вы поняли, королева может повести себя как крутая, и раздраконить тут всех. А может остаться в рамках закона и ничего не делать — и вам объяснили, чем в этом случае всё закончится. Её оттёрли от реальной власти! Оставили контроль над некоторыми механизмами, но любой её поступок можно обесценить с помощью бюрократического аппарата планеты. Просто потому, что сеньорам у власти, то есть нашей доблестной аристократии, не выгодно, чтобы оставалась реальная сила, способная им помешать.

— Этот упырь, бывший глава миграционного контроля, сказал правильно, — усмехнулся я. — Винтовка рождает власть, но обесценивает её и перехватывает совсем другой механизм. Когда-то ваши предки, простые горняки, шахтёры, плавильщики и машиностроители, взяли в руки оружие и не позволили денежным мешкам с Земли победить. Поставили во главе планеты человека, который должен был защищать их интересы. И кланы сделали за столетие всё, чтобы уничтожить этот механизм, всё верно. Но правда в том, что они уничтожили не королеву! Да, оттёрли Веласкесов от возможности вмешаться по ключевым вопросам, но ведь что такое Веласкесы? Они сами аристо! Подумаешь, механизмом больше, механизмом меньше, они все одним миром мазаны…

Почувствовал, что сбиваюсь, нервно затянулся. Вкус дыма даже не почувствовал. Но немного полегчало, и, собравшись с эмоциями, ядовито бросил:

— Поимели не королев, сеньоры! К чёрту королев, они, действительно, такие же аристо! Поимели ВАС, уважаемые венериане, потомки шахтёров и горняков, державших в той войне оружие. Ваша винтовка родила механизм, следящий, чтоб вас не съели, но теперь, получается, что это ВАС обнулили, как источник власти! И теперь сеньоры аристократы могут положить на ВАС с прибором, и прописать в стране те законы и порядки, какие захотят. И кто, назовите мне, скажет им хоть слово против?

Снова пауза, затяжка. Другая. Но от судьбы не уйдёшь.

— Я сейчас на нервах, потому, что не хочу говорить то, ради чего затеял эту операцию, этот пиар-проект. Но волшебное слово «надо» довлеет, не могу этого не произнести. Когда-то граждане полисов собирались на площади и принимали решение, как их полис будет жить дальше. Они были источником власти своего государства. Каждый лично и тогда не мог править, но их представители, за кого сеньоры граждане голосовали, обладали реальной властью и реальной ответственностью перед избирателми. Почему? Потому, что поднимая руку, голосуя, каждый из них знал, в случае чего им придётся брать копьё и гоплон, и идти воевать, реализуя свой решение. Не кому-то, наёмнику за деньги, а лично им. И если выбранный ими представитель делал что-то не так — копья поднимались уже против него, и дайте греческие боги успеть тому убежать! Винтовка уже тогда рождала власть, и это называлось демократией.

Потом к власти пришли богатеи при деньгах, обесценили демократию, гордых ремесленников-воинов опустили на уровень ничего не решающего бесправного скотобыдла. И открыли ворота первому же сильному завоевателю, который мог помочь силой своего оружия удержать над быдлом контроль, заодно расширив богатеям торговые привилегии и возможность развиваться за счёт связей с другими регионами захватчика. Покопайтесь в истории, сеньоры, чем, какой кровью, насколько тёмными веками это всё закончилось?

У нас сейчас то же самое. Вы — как те граждане-гоплиты, поставили свою креатуру на пост лидера. Торгашня её оттирает, и помяните слово, без вашей поддержки вскоре полностью уничтожит монархию — как не нужный им механизм. И вы станете полноценным, стопроцентным быдлом! Вы уже сейчас себя им ощущаете, но всё же у вас есть какие-то мысли, идеи, чаяния, что вы, собравшись вместе, можете что-то решить, на что-то повлиять. Так вот, сограждане, ни хрена вы не можете! — сорвался и закричал я. — Потому, что источник власти может быть только один, в любые времена, при любом строе. Это — винтовка! И ваша — висит на стене, разряженная, и почти проржавевшая. А потому сейчас решать, как будет жить наша страна, будет не королева. А ВЫ, сограждане с оружием! Королева, любая, и её дочь тоже подтвердила намерения, готова идти на обострение с аристократией, готова карать негодяев. Готова наплевать на пресловутые писаные законы и развернуть на полную катушку репрессивный механизм наказания проштрафившихся говнюков! Но она НЕ БУДЕТ этого делать, если это не надо вам.

