Футбол по центру. Круифф, Пушкаш и прочие, изменившие игру

Скиталец

Этот список достаточно известен, и мы в «Футболе» не раз использовали его в работе. Он ничем не хуже и не лучше других составляемых время от времени перечней самых титулованных и заслуженных в своем деле. Речь идет о рейтинге «Лучших тренеров послевоенного периода (1945 — 2007), опубликованном в лондонской «Таймс» осенью 2007 года. Он составлен англичанами, и вполне логично, что немалую часть из упомянутых в нем тренеров составляют подданные Ее Величества.

Если бы этот рейтинг изготовили, например, журналисты «Экип» или «Гуэрин спортиво», «Дон Баллона» или «Киккера», они наверняка включили бы туда нескольких своих соотечественников вместо такого же количества британцев, да еще поменяли бы некоторых персонажей местами, кого-то приподняв, а кого-то сдвинув. Но не думаю, что изменения были бы значительными и, тем более, вряд ли они коснулись бы верхней части списка.

Конечно, этот перечень — отражение вкусов и пристрастий тех, кто его составлял. Но в хорошем вкусе этим людям не откажешь. Каждый из включенных в него персонажей, как говорится, «внес свой вклад в развитие мирового футбола», кто победами, кто идеями, а подавляющее большинство и идеями, и победами.

Безусловно, каждый из упомянутых в этом списке великих тренеров заслуживает подробного и серьезного рассказа. И «Футбол» по мере возможностей рассказывает.

Первая десятка состоит из следующих фамилий (в порядке «назначенных» мест): Ринус Михелс, Матт Басби, Эрнст Хаппель, Алекс Фергюсон, Билл Шенкли, Боб Пейсли, Брайан Клаф, Бела Гуттманн, Мигель Муньос, Арсен Венгер.

О причинах включения в десятку Белы Гуттманна в пояснении к списку сказано: «Этот тренер открыл для мира гениального Эйсебио и вместе с ним дважды подряд выигрывал Кубок чемпионов в начале 60-х». Два Кубка чемпионов подряд, взятых в начале 1960-х годов лиссабонской «Бенфикой», ведомой Гуттманном, — аргумент весомый еще и потому, что португальцы прервали тогда гегемонию мадридского «Реала», пять раз подряд побеждавшего в КЕЧ.

Но мне кажется, что вряд ли поставили бы его так высоко только за эти две победы. Бела Гуттманн — фигура легендарная, а в чем-то даже загадочная. О нем пишут и вспоминают как о личности, повлиявшей на развитие Игры, а выигрыш ценных международных трофеев — это бонус, награда человеку, не изменившему своим принципам...

В биографии Белы Гуттманна много неизвестного и непроясненного. На некоторые вопросы, касающиеся его жизненного пути, он не ответил даже своему хорошему знакомому Енё Чакнадю[39], автору первой книги о Гуттман-не, вышедшей еще в 1964-м при жизни Белы, в годы его максимальной славы. Что ж говорить тогда о людях, пытавшихся писать о нем после его смерти, когда надежда получить ответ на поставленный вопрос исчезла окончательно!

Дата его смерти известна точно — 28 августа 1981 года. С датой рождения не так всё просто. В разных материалах о нем фигурируют три различных варианта: 27 января 1899, 13 марта 1900 и 26 января 1905. Вы можете встретить эти даты как в сетевых, так и печатных материалах.

1905-й — это вряд ли. Каким бы талантливым игроком ни был в юности Гуттманн, вряд ли 16-летний паренек стал бы основным игроком бессменного чемпиона Венгрии на ключевой позиции центрального полузащитника. Откуда 1900-й — не знаю (венгры приводят именно эту дату — 13 марта 1900-го, русская Вики следует венгерской традиции. — А. Ф.). На надгробном камне, установленном на могиле Гуттманна, слева от «тире между двумя датами» значится — 27.01.1899. Так что скоро исполнится 120 лет со дня рождения человека, о котором культуролог, социолог и футбольный болельщик Детлеф Клаусен написал: «Бела Гуттманн — это история мирового футбола в одной жизни»...

Он родился в Будапеште в еврейской семье. Не ортодоксальной, а светской. Его родители, Эстер и Абрахам Гуттманны, были дипломированными учителями танцев. Бела семейную традицию продолжил и к 18-м годам обзавелся соответствующим дипломом, что впоследствии ему пригодилось.

Но настоящей его страстью был спорт. То, что было принято называть английскими видами — теннис и, прежде всего, футбол, на котором Бела и сосредоточился. Наверно, он играл неплохо, если после двух лет в молодежке клуба «Тёреквеш» был принят в МТК, в клуб, который был бесспорным лидером венгерского футбола конца 10-х — начала 20-х годов прошлого столетия.

Тут неясно, сам он пошел проситься в мТК или его заметили и отличили, но факт есть факт. Вместо того чтоб играть уже за основу «Тёреквеша», Гуттманн перешел в МТК и еще год провел во втором составе клуба.

Может быть, тут все дело в человеке, который тренировал тогда МТК.

Вообще, это имя — Джимми Хоган — встречается практически во всех текстах по истории футбола Центральной Европы: от фундаментальных подробных исследований до небольших заметок. Иногда складывается впечатление, что если бы он не прививал в командах, где работал, определенный стиль игры, так называемый «шотландский», то процветал бы в Австрии, Венгрии и бОльшей части Г ермании английский «кик энд ран»! Наверняка доля истины в таком утверждении имеется, не зря же в английской прессе после побед Араньчапат в 1953 и 1954 годах над сборной Англии Хогана то ли в шутку, то ли всерьез называли «предателем»: «Научил, мол, на нашу голову».

Во всяком случае, Густав Шебеш, создатель и тренер «золотой команды», отзывался о Хогане подчеркнуто уважительно: «Он передал нам все свои знания о футболе, а он о футболе знал всё». Именно Хоган написал уже в середине 50-х предисловие к изданному на английском языке футбольному учебнику Мартона Букови и Енё Чакнади «Learn to Play the Hungarian Way». И начиналось предисловие словами: «Современный венгерский футбольный стиль построен на способе игры старой шотландской школы». Джимми Хоган, ирландец, родившийся и проживший часть своей жизни в Ланкашире, имел полное право написать эти слова, ведь большинство венгерских тренеров играли и самым естественным образом учились у него, в том числе шебеш и Дори Кюршнер. В Австрии Хоган дважды с перерывом в пятнадцать лет тренировал венскую «Аустрию». У него, Хогана, многому научился Хуго Майзль, отец «вундертима». И, чтоб «добить» читателя окончательно, сообщу, что в «Дрезднер СК» в начале 30-х годов под руководством Джимми начинал свою футбольную карьеру талантливый футболист, а затем тренер сборной ФРГ Гельмут Шён.

Вот у него, у Хогана, и провел два года в подчинении молодой Бела Гутт-манн. Дьёрдь Орт, также известный игрок МТК и сборной Венгрии тех лет, один из немногих, с кем дружил Гуттманн всю жизнь, говорил о Беле как о «самом интеллигентном ученике Хогана».

Так что по качеству последователей с Хоганом мало кто из тренеров может потягаться...

(Ох и коллектив в том МТК подобрался — стоит ли удивляться, что команда семь раз подряд, в 1919—1925 гг., выиграла чемпионат страны! Достаточно упомянуть выступавшего за МТК 20 лет Дьюлу Манди (Юлиуса Манделя), который впоследствии будет номинальным тренером Араньчапат при замминистра Ше-беше — с ним Гуттманну довелось поиграть вместе, равно как и с легендарным форвардом Имре Шлоссером-Лакатошем, наколотившем за «Ференцварош» и МТК больше четырех сотен мячей. А вот Густав Шебеш, Енё Кальмар, Ференц Шаш и Франц Платко (великий голкипер, тренировал «Барселону» в 1955 — 56 гг.) подтянутся попозже. Манди, Шаш — евреи, с остальными сложнее. В частности, Пушкаш, когда гостил в Киеве в 99-м, на прямой вопрос о Шебеше засмеялся и ответил: «Нет-нет, он, как и я, из дунайских швабов». — А. Ф.)

Гуттманн в течение трех сезонов, проведенных в МТК, дважды стал чемпионом страны, а летом 1922-го, как и некоторые другие венгерские футболисты, переехал в Вену.

Причиной этого исхода стал скандал, связанный с так называемым «ложным любительством». Если позднее, в эпоху развитого профессионального футбола начали бороться с «черными кассами» — доплатами футболистам сверх положенного по договору и уходом таким образом от налогов, — то тогда шла речь о самом факте оплаты игры в футбол.

...До Первой мировой войны такой проблемы в континентальной Европе не было, зато сразу после, когда футбол стал единственной отдушиной для большинства людей и стадионы даже перестали вмещать всех желающих посмотреть игру, эта проблема возникла. Кроме того, после войны повсеместно, как грибы после дождя, стали появляться футбольные клубы и шли в них далеко не аристократы; подавляющее большинство тогдашней футбольной молодежи — это люди из низших и частично средних слоев общества. И трибуны стадионов стали заполняться людьми из тех же слоев. Кроме того, подросли те мальчишки, для которых футбол был игрой их детства и без которого они уже не представляли свою жизнь — то ли в качестве футболиста, то ли болельщика. А за ними уже были на подходе другие — те, для которых футбол существовал всегда. Собственно, это означает, что футбол стал народной игрой. Из забавы он превращался в общественный феномен. И в футболе появились деньги.

Деньги эти были у меценатов, которые подкармливали клубы.

Также у клубов стал расти и другой источник доходов — деньги, вырученные от продажи билетов. Пусть небольшие поначалу, но цифры выручки постепенно увеличивались.

Хозяева и руководители клубов сделали вполне логичный вывод — если на производстве поощряют хорошего работника премиями, если нужного человека привлечь в свою фирму или на свою фабрику можно прежде всего деньгами, то почему то же самое не должно работать в футболе?! Ведь конкурент не дремлет! И потом, даже во дворе и в уличных баталиях футболисты прежде всего бьются за победу, что ж говорить тогда о командах, оспаривающих первенство страны — о сливках футбольного общества. Разумеется, всё изложенное в этом абзаце — упрощенный подход к сложившейся в начале двадцатых годов ситуации, но суть, думаю, понятна — игра начала приносить кое-какой доход, и часть этого дохода неизбежно должна была попасть в руки тем, кто ПРОИЗВОДИЛ игру. А вот это-то и было запрещено спортивными законами...

Погорели на «левых» деньгах игроки «Кишпешта», клуба, звезд с неба не хватавшего и постоянно боровшегося за выживание. В других клубах, в том числе и в «вечном чемпионе» МТК, такое тоже практиковалось, и Гуттманн получал эти «бабки» наравне с другими игроками. Наверно, ему это не очень нравилось (не деньги, а способ оплаты), если через много лет он, по свидетельству Чакнадя, говорил о «лжелюбительстве» с раздражением: «Почему деньги за работу нельзя получать открыто? на нас ходили смотреть десятки тысяч людей и платили за это свои кровные. Значит, наш труд нужен. А получить заработанное легально, по ведомости, было нельзя.»

С таким же видом «любительства» Гуттманн столкнулся и в первые «венские» годы. И он решил параллельно врастать в «цивильное» общество. На Визингерштрассе он на пару с товарищем снял помещение, в котором открыл танцевальную школу. Наследственность плюс диплом. И к нему потянулись.

Большинство футболистов, перебравшихся в Вену после будапештского скандала, рассредоточились по уже знаковым местным клубам: «Аустрия» (до 1926 года «Аматоры»), «Ферст Виенна», «Рапид».

Гуттманн же и еще пятеро футболистов-евреев подались в венскую «Ако-ах», представляющую местную еврейскую общину. Этот клуб, созданный еще до первой мировой войны еврейскими студентами, которых из-за происхождения не принимали в традиционные спортивно-гимнастические объединения, тихо и мирно существовал, внося свою посильную лепту в спортивную жизнь столицы Австро-Венгрии.

Война взбудоражила Европу и способствовала перемещению, как вынужденному, так и добровольному, огромных людских масс. В Вену приезжали на жительство беженцы из стран, ставших самостоятельными после распада империи. Численно увеличилось чешское и венгерское население столицы Австрии, но больше всего — еврейское. В основном это была галицийская местечковая голытьба, немалую часть которой составляла молодежь. Клуб «Ако-ах» получил в их лице существенную людскую поддержку, а его футбольная секция, участвовавшая в первенстве страны, неистовых болельщиков.

В Австрии традиционным «еврейским» клубом всегда считалась «Аустрия». За нее болели местные, живущие в Вене уже несколько поколений, ассимилированные евреи. «Акоах» в начале 20-х с приходом в него Гуттман-на и других будапештцев, представлял собой третью силу, включившуюся в привычный спор «Аустрии» и «Рапида».

Карл Гейер, футболист «Аустрии», характеризовал ситуации, возникавшие на трибунах во время игры между «Аустрией» и «Акоах», как трагикомические: «За основу «Аустрии» тогда играло шесть христиан и пять евреев (...) Травля игроков на играх с «Акоах» была просто фантастической. Трибуны делились на две части — наши традиционные венские болелы и горластая толпа фанов «Акоах». Друг друга они, кроме как «грязными жидами», не обзывали. Мы все на поле только диву давались, как так можно. Ну, болельщик, он такой. До драк между ними, правда, дело не доходило, поорут, и всё.»

Примерно к тому же времени относится и другая байка на национальную тему: о речевке, которую скандировали болельщики и которая вошла в историю австрийского футбола.

«Акоах» встречался с командой, стоящей на вылет — «Бригиттенауэр» АК. Болельщики другой команды, «Форвертс», также претендующей на понижение в классе, пришли на стадион поддержать игроков «Акоах», для которой результат этой встречи не был важен — она находилась в середине таблицы и при любом исходе даже не сдвигалась с места.

Вот на этом матче и прозвучал впервые клич, которым потом часто подбадривали «Акоах». Вместо привычных оскорблений «по национальности» над стадионом от болел «третьей стороны» неслось: «Hoppauf, Herr Jud, Hoppauf» («Давайте, господа евреи, давайте!»)...

В 1924 году в Австрии, первой стране на континенте, была создана профессиональная футбольная лига. Пробил это начинание Хуго Майзль, авторитетнейшая фигура не только австрийского, но и всего европейского футбола. Он считал, что футболисту «пора выходить из подполья», но не нужно выдумывать велосипед. В Англии, на родине футбола, уже давно созданы профессиональные клубы, и от этого игра, по мнению Майзля, только выиграла. Хуго полагал, что человек, получающий за свою работу деньги, будет относиться к своему любимому делу ответственнее, чем футболист, играющий в свое удовольствие. При этом совсем не обязательно должны исчезнуть такие понятия, как, скажем, фэйр плей, ведь они зависят от воспитания, личных качеств и общественной морали больше, нежели от того, платят игроку или нет. А в том, что уровень игрока профессионального, то есть занимающегося исключительно футболом как делом, легально приносящим средства на жизнь, будет выше любительского, он не сомневался. У Майзля было немало противников, которые заранее оплакивали судьбу Игры в Австрии, если подобное предложение будет принято. Положение, при котором игрок шесть дней работает, а в воскресенье играет в футбол, вполне устраивало: «Играем же, зачем менять, а от денег всё зло».

...Тут сразу на память приходит сцена из замечательной комедии «Берегись автомобиля», когда режиссер народного театра (артист Евгений Евстигнеев) иронически вещает: «Разумеется, человек, проведший день у станка, гораздо лучше вечером сыграет роль в театре, чем профессиональный актер.»

Гуттманн и большинство футболистов венских клубов были с Майзлем солидарны. Они считали, что нужно просто легализовать существующее положение, иначе неизбежны постоянные скандалы, наподобие будапештского. Отказников в первой профессиональной венской лиге из 11-ти команд, стартовавшей 21 сентября 1924 года, не наблюдалось. Опасения были другие — найдется ли нужное количество игроков, которым стОит платить.

До того, как стать профессионалом, гуттманн успел выступить на Олимпийских Играх. Позвала его родина в лице венгерской федерации футбола. В послужном списке Гуттманна числится четыре официальных матча за сборную Венгрии. Иногда указывают шесть. Но две тренировочные игры против сборной Саара и одного из вариантов германской команды в длинный перечень матчей не входят.

...Разыскивая подтверждение участия Белы Гуттманна в Олимпийских Играх, обратил внимание на два любопытных факта: иногда он проходит как Гуттманн II, иногда как Бела Гардош. С Гардошем всё понятно — следуя политике «мадьяризации» регента Венгрии адмирала Хорти, спортсменам давали венгерские фамилии и под ними заявляли на соревнования. А вот Гуттманн-второй? Логично было поискать, кто же в истории венгерского футбола Гуттманн-первый.

Неожиданно выяснилось, что легенда венгерского спорта, двукратный чемпион самой первой Олимпиады 1896 года по плаванию (100 и 1200 м вольным стилем) Альфред Хайош на самом деле Арнольд Гуттманн. Спортсменом он был, видимо, разносторонним, поскольку за ним числится участие в первом в истории международном матче между футбольными сборными, сыгранном в октябре 1902 года. Тогда венгры проиграли австрийцам в Вене 0:5.

«Однофамилец» Белы Гардоша Альфред Хайош тоже участвовал в парижской Олимпиаде 1924-го в архитектурном конкурсе. Начиная с самой первой Олимпиады, вплоть до Игр в Лондоне в 1948-м, наряду со спортивными соревнованиями проводились конкурсы по изобразительному искусству, архитектуре, литературе. Рассматривались произведения на спортивную тематику. Победителям вручали олимпийские медали. Такие же, как и спортсменам.

Альфред Хайош, выучившийся на архитектора, представил проект стадиона, за что получил серебряную медаль. Собственно, это можно считать победой, поскольку во всех «неспортивных» категориях золото досталось французам.

Бела Гуттманн на ОИ-24 вместе с футбольной сборной Венгрии не выиграл ничего. Мало того, можно сказать, что венгры на той Олимпиаде опозорились. Победив в первом круге сборную Польши (5:0), они в одной восьмой финала со счетом 0:3 проиграли команде Египта.

