Гаврило Принцип. человек-детонатор

«Я ДАМ ТЕБЕ РЕВОЛЬВЕР»

В Сараеве эрцгерцога уже ждали. И не только для того, чтобы забрасывать его цветами и кричать ему «Живео!». Группа активистов «Молодой Боснии» находилась в полной готовности. Покушение на Франца Фердинанда было решено совершить именно 28 июня, в Видовдан.

Как же эта группа оказалась в Сараеве? И как ее проворонила австро-венгерская контрразведка, предупреждавшая престолонаследника о возможной опасности? Чтобы понять всё это, нужно вернуться на три месяца назад.

…В марте 1914 года Принцип, Чабринович и Грабеж в Белграде, Илич в Сараеве и Гачинович в Лозанне узнали из газет, что Франц Фердинанд собирается приехать в столицу Боснии. Все они наверняка понимали, что судьба дает им в руки уникальный шанс осуществить свою мечту о покушении — «достать» наследника престола в Сараеве им было легче, чем в других местах империи.

В общих чертах договорившись о покушении (возможно, вступив перед этим в тайную организацию «Смерть или жизнь»), Принцип, Чабринович и Грабеж сообщили о своем решении Иличу.

Перед «белградской тройкой» сразу же встало множество проблем. Организовать покушение на наследника престола — это ведь не обструкцию преподавателю в гимназии устраивать и не статьи в газеты писать. Никакого оружия у них не было. Ни один не умел хорошо обращаться с ним. Ни у одного из заговорщиков не было опыта участия в боевых действиях. Пока они понятия не имели, где будут подстерегать эрцгерцога и будет ли возможность подобраться к нему хотя бы на расстояние револьверного выстрела.

Раздобыть оружие было не так уж сложно. Сербия всегда буквально кишела им, а к тому же совсем недавно закончились две войны. Многие из их друзей воевали в качестве комитов или поддерживали связи с различными таинственными личностями вроде членов «Черной руки». К одному из таких знакомых Принцип и обратился.

Милана Цигановича он знал уже около двух лет. Еще в 1912 году он жил с ним в одном доме в Белграде. Циганович был практически земляком Принципа, но на шесть лет старше его. Окончил сельскую школу, потом учился в коммерческом училище в городе Бихач, собирался стать священником, но быстро расхотел. Работал мелким чиновником в налоговом управлении, куда его устроил отец, потом пробовал поступить на таможенную службу, но провалил экзамен. Затем попытался бежать в Сербию, но напоролся на австро-венгерских жандармов, которые вернули его домой. Осенью 1908 года Цигановичу повезло — его перевез через пограничный Дунай по своему паспорту один из случайно оказавшихся на границе сербских студентов, возвращавшихся домой, выдав за записанного в его паспорт младшего брата.

«Когда я приехал в Белград, — рассказывал Циганович в 1927 году влиятельной сербской газете «Политика», — я попал в самую гущу демонстраций и выступлений, направленных против Австро-Венгрии. В это время открылась школа комитаджей под руководством капитана Войн Танкосича. Там собралось много молодежи из различных земель — студентов, гимназистов, рабочих, и здесь мне в первый раз пришла в голову мысль: «Здесь действует «Молодая Босния»… Мы образовали маленький отряд в 30 человек».

Но тогда повоевать ему не пришлось — Боснийский кризис в войну не перерос. Циганович устроился чиновником в управление сербских государственных железных дорог. Считается, что в 1911 году он вступил в общество «Черная рука», где значился под номером 412. Впрочем, по другой версии, он был внедренным в организацию секретным агентом Николы Пашича, непримиримого врага «Черной руки», неоднократно занимавшего пост премьер-министра Сербии.

Во время Балканских войн Циганович принимал участие в боевых действиях и даже был награжден золотой медалью за храбрость. Он служил в отряде комитаджей под командованием Воислава Танкосича и, естественно, хорошо его знал.

С наступлением мира он снова устроился по железнодорожной части, захаживал в кафану «Златна моруна», но вообще у него была репутация таинственного и вездесущего человека. Он поддерживал связи с бывшими комитаджами и с «Народной обороной».

На суде Принцип утверждал, что Циганович знал о его идее убить престолонаследника, когда она еще не обрела каких-либо конкретных форм, а всего лишь высказывалась им в разговорах. Якобы Принцип во время очередных посиделок снова начал говорить о покушении, а один из его знакомых передал его слова Милану Цигановичу. «С этого момента я подружился с Цигановичем, — рассказывал Принцип. — И он обещал, что достанет оружие. Он дал это обещание еще до того, как в Белград приехал Грабеж».

Почему он обратился с просьбой достать оружие именно к Цигановичу? Дело в том, что с войны тот привез целую коллекцию различных гранат, которые видели у него и Принцип, и Чабринович. Принцип говорил, что их было штук восемь-девять, а Чабринович утверждал, что целых восемьдесят.