И снова пауза. Всё, главные слова сказаны. Теперь только подытожить. «Бычок» отлетел в урну у входных створок, а на душе стало легче. Улыбнуться, и продолжить:

— Вас сейчас в Альфе около шестисот тысяч человек, кто с оружием. Это не считая кадровых частей — с ними я даже боюсь назвать цифру, и сам не знаю, если честно. Шестьсот тысяч — много или мало? Для тридцатимиллионного города вроде и не так много. Но это ШЕСТЬСОТ ТЫСЯЧ, — медленно, по слогам проговорил я, — мать его человек, у каждого из которых в руках игломёт. Я сейчас ничего не обещаю, никого не призываю. Просто констатирую — если вы и сейчас не снимите со стены винтовку, не воспользуетесь моментом и не вернёте себе власть — грош вам цена, как народу с амбициями, и так вам и надо. Оставайтесь быдлом на веки вечные. И не удивляйтесь имперскому десанту в недалёком будущем, и открытым аристократией воротам для него ваших городов. И забудьте о каких бы то ни было правах, как категории — права только для воинов, у кого есть яйца.

— Информация же по всем чиновникам, которые подписывали легализацию мигрантов, громивших город, — а теперь спокойным голосом итог, ради чего всё затевалось, — уже сейчас загружается на дворцовый портал, а также дублируется на сайте «Хроники борьбы за справедливость». Если вы не можете защитить себя — ей нет никакого резона защищать вас в дальнейшем, но если вам это надо — она впряжётся, и пусть хоть какая-то падла посмеет тронуть хоть одного из вас! Заодно вернёте и ей полномочия, чтоб она могла поставить денежных мешков на место, на будущее.

Улыбка. И финальный аккорд:

— У меня пока всё, с вами был представитель дворца по связям с общественностью, Хуан Шимановский. Спасибо всем, кто был с нами.

Начал спускаться по лестнице. Оцепленной клановыми бойцами и ангелами, державшими людей, чтоб не мешали съёмке. Теперь, наконец, всем дали дорогу.

— Всем спасибо, прямой эфир окончен! — голос Жан-Поля в ушах. После этой фразы зажглись довольные улыбки на лицах следственной группы и адвоката, ангелов. Парни Макса приветственно закричали — этой братии всё в диковинку и в кайф. Клановые бойцы мало что поняли, но тоже осознали, что всё в порядке, цель достигнута, и поддержали своей улыбкой.

У самого «Либертадора» настиг вызов по первой линии.

— Да, Фрей, — активировал её я, чувствуя опустошение и бессилие, как будто сто космолётов разгрузил. — Ну как?

— Знаешь, очень сумбурно, — довольно хмыкнули на том конце. — Поначалу мало что понятно, затем ощущение какой-то лажи… А потом главный диалог, главное интервью. И твой монолог в итоге!..

Восторженный вздох.

— Да-да, сумбурно, не очень понятно… Но сейчас, сидя и анализируя, прихожу к выводу, что, чёрт возьми, ты был искренен! Я тебе поверила и сама захотела поехать и наказать уродцев! Не эти слащавые актёрские рожи дикторов, и не казенное зачитывание, пусть наизусть, не по шпаргалке. А вот так, когда бекая и мекая, глотая слова, с нервной дрожью на всю страну… Вот это — высший пилотаж, рыцарь.

Я улыбнулся, разворачиваясь, снова посмотрев на здание службы миграционного контроля, куда с утра пораньше привезли всех подследственных — фон к репортажу должен был быть соответствующим. В прежнем виде это здание вряд ли увижу. Особенно зная, что батальон отобранных отморозков ждёт, когда наши силовики будут паковать в специальный бас подследственных, чтобы везти в тюрьму департамента безопасности. А паковать будут, как только я уеду из этого купола.

— Хуан, я тебе поверила! — восторженно отчиталась Фрейя. — И они поверят. А нам главное результат, а не твоя красивая речь без запинки перед камерой.

— Спасибо! — выдавил я, чувствуя, наконец, облегчение. Как бы ни развивались теперь события теперь, всё закончено. Мы сделали что могли, кто может — пусть сделает больше.

— Езжай во дворец, у нас тут снова лажа, — другим тоном произнесла она, — но не пожар. Доделай, как хотел, подожду. Но и не тяни — ситуация серьёзная.

А когда за последние две недели была другая? Но вслух этого не сказал. Улыбнулся и выдавил:

— Принято!