Глава 27

Протиснувшись обратно со своим чемоданом через плохо открываемую калитку, Фрося остановилась на обочине дороги. Шёл лёгкий снежок, серое небо обложили облака, надвигались ранние сумерки, крепчал мороз и на душе у неё было пасмурно и холодно. Поправила сумочку на плече — вот, и съездила на Родину, вот, и попрощалась с родными. Вдохнула полной грудью морозного воздуха и решительно достала из внутреннего кармана шубы мобильный телефон — как хорошо, что у неё есть визитка того таксиста, доставившего её некоторое время назад сюда.

Долго ждать не пришлось, вскоре возле неё затормозила знакомая машина и улыбающийся водитель, распахнул перед ней дверь:

— Забросьте, пожалуйста, сами ваш чемодан на заднее сиденье, что-то мне не хочется вылезать на эту холодрыгу.

Фрося так и сделала, отметив для себя, что обслуживание клиента в провинции здорово отличается от московского, не говоря уже от американского, и, усевшись на пассажирское сиденье, облегчённо вздохнула.

— Скажите, пожалуйста, я могу возле вокзала где-нибудь сносно перекусить?

— Да, похоже, встреча не была сильно радушной.

Фрося смолчала.

Водитель покачал головой.

— Конечно, есть, я вас завезу в нашу «Бульбяную». Как вы относитесь к белорусской кухне?

— Отлично отношусь, я ведь родом из этих мест, просто давно здесь не была.

— У нас мало, что изменилось, но с развалом советской власти, появилось несколько приличных заведений, местные воротилы всё же подсуетились.

Не смотря на грустное настроение после встречи с сыном, Фрося в уютном кафе с аппетитом отобедала вкусными картофельными клёцками с жареным мясом и луком, запила чаем с лимоном и двинулась в сторону вокзала. Как это она могла предполагать, что ей придётся задержаться на два дня в Поставах, даже два часа здесь нечего было делать. Который уже раз подумала — как хорошо, что Марк не поехал с ней в Израиль и в Москву, ей тоска, а каково было бы ему. В чемодане так и остались лежать не востребованные подарки, кому здесь было вручать дорогие виски, коробки с конфетами и сувениры. Поезд уносил её обратно в Москву, а это значит, что скоро она улетит к Марку, без него ей было ужасно тоскливо, а на душе кошки скребли.

Стояло ещё раннее утро, когда Фрося сошла на промозглый перрон и в свете фонарей сразу же увидела, дожидавшегося её внука:

— Сёмочка, зачем ты поднялся в такую рань, а вдруг бы я сегодня не приехала?

— А я почему-то был уверен, что ты прибудешь именно сегодня, мне так хочется ещё побыть с тобой рядом, как можно подольше.

Фрося крепко обняла внука.

— Глупышка, какой ты ещё глупышка, скоро приедешь ко мне в Штаты, попрошу Марка, чтобы он подыскал тебе подходящий колледж в нашем округе, мы будем с тобой рядом, пока ты будешь во мне нуждаться, а я всегда буду с тобой, пока жива и могу что-то весомое для тебя делать.

— Бабуль, мама просила меня, чтобы я повлиял на тебя своим авторитетом и прямо с вокзала привёз к нам домой в гости.

— Считай, что уже повлиял, поехали.

Фрося с волнением переступила порог квартиры, когда-то удачно приобретённой для Тани. Благодаря сноровке свекрови, та теперь являлась хозяйкой дорогого престижного жилья в центре Москвы.

Невестка выскочила в прихожую и повисла на шее у Фроси:

— Мамочка, как я вся испереживалась за эти два дня, после того, как не очень красиво покинула тебя в гостинице.

— Ну-ну, отпусти меня, а то завалюсь, забываешь, что мне уже не сорок пять, как некоторым.

Таня смеясь, помогала свекрови снять шубу и сапоги, подставляла мягкие домашние тапочки, продолжая суматошно обцеловывать Фросе руки и лицо.

— Прости, моя дорогая мамочка, сама не знаю, что тогда нашло на меня, наверное, здорово вымоталась за последнее время, стала какая-то нервная, всё боюсь куда-то не успеть.

Фрося не стала реагировать на оправдания невестки, а присев в кресло, огляделась.

— А здесь мало, что изменилось…

Предостерегающе подняла руку.

— Танюша, не стоит извиняться, время нас отдалило друг от друга и поведение твоё в гостинице было для меня вполне понятным — хотела показать, какой ты стала важной и самостоятельной и явно слегка с этим переборщила. Танюха, я рада, что не надо больше тебе нос вытирать, а воспитывать тебя я не приехала, если нравится быть такой, будь.

Таня воинственно вздёрнула кверху подбородок.

— Какой это такой, договаривай?

— Даже не знаю, как правильно ответить на этот твой вопрос и стоит ли это делать. Ты, не напрягайся, завтра я улечу в Штаты, и кто его знает, может уже никогда больше с тобой не увидимся. Я, по крайней мере, в Москву уже не ездок, нет ни сил, ни желания.

— Мама — это понятно и без слов, но ты всё же ответь, что ты имела в виду, когда сказала, что я стала такой, интересно всё же, на твой свежий взгляд, какой?

— Далёкой Танечка, далёкой и холодной. Мне в дорогу Марк посоветовал взять томик Пушкина и почитать «Евгения Онегина». Я и читала, пока летела в Израиль.

— Мама, а с какого перепуга ты взялась за эту книгу, я её изучала по школьной программе и ничего интересного в ней не находила.