Сначала Принцип просил именно бомбы, однако Циганович сказал, что, скорее всего, они не очень хорошего качества и в решающий момент могут не сработать. Тогда-то и пошла речь о пистолетах. Был и еще один важный момент: после покушения Принцип и Чабринович хотели покончить жизнь самоубийством, как сделал их кумир Богдан Жераич. Понятно, что пистолет для этого подходит лучше всего. Позже они получили «для себя» и ампулы с цианидом, но, как оказалось, яд был тоже плохого качества.

В мае 1914 года в Белграде умер известный сербский писатель и публицист Йован Скерлич. Он оказал большое влияние на «младобосанцев». Скерлич был убежденным сторонником «югославянской идеи» и предлагал, например, унифицировать сербский и хорватский литературные языки. Однако, писал югославский историк Владимир Дедиер, Скерлич был противником панславизма, за которым, по его мнению, стояли «самые мрачные элементы русского общества» и вообще реакционные силы, и выступал за «неославизм», предусматривавший создание демократической федерации равноправных славянских народов.

16 (3) мая 1914 года на похоронах Скерлича Принцип нес венок от боснийской молодежи. Своему брату Николе он написал: «Умер величайший человек Сербии».

А уже через несколько дней они наконец-то смогли получить оружие для покушения на Франца Фердинанда.

Чабринович на следствии утверждал, что еще за три дня до того, как они отправились из Белграда в Сараево, он и понятия не имел, что подготовка покушения приняла уже такой конкретный характер. Чабринович говорил, что собирался отметить Видовдан вовсе не в Сараеве, а в Македонии и даже купил себе новый костюм.

Возможно, он действительно был не в курсе дела. Принцип и Грабеж сами договорились с Цигановичем, а тот, в свою очередь, встретился с Воиславом Танкосичем, от которого и получил оружие.

Танкосич попросил устроить ему свидание с заговорщиками. Принцип и Грабеж, посоветовавшись, решили, что на него пойдет только Трифко Грабеж. Кандидатуру Чабриновича они сразу же отмели — он еще не был посвящен во все подробности подготовки к покушению, к тому же Принцип считал, что он слишком разговорчив и вообще не производит впечатление серьезного человека. Сам же Принцип не хотел идти к Танкосичу по личным причинам — он хорошо помнил обиду, которую нанес ему командующий комитаджами, когда не взял его в отряд и весьма иронически отозвался о его способностях и здоровье.

Таким образом, на встречу отправился только Грабеж в сопровождении Цигановича. На допросах Грабеж рассказал: «По дороге я говорил с Цигановичем о покушении на престолонаследника, и он убеждал меня в том, что его нужно совершить с помощью револьверов. Он сказал также, что мы должны верить в себя, этим он хотел сказать, что нам не надо бояться».

Затем, по словам Грабежа, Циганович сообщил, что уже утвержден маршрут, по которому они переправятся в Боснию. Следовательно, не они сами, а кто-то другой разработал для них безопасный путь перехода через границу.

Подойдя к дому Танкосича, Циганович позвонил. Дверь открыла женщина. Они сразу же, без лишних разговоров, прошли в обставленную со вкусом комнату, на стенах которой висели картины — Грабеж запомнил портрет короля Петра в военной форме, с саблей на коленях.

Они ждали долго, почти полчаса. Наконец в комнату вошел Танкосич. Циганович показал на Грабежа: «Это один из них». Затем Грабеж назвал свое имя.

«Он сначала посмотрел на Танкосича, потом на меня и сказал: «Значит, это ты и есть? Ты готов?» — рассказывал Грабеж. Я ответил: «Да». Тогда Танкосич спросил, умеем ли мы стрелять из револьвера, на что я ответил отрицательно. Танкосич снова обратился к Цигановичу: «Я дам тебе револьвер, и ты за один день научи их стрелять».

Я спросил Танкосича: «Нужно ли мне прийти еще раз?» Он ответил: «Не нужно». Циганович встал, встал и я, мы попрощались с Танкосичем и ушли, так как заметили, что Танкосич торопится».

После этой встречи они пошли в «Златну моруну», где сидели Принцип и Чабринович. Не очень ясно, рассказали ли Чабриновичу о револьверах именно в тот вечер или чуть раньше, но несомненно одно: он с готовностью согласился участвовать в тренировках по стрельбе.

Представление, что заговорщики, учившиеся в Белграде стрелять, проходили какой-то специальный курс обучения, которым руководили сербские военные, абсолютно неверно. Принцип, Грабеж и Чабринович успели пострелять всего лишь два дня — 25 (12) и 27 (14) мая. Обучали их Циганович и, по некоторым данным, некий Милан Моич и Джуро Шарац — один из лидеров организации «Смерть или жизнь». Для тренировок в одном из белградских парков соорудили из дерева что-то вроде человеческой фигуры. Стреляли в мишень и с места, и во время движения. Лучше всех стрелял Принцип, хуже всех — Чабринович. Циганович также показывал им, как обращаться с бомбами.