О своем участии в ОИ-24 Гуттманн вспоминать не любил, только костерил на все лады венгерское футбольное начальство: «... Для участия в играх ребята брали отпуска, причем заранее, нужно ведь было готовиться. Никаких компенсаций, само собой, никто не получил. Ну, это ладно. Мы хотели играть на Олимпиаде (...) Но все делалось, как обычно, через. На семнадцать игроков было восемнадцать дармоедов из федерации. Для них поездка в Париж была приключением, они там гуляли. Нас же поселили на Монмартре в какую-то шумную непрезентабельную гостиницу с отвратительной кормежкой. Потом выяснилось, что эти красавцы на нас еще и экономили, потому и харч был крайне скудный и невкусный. Я за неделю потерял семь килограммов. В таких условиях нужно было еще и играть.» (В знак протеста Гуттманн ловил крыс и прибивал их на дверях комнат, где жили «официальные лица». Представляете картинку? — А. Ф.)

После ОИ Гуттманн от дальнейших выступлений за сборную Венгрии отказался. Больше всего его удручал непрофессионализм венгерских футбольных функционеров, ни один из которых не выдерживал сравнения с кумиром Гуттманна, человеком, с которого он старался брать пример — Хуго Майзлем: «Это же человек-оркестр: он и финансист, и организатор, и тренер, и судья. Всякое дело, за которое берется, выполняет лучше других.»

Первую профессиональную лигу в первый год ее существования выиграла «Акоах». Как писал тогда обозреватель Карл-Хайнц Швинд, «стиль этих ребят — какая-то смесь австрийской и венгерской футбольной культуры. Главная звезда команды — центральный полузащитник Бела Гуттманн, который отлично чувствует себя в окружении товарищей по МТК. Он играет на ключевой позиции, организовывает игру и задает темп».

Действительно, в той системе игры, которую называли «шотландской пирамидой» — 2 — 3 — 5, центр полузащиты был ключевым звеном. Нападающие тогда играли в линию, а «вне игры» определялось не по двум игрокам, включая вратаря, а по трем. И от центрального полузащитника зависело если не всё, то очень многое. Во время атаки противника он должен был противодействовать центрфорварду. При перехвате мяча остальные обычно искали его, центрхава, чаще всего атака начиналась именно через него. Защитнику тогда достаточно было быть сильным физически, нападающему — быстрым (крайнему), желательно техничным и устойчивым (любому), с хорошим ударом и таранными способностями (центральному). Центрхав должен был сочетать все эти качества плюс обладать хорошим видением поля и пониманием игры.

Швинд: «Гуттманн отвечает всем этим требованиям. Деньги, которые ему платят, не выброшены на ветер».

Гуттманн стал одним из двух самых высокооплачиваемых игроков лиги. Он и перешедший в «Аустрию» Шафер получали до десяти миллионов крон в месяц (на самом деле, это деньги сравнительно небольшие. Инфляция, а затем и гиперинфляция привели к замене кроны на шиллинг в 1925-м году. Отрубили, соответственно, несколько нулей). Средняя зарплата в австрийской лиге была примерно равна зарплате квалифицированного рабочего. На эти деньги можно было нормально жить.

Другой стороной получения профессионального статуса было, как ни парадоксально, некоторое отчуждение от клуба. Игрок становился наемным работником — ценным работником, важным и нужным, но человеком, работающим по контракту. Отношения между ним и клубом переводились в экономическую плоскость. но, подчеркну еще раз, футболистам такое положение нравилось. Главное было в том, что игрок мог зарабатывать себе на жизнь, занимаясь любимым делом.

По пути австрийцев через год пошли в Чехословакии, затем в Венгрии (многие венгры тогда возвратились на родину), затем в Италии, Испании и т. д.

Но Белу Гуттманна это уже не очень-то занимало. Он был далеко — в США, куда «Акоах» пригласили на гастроли. Клуб был знаменит. Например, тем, что стал первой континентальной командой, победившей англичан. В 1923-м во время турне по Англии «Акоах» разгромил тогдашнего обладателя Кубка страны лондонский «Вест Хэм» со счетом 5:0. Писатель Франц Кафка, почитатель футбола, после этой победы 3 октября записал в дневнике: «После такого матча нужно «закрывать» футбол. Ничего лучше уже быть не может!»

Возможно, Кафка был прав в отношении тогдашней игры. Футбол, как тогда писали, превращался в «игру стоячую». Всё чаще атакующие футболисты попадали в офсайд, защита совершенствовалась. В некоторых матчах количество свистков из-за положения «вне игры» достигало сорока, а то и пятидесяти. Устраивать «искусственный» офсайд без опасения «провалиться» тогда было достаточно легко, ведь за спиной у делающего нужный шаг вперед защитника оставался не только вратарь, но и еще один бек. Даже если судья «прощелкал» «вне игры», предотвратить взятие ворот вдвоем все-таки полегче, чем в одиночку. Правило «офсайда» заводило игру в тупик. Слава футбольному Богу, у тогдашних реформаторов хватало ума и сообразительности не отменять само правило или проводить на поле постоянную «линию офсайда» (такие предложения звучат на протяжении многих десятилетий), а оставить ее подвижной, сохранив уникальность футбола. Но одно революционное изменение было сделано: «Не по трем игрокам, а по двум!»

Новая формулировка вызвала к жизни появление новых тактических схем, футбол попросту перешел в новое качество. Не сразу, понятное дело, а постепенно. Изменилась тогда же и суть работы тренера — до этого он был либо учителем, обучающим желающих, либо менеджером, организующим скорее не тренировочный процесс, а всё, что вокруг него. Уникумам вроде Чепмена, Хогана, Гэрбатта, Гирулатиса или Таунли теперь было где развернуться.

Вслед за поговоркой «Джентльменам судьи не нужны» канула в Лету и другая: «Джентльменам тренеры не нужны». Фигура тренера как создателя игры, изобретателя новых тактических ходов выходила на первый план. Работы хватило на несколько поколений. Одним из таких тренеров, повлиявших на тактику футбола, стал Бела Гуттманн, но тогда, во второй половине 20-х, он не задумывался еще о тренерском будущем...

Турне по США, совершенное «Акоах» в 1926-м, было не первой гастролью. Кроме заезда на Британские острова, венцы побывали в Египте и Палестине. Визит за океан стоит в этом ряду особняком.

Сейчас трудно в это поверить, но в конце 20-х годов прошлого века в США заинтересовались футболом, тем, что американцы называют «сокке-ром». Эмигранты, которые из-за войны и послевоенной разрухи в Европе в большом количестве обосновались в США, хотели лицезреть игру, к которой привыкли, а не местный вариант регби, по ошибке, как они полагали, названный за океаном футболом. «Вы просто настоящего футбола не видели!»

Гастролями «Акоах» в Нью-Йорке занималась уроженка Будапешта Анна Ледерер, будущий советник президента Франклина Рузвельта. К апрелю 1926-го были утрясены все формальности и подписаны договоры. По дороге в Штаты венцы грохнули в товарняке в городе Париже лидера местного чемпионата «Ред Стар» со счетом 10:4 и отправились на пароходе в Нью-Йорк.

То ли рекламная кампания, то ли естественное любопытство местного населения к диковинке плюс «знающие» бывшие европейцы собрали на бейсбольном стадионе «Поло Граундс» внушительную аудиторию: на первый матч «Акоах» пришло 25 тысяч зрителей, на второй — сорок пять тысяч. Встречались «Акоах» и команда с пышным названием «Нью-Йорк Олл Старз». (Этот рекорд посещаемости футбольного, пардон, соккерного матча, был побит только в 1977-м году на игре «Космоса» с Пеле, Беккенбауэром и Кинальей против «Форт Лодердейл» с Гердом Мюллером).

Так вот встречу с этими самыми «Олл Старз» гастролеры проиграли 0:3 (предыдущий матч у «Бруклин Уондерерз» выиграли 3:1), но их репутацию это поражение не подорвало. Гус Маннинг, один из основателей мюнхенской «Баварии», а впоследствии президент Федерации футбола США (он уехал в Штаты еще до Первой мировой) вспоминал: «От игры венцев все получили огромное удовольствие. Они владели мячом, по-моему, 85 минут из 90. Их техничной комбинационной игрой мы просто наслаждались...» Так важно время владения мячом для победы или нет? Понятно — это товарняк и демонстрация футбольного искусства, но все-таки? Древний вопрос, на который до сих пор нет точного ответа!

За Нью-Йорком последовали Сент-Луис, Чикаго и Филадельфия. Всюду были зрители и всюду был, что немаловажно, хороший сбор и доход для клуба.

Игра Белы Гуттманна произвела впечатление. Ему первому из всей команды был предложен выгодный контракт. Морис Хойзлер, товарищ по команде и начинающий журналист, сообщал в венскую прессу: «Гуттманн провел против New York Giants потрясающий матч. Руководство ньюйоркцев сразу же после встречи уговорило Белу подписать с ними договор. Он вступает в силу 1 сентября. Гуттманн получит пятьсот долларов подъемных и зарплату в 350 долларов ежемесячно. Ему разрешено также иметь другую работу.».

Бела вернулся с командой домой, доиграл чемпионат, затем проехался в турне по Польше и Латвии и отправился в Америку.

Кальман Конрад, другая легенда венгерского и австрийского футбола, которого за остроумие, язвительность и образность выражений прозвали «футбольным Бернардом Шоу», обосновался в США раньше и писал заметки для венского журнала «Профессионал». О Гуттманне он сообщал, что «живется нашему Беле в нью-Йорке неплохо, кроме игры в футбол он зарабатывает себе на жизнь тем, что устраивает танцевальные вечера для портовых рабочих» или что «он купил себе самый большой и никелированный бар в Нью-Йорке»...

То, что ему удалось неплохо вложить деньги — доход от школы танцев, которую Гуттманн открыл в Нью-Йорке, — Бела не отрицал. То, что он быстро «поднялся» на удачных биржевых операциях — тоже. Но у судьбы, наверное, были свои виды на Гуттманна — чисто футбольные, а не предпринимательские. В 1929 году во время краха нью-йоркской биржи, с которого начался мировой финансовый кризис, Бела прогорел, потерял более пятидесяти тысяч долларов (немалые по тем временам деньги!) и оказался на мели.

Об этом времени — пике и падении — Гуттманн рассказывал молодым футболистам «Бенфики» в начале 1960-х. В педагогических целях или просто вспоминал?

Гуттманн: «В свое время в Нью-Йорке я был молод, элегантен и самоуверен — пока у меня водились деньги. Было это в конце 20-х. Люди, знакомые и незнакомые, так и роились вокруг. Они громко хохотали над моими посредственными шутками; женщины восхищались моим неповторимым «венским» шармом, а мужчины были поражены моими «гениальными» финансовыми комбинациями! В общем, ребята, со всех сторон я был звездой и баловнем судьбы.

А потом грянула «черная пятница» 1928-го (скорее всего Гуттманн имеет в виду 25 октября 1929-го, день начала биржевой лихорадки, за которой шел «черный вторник» — 29 октября — день, когда фондовая биржа окончательно рухнула и из окон посыпались разорившиеся маклеры. — Б. Т.), и я остался голым и босым. Всю свою наличность, 55 тысяч долларов, я вложил в. неважно во что, важно, что всё испарилось (...) «Ах, вы бедный неудачник», — говорили мне бывшие знакомые при встрече. Мои комплименты вызывали у дам теперь не восхищение, а лишь вежливую досадливую улыбку; мои лучшие шутки никого не смешили: их просто пропускали мимо ушей.

Времени для меня у людей больше не находилось, хотя раньше они с удовольствием болтали со мной часами на любые темы. Я оказался «побитой собакой» или «паршивой овцой» — называйте, как угодно — и без единого друга! Успех эфемерен, молодые люди, поймите это (...) Но у меня остался футбол.»

Это время — поворотный пункт в жизни Гуттманна. Впредь футбол будет для него не вспомогательным средством для достижения успеха, а оружием в борьбе за выживание. Футбол, в который он умеет играть гораздо лучше многих, и который понимает благодаря великим учителям и собственному таланту как мало кто другой, станет для него делом жизни.

Он пробыл в Америке еще три года. Футбольная лига, столь успешно начавшийся проект, была похоронена тем же кризисом. Но образовались другие объединения, помельче и победнее. Бела играл во вновь образованных командах в новых непонятных турнирах. Всего за свою заокеанскую карьеру он провел 193 официальных матча и множество неофициальных во время всяческих показательных поездок по Южной Америке, Мексике и странам Карибского бассейна. Он стал также советником американских футбольных боссов, его чутью на игроков и пониманию игры они доверяли безоговорочно. Он завязал множество полезных связей и знакомств на американском (включая латиноамериканский) футбольном рынке. В нью-йоркской «Ако-ах», гастролировавшей по Бразилии и Аргентине, он был и игроком, и тренером, и менеджером, и руководителем делегации.

И везде он наблюдал, как устроена футбольная жизнь. И впитывал.

Вряд ли в Вене, куда Гуттманн вернулся в 1932-м, был человек с таким футбольным опытом.

Но футбольный опыт — дело такое: было бы с кем и когда его применить. Венский «Акоах» был уже совсем другой командой, нежели семь лет назад — он регулярно обретался в нижней части чемпионата и погоды на австрийском футбольном пространстве не делал.

Бела год поработал в своем прежнем клубе играющим тренером (по некоторым источникам — два года), удержал его в главной лиге, а затем, по предложению и протекции важнейшего человека в истории австрийского футбола, Хуго Майзля, отправился в Голландию тренировать местный СК «Энсхеде», будущую составную часть нынешнего «Твенте».

Сколько он там провел? Тут опять самые разноречивые сведения. В досье Гуттманна указан один сезон — 1933/34. Но все даты, связанные с его довоенной деятельностью, особенно после возвращения из Штатов, достаточно условны. К тому же возникает вопрос, что он делал, чем занимался во время длительных перерывов между работами.

Более достоверным представляется другое. Что, вернувшись в Австрию, он работал с «Акоах» вплоть до весны 1935-го, а летом возглавил энсхедцев и тренировал их до зимы 1937-го, то есть полтора года. В сезоне-1935/36 СК «Энсхеде» после 8-летнего перерыва вышел в финальную пульку чемпионата Голландии и занял в итоге 3-е место.

Зимой 1937-го Майзль позвал Белу домой. Наверно, имел на него какие-то виды. Но в феврале 1937-го великий реформатор умер от сердечного приступа, и Гуттманн оказался без возможной работы в качестве помощника Майзля в сборной Австрии.

По старому знакомству Бела иногда помогал советами новому тренеру Хайнцу Ретшури, вечному второму при Майзле, но сборная Австрии, квалифицировавшаяся на ЧМ-1938, так на нем и не сыграла.

«Аншлюс» (присоединение Австрии к гитлеровскому «рейху») вынудило классического неарийца Гуттманна покинуть Вену и перебраться в родной Будапешт, где он принял под свое начало местный клуб «Уйпешт».

«Уйпешт», одного из лидеров венгерского футбола тех лет, в предыдущем сезоне тренировал старый товарищ Гуттманна Ласло Штернберг. В свое время этот неплохой футболист (19 матчей за сборную Венгрии) по наводке Белы тоже съездил в Америку и поиграл за нью-йоркских «гигантов» и нью-йоркскую же «Акоах». Для Штернберга Гуттманн был непререкаемым авторитетом. Допускаю, что приписываемые ему слова, якобы сказанные руководству клуба, действительно имели место: «Вернулся Бела, лучшего тренера вам не сыскать, он этих обыграет обязательно...».

...Эти — «Ференцварош» и «Хунгария» (с 1927-го под таким гордым названием выступал родной для Гуттманна МТК). Вместе с «Уйпештом» они составляли обычную тройку призеров венгерского чемпионата 30-х годов. Начиная с 1927-го, когда в тройку последний раз вошел будапештский «Ва-шаш», до 1941-го только один раз «в призы» попал «посторонний» клуб (в 1934/35 третье место занял СК «Бочкаи» из Дебрецена). А так звание чемпиона разыгрывали между собой три упомянутых мэтра, причем в 1930 — 35 гг. «Уйпешт» выиграл четыре чемпионата из шести. Однако к приходу Гуттманна, то есть к лету 1938-го, «Уйпешт» уже три сезона кряду не мог занять первое место — то «Хунгарию» вперед пропустит (1936), то «Ференцварош» (1938), то обоих вместе (1937).

Так было дело или нет, но Гуттманн возглавил «Уйпешт» и с ходу выиграл всё что можно. Клуб, за который выступали вторые призеры только закончившегося в Италии чемпионата мира Дьёрдь Сюч, Енё Винце, Иштван Балог I, Антал Салаи и главная звезда предвоенного венгерского футбола Дьюла Женгеллер, стал чемпионом Венгрии в сезоне-1938/39, забив 107 мячей в 26 матчах (в среднем более четырех за игру) и пропустив 26 (ровно один за матч). Но по личным, так сказать, встречам, и «Ференцварошу» и «Хунга-рии» «Уйпешт» проиграл. Именно на матчи с главными конкурентами пришлись два поражения, которые команда Гуттманна потерпела в том сезоне (оба дома — 1:3 от «Ференцвароша» и 1:6 от «Хунгарии»; на выезде сыграл вничью, соответственно, 3:3 и 1:1), и половина всех пропущенных мячей[40].

Иногда можно встретить сообщение, что «Уйпешт» сделал в том сезоне дубль, выиграв и Кубок страны. Но в Венгрии с 1935-го по 1940-й Кубок не разыгрывался. «Дубль» на самом деле заключался в другом.

Тогда главным соревнованием для клубных команд в Европе был инициированный в 20-е годы тем же Хуго Майзлем Кубок Митропы, турнир, ставший прообразом кубка чемпионов или даже Лиги чемпионов, поскольку играл в нем не только победитель национального первенства, но и второй призер. Ну нет ничего нового, всё уже было когда-то придумано и реализовано!

В финале последнего предвоенного розыгрыша 1938/39, проходившего уже без участия австрийцев, и встретились две будапештские команды, «Уйпешт» и «Ференцварош». Финал, как и другие раунды турнира, состоял из двух игр, и «Уйпешт» сумел победить конкурента на его поле 4:1 (Д. Шароши, 73 — Женгеллер, 9, 74, Геза Кочиш, 10, 53), а затем у себя отстоять очень непростую ничью 2:2 (Адам, 54, Балог, 82 — Кисей, 15, пен, 29).