— На меня она тоже не произвела большого впечатления, просто мой Марик сравнивал тебя с одной героиней из этой книги.

— С Татьяной Лариной что ли?

— Именно с ней.

— Мамочка, я уже давно не та гуттаперчевая простушка, что была раньше, и это, сама знаешь, во многом, благодаря твоему влиянию и нынешним реалиям жизни.

Фрося во все глаза смотрела на сидящую напротив неё красивую, ухоженную ещё достаточно молодую женщину и не понимала, что ей в этой Тане не нравилось.

Почему, в своё время, она приняла всем сердцем прежнюю Таню — ранимую и сердечную, слабовольную и вздорную, но домашнюю и каждой клеточкой родную.

Складывалось мнение, что некогда близкая её душе девочка за десять лет со дня их разлуки, полностью растеряла все прельщающие прежде в ней качества.

— Танюша, нам нечего с тобой делить, но всё, что происходит сейчас в вашей стране и с её людьми на меня не производит благоприятного впечатления. Да, и в наше время, кто был поухватистей, тот и жил хорошо, только это было опасно, бизнес был под запретом, его обзывали спекуляцией и воровством, а попавшихся довольно строго наказывали.

Раньше трудно было сразу понять, кто богатый, кто сносно живёт, а кто бедный — все одевались, питались и имели жилищные условия примерно одинаковые. Да, сноровистые люди умудрялись квартирку малую сменить на большую, как это сделали мы с тобой, могли поднапрячься, где-то у государства украсть, подхалтурить, а порой сэкономить и сесть за руль своего авто, но сегодня между благополучием разных слоёв населения разница грандиозная, буквально пропасть пролегла — богатство и бедность просто выпирает со всех щелей.

— Мама, ты так серьёзно к этому подходишь, тебя это волнует? Меня нисколько. Можно подумать в Штатах не так, там все богатенькие, а если увидят бедненьких, то тут же помогают им подняться на ноги, раздавая милости на право и на лево.

— Не знаю Танюха, как тебе доступно объяснить, бедные везде есть и нищие везде встречаются, но такого чванства богатых, как здесь, я не встречала нигде.

— Мама, а почему надо стесняться богатства, времена подпольных миллионеров миновали, если есть у тебя мозги и хватка, то и существуй согласно своим достижениям — живи в дорогих квартирах и строй загородные особняки, имей гараж с крутыми тачками, одевайся у знаменитых модельеров, посылай учиться детей за границу…

Ах, да, к слову, с Сёмкой вопрос мы с тобой утрясли?

— Утрясли Танечка, утрясли, можешь на меня полностью положиться, он не будет у нас ни в чём нуждаться, закончит колледж, будет у него желание, то и университет поможем одолеть.

— Ах, мама, как я тебе благодарна, так хотела, чтобы Ленка за границу умотала, так нет, связалась с этим Глебушкой и теперь покатит совсем в другую сторону, а мне красней перед партнёрами и друзьями.

— Таня, ты продолжаешь меня удивлять, она, что милостыню на улице будет просить?

— Ах, мама, тебе это уже не доступно, другой возраст и совсем иные понятия.

— Вот, тут, ты совершенно права, но указывать на это было не обязательно.

— Мама, ты что обиделась?

— Не смеши, чего на правду обижаться. Да, и не была я никогда обидчивой, не в пример тебе.

— Тоже вспомнила, я теперь совершенно не обижаюсь, а просто бывает злюсь, да так, что могу задавить.

— Танюха, я две ночи провела в поезде, поеду, пожалуй, в гостиницу, надо отдохнуть, ведь завтра меня ещё ожидает, такой тяжёлый перелёт.

— Мамочка, ни в коем случае ты сегодня не сбежишь от меня — я заказала в ресторане шикарный обед, мы все вместе соберёмся здесь и отметим твой приезд. Ты увидишь моих дочерей с парами, моего друга и познакомишься с правнучкой.

— Ну, и отлично, а то думала, что придётся подарки для родных везти обратно в Америку или передать через посыльных.

— Мама, твоя пулемётная очередь меня не задела. Сёма!

Таня звонко выкрикнула имя сына.

— Семён, возьми на себя пока заботу над бабушкой, которая, надеюсь, очень скоро будет тебя опекать, а то я потеряла над тобой всякий контроль, посмотрим, как она справится.

— Мама, а что со мной справляться, в памперсах уже давно не нуждаюсь, уроки проверять не надо, не курю, не пью, не колюсь и даже по ночам сплю дома.

— Ну, ты слышишь его, как он разговаривает со своей матерью, ни капельки от него уважения, а ведь живёт у меня на всём готовом.

— Мама, я тебя, что просил, чтобы ты меня рожала, так чего теперь постоянно попрекаешь?

Чтобы эта перепалка между матерью и сыном не переросла в скандал, Фрося поднялась из кресла и обняла внука.

— А ты знаешь, мой дорогой, что молодым иногда стоит смолчать, даже если им кажется, что они правы.

Внук потупил голову и повёл бабушку в свою комнату, а Фрося вспомнила своего младшего сына в этом не лёгком для воспитания возрасте.

Тот тоже ни в чём у неё не нуждался, имел по тем временам, что могли себе позволить только дети партработников, великих артистов и спортсменов и, конечно, дети людей из криминального общества, какими они являлись с Марком.

Но, никогда, не единым словечком она его не попрекнула за все блага, которыми от всей души одаривала своего любимого мальчика.

Загрузка...