27(14) мая Циганович встретился с ними у кафаны «Златна моруна». Там он передал Принципу и Грабежу (Чабринович в это время работал в типографии и пришел позже) шесть бомб, четыре пистолета, в каждом из которых было семь патронов, запасные обоймы с патронами и ампулы с цианистым калием. Затем они пошли к Принципу и спрятали бомбы в изголовье его кровати. На следующий день им предстояло отправиться в путь.

Итак, если верить Принципу, Грабежу и Чабриновичу, ведущую роль в добывании для них оружия сыграл Милан Циганович. Именно через него они получили и инструкции, как добраться до Боснии и не оказаться в руках врагов.

Таким образом, фигура Цигановича представляет огромный интерес. Однако он выступал лишь посредником. Главный же вопрос, ответа на который пытались добиться сначала австрийские следователи и судьи, а потом и многочисленные исследователи, состоит в том, с кем именно он поддерживал связь «с другой стороны». Кто были те люди, которые предоставили заговорщикам оружие и организовали их переправку в Боснию? Какие цели они преследовали и что знали о Принципе и его друзьях?

Самый явный ответ сводится к тому, что всё это дело провернул неутомимый Воислав Танкосич. Сделать ему это было не так уж и трудно — связи у бывшего командира комитаджей имелись хорошие, авторитет большой, так что переправить террористов с оружием в Боснию не составляло для него особого труда.

Человек действия, радикальный националист, член «Черной руки», он вполне мог разделять планы молодых боснийских «коллег» в отношении эрцгерцога и их оценку Франца Фердинанда как «врага славянства», который явно с провокационной целью собирается устроить маневры и посетить Сараево в самый горький и торжественный для сербов день. Что же касается последствий покушения, то вряд ли Танкосич о них задумывался.

«Циганович действовал по соглашению с майором Танкосичем, но тот остался в стороне, — говорил на суде Грабеж. — Главным виновником, если вообще можно говорить о виновности, является Циганович». Все заговорщики уверяли, что не знают, состояли ли Танкосич и Циганович в «Черной руке», но признавали, что те имели связи с «Народной обороной».

Однако ни следователи, ни судьи в такую версию не поверили. Они пытались добиться от обвиняемых, кто еще стоял за ними. В этом, конечно, было немало политики — австрийцам нужно было так или иначе обвинить Сербию в причастности к покушению, однако их недоверие можно понять — как-то уж больно легко всё получилось у группы зеленых гимназистов. Трудно было поверить, что за покушением такого масштаба не стоит какая-то внушительная сила.

Имя «таинственного посредника» Милана Цигановича на следствии и суде над членами «Молодой Боснии» упоминалось неоднократно. У Принципа, например, допытывались, не он ли надоумил их на покушение. Это предположение Принцип категорически и даже с возмущением отверг. Грабеж — тоже, причем мотивировал тем, что Циганович был гораздо менее образован, чем они, и поэтому «был не в состоянии развивать перед нами какие-либо идеи». Они в один голос утверждали: Циганович только доставал им оружие.

Но их утверждения суд не убедили. Хотя бы потому, что Чабринович на процессе признал, что Циганович был масоном и сказал ему, что «франкмасоны более года тому назад приговорили Франца Фердинанда к смерти, но об этом он сообщил нам только тогда, когда мы уже окончательно решили совершить покушение». Странное заявление от человека, который, как утверждали Принцип и Грабеж, был гораздо менее образован, чем они!

Однако «масонский след» превращал сараевское убийство в результат «всемирного заговора» против престолонаследника Австро-Венгрии, поэтому суд так вцепился в тему «таинственного посредника», пытаясь узнать о нем от подсудимых как можно больше. Впрочем, об этом — в свое время.

Трое заговорщиков пустились в путь 28 (15) мая.

Накануне Циганович дал им подробное описание маршрута, который их очень тревожил — ведь предстояло идти с оружием, и их могла задержать как сербская, так и австро-венгерская полиция, не говоря уже о пограничниках обеих стран. Но Циганович сказал, что все эти проблемы он решит, и вручил им визитку с некими условными знаками, которую они должны были предъявить коменданту сербского пограничного участка.

А еще Циганович дал им деньги. По словам Принципа, немного — 160 динаров. Однако после покушения в комнате Принципа полиция нашла весьма солидную сумму — 2700 австрийских крон в мешке из-под соломы и еще тысячу в раме иконы.

У каждого из них были две бомбы, пистолет, запасные обоймы и ампула с ядом. Перед дорогой они дали друг другу слово не вступать в лишние разговоры с посторонними и как можно меньше привлекать к себе внимание.