«Уйпешт» (в обоих финальных матчах 23 и 30 июля): Сиклаи — Футо, Фе-кете — Салаи, Сюч, Балог — Адам, Винце[41], Женгеллер, Каллаи, Г. Кочиш

Заметим, что Женгеллер стал лучшим бомбардиром и Кубка Митропы (10 мячей), и чемпионата страны (56 мячей в 26-ти матчах!).

Очень важной для будущей судьбы тренера Гуттманна оказалась победа в четвертьфинале по сумме двух игр над миланской «Амброзианой» (так назывался в 30-е годы «Интернационале») в составе которой числились чемпионы мира Уго Локателли, Джузеппе Меацца, Джованни Феррари и Пьетро Феррарис.

Тренера Гуттманна итальянцы запомнили. И без того высокую репутацию венгерских тренеров, которые в предвоенные годы работали на Апеннинах, в том числе и в Милане (Арпад Вайс, Дьюла Фельдман, Иштван Тот) подтвердил человек следующего тренерского поколения...

О том, где был и что делал Бела Гуттманн во время Второй мировой войны, известно очень мало. Я бы даже сказал, что точно не известно на самом деле ничего. Он так и не рассказал ни Чакнадю, ни другим интервьюерам об этих шести годах своей жизни. Поэтому и предположения высказывались самые разные.

Людвиг Тегельбеккер, один из биографов Гуттманна, считает, что Бела провел эти годы в Бразилии. Не в Латинской Америке вообще, а именно в Бразилии! И аргументирует свое мнение следующими соображениями.

Когда Гуттманн в 1945-м после освобождения объявился в Будапеште, он мог изъясняться по-португальски. До своего «исчезновения» он этого языка не знал, а владел «только» венгерским, немецким, английским и испанским. Это подтверждали те, кто был знаком с Гуттманном до войны и встречал его в Венгрии сразу после нее.

Подкрепляет свою гипотезу Тегельбеккер еще и тем, что в Бразилии с 1937-го работал Изидор «Дори» Кюршнер, хороший знакомый Гуттманна по МТК, человек, сотрудничавший с Джимми Хоганом и разделявший его игровые идеи. Кюршнер был старше Гуттманна, получил известность на континенте, как тренер, в 20-е и 30-е годы, когда работал с цюрихским «Грассхопером» и трижды приводил его к чемпионскому званию (1927, 1928 и 1931). Политическая ситуация в Европе 30-х годов Кюршнеру не нравилась, и он подался за океан. С марта 1937-го «Дори» возглавил «Фламенго», центрфорвард которого Леонидас следующим летом поразил весь футбольный мир на ЧМ-38 в Италии. Ассистентом Кюршнера в клубе был Флавио Коста, знаменитый в прошлом футболист, будущий тренер «Фламенго» и сборной Бразилии на ЧМ-50.

Считается, что Кюршнер первым внедрил на бразильской земле прогрессивную на то время тактическую модель W-M. Во всяком случае бразильцы этого не отрицают, соглашаются в принципе, что до этого гоняли мяч как бог на душу положит, а Флавио Коста отзывался о Дори «Крушнере» (так легче, наверно, было выговаривать фамилию) как об учителе и старшем друге.

Вот к нему, как считает Тегельбеккер, вполне мог отправиться Гуттманн, а поскольку 55-летний Кюршнер, имевший проблемы с сердцем, в 1940 году (дата неточна — возможно, позже), не выдержав жаркого влажного климата, умер, то и гуттманн, мол, оказался не у дел.

Документальных подтверждений пребывания Белы в годы войны за океаном, пусть хотя бы разового упоминания мелким шрифтом в какой-либо бразильской газете, исследователи жизни гуттманна не нашли.

По другой версии, в которой сомневается Тегельбеккер, Гуттманн оставался в Венгрии вплоть до 1944-го года, когда страну оккупировала германская армия.

Венгры «своих» евреев ограничили в правах и всячески притесняли, но массово до прихода немцев не уничтожали. Вывоз венгерских евреев в концлагеря для «окончательного решения» начался лишь в 1944-м. Под эту кампанию попал и брат Белы Гуттманна, умерший в лагере в начале 1945 года.

Так что даже Енё Чакнадь в 1964-м вынужден был ограничиться лаконичной фразой: «Во время войны на долю Гуттманна выпали такие же испытания, как и миллионов других европейских современников. Не больше и не меньше. Он остался жив». Другие биографы тем более ничего не накопали.

Дяди Бобы уже целую вечность нет с нами, и за это время кое-что переменилось и дополнилось. Другой вопрос, как к этому относиться...

Вы легко найдете историю о том, как Гуттманн якобы скрывался на чердаке у своего родственника-нееврея, был пойман и отправлен в трудовой лагерь, но бежал в декабре 44-го с группой заключенных, в которую также входил Эрнест «Эгри» Эрбштейн, прошлый-будущий тренер Il Grande Torino, с которым выиграл несколько скудетто и в мае 1949-го погиб в авиакатастрофе на холме Суперга. Гуттманн сумел освободиться накануне отправки в Освенцим, где погибли его отец и сестра.

Эта версия принадлежит одному из биографов Гуттманна Дэвиду Болхо-веру, в 2017 году выпустившему книгу «Великое возвращение: от геноцида к футбольной славе», и автор настаивает — ему удалось заполнить военный пробел в биографии Гуттманна! В принципе, мнение Болховера нас ни к чему не обязывает, но привести его считаю необходимым. Книгой этой не располагаю, но по рецензии журнала «When Saturday Comes» рискну предположить, что автор делает большой упор на национальность Гуттманна, и в такой ситуации было бы нелогично, если б герой вдруг разминулся с Холокостом: «Каждая глава предваряется виньеткой, почти неизменно мрачной, из истории еврейского народа»; «этот плач по утраченному миру, по яркой еврейской Европе, которая больше не существует». В таких случаях футбольная сторона натуры, как правило, уходит на второй план.

На самом деле, непонятно, почему Гуттманн столь старательно избегал разговоров на тему, «где он был с восьми до одиннадцати». Быть может, эти страницы его биографии носят не слишком приглядный характер? Или тренер не хотел вспоминать ужас, которого натерпелся вволю?..

Из интересного: известный журналист и писатель Джонатан Уилсон охарактеризовал Гуттманна как последнего «кафешного тренера» — мол, Бела не мог жить без венских кафе, оттого и вернулся в столицу Австрии, проведя свои последние годы за столиком кафе «Европа» на Кернтнерштрассе. Болховер же, приведя эту характеристику, делает акцент на «Странствующем еврее», классическим примером которого считает Гуттманна — дескать, он только в «Бенфике» задержался на третий сезон, и сам назвал это время «адом»! Спасибо, хоть 4 —2 —4 у Белы не отобрали, хотя и Болховер, и Уилсон сходятся на том, что это «вопрос не столько тактики, сколько стиля». Болховер еще и Чакнадя, первого биографа Гуттманна, походя пнул — мол, тот почти исключил из своей книги тему еврейства...

Осталось заметить, что Болховер — ни разу не спортивный журналист и не историк-архивист, он написал несколько книг по менеджменту, в том числе спортивному, которому он отдает предпочтение перед классическим корпоративным (за счет большей прозрачности спорта).

Автор понятия «живые мертвецы» (немотивированные сотрудники, ау!), критик понятия «талант», когда этот термин используется для необоснованного повышения финансового вознаграждения.

Справедливости ради заметим, что двумя годами ранее также в Англии (а где ж еще, не в Венгрии же или Италии!) вышла книга Доминика Блисса «Триумф и трагедия забытого футбольного пионера», посвященная Эрнё Эрбштейну. Там в подробностях рассказывается, как Эрбштейн, сумевший отпроситься из трудового лагеря, потому что служил давным-давно срочную под командованием одного из офицеров (тот узнал его), спрятал свою семью, использовав ватиканские связи, и как сам в компании Гуттманна и еще троих парней выпрыгнул в окно поезда, уже готового отправиться в Освенцим (в разгар окончательного вопроса из Венгрии в лагеря смерти отправляли по 12 тысяч евреев в день...). Эрбштейн в итоге укрылся в шведском посольстве при посредничестве Рауля Валленберга, а что и как произошло с Гуттманном — неизвестно. «Я жив! Вот так вот.»

В общем, я написал, а вы читайте дальше и оценивайте — кем всё-таки был Гуттманн, евреем, космополитом, Агасфером, бродячим фокусником или просто великим футбольным тренером. — А. Ф.

Первой командой, в которой Гуттманн начал работать в родном Будапеште сразу после окончания войны, был «Вашаш», из которого Бела очень скоро ушел из-за разногласий с руководством. Это был мужественный шаг.

Надо представить себе послевоенную обстановку в Будапеште. Скажем, продовольственную. Харчи, то есть определенное количество муки и жиров, выдавались строго по карточкам. на черном рынке можно было, конечно, приобрести всё что угодно, но по заоблачным, разумеется, ценам. В Венгрии, как и во всей Европе, свирепствовала инфляция.

«Вашашем» в 1945-м (напомню, что местные коммунисты в Венгрии еще не пришли к власти и политическую и хозяйственную ситуацию можно было охарактеризовать фразой «неразбериха под присмотром оккупационных войск») руководили люди, производящие продукты питания и торгующие ими. Гуттманну по контракту пообещали платить половину зарплаты натурой, то есть картошкой, мукой, сахаром, даже мясом. При этом люди из клуба гарантировали, что ни в коем случае не будут вмешиваться в тренерские дела. но функционеры народ такой, который хочет руководить всем и вся.

Особенно доставали Белу два члена правления, владельцы колбасного цеха. Им обязательно за день до игры нужно было знать хотя бы состав команды. Зачем — они не говорили. Надо, и всё!

Бела регулярно посылал их подальше. Он был тверд в убеждении, что тренер не имеет права разрешать садиться себе на голову ни игрокам, ни начальству.

.Гуттманн, как считают его биографы, был одним из тех, кто настойчиво продвигал престиж тренерской профессии и считал, что если дал слабину хоть раз, пиши пропало.

После победы в Кубке Митропы популярной стала фраза-девиз, которой на протяжении тренерской карьеры руководствовался Гуттманн; ему приписывают следующее изречение: «Kuscht der Star, kuscht die Mannschaft». Красиво перевести с немецкого это можно как «укротишь звезду, укротишь команду». В данном случае «кушт» происходит от команды из арсенала дрессировщиков собак: «куш» — «лежать».

Функционерам «куш» не скажешь, поэтому Гуттманн всегда старался выстроить точные официальные отношения и установить дистанцию, разграничив полномочия и компетенцию. Если давление и условия становились нестерпимыми, он доказывал свою правоту «ногами». Впоследствии даже выработал теорию, что больше двух лет на одном месте работать нельзя...

Так вот эти два «колбасника», возмущенные неуступчивостью тренера («Кто тут, в натуре, главный?»), через знакомых журналистов стали запускать в прессу разные неприятные «утки». Гуттманн высказал этим ребятам всё, что о них думает, после чего из команды ушел, лишившись, само собой, куска хлеба. В прямом смысле. Он и позже неоднократно доказывал, что независимость и самоуважение для него гораздо важнее, чем материальные условия. Бела любил повторять: «Я не марионетка.»

Долго без работы он не оставался — уехал в Румынию. В данном случае мы снова сталкиваемся с неопределенностью в датах и названиях. В большинстве источников указывается, что Бела принял под свое начало тимишоарский клуб «Чинезул». Это клуб трансильванских венгров, названный в честь героя Пала Кинижи (по-румынски Павел Чинезул). Но тут, мне кажется, прав другой биограф Гуттманна, Детлеф Клаусен — так что проглядывайте досье с учетом написанного в очерке. Клаусен сообщает, что Бела тренировал команду «Чиоканул» («Молот») из Бухареста, послевоенную реинкарнацию еврейского клуба «Маккаби». Проработал там Гуттманн чуть более года и уехал от хорошей зарплаты (местный текстильный магнат Кауфман, президент и владелец «Чиоканула» платил ему якобы фантастические по тем временам 700 долларов в месяц) по двум причинам:

— во-первых, ему предложили вернуться в Будапешт, в «Уйпешт», с которым у Гуттманна были связаны самые лучшие воспоминания;

— во-вторых, «Чиоканул» висел на волоске и вскоре был прихлопнут новой властью. Сначала его слили с другим бухарестским клубом, а на базе уже объединенной команды в 1948-м основали «Динамо» Бухарест.

Но главным, конечно, был призыв из Будапешта. Тогдашний футбольный Бухарест по сравнению с футбольным Будапештом — это глухая провинция в сравнении с метрополией. Поэтому желание Гуттманна вернуться к настоящей футбольной жизни в румынской столице поняли и не препятствовали.

Наоборот, вслед ему летели исключительно благодарственные речи, несмотря на частые конфликты тренера с клубным начальством: «До того, как Гут-тманн появился у нас, игроки «Чиоканула» знали о футболе только то, что в него играют круглым мячом. Бела сделал из наших игроков команду, с которой считаются, на которую ходят...»

Он принял «Уйпешт», в котором играли девять (!) футболистов сборной Венгрии первых послевоенных лет, в том числе неувядающий Дьюла Женгеллер и Ференц Суса. Чтобы стать чемпионом с таким набором мастеров, нужно было «всего лишь» поставить игру и добавить дисциплины — игровой и тактической, что Гуттманну удалось вполне, и «Уйпешт» стал чемпионом.

Первую послевоенную пятилетку историки футбола считают временем «венгерской тактической революции», когда будущая Араньчапат явила футбольному миру разнообразные улучшенные варианты W-M, в том числе игру с оттянутым центрфорвардом (Хидегкутти), а в отдельных матчах, как они считают, четко придерживалась системы 4 — 2 — 4, которую после ЧМ-58 назовут «бразильской», забыв от восторга перед увиденным настоящих создателей модели.

Здесь возникает «вечный» футбольный вопрос: человек для тактики или тактика для человека? Блестящее поколение венгерских игроцких дарований позволяло неординарно мыслящим тренерам придумывать различные варианты игры и воплощать их на поле. То есть придумана ли была сначала тренерами новая схема или игроки интуитивно играли так, как им удобнее и полезнее для команды, а потом наставники зафиксировали и развили увиденное? Это вопрос из разряда «что было раньше — курица или яйцо».

Венгерскому футболу повезло, а может, было предначертано, что вместе с новой генерацией игроков в нем работали одновременно и соперничали между собой три великих тренера: Густав Шебеш, Бела Гуттманн и Мартон Букови.

Гуттманн и Букови возглавляли клубы — «Уйпешт» и МТК «Хунгарию» соответственно, а Шебеш постепенно, к 1949-му году сосредоточил в своих руках управление всем венгерским футболом.

Шебеш, блестящий организатор и правоверный коммунист, начиная с 1949-го, продвигал в сборной игровые идеи, уже осуществленные на поле Гуттманном и Букови.

Мартон Букови с 1947-го по 1956 гг. возглавлял МТК (как бы клуб ни переименовывали в то время — «Текстиль», «Баштя», «Вёрёш Лобого», — все называли его по-прежнему МТК), помогал Шебешу в сборной и сам возглавил ее в 1956-м после ухода Густава с должности, то есть прошел «под Шебешем» и рядом с Шебешем бОльшую часть пути, когда венгерский футбол был великим.

Гуттманн же по причине независимости характера и «нелюбви к давлению» Венгрию покинул еще в 1949-м, оставив своим друзьям (с Шебешем его связывало 30-летнее знакомство) возможность самостоятельно разрабатывать золотую жилу венгерского футбола.

Сначала он ушел из «Уйпешта» на победном пИке. Собственно, всё произошло из-за очередного столкновения с клубным начальством. Тут можно даже с большой долей вероятности и точностью до плюс-минус нескольких дней называть дату — начало мая 1947-го.

«Уйпештцы» в составе сборной должны были уезжать в Италию на товарищеский матч. Напомню, что Италия и Венгрия — это две лучшие в мире сборные по итогам последнего предвоенного ЧМ, так что их встрече придавалось немалое значение.

Гуттманн хотел поговорить с отъезжающими, отпустил по домам остальных, но тут вмешался один из функционеров, проникший без разрешения тренера в раздевалку. Он требовал провести внеочередную тренировку. Гуттманн прервал речь вошедшего в начальственный раж руководителя: «Возможно, на клубном совете ваше слово весит больше других, но здесь моя территория, так что закройте рот и покиньте помещение». Функционер не унимался.

Гуттманн: «Если вы, уважаемый, так уверены в своих знаниях, пожалуйста, занимайте мое место и руководите командой. Я не буду стоять на пути нового венгерского тренерского гения». И вышел. И ушел.

Он поступил в соответствии с выработанным правилом: «Если хоть раз прогнешься перед начальством или игроками, то потеряешь уважение и у начальства, и у игроков. А главное, потеряешь самоуважение (...) Профессия тренера сродни профессии дрессировщика — он может уверенно делать свое дело до тех пор, пока дрессируемые не заметят страх в его глазах.»

(Тот «Уйпешт»: Д. Тот — Ш. Балог, Лаборц — Кирадь, Ш. Сюч, Хорват — Эгреши, Суса, Варнаи, Женгеллер, Патколо

Гуттманну наследовал не кто иной, как уже многократно упомянутый нами Енё Винце, в свое время игравший под началом Белы в том же «Уйпеште». Легендарный правый крайний, выступавший за столичную команду в 1934 — 44 гг., 136/67, непременный игрок сборной Венгрии 30-х — 25/8, участник ЧМ-34 и 38. — А. Ф.)

Тренера, выведшего «Уйпешт» в чемпионы, тут же «подобрал» другой столичный клуб — «Кишпешт». Среди прочих игроков «Кишпешта» Гуттманну «достались» и два молодых футболиста, друзья «не разлей вода» с детства Йо-жеф Божик и Ференц Пушкаш. Эти два молодца только начинали свой путь в большом футболе и уже заставили специалистов и журналистов говорить о них в восхищенных тонах. Экспансивные болельщики же Пушкаша просто боготворили. В сезоне-1947/48 (гуттманновском), например, из 82-х мячей, забитых командой в чемпионате, на его долю пришлось 50!

...Йожеф Божик в свою очередь был мотором команды. Умного, техничного и работящего Йожефа, будущего капитана Араньчапат, Бела ставил очень высоко. Не то чтобы выше Пушкаша — разные амплуа, разные задачи. Но через много лет, когда гуттманновская «Бенфика» в блестящем стиле обыграет в финале КЕЧ мадридский «Реал» с Пушкашем и Ди Стефано, Гуттманн скажет: «Пушкаш велик по-прежнему. Но я не уверен, что мы победили бы сегодня, если б у него за спиной, как раньше, играл Божик.»

