Фриволите и макраме - мужской взгляд. Резной полисад и...не только он...("Сделай сам" №2∙2002)

Кудесник старого сада и кумир меценатов

Н.Н.Митрофанов

Этот портрет бородатого незнакомца, сохраненный домашним фотоальбомом семьи Хлудовых, бросился мне в глаза радующей принадлежностью к редкостям.

Во-первых, это был истинно первородный старинный экземпляр. Не часто встретишь такие изораритеты, выплывшие из бордовой тиши «печатен» московских художников светописи XIX в. Подлинные слепки отшумевшей жизни, колоритные отражения исчезнувших по воле провидения человеческих фигур и лиц, они — желанная добыча коллекционеров и музейщиков. Тем более, если родились от приложения рук талантливых исполнителей в таких элитных ателье, как прославленное фотозаведение маэстро Мебиуса на Большой Лубянке!

Густав Вобст. 22 февраля 1886 г.

Счастливо встреченный мною фотопортрет бородача удивлял, во-вторых, безупречным нынешним состоянием. Тотчас было видно, что эту карточку со всем ее глянцево-тисненым оформлением наследники известнейших московских предпринимателей и благотворителей чтили как ценную реликвию. Фирменная марка Мебиуса и адрес студии отпечатаны были будто вчера. Ни пятен, ни замятых и побитых углов. Вот только карандашная надпись на обороте удержалась плохо. Она почти «осыпалась», как говорят профессионалы, имеющие дело со старыми рукописями. Фамилия невооруженным глазом не читалась. Правда, уцелело указание на место деятельности нашего героя — Ботанический сад и дата — 22 февраля 1886 года. Такое интригующее начало не могло оставить равнодушным.

С помощью специальной технологии экспертам-криминалистам удалось прочитать утраченную было странную фамилию: Вобст. И инициалы незнакомца — Г. Ф.

Итак, перед нами совершенно забытый на сто лет Густав Федорович Вобст, родившийся в имении Гейда близ саксонского городка Вурцена в 1831 г. Линия его жизни определилась рано. С юных лет он знал: его призвание — садоводство. К своим двадцати годам Густав успел поработать в садовых заведениях Лейпцига и Дрездена. Там он хорошо изучил культуру рододендронов и камелий. В 1855 г. молодой немец, совершенно не знающий русского языка, переселяется в Россию.

Сначала оседает в Петербурге, где заведует оранжереями министра иностранных дел графа К. В. Нессельроде, а через семь лет переезжает в первопрестольную столицу. В Петровской сельскохозяйственной академии он в качестве помощника главного садовника Р. И. Шредера тоже ведает оранжереями. Прослышав о его успехах, директор Ботанического сада Московского университета Николай Николаевич Кауфман (он был автором известной книги «Московская флора») пригласил Вобста в 1870 г. на должность главного садовника. Ему была обещана полная свобода действий.

Внезапная смерть щедрого работодателя стала пренеприятным сюрпризом для Вобста. Поначалу ему без покровительства пришлось очень туго. Оранжерейное хозяйство известного московского сада на 1-й Мещанской улице, основанного еще Петром Великим, было весьма далеко от идеала, Позарез необходимо было осушать территорию, очищать засоренные пруды (сейчас в живых остался лишь фрагмент одного из них). Лишь через пару лет энергичному опекуну исторической территории удалось привести пруды в достойный порядок, приподнять уровень почвы на низменных местах.

Во многом благодаря усилиям Вобста расширился в ту пору обмен с ботаническими учреждениями ряда стран. Университетский сад обогатился множеством растений. Особенное внимание энтузиаст-накопитель уделял страстно любимым им орхидеям и азалеям. В расширенные и перестроенные оранжереи непрерывно поступали коллекции растений с островов Индийского океана, южноамериканские растения. В их числе появились у нас «виктории-регии» — гигантские кувшинки, для которых коллеги Вобста оборудовали специальную «викторную» оранжерею.

В 1875 г. директором сада становится Иван Николаевич Горожанкин. Вобст был ему деятельным помощником. В течение 15 лет он упорно создает и реконструирует многие садовые постройки. При этом, как отмечают современники, Густав Федорович ярко проявлял себя как умелый организатор и рачительный хозяин. На меньшие деньги он умудрялся делать больше, чем его предшественники.