Утром они сели в Белграде на пароход, чтобы добраться до городка Шабац. Там они оказались около четырех часов дня. Им нужно было найти капитана пограничной стражи Радо Поповича, которого из Белграда должны были предупредить об их прибытии. Капитан играл в карты в кафане «Америка». Принцип передал ему визитку Цигановича. Пограничник прервал игру и повел заговорщиков в комендатуру.

По дороге он спросил, зачем они собираются переходить границу. Они ответили, что для некоего «тайного дела». Попович больше вопросов не задавал, зато снабдил их различными документами и записками.

Это, во-первых, был пропуск, в котором они значились таможенными чиновниками. В пропуске содержалась рекомендация властям «не чинить этим людям никаких препятствий, а, более того, по возможности оказывать всяческую помощь». Во-вторых, капитан вручил заговорщикам письмо для начальника пограничного участка в Лознице Иована Првановича, а в-третьих, записку, по которой им должны были выдать бесплатные билеты на поезд до пограничной Лозницы (поскольку они ехали под видом государственных служащих, находящихся в командировке).

Однако бесплатных билетов достать не удалось — железная дорога до Лозницы находилась в частной собственности, и записка капитана Поповича не оказала на кассиров нужного действия. Однако им продали билеты с пятидесятипроцентной скидкой.

Принцип, Грабеж и Чабринович переночевали в Шабаце, в отеле «Америка». Оружие спрятали в печь, а вечером посидели в местной кафане, поели мороженого.

Утром они сели на поезд до Лозницы, куда прибыли около десяти часов. Там нашли коменданта Првановича. Прочитав письмо, тот спросил, куда они хотят идти дальше. Услышав от Принципа, что они направляются в Боснию, Прванович сказал, что границу можно легко перейти легально.

«Я ему на это ответил, что у нас нет никаких документов и поэтому мы не можем перейти границу, так как в Боснии жандармы сразу бы нас схватили, — рассказывал Принцип. — Тогда он сказал, что нас трудно отправить дальше так, чтобы нас сразу не схватили. Но он свяжется со своими подчиненными и передаст нас самым надежным из них. Капитан позвонил по телефону своим людям. О чем он говорил, я не знаю, так как не обратил на это внимания, но в конце концов сказал нам, чтобы на следующее утро в семь часов мы пришли в его канцелярию».

Прванович тоже не поинтересовался, зачем троим молодым людям нужно тайно попасть в Боснию.

До назначенного срока у заговорщиков был целый день. В Лознице они встретили двух своих знакомых, бывших комитаджей, с которыми решили прогуляться по окрестностям. Во время «экскурсии» словоохотливый Чабринович, как и опасался Принцип, разговорился. Он постоянно посматривал на свои бомбы, которые носил на поясе, и в конце концов один из их знакомых, заметив это, спросил, есть ли у них оружие. «Мы ответили, что у нас есть револьверы, и даже сделали в его присутствии несколько выстрелов, но ничего не сказали о бомбах, — рассказывал Принцип на следствии. — Мы заметили Чабриновичу, что он не соблюдает осторожность, и отобрали у него бомбы».

В тот день они сильно поссорились. И снова причиной размолвки стал Чабринович. Из Лозницы они написали несколько открыток родным и знакомым. Принцип, к примеру, послал открытку своей хозяйке, которой задолжал за квартиру 31 динар. Он просил ее немного подождать, пообещав, что вскоре, когда он вернется в Белград, отдаст весь долг.

А вот Чабринович послал своей сестре Вукосаве послание, полное намеков, сопроводив его патриотическими стихами. Чабринович на следствии рассказывал, что Принцип и Грабеж «очень разозлились на меня из-за этих стихов, так как это было неосторожно и могло нам навредить. Я тоже серьезно разозлился на них и крепко их обругал».

Они так поругались, что даже перестали разговаривать. Впрочем, Принцип на следствии утверждал, что это была «дружеская размолвка» и они ее быстро забыли. Чабринович лег спать, а вечером его разбудили Принцип и Грабеж. Они опять помирились. «Но Принцип и Грабеж сказали мне, что я должен без оружия идти отдельно, другим путем, поскольку я неосторожен, и что Грабеж даст мне свой паспорт», — рассказывал Чабринович.

Итак, они разделились.

Прванович поддержал их решение и написал письмо знакомому финансовому инспектору пограничного городка Зворник, но того на месте не оказалось, и Чабриновича перевел через границу местный учитель Милан Яковлевич, член «Народной обороны». Интересно, что на границе их задержали австрийские жандармы, но, проверив документы, отпустили. Местные жители часто пересекали границу туда-сюда, так что ничего подозрительного в этом они не увидели.

На боснийской стороне Чабриновича «передали» местному писарю Георгию Дачичу, который на следующий день посадил заговорщика в дилижанс. Чабринович благополучно добрался до города Тузла, где, как и было условлено, поселился у некоего Мишко Йовановича в ожидании прихода товарищей.