Именно Пушкаш способствовал очередному досрочному уходу тренера гуттманна с очередного же места работы.

По легенде, дело происходило в городе Дьёре, куда один из лидеров текущего чемпионата «Кишпешт» прибыл на очередной календарный матч. гуттманн держал в уме следующую игру с конкурентом за призовое место, поэтому настоятельно предложил игрокам «исключить варианты травм и, особенно, удалений».

Поединок шел сложно и складывался явно не в пользу гостей. Физически сильный, но не очень поворотливый полузащитник «Кишпешта» Патьи раз за разом проигрывал мяч своему оппоненту, а тот, как назло, был в ударе и забил в ворота приезжих два мяча уже в первом тайме.

Во второй половине этот дьёрец сумел отличиться в третий раз. Патьи не стерпел такого издевательства и при следующей «встрече» грубо снес противника. Судья ограничился устным внушением. гуттманн, понимая, что Патьи «подвис» на удаление и через минуту-другую будет наверняка изгнан с поля, решил просто снять его с игры.

Патьи колебался, выполнять команду тренера или нет. Он подошел к Пушкашу (уже авторитет, однако!), посовещался с ним и остался на поле.

С этого момента Гуттманн в «Кишпеште» больше не работал. Он поднялся на трибуну, досмотрел матч, сразу по окончании, не заходя в раздевалку, поехал на вокзал и поездом вернулся в Будапешт.

Дома Бела написал письмо в правление клуба: «... Пушкаш своим поступком уничтожил мой авторитет. В связи с этим не считаю для себя возможным продолжать работу с командой.»

В этой истории есть один изъян. Если исходить из воспоминаний знакомых Гуттманна о его характере и чувстве собственного достоинства, то легенда эта вполне психологически достоверна.

Нестыковка только в факте. У команды из Дьёра «Уйпешт» выиграл в том сезоне оба матча (2:1 дома и 4:0 в гостях). Но точно известно, что Гуттманн письмо об отставке написал, после чего был обвинен в «предательстве» и неправомерном поступке, за что и получил месячную дисквалификацию. Преемником Белы в клубе стал... отец Ференца Пушкаша. История увольнения получила неприятный поворот, запахло обыкновенной интригой, но в общественном мнении виновником происшедшего остался «самолюбивый» тренер, а не народный футбольный герой.

(Ференц Пушкаш-Пурчельд-старший пребывает в настолько густой тени своего великого сына, что о нем, как правило, никто и не вспоминает. А он тоже поигрывал на вполне приличном уровне, был защитником того же «Кишпешта» и даже съездил со сборной Венгрии на ЧМ-34. Став тренером еще в 1937-м, он выпестовал не только своего сына — назвав его Миклошем Ковачем и тем сумев заиграть его против более старших ребят, но и Божика. Сменив Гуттманна, Пушкаш-старший вскоре выиграл два чемпионских титула подряд — 1949/50 и осень-1950, правда, уже во главе «Гонведа», как клуб стал называться после перехода под крыло министерства обороны.

Вскоре, в 52-м, Пушкаш-старший покинул этот мир — ему было всего-то 49 лет, и 25 из них от посвятил «Кишпешту». — А. Ф.)

Надо отдать должное Пушкашу. Он сам публично реабилитировал Гуттманна.

В конце 1948-го сборная Венгрии играла в Софии с болгарами в рамках Балканского Кубка. Пушкаша в этой встрече нещадно избивали защитники, а судья все эти нарушения пропускал. В конце концов Ференц не выдержал и в течение минуты рассчитался сразу с двумя обидчиками. Венгерские функционеры обвинили нападающего в невыдержанности и подрыве авторитета в глазах болельщиков братской социалистической страны (с лета 1948-го в Венгрии уже вовсю командовали коммунисты). Поднялась даже кампания в прессе, и Пушкашу пришлось оправдываться. В покаянной речи он вспомнил и происшествие, приведшее к отставке Гуттманна. Ференц признал, что поступил тогда безответственно, тренер отреагировал единственно возможным образом, а посему вины на Гуттмане никакой нет.

Бела это публичное признание Пушкаша оценил и никогда не произносил о Ференце-человеке ни одного худого слова...

Можно ли говорить, что Гуттманн бежал от новой коммунистической власти? Безусловно, большая доля правды в таком утверждении имеется. Гут-тманн, человек с немалым уже жизненным опытом, не терпящий никакого давления, к происходящему в стране резкому и быстрому укреплению сталинских ставленников на всех командных постах, не мог не относиться с опаской. Вмешательство государства в спорт, а значит неминуемое возрастание этого самого давления, по сравнению с которым причуды клубных функционеров покажутся детским лепетом, его не устраивало.

В течение 1946—1947 гг. Венгрию покинуло немало футболистов. Дьюла Женгеллер обосновался в Италии, в «Роме», клубе, из которого Гуттманну поступило предложение. Бела как раз сидел без работы и на запрос ответил согласием. Граница социалистической Венгрии, однако, уже была на замке. Ему пришлось пустить в ход все свои связи и знакомства, чтобы добиться легального выезда. «Страну процветающей футбольной коррупции», как называл Гуттманн Венгрию, он покинул в 1949-м. Как раз в это время его старинный друг Густав Шебеш стал «министром футбола» и тренером сборной. «Может, останешься, мы с тобой ведь.» — «Нет».

В Италию, тогдашнюю финансовую Мекку европейского футбола — здесь платили гораздо больше, чем в других странах — Гуттманн ехал с надеждой, что теперь-то он займется исключительно футболом и будет руководить лучшими командами. Репутация у Белы в тренерском мире была стабильно высокой: в Италии его помнили и знали, а венгерские тренеры на Апеннинах были в почете. Среди этих тренеров было немало знакомых Гуттманна.

Скажем, «Милан» только-только принял Лайош Цейзлер, тоже бывший МТК-шник, последние семь лет работавший в Швеции, в «Норчепинге», и отштамповавший с этой командой пять чемпионств. Цейзлер привез с собой в «Милан» Нильса Лидхольма и Гуннара Нордаля. Тем же летом миланцы подписали и Гуннара Грена (Грен вырос в «Гетеборге» при другом венгерском тренере, Йожефе Наде), перетащив таким образом в Италию знаменитую тройку нападения сборной Швеции Гре-Но-Ли, чемпиона ОИ-48.

Соперником Гуттманна мог бы стать и другой его старый знакомец — вышеупомянутый «Эгри» Эрбштейн, тоже будапештец и товарищ по «Бруклин Уондерерз» конца 20-х годов. Но «Эгри», один из тренеров знаменитого «Торино», погиб в майской авиакатастрофе вместе с командой.

Венгерское влияние прослеживается и в истории «Интера» (время «Амброзианы») — более десятилетия (1926— 1936) им руководили Арпад Вайс, Йожеф Виолак, Иштван Тот и Дьюла Фельдман. Енё Карой и тот же Виолак успели поработать и в «Ювентусе». Да и в «Лацио» отметились Ференц Мольнар и Геза Керекеш.

Можно проверить историю любого другого итальянского клуба, и у каждого в до-, а то и в послевоенной биографии будет присутствовать «венгерский след».

Да зачем искать по другим клубам! В той же «Роме» за время ее выступлений в серии «А» Гуттманн должен был стать шестым по счету венгром у руля команды. Последнего, Имре Сенкеи, уволили в 1948-м, он теперь возглавлял «Брешию». Но в 1949-м сменился президент римского клуба — вместо Пьетро Бальдассаре им стал политик Пьер Карло Рестаньо. Можно сказать, что «приглашал один, а принимал другой».

Руководство «Ромы» «изобразило» неподдельное удивление, когда выяснилось, что у приехавшего из Венгрии тренера нет итальянской тренерской лицензии. Рестаньо посочувствовал Гуттманну и назначил на пост тренера любимца римской публики Фульвио Бернардини, доселе никакого опыта, кроме игроцкого, не имеющего.

«Рома» тех лет — аутсайдер итальянского футбола. Чудом избежав вылета в сезоне-1949/50, она выпала в серию «В» в следующем году. Иным ли был бы результат при Гуттманне, остается только гадать.

Летом 1949-го в серии «А» стартовало 20 команд. В 12-ти из них были итальянские тренеры. В восьми — иностранцы: англичанин Джесс Карвер («Ювентус»), валлиец Дэвид Астли («Дженоа»), чех Честмир Выцпалек («Палермо»), австриец Тони Каргнелли («Болонья») и четыре венгра — Лайош Цейзлер («Милан»), Дьёрдь Шароши («Бари»), Пал Салаи («Про Патриа») и... Бела Гуттманн, которого после «странной» римской истории тут же пригласили в «Падову». Отсутствие итальянской лицензии падуанцев не смутило, они предложили Гуттманну очень хитрый контракт без подъемных, предусматривающий наряду с зарплатой лишь премии за отбор очков у грандов местного футбола — миланских и туринских клубов, а также у «Лацио».

Бела пал жертвой недоверия к приезжим из Венгрии. Не к их квалификации, нет. Дело в том, что годом ранее «Падова» приглашала к себе знаменитого Шароши, бомбардира из «Ференцвароша». Он получил подъемные, но венгерская федерация так и не дала Шароши разрешения играть в Италии. Дьёрдь пошел тренировать «Бари», а денежки вернуть падуанцам «забыл», считая, что его вины в сложившейся ситуации нет. Поэтому и выкатила «Падова» такой контракт Гуттманну.

Беле ничего не оставалось, как согласиться на предложенные условия, других источников дохода у него в Италии не было, да и быть не могло. В Венгрию он твердо решил не возвращаться. Гуттманн попал в своеобразную ловушку — уйдя от социалистического госдавления, он очутился в итальянской «профессиональной чащобе», где предстояло выживать по чужим законам. И он их принял. Президент «Падовы», сахарозаводчик Валентино Цезарин, и правление клуба считали, видимо, что ничем не рискуют, выдвигая своеобразную систему премиальных.

После 13-го тура провинциальная «Падова», только второй сезон по возвращении проводившая в серии «А», взобралась на второе место. Впереди был лишь «Ювентус», позади оба миланских клуба и «Лацио». Газету с таблицей в качестве своеобразной реликвии Гуттманн сохранял еще очень долго. (Первое поражение «Падова» потерпела только в 10-м туре от «Фиоренти-ны», после чего выиграла еще три матча подряд, в том числе 8:0 в Венеции! Падение началось в 14-м туре поражением от «Ювентуса». — А. Ф.)

Бела, который поставил команде осмысленную игру, стал популярен и в городе, и в клубе. Но не у всех. Часть клубных деятелей желала вернуть предшественника Гуттманна — Пьетро Серантони, чемпиона мира 1938 года. Причина была проста и материальна. Клуб выделил Серантони приличную сумму на покупку бензоколонки, получить обратно не мог, «так пусть теперь отрабатывает, тренируя команду вместо этого венгра», тем более что необходимость платить премиальные Гуттманну просматривалась всё явственнее — ведь «Падова» отобрала в первом круге у грандов пять очков из десяти! «Рому» «Падова» уделала дважды — 1:0 и 4:1, но это «личное», так как за «волчицу» надбавка не предусматривалась.

Кроме того, внутри команды начал мутить воду один югославский игрок, которого Гуттманн посадил в запас. Кто? В сезоне-1949/50 в «Падове» числился бывший вратарь загребского «Динамо» Звонко Монсидер. Возможно, именно он «герой» этой истории. Во всяком случае, он сыграл за «Падову» в описываемом сезоне всего семь матчей. Были ли еще тогда «балканцы» в команде, докопаться не удалось... (Не было. Только итальянцы, швейцарец Филипп Фухс и аргентинец Хосе Освальдо Курти. — А. Ф.) Это юг обвинил Гуттманна в элементарном вымогательстве, то есть постановке в основной состав за деньги.

Бела, по воспоминаниям его футбольных друзей и знакомых, подобное никогда не практиковал, а «руководствовался лишь игровыми качествами и текущей формой футболистов». Кроме того, он ввел достаточно жесткие тренировки, что нравилось далеко не всем. Так было или нет, но механизм склоки был запущен, утечка информации о положении дел в клубе произошла и пресса взялась за «страниери» Гуттманна.

А команда, как и положено в подобной ситуации, посыпалась. Поражения следовали одно за другим и, когда «Падова» после проигрыша лидеру «Ювентусу» 0:4 опустилась на 15-е место, Гуттманн был уволен. Конечно, никаких премиальных он не получил, репутация его была подмочена да еще итальянская федерация решила его на пару месяцев дисквалифицировать.

Бела подал в суд, проиграл его, но решил не сдаваться и апеллировать к вышестоящим инстанциям. «Он не сразу понял, что в Италии быть только футбольным специалистом мало, надо еще знать местную специфику, хорошо в ней ориентироваться и мгновенно реагировать на постоянные раздражители. В разговоре со мной Бела примерно так и выразился: «Я еще не знал тогда Италии», — писал Енё Чакнадь. — Иначе он вряд ли согласился бы на предложение из Триеста».

Летом 1950-го «Триестину» покинул «алленаторе» Нерео Рокко, местный уроженец, поигравший в городском клубе и начавший в нем свою тренерскую карьеру. Его команда благодаря «катеначчо» рокко, итальянскому варианту швейцарского «замка» Карла Раппана, дважды подряд (1948/49 и 1949/50) занимала высокое 8-е место в серии «А». Почему Рокко решил сменить обстановку и уйти из фактически созданного им середняка высшей итальянской лиги в команду серии «В» «Тревизо», история умалчивает.

К сентябрю «страсти по Гуттманну и «Падове» поутихли, триестцы пообещали Беле поддержать морально и даже материально его поиск истины в суде. «Я, собственно, потому и согласился. Руководители «Триестины» произвели приятное впечатление, с ними можно было разговаривать, мне показалось, что мы нашли общий язык. Кроме того, в споре с «Падовой» они были на моей стороне и обещали поддержку. Турнирная задача была поставлена одна-единственная — не вылететь из серии «А». За это даже была предусмотрена премия в контракте».

Что характерно, именно этот пункт Гуттманну не очень нравился. Не премия, а то, что перед командой не ставят высоких задач. Клуб не вылетел, и при продлении контракта сам Бела предложил заменить пункт о премии за «невылет» на поощрение за попадание в первую шестерку, о чем в тогдашней «Триестине» даже и мечтать не могли. При этом Бела требовал усиления личного состава, с которым можно было бы решать такую задачу. В этом ему было отказано.

За два сезона Белы в Триесте гуттманновская команда занимала 15-е и 17-е места, то есть не вылетала, но и никакой конкуренции не только грандам, но и середнякам составить не смогла. (В 51-м спаслась в последнем туре, в 52-м — играла плей-офф... Кстати, присмотритесь к тренерам на старте сезона-1951/52 — три англичанина, Денис Невилл в «Аталанте», Эдмунд Кроуфорд в «Болонье» и Франк Соо в «Падове», все улетучатся очень быстро, венгров вроде бы и мало, Гуттманн да Цейзлер в «Милане», зато по ходу сезона назначат еще троих — Дьюла Лелович в «Болонье», Дьёрдь Шароши в «Ювентусе» и Роберт Винклер в «Комо». — А. Ф.) В сентябре 1952-го Белу уволили, причем с «анекдотичной» формулировкой, составленной в благодарственной форме с выражением сожаления: «Тренер Гуттманн сумел за время пребывания привнести свежие идеи (после Рокко гуттманновская игра выглядела сверхатакующей! — Б. Т.) и поставить игру. Мы спокойны за будущее команды (!). Теперь нам нужен более везучий, нежели Бела, тренер». (По моим сведениям, Гуттманн уступил должность Марко Пераццоло в ноябре 52-го во вполне благополучном положении. Конечно, итальянцы могут ошибаться, но вряд ли — это всё же исторические хроники клуба, они не могут промахнуться по столь значительной фигуре... Кстати, будущее «Триестины» Бела действительно обеспечил — она вылетит только в 1957 году! — А. Ф.)

Яснее выразиться было нельзя. Гуттманн так и не стал своим, удобным. Он остался специалистом, которого терпят только в случае успеха. Успеха не было. Служащий сделал свое дело — служащего можно уволить.

Допустимо здесь и другое предположение. Летом 1952-го сборная Венгрии стала победителем футбольного турнира Олимпиады в Хельсинки. Бела Гуттманн был тогда неофициальным советником тренера Араньчапат Густава Шебеша. Возможно, по возвращении в Италию он попытался объяснить триестцам, что надо работать иначе, чем раньше, что и привело к досрочному расторжению контракта. Но это на уровне домыслов и слухов, коих о жизни Гуттманна ходит множество.

Что до финансовых обязательств, то руководство «Триестины», в отличие от падуанского начальства, повело себя вполне прилично. Все предусмотренные выплаты были сделаны.

Бела, решив, что Италии для него достаточно, сорвался с места и отправился в Аргентину, где потренировал «Кильмес», а затем приехал на Кипр и принял местный «Апоэль» из Никосии. Вот тут-то, осенью 1953-го, его и застала телеграмма из Милана. Белу Гуттманна приглашали на переговоры «на предмет работы тренером в клубе «Милан».

Возможно, мысль пригласить Белу окончательно созрела у президента Умберто Трабаттони после поражения в восьмом туре от злейшего врага и соседа «Интера» со счетом 0:3 — это когда все три мяча в ворота миланцев забил венгр Иштван Ньерш. Ну, это скорее шутка.

.Факт же состоял в том, после победы в чемпионате-1950/51 под предводительством Лайоша Цейзлера «Милан» два сезона подряд оказывался в тени «Ювентуса» и «Интера». Уже не было в команде Цейзлера — он ушел после проигранного «Юве» скудетто-52, не было Грена, по возрасту и травмам подыскавшего себе команду попроще (хм, «Фиорентину»!), но состав был по-прежнему сильный, вполне способный бороться за чемпионство. Главное же состояло в том, что, впервые ощутив сладость победы в серии «А», «миланцы» уже не желали довольствоваться вторыми и третьими местами, а жаждали новых побед.