Это весьма располагало к нему деловых людей, особенно таких, которые сами занимались устройством оранжерей в своих домовладениях, например, член большого семейства Хлудовых. На средства брата и сестры Хлудовых Василия Алексеевича и Варвары Алексеевны (в замужестве Морозова) был выстроен каменный дом для лаборатории. В начале 70-х гг. Василий Алексеевич подарил саду коллекцию орхидей из Рангуна. Крупная коллекция орхидей была куплена Вобстом у Н. С. Львова. Вслед за этим сам Вобст в начале 80-х гг. привез из заграницы 400 оранжерейных и тепличных растений. Мир Университетского сада был для него подобен космосу, в котором он не мог не чувствовать себя богом!

В.А. Хлудов среди близких родственников на веранде своего загородного дома. 1900-е годы

В. А. Морозова (Хлудова) 1890-е гг.

Аллея в Хлудовском парке в Сочи. Почтовая открытка начала XX в.

Образ жизни его самого поражал современников, В любое время года Вобст львиную долю времени проводил в уходе за взращенными им представителями растительных царств всех широт и поясов. Ни метель, ни непогода, ни даже болезнь не могли удержать его дома. А жил он, естественно, тут же. Быстро отобедав в своем более чем скромном жилище, он вновь устремлялся к своим детищам — растениям и цветам. Едва дождавшись утра, Вобст первым появлялся в оранжереях, парниках и теплицах. Врет было для него главной ценностью, ибо от наличия его зависели здоровье и красота лелеемого им сада, этого удивительного московского пристанища мировой флоры.

Заслугой Вобста было то, что и в начале XX в. парк, или, как его иначе называли, дендрологический отдел сада, был в весьма хорошем состоянии. О его сокровищах подробно рассказывалось в путеводителе по Москве, выпущенном издательством Сабашниковых в 1917 г. Это были и дуб Кауфмана, и американский грецкий орех, и маньчжурский ясень, и даурская лиственница, посаженная, по преданию, еще Петром I. Дальнейшая судьба сада изобиловала драматическими моментами, но это уже другая тема.

Густав Федорович был главным образом практиком и лишь немногие результаты своих изысканий оформлял в виде ученых трудов. Самая заметная его работа посвящена воспитанию, размножению и содержанию азалий.

Как замечательный знаток растений и цветов Вобст был известен далеко за пределами старой столицы России. Р. И. Шредер назвал его именем одну подмосковную иву и породу тополя.

Будучи человеком чрезвычайно добрым, Вобст никому не отказывал в консультациях. Друзья и даже шапочно знакомые с ним люди очень ценили его порядочность и аккуратность.

Особенно нужны были его советы Хлудовым. Их прекрасная домашняя оранжерея, пристроенная к импозантному особняку в Хлудовском тупике (сейчас Хомутовский), а также сад, тянувшийся от этого дома до владений Куракиных на Новой Басманной улице, были для Вобста интересными точками приложения его талантов и знаний. Опекал он и оранжереи в особняках В. А. Морозовой на Воздвиженке и Большой Атексеевской улице. Кроме того, ему пришлось принимать участие в проекте Хлудовых по созданию сочинского парка Ривьера, который в знаменитом южном городе знатоки поныне называют Хлудовским парком. К Вобсту обращались, советуясь по поводу обустройства территории и другого южного детища Хлудовых — больницы в Кисловодске, на месте которой в наши дни работает городское лечебное заведение.

Умер Густав Вобст в Москве 2 октября 1895 г. На его похороны на иноверческом кладбище на Введенских горах пришли все известные ботаники Москвы.

_{Основные работы Густава Вобста:}

_{1. Размножение растений корневыми черенками // Вестник Российского общества садоводства. — 1868. — С. 202–207.}

_{2. Азалея, ее воспитание, размножение и содержание // Вестник Российского общества садоводства. — 1869. — С. 330–353; 2-е изд., 1888.}

_{3. Японская боккония // Вестник Российского общества садоводства. — 1870, — С. 359–360.}

_{4. К культуре канн // Сад и огород. — 1891. — № 11. — С. 170–171.}