Что же касается Принципа и Грабежа, то их путь через границу был куда более тернистым. Они решили переправляться через пограничную реку Дрину в десяти километрах от Лозницы. В проводники им дали таможенника Раде Грбича, крупного человека с большим красным носом.

Принцип и Грабеж переночевали у Грбича, а следующее утро началось с того, что он показывал им, как надо стрелять. После стрельбы Грбич и еще один его спутник посадили гимназистов в лодку и отвезли на остров Исакович. Там они переночевали в доме местной жительницы. Утром Грбич опять обучал их стрельбе. Потом Принцип с Грабежем вспоминали, что расстреляли на острове 50 или 60 патронов. Вероятно, боеприпасы им давал Грбич.

Затем таможенник отправился искать проводников. У него были свои агенты и доверенные лица среди крестьян на боснийском берегу. Некоторые из них передавали ценную информацию, за что им разрешали заниматься мелкой контрабандой. Наконец он нашел двоих проводников — Мичу Мичича и Якова Миловича. Они и повели заговорщиков на боснийский берег.

Грабеж вспоминал, что сначала они долго брели по густой грязи через заросли камышей и вербы, проваливаясь почти по колено. Каждый нес три бомбы, пистолеты, патроны и вещи, так что идти было трудно. Грабеж признавался, что иногда ему казалось, что дальше идти он уже не сможет. Переход продолжался около двух часов, после чего они наконец-то дошли до села Обриеж на боснийском берегу.

Переночевав, они рано утром вместе с Миловичем и еще несколькими крестьянами двинулись дальше — к селу Прибой. Недалеко от села Принцип и Грабеж спрятались в кустах, а их проводник Яков Милович пошел искать учителя Велько Чубриловича, которому должны были передать заговорщиков.

Велько Чубрилович принадлежал к старшему поколению «младобосанцев». Он родился в 1886 году, окончил православную учительскую семинарию и с 1905 года работал учителем — сначала в городе Тузла, а потом и в Прибое.

Разумеется, Чубрилович тоже придерживался распространенных среди молодых боснийцев радикальных взглядов. В 1912 году он стал доверенным лицом «Народной обороны» (есть также предположение, что он состоял и в «Черной руке»). Когда началась Первая Балканская война, Чубрилович сформировал в своей округе отряд добровольцев, которые должны были отправиться в сербскую армию. Но на фронт они не попали — война закончилась, и отряд пришлось распустить. Зато у Чубриловича появилось немало собственных доверенных лиц, на которых он мог положиться.

(Встреча с Принципом и Грабежем 2 июня (20 мая) 1914 года роковым образом изменила его жизнь, в итоге приведя к тому, что Чубрилович был приговорен к смертной казни и повешен.)

Милович встретил Чубриловича на окраине села — тот с местным священником возвращался с похорон — и сказал ему, что привел «двух людей из города». Это, вероятно, был пароль. Чубрилович сразу же распрощался со священником и направился с Миловичем к месту, где их ждали Принцип и Грабеж.

Здесь начался следующий этап их перехода. Миловича и Мичича отпустили домой — каждому из них Чубрилович и заговорщики дали по нескольку крон. Учитель повел Принципа и Грабежа к своим знакомым. По дороге он заметил спрятанные в вещах «людей из города» бомбы и спросил, не предназначено ли это оружие «для встречи Франца Фердинанда». Принцип совершенно откровенно ответил утвердительно, добавив, что они направляются в Сараево как раз для того, чтобы убить престолонаследника, и предупредив, чтобы Чубрилович об этом помалкивал.

Чубрилович привел их в дом своего знакомого Митара Керовича. Там их накормили и оставили ночевать. Принцип и Грабеж рассказывали хозяину и его сыну Недо о Сербии, о школах, а затем заснули. Грабеж спал плохо — он объелся за ужином — и, просыпаясь время от времени, слышал, как Чубрилович говорил Керовичу и его троим сыновьям, что «у этих молодых людей — твердое сердце и они идут в Сараево совершать великие дела». При этом он показывал бомбы, спрятанные в вещах. Чубрилович договорился, что они помогут Принципу и Грабежу перевезти оружие и бомбы до города Тузла.

Есть и другая версия того, что происходило в тот день. Ее изложило на следствии и на суде семейство Керович. По их словам, старший сын Митара, Благойя, начал спрашивать у гостей, кто они и куда идут. Чубрилович ответил: «Австрийский наследник вскоре должен приехать в Сараево, и они идут туда, чтобы убить его и бросить бомбы. Они рискуют своей жизнью, поэтому всё надо хранить в тайне». Услышав это, Благойя посоветовал отцу не влезать в это опасное предприятие. В свою очередь, Чубрилович и Принцип с Грабежем начали агитировать их за «общесербское дело». На всякий случай Грабеж пригрозил, чтобы они держали язык за зубами, иначе им отомстят за измену. Чубрилович же решил успокоить хозяев аргументом, что всё равно никто не узнает, кто именно помогал заговорщикам в пути, так как они покончат с собой сразу же после покушения. Это возымело действие, и Керович с сыновьями согласился помочь им.