После поражения от «Интера» «Милан» отстал от лидера на целых пять очков всего за восемь туров и занимал шестое место. Надо было что-то предпринимать, и тут вспомнили о Гуттманне. Несмотря на победу в следующем туре над «Дженоа», тренер Арриго Морселли был отправлен в отставку, а его место занял приехавший с Кипра Бела.

«Я не очень-то рвался обратно в Италию. Предыдущий опыт подсказывал — не возвращайся. Но это «Милан»! Это возможность поработать с отличными футболистами Нордалем, Лидхольмом, Буффоном, это возможность побеждать. Как можно было отказаться?! И я поехал...»

Обстановка в команде после неудач начала сезона была, разумеется, далека от идеальной.

«Нервничать, — объяснил Гуттманн игрокам, — это привилегия руководства, а мы должны тренироваться и играть». Уважение игроков, прежде всего звезд, новый тренер завоевал тем, что принимал участие в тренировках. Он, 55-летний, участвовал вместе с ними в двусторонках в любую погоду, успевая подсказывать и пояснять нюансы избранной им тактики.

На любой каверзный вопрос от прошедших огонь и воду «профи» он быстро находил ответ. Кроме того, он сразу решил показать, «кто в доме хозяин».

...В легенде о Гуттманне упоминается, будто он, не желая находиться между двух огней — начальством и командой, спровоцировал конфликт с дорогим аргентинским приобретением по имени Реккарди, который рвался в основу, бузил, скандалил, жаловался в правление, но, услышав от тренера «не нравится — свободен», быстро притих.

Гуттманн якобы объяснил руководителям, что 19 звезд в команде — многовато, поскольку на поле выходят только 11 человек и, ему, тренеру, решать, кто будут эти одиннадцать. Остальные, значит, на примере этого аргентинца просекли, что лучше не возникать, и тоже успокоились.

В списочном составе «Милана» того времени человека по имени или фамилии Реккарди я не нашел. Зато имелся аргентинский вратарь Риккардо Торос. Возможно, речь идет именно о нем. Он был дублером Буффона и сыграл за «Милан» всего две встречи. Одно из его участий оказалось роковым для Гуттманна...

Но, может быть, под «Реккарди» подразумевался другой аргентинец — натурализованный нападающий Эдуардо Риканьи, со скандалом покинувший «Ювентус» и летом 1954-го приобретенный «Миланом». (Куда вероятнее. Риккардо Торос ни разу не аргентинец, а итальянец из Фриули, вратарь, пришедший из команды с дивным названием «Фанфулла», а после «Милана» игравший в «Фиорентине», СПАЛе и «Триестине». И тоже летний новичок 54-го. Риканьи, к слову, толком в «Милане» себя не проявил, как и Торос, хотя играл намного дольше — полтора года — и больше. — А. Ф.)

Бела руководил «Миланом» в 44-х официальных встречах, проведенных клубом в серии «А». 25 из них пришлись на сезон-1953/54, когда миланский клуб после прихода Гуттманна пытался настичь ушедших в небольшой отрыв лидеров — «Ювентус» и «Интер». Сделать это не удалось, «Милан» финишировал третьим, а отрыв от чемпиона увеличился до семи очков.

В 1954-м в клубе сменилось руководство. Президента Умберто Трабаттони по прозвищу «одно скудетто за 44 года», десять лет возглавлявшего клуб и которому было уже под семьдесят, сменил 40-летний Андреа Риццоли, человек, уже крепко стоящий на ногах в издательском и медиабизнесе.

Риццоли выделил деньги на приобретение новых игроков. Главным трансфером стал приход в «Милан» знаменитого уругвайского бомбардира Хосе Альберто Скьяффино по кличке «Пепе». Было у него еще одно прозвище — «Эль Мараканзиньо». Четырьмя годами ранее Скьяффино со товарищи сотворили самую громкую сенсацию в истории мирового футбола — в решающем матче ЧМ-50 обыграли на «Маракане» сборную Бразилии.

Теперь, через четыре года, ведомую Скьяффино сборную уругвая на ЧМ-54 сумела остановить только Араньчапат Густава Шебеша.

Другой уругваец Этторе (Эктор) Пуричелли, бывший игрок «Болоньи» и «Милана», с лета 1953-го работал в «Милане» помощником сначала у Морселли, а затем у Гуттманна. Своего бывшего земляка Скьяффино, легенду «Пеньяроля» и сборной уругвая, он привез в клуб прямо с швейцарского ЧМ-54, использовав для «укатывания» все свои связи на старой родине.

Скьяффино должен был стать в «Милане» полноценной заменой ушедшему Грену, без которого немолодые нордаль и Лидхольм потеряли часть своей ударной силы — Лидхольм вообще играл уже в полузащите, а с Нордалем впереди бегали в новом сезоне Фриньяни и свежеприобретенный Риканьи.

Уругвайца подписали за 50 миллионов лир, деньги немалые по тем временам, но и не предельные, потому что за молодого Чезаре Мальдини из бывшей гуттманновской «Триестины» «миланцы» выложили 58 миллионов.

Мальдини появился в «Триестине» еще при Гуттманне, но для игры в основе был еще слишком молод и дебютировал уже после ухода Белы из клуба. Теперь он окреп, повзрослел и поразил всех спецов не по годам зрелой игрой.

Приобретения Скьяффино и Мальдини оказались на редкость удачными. И для конкретного сезона, и для всей «миланской» истории в целом. В принципе, и Риканьи шесть своих мячей забил.

«Милан» стартовал очень мощно, показав в первых семи турах стопроцентный результат — семь побед при разности мячей 21—4. На достаточно короткой дистанции он оторвался от преследователей — «Интера» и «Фио-рентины» — на четыре очка. В двух следующих матчах, как раз с конкурентами, он взял еще три, сыграв вничью с «Интером» (1:1) и победив флорентийцев на выезде (2:0).

Максимального отрыва по ходу сезона — шесть очков — гуттманновский «Милан» достигал после десятого тура.

В 14-м туре, первом в новом, 1955 году, «Милан» обыграл на выезде очередного конкурента, пытавшегося вырваться из стаи преследователей туринский «Ювентус», на его поле со счетом 4:3. Теперь «миланцы» опережали ближайших преследователей, сразу четырех — «Ювентус», «Болонью», «Рому» и «Торино», на пять очков, имея еще и игру в запасе.

...Это было в гуттмановском стиле. Бела был из тренеров-атакеров, приверженцев наступательного футбола. Он не раз подчеркивал в интервью, что победа, скажем, 5:4 для него интереснее и ценнее, чем 1:0 при глухой защите. И кто знает точно, откуда пошло выражение «вы забьете нам сколько сможете, а мы вам сколько захотим»? Не это ли было девизом «Великих венгров» начала 50-х?!

Через месяц снова было 4:3, точнее, 3:4. «Милан» проиграл «Триестине» в гостях, причем Чезаре Мальдини отличился дважды в течение одной минуты, забив сначала в ворота противника, а затем в свои.

Спустя неделю, 13 февраля, после первого домашнего поражения в сезоне от «Сампдории» со счетом 1:3 (матч 19-го тура) Бела Гуттманн был уволен. «Милан» после этой встречи по-прежнему шел на первом месте, но опережал «Болонью» лишь на одно очко...

Что же произошло, что послужило причиной для досрочной отправки тренера из клуба?

Действительно, в чисто турниром плане «Милан» после победы над «Юве» притормозил. В шести играх было набрано пять очков — одна победа, три ничьи при двух поражениях.

Последовательность же была следующая: три ничьи подряд, победа над безнадежным аутсайдером «Про Патриа» и два, уже в феврале, поражения кряду.

Среди этих шести матчей был и перенесенный матч 12-го тура против «Удинезе» (2:2). В этой встрече не играл травмированный Лидхольм, но и без него всё шло более-менее. «Милан» вел в счете сначала 1:0, затем 2:0, но тут разбушевался Скьяффино, которого регулярно и методично сбивали с ног. уругвайца взбесила не столько грубость соперников, к ней он, технарь из технарей, давно был приучен, сколько бездействие судьи встречи Коральо, не обращавшего внимания на действия гостей. Скьяффино был изгнан арбитром с поля после того, как пошел выяснять у того на повышенных тонах — «какого лешего не свистишь и долго ли это будет продолжаться?»

Дальше было еще хуже. гости спасли безнадежно проигранную встречу, забив в течение четырех минут два мяча в ворота Буффона. Второй — на последней минуте.

Скьяффино дисквалифицировали на пять матчей. Вот после этой встречи и состоялась победа над «Про Патрией», стоившая травмы Риканьи. На матч в Триесте «Милан» выходил уже без Скьяффино, Лидхольма и Риканьи.

А вот 13 февраля «миланцы» дома проиграли «Сампдории» Лайоша Цейзлера (!) и с Лидхольмом, и с Риканьи, но без вратаря Буффона. Это единственная встреча в сезоне, когда в воротах «Милана» стоял Риккардо Торос. Причину, по которой не играл Буффон (в следующем матче он снова встал в ворота), за давностью лет определить уже не представляется возможным.

Может, был травмирован, а может, тренеру не понравилось «качество» пропущенных в матче с «Триестиной» мячей, и он решил дать передохнуть бессменному стражу ворот — при Гуттманне это был единственный случай, когда команда, забив три мяча, проиграла матч.

Увольнение Гуттманна состоялось в тот же день, и вечером он дал короткую пресс-конференцию, закончив ее словами: «Меня, тренера лидера чемпионата уволили, хотя я не уголовный преступник и не гомосексуалист. Прощайте».

Эта фраза требует некоторых пояснений. К моменту увольнения уже примерно пару недель в газетах шла антигуттмановская кампания. Восторженные статьи начала сезона сменились критическими, что, в общем, было логично, поскольку команда стала терять очки. Создавал ли этот критический фон сам президент Риццоли, еще не медиамагнат, но очень влиятельная фигура в издательском бизнесе? Вполне возможно.

Гуттманн ведь своего поведения не изменил — для него что «Падова», что «Милан» было одинаково. В том смысле, что он постоянно отстаивал свою самостоятельность и не терпел вмешательства. Допускаю, что в какой-то момент Риццоли показалось, что к победам клуба Гуттманн имеет «косвенное» отношение. Нет Скьяффино — нет побед даже над середняками. Значит, с ведущими игроками любой победит, а без них и Гуттманн выше головы не прыгнет. И Риццоли, молодой преуспевающий бизнесмен, запросто мог прийти к выводу: зачем терпеть тренера, который руководствуется лишь своим пониманием игры, не обращает внимания, а иногда и просто конфликтует с советчиками и доброхотами, коих в каждом клубе, тем более итальянском, вполне хватает?! И при этом не побеждает. У Риццоли и его сторонников были развязаны руки — не они приглашали в клуб Гуттманна, следовательно, не они «виноваты» в январско-февральских неудачах «Милана»...

...Кроме того, в это время шло расследование дорожно-транспортного происшествия с участием Гуттманна, в котором погибло два человека. Позже состоялся суд, но Гуттманн осужден не был. О ДТП и совершенно уже диких обвинениях в гомосексуализме (для Италии середины 50-х это просто уничтожение репутации любого известного человека) упоминает журналист Стефано Оливари, ссылаясь на публикации того времени. У других исследователей гуттмановской биографии я ничего подобного не нашел.

(У Болховера об этом есть — не о голубых, но о криминале. Более того, если следовать его хронологии, то единственная причина увольнения Гутт-манна как раз и заключается в том, что, по большому счету, была серьезная вероятность тренировать «Милан» из тюрьмы! Якобы Гуттманн гонял на автомобиле без прав и на огромной скорости сбил насмерть «молодого итальянца» — однако Белу отмазали, и в тюрьму он не сел. Болховер ссылается на рассказ находившегося в той машине на пассажирском месте ее хозяина — Дежё Шолти, еще одного венгерского беженца, переквалифицировавшегося в итальянского рефери... Увольнение и скорейший отъезд Гуттманна из Италии имели целью спасение тренера от неизбежной кары. Подчеркиваю, это версия. Тем более, Шолти, которого Болховер почему-то записал в рефери, на самом деле был известным футбольным махинатором, правой рукой директора многих клубов серии «А» Итало Аллоди. Именно Шолти выполнял грязную работу, подкупая арбитров сначала для «Интера», затем для «Ювентуса» и нарвался на пожизненную дисквалификацию от УЕФА в 1973м, когда решили, что лучше будет всё списать на пешку-шестерку. — А. Ф.)

В любом случае, именно отсюда происходит последняя фраза гуттман-новского интервью. С тех пор по настоянию Белы в контракте обязательно прописывался пункт о невозможности увольнения тренера, если команда лидирует в чемпионате.

На место Гуттманна заступил человек, «который привез нам Скьяффино» — Эктор Пуричелли. Он и привел «Милан» к чемпионству, не меняя ни систему игры, поставленную предшественником, ни игроков. Те, кто были основными при Гуттманне, остались таковыми и при Пуричелли.

Через пять дней после увольнения, 18 февраля, Гуттманн получил прощальное благодарственное письмо от игроков, начинающееся словами «Дорогой Мистер!» и подписанное всеми без исключения футболистами, включая легионеров.

Со своей командой Гуттманн встретился еще раз на праздновании «ску-детто». Но пригласили его на банкет не руководители клуба, а футболисты... будапештского «Гонведа». Именно с «Гонведом», неофициально лучшей командой Европы, пожелали «миланцы» провести товарищеский матч в ознаменовании своей победы в чемпионате.

Игроки «Милана» о будущем присутствии Гуттманна на банкете знали и подготовились. После вступительной речи одного из членов правления клуба, в которой тот ни словом ни обмолвился о Гуттманне, встал Гуннар Нор-даль, капитан и лучший бомбардир закончившегося сезона. Вежливо поблагодарив руководство за помощь на протяжении всего сезона, он отодвинул стул и направился к Гуттманну. Нордаль вручил тренеру памятную золотую медаль с гравировкой: «Бела Гуттманн, тренер АК «Милан», чемпион Ита-лии-1954/55».

По взмаху руки Пушкаша все футболисты встали и зааплодировали.

Сезон-1955/56 Бела пережил в Виченце. Дебютанту серии «А» требовался тренер, который гарантированно удержит клуб от вылета в первом сезоне в высшем классе. Гуттманн удержал. Как говорят, «вы будете смеяться», но Бела покинул «Ланеросси» по обычной для него причине — поссорился с вице-президентом, который непременно хотел присутствовать в раздевалке во время установки на игру.

...Детлеф Клаусен (биограф Гуттманна): «Всю свою жизнь Бела сознательно или интуитивно посвятил поднятию престижа тренерской профессии. Воспитанный Хуго Майзлем в духе «футбольного джентльменства», когда люди, участвующие в Игре, равны и уважительно относятся друг к другу, Бела так и не смог принять ни условий главенства социалистического государства, как случилось в Венгрии, ни отношения итальянских футбольных боссов. Среди них не оказалось «джентльменов», хотя на людях и в прессе они пытались предстать таковыми. Для них игроки были материалом, а тренеры обычными служащими, одинаковыми — одного уволил, другого позвал. А результат — как повезет. (...) Глубинная суть конфликтов заключалась в том, что Гуттманн пытался выстроить профессионально-деловые отношения с руководством клубов и одновременно перевести на новый уровень отношения тренер — игрок и тренер — команда. Он считал, что тренер — это прежде всего специалист, эксперт в своем деле и уважать его должны за знания, умения и «жизненную опытность». Ну а боссы старались руководить клубом, как магазином или предприятием, влезать во всё, даже в ту область, в которой являлись дилетантами. Мы же хозяева.»

Ференц Пушкаш позвал своего старого тренера на помощь поздней осенью 1956-го. Игроков «Гонведа» во время венгерских событий 1956-го вывезли в Вену, дабы обезопасить от возможных случайностей — мало ли что может произойти в Будапеште, где стреляют и воюют. Когда можно вернуться домой, не знали ни руководители клуба, ни сами игроки.

Эмил Остеррайхер, менеджер команды, с помощью Белы Гуттманна, договорился о турне по Бразилии за очень неплохие деньги. «Гонведу», основе великой Араньчапат, были тогда рады везде.

Густав Шебеш, тренер сборной, считал, что ради этого турне «гонведовцы» намеренно даже не стали проходить в следующий круг КЕЧ-56/57. Они проиграли «Атлетику» из Бильбао в гостях (2:3), а в ответном матче, проводившемся в Брюсселе из-за невозможности встретиться в Будапеште, сыграли вничью 3:3. Шебеш присутствовал на этом матче, всё видел, да и игроков своих знал, как облупленных...

Так вот Пушкаш перед турне предложил, чтоб их тренером во время бразильской поездки был именно Бела Гуттманн. Позже, в книге «Пушкаш о Пушкаше», Ференц вспоминал: «Старый тренер Бела Гуттманн жил тогда в Вене, а мы там оказались перед поездкой в Бразилию. Он в конце 40-х работал в «Кишпеште», мы его хорошо знали. Потом он уехал, трудился в Израиле и Португалии, а также в Австрии. (Возможно, к 1995-му, когда вышла книга, у Пушкаша в голове уже перепутались, даты, страны и названия, что не удивительно при его-то насыщенной событиями жизни. В Израиле Гуттманн никогда не работал — Б. Т.)

Бела был опытным и много знающим тренером. Я предложил ребятам позвать его в качестве тренера. Возражений не последовало, а он, к нашему удовлетворению, согласился».

Показательное турне удалось и в спортивном, и в финансовом плане. Главное, что стадионы, на которых выступали гости, были забиты под завязку.

«Гонведовцы» вернулись в Европу, а Гуттманн остался в Бразилии. Ему предложили возглавить «Сан-Паулу». Произошло это в январе 1957-го. До чемпионата мира в Швеции, на котором сборная Бразилии потрясет тактические основы Игры и предъявит миру новую систему 4 — 2 — 4, оставалось полтора года.

«Венгерской революцией» бразильская спортивная пресса, в отличие от политической, называла не будапештские события осени 1956-го, а показательное турне «Гонведа» по стране. Пиетет перед приезжими был высок, их стиль и качество игры не могли не понравиться Торсиде. Проигрыш сборной Венгрии в финале ЧМ-54 немцам сравнивали с собственной оглушительной неудачей в 1950-м и проникались к мадьярам сочувствием. Жуткая послематчевая драка между венграми и бразильцами в четвертьфинале Чм-54 была не то чтобы забыта, но воспринималась теперь совершенно иначе. Погорячились ребята просто, всё «от чувств», как это знакомо и понятно, поэтому зла на них в Бразилии не держали, хотя почти все участники битвы с венгерской стороны приехали в Рио и Сан-Паулу.

Тренера, который привез «Гонвед», ангажировал клуб «Сан-Паулу». Гуттманн был человеком известным, представлял великолепный и атакующий венгерский футбол, а также говорил по-португальски, что было крайне важно. Сам Бела понимал, что «гонведовцы» по возвращении в Европу либо разойдутся по разным клубам, либо покаются и вернутся в Венгрию. А что будет делать он? Предложение паулистов оказалось как нельзя кстати.

И началась «революция» в одном отдельно взятом бразильском клубе. Сначала новый тренер поразил местное футбольное сообщество проведением двух тренировок в день, что было принципиально ново для Бразилии. Двухчасовое занятие утром и такое же по продолжительности после обеда. Тренировки эти были раздельными — утренняя с защитниками, вечерняя с нападающими. Но! Ни защитники, ни нападающие во время занятий с «другими» не бездельничали, а тренировались под присмотром помощников. Были и другие организационные нововведения — индивидуальные занятия, специальные тактические и т. д. вроде бы и местные тренеры тоже делали всё это, но с меньшей интенсивностью и, безусловно, менее дисциплинированно.

Бела демонстрировал упражнения лично, что всегда производит впечатление на игроков, проводил разъяснительную работу о преимуществах комбинационной игры и подчинении ей индивидуальных действий. Даже для вратарей, «последних» людей в тогдашнем бразильском футболе, были организованы специальные двухчасовые тренировки.

Кроме того, пресса отмечала, что иностранец проводит отдельные занятия по «ликвидации страха игроков перед ударами по воротам». Владению мячом и дриблингу бразильских игроков учить не надо было, а преодолеть боязнь перед неточным ударом требовалось обязательно, поскольку из-за нее футболисты часто заигрывались, излишне финтили и пытались чуть ли не внести мяч в ворота. Публика «прощала» им потерю мяча на пятом или шестом защитнике, но посвистывала, если нападающий колотил мимо. Правильный, так называемый «поставленный» удар Гуттманн, прославившийся в свое время и ударами по воротам, тоже показывал лично. Вообще, отработка ударов по воротам всегда была очень важной «фишкой» Гуттманна. Он вполне резонно полагал, что без точного завершающего удара вся предыдущая работа пойдет насмарку. Недаром игроков знаменитой гуттманновской «Бенфики» начала 60-х отмечали за умение прицельно колотить по воротам из любых положений. О том, в каких красочных выражениях и какими словами объяснял Бела важность этого компонента игры футболистам сборной Австрии в 1964-м, будет рассказано дальше...

Ну и бытовая дисциплина. Тренер запретил карточные игры на деньги в тренировочном лагере, а главное, заставлял и заставил всех не позже 23.00 ложиться спать. Это было неслыханное посягательство на «священное право бразильского футболиста на ночную жизнь», которая после одиннадцати вечера только разгоралась.

«Вы хотите стать чемпионами? Тогда делайте, что вам велят!» — отвечал Гуттманн на жалобы и скулеж.

«Сан-Паулу» по настоянию Белы пригласил из «Бангу» Зизиньо, прославленного полузащитника/нападающего. Зизиньо, сыгравшему за сборную Бразилии более пяти десятков матчей, было уже 35, но он охотно вписался в гуттманновские построения. Он стал местным Хидегкути — оттянутым центром нападения. «Сан-Паулу» играл фактически по схеме 4 — 2 — 4, что было вскоре подмечено и живо обсуждалось в прессе.

Наверное, сработали все нововведения вместе — и тренировочные, и тактические, и трансферные. «Сан-Паулу» в 1957-м стал чемпионом штата Сан-Паулу — в следующий раз это удалось клубу только через тринадцать лет, в 1970-м!

Покинул «Сан-Паулу» и Бразилию Гуттманн по причинам, несколько отличным от «итальянских». Отношения с клубными боссами здесь были проще и понятнее, но, учитывая характер Гуттманна, также далеки от идеальных. А пресса была еще круче апеннинской. «Даже если ты побеждаешь, ты все равно под давлением, причем постоянным. Тебя рассматривают под микроскопом и замечают все «условные прыщики». Не дай бог, если на твоей репутации вскочит фурункул. Думаю, что Дори Кюршнер в свое время получил инфаркт не из-за особенностей местного тропического климата. Мне кажется, его доконала обстановка и «медиаклимат».

Работу в Бразилии под постоянным прессом Бела называл «тропическим танцем на вулкане».

Но вполне возможно, что Гуттманн продолжил бы работу в «Сан-Паулу», если б не надеялся получить место тренера сборной Австрии. Продолжить карьеру на родине, да еще со сборной — это представлялось ему высшим пилотажем. И Бела отправился в Европу.

Какое же отношение имеет Гуттманн к новой тактической схеме игры, предъявленной бразильцами на ЧМ-58? Если верить разнообразным свидетельствам современников и некоторым фактам — прямое.

Понятно, что европейская пресса и европейские специалисты в те годы за сборной Бразилии и бразильским футболом в целом пристально не следили. Готовый продукт они увидели летом 1958-го в Швеции. Наблюдать за игрой южноамериканцев на ЧМ они имели возможность на протяжении шести матчей, новую тактическую схему обнаружили уже в первом из них, отслеживали дальше и рассказывали всему миру о новшестве, которое придумал тренер сборной Бразилии Висенте Феола по прозвищу «Эль Гордо» — «Толстяк».

...Назначению Феолы предшествовали следующие события. Весной 1957-го в течение марта-апреля в столице Перу Лиме проходил 19-й чемпионат Южной Америки. Турнир проводился по круговой системе, и сборная Бразилии заняла в нем второе место, проиграв в решающем матче аргентинцам 0:3. Хозяева, перуанцы, которых, к слову, тренировал старый друг Гуттманна по МТК и по жизни венгр Дьёрдь Орт, уступили бразильцам второе место только по разности мячей, проиграв им, правда, очную встречу 0:1. Тот же Освальдо Брандао, который руководил бразильцами на ЧЮА, командовал сборной и в отборочных играх к ЧМ-58 против сборной Перу. Первая игра состоялась в Лиме уже через десять дней после окончания ЧЮА. Команды сыграли вничью 1:1, а еще через десять дней при 120-тысячной «Маракане» хозяева победили 1:0 и оформились на ЧМ-58.

Брандао тогда сборную покинул (не суть важно почему), и в оставшихся до конца года товарняках ее возглавляли по очереди Сильвио Пирильо (у него дебютировал Пеле) и Педрильо. С сентября 1957-го до мая 1958-го «селесао» не собиралась ни разу и официального тренера не имела.

Весной готовить команду к ЧМ-58 и руководить ею на мундиале был назначен Висенте Феола, человек в бразильском футбольном мире известный прежде всего как настоящий «паулиста». Он родился в Сан-Паулу, он играл за «Сан-Паулу» и он неоднократно тренировал «Сан-Паулу». Последний раз (до назначения в сборную) — в 1956 году. Именно его и сменил Бела Гуттманн. Фе-ола остался в клубе, присутствовал на тренировках, неоднократно с Гуттманном беседовал, его тактические идеи и принципы игры полностью разделял.

Схема с четырьмя защитниками и четырьмя нападающими была Феолой принята и поддержана, что он сразу показал, приняв под свое начало сборную Бразилии. До ЧМ-58 она сыграла шесть товарищеских матчей в течение месяца, и в первом же из них, 4 мая, дебютировал Марио Загало. Он и Диди — ключевые игроки феоловского 4 — 2 — 4. И скажите теперь, что Гуттманн здесь ни при чем!

Собственно, бразильские источники так и пишут, что «Феола развил гуттманновские «сан-паулистские» идеи, растущие из принципов игры Араньча-пат конца 40-х — начала 50-х».

Гуттманн начал переговоры с австрийским футбольным союзом (OFB), еще находясь в Бразилии. Вроде бы всё шло к соглашению, но когда Бела после ЧМ-58 приехал в Вену, выяснилось, что его не очень-то ждали. По выражению Гуттманна, «подход к делу и компетентность руководителей OFB оставались на уровне 30-х годов». Да и функционерам не очень-то понравились планы Белы по организационной перестройке. Они мямлили, уходили от ответов на прямо поставленные вопросы и давали понять, что им «и так всё нормально»: на ЧМ стабильно попадаем, значит, ничего менять не нужно. (После ЧМ-58 следующий раз сборная Австрии играла на «мире» только 20 лет спустя). В общем, тянули зачем-то время «по дуге». Как я понимаю, их не устраивали финансовые запросы Гуттманна, который хотел получить нормальный контракт и готов был его безукоризненно отработать. Австрийские историки признают, что OFB тогда к четким профессиональным отношениям готов не был: «К ним пришел ученик и последователь Майзля, тренер с мировым именем, успехами и связями в футбольном мире, как ни у кого другого. Главное, с идеями и уже неоднократно доказанным умением воплотить их в жизнь. И вышло так, что он тогда не понадобился...».

Получилось, что Бела пролетел «мимо всех стульев». Уже наступила осень, во всех европейских клубах наличествовали тренеры, и Гуттманн остался без дела. Но ненадолго.

На крайнем западе Европы в городе Порту президент одноименного местного клуба Пауло Помбо, раздраженный неудачным стартом команды в начавшемся чемпионате — отставание от лидера, «Бенфики», в пять очков уже после восьми туров — искал замену тренеру Отто Бумбелю.

«Порту», лидер португальского футбола конца 30-х (две чемпионства подряд в созданной в 1939-м общепортугальской лиге), в следующем двадцатилетии отпраздновал триумф лишь однажды — в 1956-м сделал дубль. Подвиг этот он совершил под руководством бразильского тренера Доривала Ноппеля по прозвищу «Устрич». Устрич — человек взрывного холерического темперамента, конфликтовал со всеми: с функционерами, игроками, прессой. Зато дал результат. В начале последовавшего за дублем сезона он после очередного конфликта уехал в Бразилию. Потом его снова приглашали, он возвратился, чтобы после стычки с ведущим футболистом «Порту» Эрнани опять послать всех подальше. Из клуба он последний раз свалил в марте 1958-го.

Командой руководил с этого времени Отто Бумбель — по одним, сведениям истинный бразилец, по другим — бразилец с венгерскими корнями. Людям из правления, убедившимся в 1956-м, что их команде вполне по силам конкурировать со столичными «Бенфикой» и «Спортингом», хотелось повторения недавнего успеха, тем более что в двух предыдущих сезонах «Порту» становился вторым, уступив в 1958-м чемпионство лишь по разности мячей. А тут такое начало нового чемпионата!

И в отличие от функционеров OFB руководители «Порту» готовы были достойно платить достойному тренеру. Выбор их пал на Гуттманна. Сыграли здесь свою роль репутация и известность Белы, знание им португальского языка, а также уважение португальцев к венгерской футбольной школе. О ней в стране знали не понаслышке, ведь в Португалии еще с 20-х работало немало тренеров с берегов Дуная, в том числе и в «Порту» — Липпо Херцка, Янош Бири, й Шишка (два довоенных чемпионства), Йожеф Сабо.

Гуттманн, кроме вполне приличной суммы контракта, заключенного до конца сезона, предложил включить в соглашение пункт об отдельной премии за победу в чемпионате. Португальцы радостно согласились. Неужели сможет? Смог.

Бела приехал в Португалию 1 ноября 1958-го, принял команду и в двух играх набрал одно очко из четырех возможных. Матчи, правда, были непростые. Нулевка с «Бенфикой», вечным конкурентом, и выездное поражение 0:1 от «Белененсеша», команды, регулярно портившей немало крови лидерам.

Главным для Белы было то, что в двух играх команда не забила ни одного мяча. Это никуда не годилось! Существенным было и неприемлемо малое количество ударов по воротам.

После этих игр на лавку (пусть ненадолго, в воспитательных целях) сели два идола местных болел — бразилец Освальдо Силва и правый полузащитник Педроту, игрок сборной.

Игру «на публику» с финтами и понтами Бела не признавал. Ему пришлось и в «Порту» проводить с атакерами занятия на тему «отдал пас — побежал дальше — получил мяч — ударил». Ударил — обязательно! «Нападающий, который за матч не пробьет по воротам минимум пять-шесть раз — не нападающий. Пока я в команде, форвард, не бьющий по воротам, будет сидеть на лавке. Но швырять мяч в сторону ворот для «отмазки» тоже не годится». И пошла отработка ударов из разных положений. Конечно, и Силва, и Педроту были вскоре возвращены в основу и вместе с Антонио Тейшейрой принялись забивать. А «Порту» попер в гору...

Перед последним туром чемпионата Португалии-1958/59 сложилось такое положение. У «Порту» и «Бенфики» было поровну очков, а по разности мячей «Порту» опережал столичных — +56 против +52. «Бенфика» сумела выиграть с разницей в шесть мячей (три с пенальти), но «драконы» тоже были не лыком шиты и добились нужного результата в самом конце игры (обе команды играли с записными аутсайдерами). В итоге «Порту» при равенстве очков опередил «Бенфику» на один мяч.

Дубль сделать не удалось. Финал Кубка был проигран той же «Бенфике» со счетом 0:1. Гуттманн объяснял это тем, что «у лиссабонцев просто-напросто больше умелых игроков». С ним в общем-то была согласна и пресса, и руководство «Бенфики», понявшее слова Гуттманна как намек на вполне возможное сотрудничество.

Гуттманн вместе с женой Марианной отбыл отдохнуть в Вену и вернулся в Португалию уже в качестве тренера. «Бенфики». Боссы «Порту» сочли себя обиженными, но пенять они могли исключительно на себя. Они опоздали. Пока в Порту раздумывали, предлагать ли Беле новый, с увеличенной суммой контракт, лиссабонцы это сделали. Возможно, функционеров из столицы портвейна сбили с толку действия Португальской федерации футбола, которая повела с Гуттманном переговоры о работе в сборной.

С тех пор Гуттманн, тренер «Бенфики», во время приездов с командой на матчи с «драконами», всегда находился под усиленной полицейской охраной. В Порту его считали предателем.

Любопытны высказывания Белы, объясняющие его отношение к теме «предательства». «Я специалист международного уровня без всякого клубного фанатизма (...) Я продаю свое умение определенному клубу на ограниченный срок. Если я буду, пусть даже не фанатично, привязан к какой-нибудь команде, я не смогу в полную силу работать с другой. Вариант, когда тренер всю свою деятельность проводит в одном клубе, крайне редок, просто фантастичен. Его в конце концов, могут выкинуть из любимой команды, и что тогда? Бросать работу совсем? В «Порту» я сделал всё что мог и оставляю его совершенно спокойно, как отец, который вывел сына в люди и может за него не беспокоиться. Команда на ходу, футболисты в хорошей форме — они стали чемпионами и примут участие в КЕЧ. В чем претензии?»

...Примечательные совпадения бывают в жизни. На тренерский пост в «Порту» после Гуттманна заступил Этторе Пуричелли, тот самый уругваец Эктор, сменивший Белу в разгар чемпионского сезона в «Милане». Результат в данном случае был иной. «Порту» в сезоне-1959/60 занял лишь четвертое место.

«Бенфика» Гуттманна обладала отличной линией нападения: передний эшелон команды составляли Аугушту (справа), Агуаш (в центре), Кавем (слева). Их поддерживали инсайды Сантана (правый) и Колуна (левый). Когда команда перестраивалась, то Колуна помогал полузащитникам Нето и Кружу. Сзади были крайние защитники Жоао и Анжело, а в центре обороны — Жермано. Эта команда не знала своей настоящей силы и ощутить ее могла только на европейской арене. Ведь дома сезон-1960/61 «Бенфика» выиграла, что называется, на одном дыхании. За 26 матчей национального первенства «орлы» набрали 46 очков из 52-х возможных (при двух очках за победу!). Они выиграли все 13 домашних матчей, а на выезде проиграли лишь дважды («Порту» и «Гимараэшу») и дважды сыграли вничью. Команда забила 92 мяча, то есть результативность была больше 3,5 мячей за игру! Занявший второе место в турнире и второе по забитым мячам «Спортинг» имел на своем счету на 31 гол меньше...

Можно сказать, что Гуттманн оказался в Португалии вовремя. Португальскому футболу, всю свою историю варившемуся в собственном домашнем котле, тренер-международник пришелся как нельзя кстати.

До прихода Гуттманна ни португальские клубы, ни сборная страны никакой роли в международном футболе не играли. Но конец 50-х — время организационной перестройки местного футбола. В 1954-м португальская лига стала профессиональной, что способствовало постепенному подъему общего уровня команд. В них стали вливать больше финансов. В лиге играли обычно свои, местные, много было выходцев из колоний, Анголы и Мозамбика, а также бразильцев, которые ехали в Португалию с удовольствием — тот же язык, схожая ментальность и, что особенно важно, схожие подходы к игре.

Тренер уровня Гуттманна мог помочь вывести местный футбол на международную арену, причем не только руководимый им клуб, но и сборную. В федерации это поняли и действительно повели с Белой переговоры о сотрудничестве.

Фамилию Гуттманн в списке тренеров сборной Португалии вы не найдете. В перечне наставников сборной указано: декабрь 1957 — май 1960 — Жозе Мария Антунеш. Но с осени 1959-го по май 1960 его консультантом, помощником или, как сейчас говорят, котрайнером, был тренер «Бенфики» Гуттманн. Помогал он Антунешу в порядке личного одолжения и для поддержания хороших отношений с президентом федерации Майа Лурейру. Помогал на общественных началах. Безвозмездно, то есть даром.

В апреле 1960-го он неожиданно для функционеров от этой почетной обязанности отказался. дело было в том, что федерация наложила на Гуттман-на денежный штраф в размере примерно 400 евро в пересчете на нынешние западные деньги за споры и демонстративное несогласие с судьей во время матча сборной страны. Гуттманн, узнав о начете, прислал футбольному начальству письмо следующего содержания: «Я, конечно, не прирожденный идеалист. Но при этом был готов помогать сборной на голом энтузиазме. И помогал. В меру своих сил я вел команду к международному признанию, не требуя за это материального вознаграждения. напоминаю вам, что я профессиональный тренер, и если вы, кроме работы, требуете от меня еще и денежных выплат, то благодарю за честь, но обходитесь дальше своими силами».