Трудно сказать, как всё было на самом деле. В последней версии Керовичи явно пытались смягчить свою вину, намекая, что они помогали убийцам эрцгерцога под влиянием их угроз. Однако факт остается фактом — они никому не сообщили об их прибытии, хотя прекрасно знали, с чем пожаловали «люди из города».

Примерно за час до полуночи тронулись в путь. Бомбы и пистолеты спрятали на телеге, в охапке сена. Принципа и Грабежа сопровождали Недо Керович и еще один житель села, Цвиян Степанович. К утру они благополучно добрались до Тузлы.

В Тузле заговорщиков должен был ждать Мишко Йованович — один из самых известных и богатых жителей города, председатель нескольких обществ, один из директоров Сербского банка, владелец первого городского кинотеатра. Его состояние оценивалось в 300–400 тысяч крон. Он также был связан с «Народной обороной».

На окраине Тузлы крестьяне и заговорщики на всякий случай решили разделиться. Керович и Степанович направились в дом к Йовановичу, а Принцип с Грабежей решили дожидаться его в читальном зале сербской библиотеки. Вернее, они сначала отправились по магазинам, чтобы привести себя в порядок после дороги. Купили себе новые брюки, Грабежу почистили и отгладили пальто. После этого они направились в библиотеку.

Тем временем Керович и Степанович пришли к Мишко Йовановичу. Они выложили на стол бомбы и пистолеты. А когда изумленный Йованович спросил, что это, ответили: «Это вам посылает учитель Чубрилович» — и протянули ему письмо Чубриловича. Прочитав его, хозяин спросил, чем он может помочь. Керович и Степанович попросили его прийти в девять утра в сербскую библиотеку. Там вскоре Йованович и увидел Принципа и Грабежа.

Заговорщики сразу объяснили ему, для чего прибыли в Боснию и для чего предназначено оружие. Принцип на следствии рассказывал: «Когда мы вошли в комнату, то сначала представились, а потом начали обсуждать, как все эти вещи (то есть бомбы и пистолеты. — Е. М.) можно было бы переправить в Сараево. Я заметил, что мы сами не можем взять их с собой в Сараево, так как предвидел, что перед приездом престолонаследника будут приниматься строгие меры безопасности. Тогда мы поинтересовались — может, было бы лучше, если бы Мишко сам отвез их в Сараево? Он ответил, что это невозможно, не знаю, по какой причине. Мишко весь трясся, что заставило меня предупредить его, чтобы он был осторожен и не выдал нас, так как в этом случае будут ликвидированы и он, и вся его семья. Потом мы решили оставить вещи у Мишко, с тем чтобы их позже забрали или я, или Данило Илич. Кто-то из нас, не знаю кто, предложил, чтобы паролем была коробка сигарет «Стефания».

Йованович дополнил этот рассказ некоторыми подробностями. Принцип и Грабеж, по его словам, сказали, что едут в Сараево, но боятся нести туда бомбы и оружие, так как «два (? — Е. М.) эрцгерцога должны приехать в город». Он также уточнил, что согласился оставить у себя имущество заговорщиков, потому что хотел «выручить студентов из затруднения».

Йованович спрятал оружие и бомбы у себя дома, а Принцип и Грабеж вернулись в библиотеку, где встретили нескольких своих знакомых и провели с ними время, вспоминая школьные годы.

Неделько Чабринович тоже был в Тузле. Накануне он просидел несколько часов в той же сербской библиотеке, читая газеты. Затем сходил в кино, причем один из фильмов посмотрел в синематографе, который принадлежал Мишко Йовановичу. Интересно, что, вернувшись в гостиницу, где он дожидался своих друзей, Чабринович встретил там знакомого из Сараева Ивана Вилу, который раньше служил жандармом. Этот человек, сам того не ведая, сообщил заговорщикам ценную информацию: Франц Фердинанд приезжает в Сараево 25 июня, и в городе вовсю идет подготовка к его встрече — жители чистят улицы и украшают дома. До этого момента, признавался Чабринович, они не знали, когда престолонаследник должен прибыть в город.

Вскоре в этой же гостинице появились Принцип и Грабеж. Чабринович отметил для себя, что каждый из них раздобыл новые брюки. Он распрощался со своим собеседником и пошел к ним. Они казались очень уставшими, а Принцип вообще находился в подавленном настроении. «Ничего у нас не выйдет», — говорил он. Почему он вдруг пал духом, непонятно. Отказываться от своей миссии они и не думали и в тот же вечер, 3 июня, решили ехать в Сараево поездом.

Они вошли в один вагон, но места заняли в разных купе. Там же неожиданно оказался и тот самый бывший полицейский, с которым Чабринович беседовал в гостинице Тузлы, — он тоже возвращался в Сараево. Увидев Чабриновича, он подсел к нему и начал разговор. (На следствии и суде по делу «Молодой Боснии» ему пришлось долго оправдываться и объяснять, почему он ехал вместе с террористами и о чем с ними говорил.) Почему-то он обратил внимание на сидевшего в другом купе Принципа и спросил Чабриновича, не знает ли он, кто этот юноша с длинными волосами и острой бородкой. На это простодушный Чабринович ответил: «Гаврило Принцип».

Принцип и Грабеж потом рассказывали на следствии, что по дороге между собой потешались над этим бывшим полицейским: мол, едет с ними в Сараево, а не знает, зачем они туда направляются.

Утром 4 июня (22 мая) 1914 года, через неделю после того как Принцип, Грабеж и Чабринович покинули Белград, поезд привез их в Сараево. Их цель была уже близка.

Переход Принципа, Грабежа и Чабриновича из Белграда в Сараево наводит на определенные размышления.

Во-первых, австрийцы были совершенно правы, когда утверждали, что за террористами стояли люди, обладающие весьма широкими полномочиями, которым, в частности, подчинялись сербские пограничные офицеры и таможенные чиновники. Действительно, не вызывает сомнения, что сами по себе заговорщики этот путь через границу вряд ли прошли бы. Кто были эти люди? Члены «Народной обороны», «Черной руки», государственные служащие или, может быть, даже представители сербских властей? Это один из главных вопросов, связанных с сараевским покушением, вокруг которого до сих пор идут споры.

Во-вторых, удивляет то, как по-дилетантски отнеслись Принцип, Грабеж и Чабринович к своей миссии. По дороге они разболтали, в общем-то, случайным встречным, которых видели первый раз в жизни, всё, что только могли. И это несмотря на многочисленные обещания друг другу хранить всё в тайне.

В-третьих, еще большее удивление вызывает во всей этой истории потрясающая беспомощность австро-венгерских жандармерии и контрразведки. Судя по всему, соответствующие службы империи так и не получили вовремя сигналов, что в приграничных районах появились странные люди, которые тайно переправляются из Сербии в Австро-Венгрию с оружием, да еще и не скрывают, что собираются убить эрцгерцога.

Можно предположить, почему это произошло. Скорее всего, австрийская контрразведка была «заточена» на работу против сербской разведки и не ожидала, что удар нанесут дилетанты, гимназисты, которые впервые взяли в руки оружие всего лишь несколько дней назад. Вспоминается сцена из знаменитого фильма «Семнадцать мгновений весны», где шеф гестапо Мюллер говорил о дилетантах: «Всё настолько глупо и непрофессионально, что работать практически совершенно невозможно. Невозможно понять логику непрофессионала».

Австрийцы, раз уж потом они обвиняли Сербию в использовании этих дилетантов в своих целях, должны были предполагать такой поворот событий. Тем более что молодежь, которая имела отношение к покушению, и раньше отнюдь не отличалась благонадежностью. Короче говоря, прокол австрийских спецслужб здесь налицо.

И наконец, еще одна любопытная деталь. Никто из жителей сербских сел, через которые проходили заговорщики, не сообщил об этих подозрительных людях «куда следует». Почему? Их могли принять за контрабандистов, а в приграничных селах контрабанда была весьма распространенным занятием, ею занимались в тех местах очень многие, так что «стучать» на своих коллег было как-то не очень прилично.

Но главное было всё-таки в другом — у австрийцев в этой округе, скорее всего, не было надежных агентов. А вот у сербов были, и, как видим, немало. Всё это свидетельствует об отношении боснийских сербов к властям Австро-Венгрии.

О происходившем после того, как трое заговорщиков добрались до Сараева, известно мало, в основном по их рассказам на следствии и суде, а также по воспоминаниям участников движения, написанным уже после Первой мировой войны. Но эти мемуары далеко не всегда отличались точностью и объективностью. Частично из-за личной позиции авторов, а также просто из-за того, что они многого не знали, а под видом фактов иногда приводили рассказы и даже слухи. Как справедливо отметил Владимир Дедиер, историю революционного движения писали люди, которые были на его периферии, а не в самом центре событий.

Это прежде всего касается книги «Сараевское покушение», которую в 1924 году выпустил бывший член «Молодой Боснии» Боривое Евтич. Его воспоминания стали одним из первых «камней», заложенных в основание «культа» Гаврилы Принципа как «героя Югославии» и «борца за национальные интересы югославянских народов». Можно спорить или соглашаться с этими оценками, но при чтении мемуаров Евтича бросается в глаза другое: если верить ему, то рядом с безусловным героем Принципом находились такие малодушные и даже трусливые люди, как Данило Илич и Неделько Чабринович.