Сборная Португалии в мае благополучно проиграла четвертьфинал первого Кубка Европы югославам (2:1 дома и 1:5 в гостях) и выбыла из турнира. Вряд ли причиной стало отсутствие Гуттманна — слаба еще была команда. Ну а Антунеша после этих игр отправили в отставку.

Осенью «Бенфике» предстояло выступить уже в шестом по счету розыгрыше КЕЧ. Результаты пяти предыдущих турниров только подтверждали, что португальский клубный футбол — типичный европейский аутсайдер. Каждый местный чемпион внес в это убеждение свою весомую лепту. За пять розыгрышей четырежды чемпион Португалии вылетал после первого круга. Неважно, как этот чемпион именовался — «Спортинг» ли, Бенфика» или «Порту». Только один раз «Спортингу» удалось пройти во вторую стадию, где он был бит льежским «Стандардом».

Поэтому вступала «Бенфика» в турнир-1960/61 без особых, тем более декларируемых на всю Европу притязаний. Но команду Гуттманн уже слепил классную — молодую, атакующую и, как все его команды, тактически грамотную. Пора было проверить ее силу на международной арене.

...Из легенды о Беле Гуттманне следует, что переподписывая контракт с «Бенфикой» летом 1960-го, тренер предложил отдельно включить в договор сумму вознаграждения за завоевание КЕЧ. Например, 150 000 эскудо (чуть больше пяти тысяч долларов) — немалые деньги по тем времена. «Да ради Бога», — услышал он в ответ, — хоть двести». — «Очень хорошо, пишите двести». И написали. Разве мог тогда подумать президент «Бенфики» Маурисио де Бриту, что премию придется выплатить.

Шотландский «Хартс оф Мидлошен» был пройден без проблем (2:1 и 3:0), а во втором туре жребий подкинул «Бенфике» венгерскую «Дожу Уйпешт». Тот самый гуттманновский клуб, с которым Бела выиграл в свое время Кубок Митропы! Теперь в его названии прибавилось имя предводителя крестьянского восстания Дьёрдя Дожи, а сам клуб числился по милицейскому ведомству и одно время даже назывался «Динамо».

Для Гуттманна пикантность, так сказать, ситуации заключалась в том, что на исторической родине власти отрастили на него немалый зуб. Перебежчиков 1956-го, включая великих «гонведовцев», оставшихся на Западе, в свое время по настоянию венгерской федерации ФИФА дисквалифицировала на разные сроки. А кто их возил по миру? Правильно, Гуттманн, фигура для социалистической власти мутная и неприятная. С 1956-го у Белы был австрийский паспорт. До этого только какое-то странное итальянское удостоверение, с которым он из Италии мог въезжать только в Австрию и Швейцарию (может, и по этой причине он задержался в Италии на целых восемь лет).

Теперь, получается, он тренировал клуб из страны, с которой у всех без исключения государств соцлагеря были крайне напряженные отношения, поскольку в Португалии правил «реакционный фашистский режим диктатора Салазара». Взятое в кавычки — традиционная характеристика в советской печати властей Португалии до апреля 1974 года.

Вот и посоветовал президент Бриту своему тренеру в Венгрию не ездить — «можешь и не вернуться», тем более что в первой встрече дома была одержана победа со счетом 6:2. Гуттманн в Будапешт не поехал, его команда проиграла 1:2 и прошла в следующий круг.

Со следующим соперником, датским «Орхусом», никаких осложнений не было (3:1 и 4:1). Обстановка на поле и вне его была вполне дружеская и корректная, поскольку датчан тренировал Геза Тольди, с которым Бела был знаком еще с 30-х годов. «Бенфика» даже задержалась в Дании на пару дней и проводила с ютландцами совместные тренировки.

В полуфинале лиссабонцам достался венский «Рапид», соперник послабее, нежели составившие другую пару «Гамбург» и «Барселона». Но с австрийцами у португальцев были свои счеты. Поражение сборной 1:9 в отборе к ЧМ-54 требовало отмщения хотя бы на клубном уровне. Лиссабонцы победили 3:0.

По приезде в Вену Бела дал интервью, в котором среди прочего сказал, что хорошо знаком с «рапидовским клубным фанатизмом» и надеется, что его, Гуттманна, ребята выдержат знаменитую пятнадцатиминутку с честью.

Тренер имел в виду легендарную привычку фанов. Ровно за пятнадцать минут до конца игры, невзирая на счет, на трибунах, как по команде, усиливалось и без того постоянное скандирование, топанье и хлопанье. Шум шел по нарастающей и нестойких угрожающие рев и стук донимали до «дрожи в коленках».

В этот раз болелы «Рапида» себя превзошли. К обычным методам трибунного давления добавились оскорбительные транспаранты, лозунги и выкрики в адрес чернокожих игроков «Бенфики».

Игра была грубой, изобиловала стыками, и под конец, при счете 1:1, народу показалось, что судья не дал очевидный, разумеется, пенальти в ворота «Бенфики». На поле полетели камни и другие тяжелые предметы. Арбитр встречу за три минуты до конца прервал, толпа ломанулась на поле, а футболисты еле успели свалить в раздевалку.

Болельщики стали дебоширить вовсю и чуть не разнесли стадион вдребезги. Снова досталось португальским фанам, их первый раз отдубасили еще днем в городе, игроки же во главе с Гуттманном отсиживались в раздевалке аж до полуночи, пока под полицейским эскортом не добрались до гостиницы. Лиссабонцы были несколько озадачены таким поведением местных фанов. «Мы думали, что только у нас такие горячие, нетерпимые и заводные болельщики, сеньор Гуттманн...» — «Это Вена, ребята, и это отношение к футболу в Вене. В обычной жизни они вполне нормальные люди.»

В гостинице Гуттманн говорил репортерам: «На месте судьи я дал бы пенальти в наши ворота, «Рапид» бы выиграл 2:1, болельщики были бы удовлетворены. Протест на несправедливый пенальти «Бенфика» точно не стала бы подавать».

Словесную атаку на будущего соперника по финалу — «Барселону» — Бела начал еще после жеребьевки полуфиналов. Он сообщил, что жребием доволен, поскольку считает самым опасным соперником из оставшихся в КЕЧ «Гамбург».

«Я просто очень мало о нем знаю. Зато с «барселонцами» Кубалой, Цибором и Кочишем знаком с давних пор, еще с венгерских времен, а играть против хорошо знакомых людей легче.»

Финал КЕЧ-61 был проведен в Берне на «Ванкдорфе» 31 мая 1961 года. Абсолютным фаворитом матча считалась «Барселона», которая убрала с пути к финалу мадридский «Реал», бессменного обладателя КЕЧ.

Собственно, Бела победить каталонцев не обещал, он только делал всё, чтоб его команда подошла к игре в наилучшем состоянии, и не упускал в подготовке ни одной мелочи. По совету своего старинного приятеля Зеппа Гербергера (Гуттманн и Гербергер были знакомы с 1922-го, с игроцких времен Белы в «Акоах» и Зеппа в «Мангейме») Гуттманн разместил команду в Шпице — там, где готовилась сборная ФРГ в 1954-м. Он ограждал свою «бенфиковскую» молодежь от малейших влияний из внешнего мира — прессы, болельщиков, жен и подруг. «Барселонцы» же, как и «великие венгры» семь лет назад, заселились в козырный отель в центре города.

Какое-то дежа-вю для барселонских венгров в этом матче имело место — опять Берн и опять поражение 2:3, при том что Кочиш открыл счет в матче, а Цибор, как и семь лет назад, забил второй гол. Между этими первым и последним голами матча были три мяча, проведенные лиссабонцами в ворота «Барселоны» — два качественных, игровых и один, вызвавший немало споров.

«Бенфика» на 30-й минуте отквитала забитый Кочишем мяч (Агуаш), а еще через две минуты после навеса мяч от головы защитника «Барсы» полетел точно в девятку собственных ворот. Вратарь Рамальетс до мяча дотянулся, тот ударился о штангу, упал вниз, отскочил от поля, стукнулся в противоположную штангу и... в это время швейцарский судья Готфрид Динст уверенно, без колебаний показал на центр — мяч ударился о землю за линией ворот (Через пять лет Динст засчитает похожий мяч в финале ЧМ-66!) При счете 3:1 в пользу «Бенфики» барселонцы имели немало возможностей для сокращения разрыва, и одна из них повторяла ситуацию с голом, засчитанным Динстом. Удар Кубалы из-за штрафной — мяч бьется в одну штангу, отскакивает к другой и уже от нее попадает в руки вратаря «Бенфики» Коста Перейры. А потом был мяч Цибора, удары мимо с нескольких метров и блестящая игра кипера «Бенфики».

...После финального свистка Цибор и Кочиш, словно не веря в произошедшее, молча смотрели на табло несчастливого стадиона, а затем, обнявшись и утешая друга, поплелись в раздевалку.

Тогда же, сразу после игры, случился сердечный приступ у президента «Бенфики» Де Бриту. Бывает такое и на радостях, не только с горя.

Гуттманн на прямые требования признать, что «Бенфике» просто повезло (одних попаданий в штанги и перекладину ворот португальцев было четыре штуки!), соглашался, но тут же принимался обосновывать победу своей команды: «Я не отрицаю — нам сегодня немного повезло, но уверяю вас, без толики счастья успех на таком уровне невозможен. И никакое счастье нас бы не выручило, если бы после первого пропущенного мяча и двух попаданий в стойки наших ворот мои ребята не нашли бы сил переломить ход встречи».

Руководители «Барселоны» предложили «Бенфике» матч-реванш на «Камп Ноу», чтобы доказать случайность поражения в финале. Гуттманн посоветовал оправившемуся от болезни Де Бриту вызов принять, но деньжат под это дело выбить из разъяренных каталонцев по максимуму: «Они сейчас согласятся на любые расходы, а кто победит, мы еще посмотрим».

Через три месяца в Барселоне на переполненном стадионе (110 тысяч официально проданных билетов) команды сыграли 1:1.

Гуттманн считал победу в КЕЧ-61 вполне закономерной и логичной. Его репутации «профессора футбольных дел» не хватало только выигрыша европейского турнира, а факт, что именно его команда, пусть и не в очном споре, но прервала гегемонию «Реала», только добавляло уважения: «Бенфика! О-о! Гуттманн! О-о-о!»

В Португалии же считали, что ему помогает и провидение. Ведь его команде везет, а значит, футбольный бог на его стороне, и Гуттманн, зная об этом, наверно, поэтому всегда уверен в себе и своих парнях, поэтому ему не страшен любой соперник... Сам Бела потом говорил: «Когда я вспоминаю линию нападения «Барселоны» мая 1961-го, меня до сих пор пробирает дрожь: Кубала, Кочиш, Эваристо, Луис Суарес, Цибор»...

Сразу же после победы в КЕЧ Гуттманн потребовал от руководства «Бенфики» улучшения финансовой составляющей контракта, как зарплаты — до 500 000 в год (примерно 50 000 долларов), так и премиальных за победу в чемпионате и Кубке Португалии, а также за повторный выигрыш КЕЧ. Его «Бенфика» по-прежнему была молодой и «голодной», к тому же в личный состав влился 18-летний Эйсебио.

В одной из легенд о появлении Эйсебио в «Бенфике» говорится, что тренер Гуттманн во время утреннего бритья в парикмахерской услышал то ли от цирюльника, то ли от сидящего в соседнем кресле своего старого знакомого, участника ЧМ-50 и ЧМ-54 бразильца Карлоса Бауэра, рассказ о феноменальном чернокожем пацане из Лоренсу-Маркиша. И тут же, мол, потребовал привезти его в Лиссабон, в стан «красных».

Эйсебио появился в столице метрополии под рождество 1960-го, но выступать за клуб начал только с лета 1961-го. Причина — тяжба между «Бенфикой» и лиссабонским «Спортингом», кому должен принадлежать игрок.

«Эти полгода без официального футбола пошли мне только на пользу. Я спокойно осваивался и многому научился. Всем, что я знаю о тактике и способах ведения игры, я обязан нашему тренеру Беле Гуттманну. Он очень много возился со мной и относился, как к родному сыну — помогал, советовал, берёг и, если нужно, отчитывал», — примерно так всегда отзывался о Гуттманне Эйсебио.

Конечно, Бела видел, какой алмаз попал ему в руки. Он, тренер, довел этот алмаз до «стадии бриллианта»: «И Агуаш, и Колуна, и Аугушто были безусловно хороши, но Эйсебио... Просто нет слов...»

Он предъявил миру новую звезду летом 1961-го в Париже во время коммерческого турнира четырех команд с участием «Сантоса», за который выступал 20-летний «король футбола» Пеле. 18-летний Эйсебио вышел на второй тайм против бразильцев при счете 0:4. Игра завершилась 3:6, и все три мяча «Бенфики» были на счету новичка.

Чемпионат Португалии-1961/62 начался с несчастья — тяжелую травму получил столп обороны «Бенфики» Центрбек Жермано. Это была очень серьезная потеря. А еще, «как положено», игроки «Бенфики» слегка задрали носы после европейской победы, то есть «зазвездились». Кто-то получил предложение из-за границы, кто-то просто посчитал, что достиг всего, и «дисциплина, — говорил Гуттманн, — куда-то испарилась». Тренеру пришлось приводить игроков в чувство штрафами и устными внушениями. Любимой страшилкой Гуттманна было предсказание нерадивым, что «если не образумитесь, разгильдяи, то через год будете на рыбзаводе сардины в консервные банки запихивать. Хотя вряд ли вам доверят такое серьезное и высокоинтеллектуальное дело. Максимум — чешую выметать...»

После выезда на матч первого круга КЕЧ-61/62 против «Аустрии» в Вену замеченных в час ночи на Кернтнерштрассе[42] «бенфикистас» пришлось оштрафовать на месячную зарплату.

Бела рвал и метал: «Без жертв в профессиональном футболе успеха не будет! Без железной дисциплины не только войны не выиграть, но и одного сражения! И если не будете соблюдать дисциплину, то вам одна дорога — на сардинную фабрику!» Провинившиеся каялись, бормотали извинения, клялись, что «никогда больше» и «шеф, вы ж нас знаете, носом землю рыть будем.».

...Вообще, все звезды «Бенфики» того времени отзывались о Гуттманне крайне уважительно («. а еще он учил нас правильно воспринимать успехи.»), а некоторые, в том числе Эйсебио, Колуна, Аугушту даже с оттенком какого мистического поклонения («. от него исходила непоколебимая уверенность; и он видел каждого насквозь.»).

После относительных домашних неудач начала сезона Гуттманн сделал ставку на КЕЧ-61/62, полагая, что более короткий, но куда более престижный, чем национальное первенство, турнир, принесет в случае повторной победы гораздо больше славы и, разумеется, материальной выгоды. За вторую победу в КЕЧ Гуттманну было обещано еще полмиллиона, а за выигрыш чемпионата плюс кубок «всего лишь» 350 тысяч.

Безусловно, это говорится и пишется задним числом. «Сделал-де ставку на КЕЧ». Это потом, когда придет успех, его будут объяснять мудростью тренера, который «правильно распределил силы и выбрал более перспективное направление». Потом, когда всё будет окончено. А в феврале 1962-го ситуация выглядела иначе — можно проиграть всё. Во-первых, наверстать потерянное в осенней части чемпионата представлялось чем-то фантастическим (отрыв от второго места составлял пять очков и остался таким до конца), а во-вторых, предстоял выезд в Нюрнберг на четвертьфинал КЕЧ. Сообщения из Германии были неутешительные — вечерами до —10 °С и снег.

Гуттманн оставил Эйсебио в Лиссабоне (он и в Вену его не брал) — нечего ему там делать по такой погоде. Синоптики, как обычно, обманули — в вечер матча было не десять, а пятнадцать градусов мороза и играть пришлось на твердом замерзшем поле. Нюрнбергские полулюбители, которым за победу была обещана премия в целых пятьдесят марок на лицо, старались использовать погодное преимущество на полную и победили 3:1.

Дома лиссабонцы ликвидировали разрыв в два мяча уже к пятой минуте (Агуаш и Эйсебио), а затем забили еще четыре, выиграли 6:0 и вышли в полуфинал.

...Вояж в Нюрнберг запомнился Гуттманну не только перипетиями игры на непривычном морозе.

Буквально месяцем ранее, 11 января 1962 года, внезапно от инфаркта умер старый друг Белы Дьёрдь Орт. Он тоже работал в Португалии — тренировал «Порту». Смерть Орта потрясла Белу («боже, буквально пару дней назад виделись, а его уже нет»), и он с полной ясностью осознал, что ему самому уже катит за шестьдесят, сердце начинает пошаливать, да еще при такой нервной работе. В Нюрнберге Гуттманн обратился к немецким кардиологическим светилам и получил вполне ожидаемый совет: «Поменьше волнений, поменьше нервной нагрузки, побольше покоя. Но отходите от дела постепенно, не рвите резко — это крайне опасно.»

Еще одно обстоятельство поездки в Германию зацепило Белу и оставило неприятный осадок. В Нюрнберг Гуттманн взял с собой жену Марианну — он хотел, чтоб она сопровождала его к врачам и просто, чтоб была рядом. В конце месяца бухгалтерия клуба вычла из его зарплаты половину стоимости номера в нюрнбергской гостинице («мы не обязаны оплачивать проживание вашей жены»). Эта мелочь показала истинную цену всем разговорам о «большой и дружной семье «бенфикистас».

Гуттманн не забыл об этом уколе и через много лет: «За три года моей работы в «Бенфике» супруга сопровождала меня в заграничных поездках дважды — в Вену и Нюрнберг, где я ходил по врачам. Я предупреждал заранее, что дорога и содержание марианны за мой счет. Но эти крохоборы решили вычесть еще и стоимость половины номера, потому что я жил в нем не один, а вместе с женой».

В полуфинале КЕЧ-61/62 «Бенфика» попала на «Тоттенхэм Хотспёр», блестящую команду Дэнни Бланчфлауэра и недавно вернувшегося из Милана Джимми Гривса. Тренер лондонцев Билл Николсон успел посетить Лиссабон и Мадрид и поприсутствовать на ответных четвертьфинальных матчах «Бенфики» и «Реала», поскольку «Тоттенхэм» провел свои встречи раньше. Николсон был впечатлен увиденным, расточал в интервью комплименты и «красным», и «сливочным», а также сообщал, что предпочел бы в качестве соперника по полуфиналу четвертую команду — льежский «Стандард».

Гуттманн после жеребьевки съездил в Англию и посетил два матча с участием «шпор». Когда журналисты стали его допрашивать, Бела сообщил, что «Тоттенхэм» играет в настоящий английский футбол, доведенный до высочайшего уровня, но он, Гуттманн, хорошо разглядел все сильные и слабые стороны будущего соперника и уверен, что исход зависит «исключительно от противостояния характеров, а по игровым показателям «Бенфика» получше». Он брал бремя фаворита матчей на свои плечи, подбадривал своих и словесно атаковал противника. «Я осведомлен обо всех лондонских уловках, я знаю, что они обязательно обильно польют поле водой, чтоб нивелировать наше преимущество в технике. Польют в любом случае, даже под дождем». Узнав, что на ответный матч назначен судья из Дании, Бела говорил: «Конечно, это плюс для любящих силовую борьбу англичан, для их атакующих танков Маккея и Бобби Смита. Характер и стойкость наших игроков будут определяющими в ответной игре».

Характер и вправду понадобился лиссабонцам в Лондоне (дома «Бенфика» победила 3:1). Чтоб не нервировать игроков перед матчем, Гуттманн отказался от разминки. Лишних двадцать минут на глазах у враждебно настроенных, расположенных рядом с полем трибун — это напрасная трата нервной энергии: «Ребята, разминаться сегодня не будем. Поляну они уже полили на год вперед. Да и дождь идет, чего зря мокнуть...»

В начале второго тайма Бланчфлауэр вывел «Тоттенхэм» вперед, сделав счет 2:1. «Бенфика» покачнулась, но не рухнула. Несмотря на постоянные атаки хозяев, третий мяч так и не состоялся.

Эйсебио впоследствии говорил, что впервые оказался тогда под таким сильным игровым и болельщицким прессом: «Позже всякое бывало, но ту лондонскую давиловку я никогда не забуду».

Гуттманн был доволен. У его команды по-прежнему есть игра и, главное, имеются крепкие нервы. До вершины тренерской карьеры оставался один матч — финал КЕЧ против мадридского «Реала» в Амстердаме. Победа в этом финале вознесла бы Гуттманна и его команду на небывалую высоту. Вылет «Реала» из предыдущего розыгрыша списывали на внутрииспанские разборки, ведь мадридцы были выбиты «Барселоной»; эру «Реала» в европейских кубках законченной никто не считал. Победить великую команду в личном противостоянии — что может быть почетнее! Ну а для португальского клуба обыграть испанский — просто праздник.

Финал 1962 года был последним, перед которым исполнялись государственные гимны стран-участниц. Журналисты обратили внимание (сразу или придумали потом?), что португальцы слушали мелодию спокойно, а Жермано улыбался во весь рот. Лица же мадридцев были напряженными и даже хмурыми.

К 24-й минуте Жермано уже впору было плакать. 35-летний Пушкаш расправлялся с ним, как с мальчишкой. Ференц забил два мяча, а отвечающий за него Жермано ничего не мог поделать; он даже проигрывал Пушкашу в скорости и поворотливости. Испанский венгр забил два похожих мяча метров с пятнадцати-шестнадцати: сначала с передачи Ди Стефано, а затем с подачи Дель Соля.

Эйсебио: «Испанцы играли с таким выражением на лицах, что казалось для них победа в этой встрече — вопрос жизни».

«Бенфика» отыгралась довольно быстро — к 35-й минуте счет стал 2:2 (Агуаш и Кавем). И тут снова началось. Пушкаш забивает в третий раз, а за оставшееся до перерыва время мадридцы могли забить еще дважды.

Эйсебио: «Мы были уверены, что в перерыве получим взбучку от Гутт-манна. Но наоборот! Он только подбадривал нас, говорил, что мы уже победили, что «Реал» сейчас остановится, у его возрастных игроков иссякнут силы. Бела сумел успокоить даже растерянного Жермано, который не знал, куда деться от стыда. Тактическое замечание было только одно: Кавем должен играть вплотную с Ди Стефано, чтоб тот не мог сделать ни одной передачи. И тогда им конец!»

Гуттманн: «Ребята в первом тайме даже перевыполнили план. Я рассчитывал, что мы сможем выиграть матч, если проиграем в первой половине не больше двух мячей (каково, а? — Б. Т.), а проиграли всего один»...

В начале второго тайма Колуна сравнял счет, а затем начался бенефис Эйсебио. Он забил «всего лишь» дважды — с пенальти и с игры, но что он вытворял!

Эту игру называют еще «матчем дальних ударов» или «ночью длинных мячей»: гол Кавема — единственный в этой встрече, забитый из вратарской площади. Все остальные, за исключением пенальти, разумеется, были забиты ударами со средней и дальней дистанции.

...Был в этой встрече уже при 5:3 в пользу «Бенфики» любопытный эпизод, когда судья Лео Хорн расценил падение Ди Стефано в штрафной площади лиссабонцев как нырок и пенальти не поставил. Это судейское действие (или бездействие) голландца Хорна Пушкаш потом сваливал на Гуттманна: «Этот Лео Хорн не засчитал наш чистейший мяч на «Уэмбли» (Пушкаш имеет в виду знаменитую венгерскую победу 6:3 осенью 1953 года. — Б. Т.), а вчера не поставил два верных пенальти в ворота «Бенфики». Услужил своему старому другу Беле Гуттманну!»

К слову, за незасчитанный мяч в матче Англия — Венгрия Хорн в свое время извинился и ошибку признал, что говорит о его порядочности. Что до дружбы с Гуттманном, то Хорн и Гуттманн поддерживали дружеские отношения еще с энсхедских времен — вот уж действительно Бела знал всех и вся! Четверть века, однако. Обвинения Пушкаша Хорн даже комментировать не стал.

После матча Эйсебио подошел к Пушкашу и предложил обменяться футболками. На этого паренька Ференц зла не держал и согласился. Журналисты усмотрели в этом обмене символический смысл — одна эпоха заканчивается и начинается новая.

«Бенфика», победившая подряд испанских грандов — «Барселону» и «Реал» — претендовала, казалось, на роль нового лидера в европейском в футболе. И в следующем году лиссабонцы снова играли в финале КЕЧ, но под руководством другого тренера — Фернандо Риеры.

На возможность ухода по окончании сезона Гуттманн намекнул еще на пресс-конференции перед второй игрой с «Тоттенхэмом». Да что там намекнул! Сказал открытым текстом, что продолжение работы в «Бенфике» зависит от результата КЕЧ — в случае невыигрыша уйдет однозначно, а если победят, то, может быть, останется. На новых условиях, которые он поставит новым людям.

Дело в том, что еще в начале марта клуб получил нового президента. Вместо Маурисио Де Бриту у руля встал Фезас Витал (неприятная шпилька с оплатой гостиницы хронологически состоялась уже при Витале), который посчитал нужным сразу проявить «твердость».

Когда Гуттманн после чествования игроков «Бенфики» на приеме у главы государства высказался в духе, что «трудновато будет теперь руководить четырнадцатью «коммендатори» (кавалерами госнаград. — Б. Т.)», да и он, Бела, подзадержался в клубе дольше обычного, руководство «красных» отреагировало быстро. Сообщили, что выдвинутые тренером Гуттманном новые материальные условия неприемлемы (цифры не оглашались) и на всякий случай предварительно договорились с чилийцем Фернандо Риерой.

Гуттманн посчитал себя оскорбленным и обиженным. Он ведь еще не обсуждал с правлением изменение условий контракта, но полагал, что они должны быть пересмотрены в сторону увеличения содержания. И разве он этого не заслужил?

Бела во всеуслышание объявил об уходе и в сердцах при свидетелях произнес свое знаменитое проклятие: «Отныне сто лет не видать «Бенфике» победы в КЕЧ!»

Очередь на подписание Гуттманна выстроилась сразу же. Используя «географическое положение», первыми в тот же день прибежали гонцы из лиссабонского «Спортинга». Они сулили Беле все материальные блага мира (как в песне Высоцкого: «... будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин.»): неслыханную по тем временам зарплату, новый дом, роскошную тачку с персональным водителем... Гуттманн отказался. Он не мог представить себе, как будет выводить на поле чужую команду против своей, им же созданной. «Нет, ребята, ни за какие деньги». Оказалось, что понятие «семья «бенфикистас» гораздо ближе заезжему тренеру-профессионалу, чем некоторым членам этой самой семьи. А заманчиво было, приняв «Спортинг», утереть нос «красным» на домашней португальской арене. Но «профессОре» мелочным не был.

Гуттманн уехал в Уругвай и ненадолго возглавил «Пеньяроль». Бела отправился за океан выигрывать другой международный трофей — Кубок Либертадорес (КЮАЧ) с перспективой сразиться с «Бенфикой» в матчах за Межконтинентальный Кубок.

В финале КЮАЧ «Пеньяролю» противостоял «Сантос» без травмированного Пеле. Уругвайцы, проиграв бразильцам в Монтевидео, сумели выиграть в Сан-Паулу. К третьей, решающей, встрече подоспел Пеле, и «Пеньяроль» был бит со счетом 3:0. Арбитром игры на нейтральном поле в Буэнос-Айресе был специально приглашенный из Европы Лео Хорн, но уругвайские «гуттманновцы» никаких преференций не получили.

Бела вернулся в Вену и решил маленько отдохнуть. Тогда и состоялись его разговоры с Енё Чакнадем, вылившиеся в книгу «Бела Гуттманн стори». Он много чего порассказал о взаимоотношениях в различных клубах и о клубных руководителях. Кстати, лучшими функционерами Гуттманн считал правление «Пеньяроля»: «За свою 25-летнюю тренерскую карьеру я только один раз встретил безукоризненно порядочную и профессиональную клубную верхушку. В Монтевидео, в «Пеньяроле». Мне было очень жаль, что я не смог принести трофей этим людям.»

Пребывание Гуттманна в Вене не осталось незамеченным. Бывший игрок «Аустрии», хороший знакомый Белы Йозеф Вальтер, осенью 1963-го был назначен тренером сборной Австрии. Вальтер попросил Гуттманна помочь ему. Вообще-то, Вальтер, энтузиаст и модернизатор, хотел поначалу сосватать Белу в «Аустрию», но тот отказался. Помочь старому приятелю в сборной, находящейся в глубоком игровом кризисе — другое дело. Гуттманн решил работать бесплатно, дабы не испытывать никакой зависимости от OFB (Австрийского футбольного союза). Все организационные вопросы, включая стратегические — реформирование структуры местного футбола, — решал Вальтер, а Бела занимался исключительно футбольным делом — подбором и тренировкой игроков. Сборная Австрии-64 под руководством Вальтера и Гуттманна провела пять матчей, проиграв всего один — уругвайцам, зато победила венгров, югославов и сборную СССР. Пресса комментировала результаты скептически и поругивала тренерский дуэт за невыразительную игру.

Гуттманн объяснял, что игроки сформированы в клубах, в сборной тренер может лишь ставить тактику, отрабатывать взаимопонимание и мотивировать футболистов: «Они же не бьют по воротам. Нельзя только водиться и заниматься дриблингом, плести уже отжившие свое «кружева». Они должны быстро думать, принимать решения и бить по воротам. Бить, бить и еще раз бить!»

...Необходимость завершать каждую атаку ударом по воротам Бела объяснял игрокам образно: «Вы же молодые люди. Представьте себе, что своих жен или подруг вы только целуете и гладите. И всё. А вы должны всегда завершать процесс «решающим действием» — раз, другой, снова — а не довольствоваться поцелуями. Вот тогда вы будете по-настоящему довольны. И не только вы. Понятно?».

В конце года OFB предложила Гуттманну пятилетний контракт в сборной, но Бела его отверг, поскольку союз не гарантировал проведение реформ, предложенных Вальтером.

Он приехал на Рождество 1964-го в Лиссабон — «Бенфика» задумалась о возвращении Белы. Но обида еще не прошла. Это все поняли, когда Гуттманн выставил свои требования: 100 000 долларов за сезон, оплачиваемый отпуск в Австралии, дом в определенном районе, авто с прикрепленным водилой и т. д. Журналистам Бела говорил: «Это я рвач?! В 1959-м, когда я пришел в клуб, «Бенфика» с игры получала прибыль в две с половиной тысячи долларов. Благодаря моей работе и успехам команды теперь с матча снимается тридцать тысяч. Я сделал «Бенфику» всемирно известной, но они об этом забыли.». Не договорились.

Средства для повторного приглашения «профессоре» нашлись летом 1965-го после поражения «красных» в финале КЕЧ от «Интера». На огорчение и досаду от обидно проигранного финала наложилось и напоминание в прессе о пророческом «проклятии». Вроде бы все понимали абсурдность «причины» проигрыша, но многие суеверно замечали: «А вдруг прав? Это ж Гуттманн, он слов на ветер не бросает. Определенно что-то есть...» Поэтому возвращение Белы болелы восприняли с энтузиазмом. Но Гуттманн возвращался в другую команду — много пережившую, уже не голодную и уставшую, но, по мнению тренера, способную бороться за победу в КЕЧ. Его интересовал только этот турнир.

Весной 1966-го в четвертьфинале КЕЧ жребий свел португальцев с «Манчестер Юнайтед». После поражения в первой игре на выезде 2:3 шансы на проход оставались вполне приличными. Но на предыгровой пресс-конференции 9 марта Гуттманн ошеломил всех, произнеся: «Нынешняя «Бенфика» — команда богатых и усталых людей, у которых нет уже никакой мотивации».

Перед игрой главред «Франс Футбола» Макс Юрбини вручил Эйсебио «Золотой мяч» за 1965 год, но это был единственный светлый момент в тот вечер. На поле хозяйничали гости и их восходящая звезда 19-летний Джордж Бест. «Орлы» пролетели дома со счетом 1:5.

Гуттманн доработал до конца сезона, но фактически командой управлял уже не он, а Фернандо Кабриту, назначенный правлением в помощь Беле. Летом Гуттманн покинул Лиссабон.

Все его дальнейшие тренерские остановки успеха ни ему, ни руководимым им командам не принесли. Последней «станцией» в 1973-м стал «Порту», из которого Гуттманну пришлось уйти из-за трагического случая.

На 13-й минуте в матче 13-го тура чемпионата Португалии «Порту» — «Витория» (Сетубал) футболист «Порту» Павао потерял сознание и упал на газон. Он умер в больнице через несколько часов. Причина — кровоизлияние в мозг. Кто-то выдвинул версию, что внезапную смерть спровоцировали «пилюли Гуттманна», неизвестный допинг, о применении которого в Португалии ходили легенды еще с «бенфиковских» времен. никто никогда не видел этих «пилюль», футболисты клялись, что Бела, кроме коньяка в кофе, да и то в редчайших случаях, никакого стимулирующего им не давал. Горой за своего «второго отца» встал Эйсебио и другие воспитанники Белы, но пресса не унималась, и Гуттманн, у которого и без этих сплетен и слухов были перебои с сердцем, предпочел по согласию с правлением «Порту» из команды уйти.

Он опять вернулся в Вену, прожил еще восемь лет и умер 28 августа 1981 года.

...Пять раз «Бенфика» играла в финале КЕЧ после «проклятия Гуттманна» и пять раз проигрывала. Последний — в 1990-м. Тогда финал проходил в Вене, и Эйсебио, работавший в клубе, сразу по приезде помчался на могилу Белы, расположенную на еврейском участке первого городского кладбища. Стоя у надгробного памятника, он умолял о снятии заклятия. В тот же день на кладбище приехали фаны «Бенфики», взяли с собой на стадион горсть земли с могилы тренера и тоже просили его душу не препятствовать победе наследников гуттманновских «орлов»...

Еще в 1964 году венский футбольный журналист Мартин Майер писал о Гуттманне: «Он добился чего хотел. Своей непреклонностью и несгибаемостью он поднял престиж тренерской профессии на должную высоту. Он модифицировал тактику игры, не изменяя своему девизу «Атака и еще раз атака». Но его время прошло. Теперь футболом правит «катеначчо» оборонцев — Рокко и Эрреры. А жаль.»

Майер с полным основанием мог так рассуждать в 1964-м. До появления Круиффа и «тотального футбола» нужно было ждать почти десять лет.

Гуттманн в беседе с тем же Майером изъяснялся не так высокопарно: «Я не обольщаюсь своими успехами и понимаю, что когда-то всему приходит конец. Я вовремя прекратил выступления, как игрок, я всегда вовремя уходил из клубов и вовремя отойду от тренерских дел.»

В январе 2007-го английская «Гардиан», рассматривая перспективы Жозе Моуриньо в «Челси», вспомнила о Гуттманне, назвав его создателем «культа менеджера». Газета предупреждала хозяев «Челси», что характер у Моу-риньо такой же твердый, как у Гуттманна, и ему, сеу Жозе, как и Беле, уверенности в себе не занимать. Статья заканчивалась словами: «Если в «Челси» хотят удержать гения, то пусть внимательно почитают историю жизни Белы Гуттманна, историю «Бенфики» и сделают выводы.» В сентябре 2007 года Моуриньо был уволен после ничьей с «Русенборгом» в Лиге чемпионов. Снова придет и снова будет уволен.

Вдова Гуттманна Марианна умерла в 1995-м, а через шесть лет на аукционах для коллекционеров стали всплывать личные вещи, документы, фотографии и письма великого скитальца.

Базельский Новый театр выпустил спектакль под названием «ТгаитВаП 4 — 2 — 4» — «Мяч мечты 4 — 2 — 4. Музыкальное ревю в двух таймах». В либретто сказано: «Футбол показан здесь через полную приключений судьбу великого тренера Белы Гуттманна.». В этом спектакле, кроме Гуттманна «присутстсвуют» и Пушкаш, и Эйсебио, и Софи Лорен.

Георг Дарваш, автор, режиссер и исполнитель роли Гуттманна: «Я вспоминаю Вену 1956-го, себя маленьким мальчиком, держащимся за отцовскую руку, и дядю Белу, который вот прямо сейчас познакомит меня с Пушкашем, Кочишем, Цибором, и я войду в волшебный мир Игры...»

В мир, в котором Гуттманн прожил всю жизнь.