Относиться к этим оценкам нужно с большой осторожностью. Даже упоминавшийся выше советский историк Николай Полетика, мягко говоря, не отличавшийся симпатиями к участникам покушения, отмечал, что в воспоминаниях Евтича имеется масса грубейших неточностей и ошибок, «которые были тотчас же отмечены европейскими исследователями».

Но это, что называется, «замечание по ходу пьесы».

…В Сараеве «белградской тройке» предстояло связаться с Данилой Иличем. Он должен был начать работу по привлечению местной молодежи к подготовке покушения.

У нас нет достоверных данных о том, когда именно Принцип после прибытия в Сараево впервые встретился с Иличем. На следствии непосредственный исполнитель теракта рассказывал, что после приезда из Тузлы они с Грабежем и Чабриновичем на время разошлись. Сам Принцип погулял по городу (не исключено, что он производил предварительную разведку местности), а вечером поехал в Хаджичи, к брату Йово.

Он рассказал ему (попросту наврал), что сдал экзамены за восьмой класс гимназии, а осенью собирается продолжить учебу где-нибудь еще. У Йово недавно родился сын, и, согласно его более поздним воспоминаниям, Гаврило посоветовал назвать племянника Слободаном, потому что «он будет жить свободным». Это имя ему и дали[28].

Вероятно, Принцип встретился с Иличем уже после того, как побывал у брата. Здесь снова приходится удивляться дилетантизму заговорщиков: Принцип решил поселиться у Илича и, более того, согласно тогдашним правилам пребывания в городе, сообщил в местное отделение полиции адрес своего проживания.

На что они надеялись и почему поступали именно так, сказать сложно. Можно лишь предполагать: участники покушения считали, что если сразу после него они покончат с собой, то всё остальное уже не будет иметь никакого значения. А может быть, по молодости и наивности просто не придавали значения таким «мелочам».

О том, как жил Принцип эти три недели до покушения, известно очень мало. Денег у него почти не было — он платил за постой матери Илича из расчета 15 крон в месяц, а еще занял у него 40 крон. Последнюю неделю, чтобы хоть как-то заработать, он устроился секретарем в общество «Просвета» — вел там протоколы заседаний. Для чего же тогда предназначались те деньги, которые полиция нашла позже в его тайниках? Скорее всего, для подготовки покушения. Судя по всему, для себя Принцип не взял из этих денег ничего.

С Грабежем и Чабриновичем он в эти дни виделся редко. Зато бывал в кафане, где собирались его старые друзья, любители выпить, закусить и покурить. Там Принцип впервые в жизни попробовал вино. По различным сведениям, это произошло то ли за несколько дней до покушения, то ли даже буквально накануне рокового дня. Принцип рассказывал на допросах: «В прошлом месяце я встречался в Сараеве со своими коллегами, которые любят выпивать. Я сделал то же самое, чтобы не вызывать у них подозрений. Эти мои коллеги в своем большинстве — люди, не способные для [осуществления]какой-либо великой идеи».

К тому времени Данило Илич уже присмотрел нескольких людей. Самым ценным и опытным из них был Мухамед Мехмедбашич — тот самый, который собирался убить По-тиорека.

Семнадцатилетнего Васо Чубриловича (младшего брата учителя Велько Чубриловича, одного из проводников «белградской тройки») недавно исключили из гимназии в Тузле за то, что на одном из праздников, когда заиграл гимн Австро-Венгрии, он демонстративно вышел из зала. Чубринович-младший очень гордился, что его привлекли к такому «почетному делу», как убийство эрцгерцога, а когда ему вручили револьвер, загордился еще больше. Он носил оружие в кармане, а буквально накануне покушения, в субботу 27 июня, предложил «пощупать его» своему приятелю Драгану Калемберу.

Потом на суде шестнадцатилетний Калембер объяснял, что не донес на Чубриловича только потому, что не отнесся к его поведению серьезно. Кстати, сам Калембер заявил, что является сторонником «прогрессивной партии», но не смог объяснить, в чем состоит ее программа.

Другой приятель Чубриловича рассказал, что после покушения тот хвастался, будто бы выстрелил в эрцгерцога дважды, но не попал. Это было полным вымыслом. На самом деле Чубрилович в тот день не сделал вообще ничего.

Еще одним участником «тройки Илича» стал восемнадцатилетний Цветко Попович[29] — студент учительской семинарии. У него, в отличие от Чубриловича, уже был опыт политической борьбы. Его арестовывали и брали под полицейский надзор. Через 14 лет он описывал свое состояние после того, как решил принять участие в покушении: «Вся ночь… прошла в мыслях и снах о нем. На следующее утро я был уже совсем другим человеком. Я смирился с мыслью, что буду жить только до Видовдана, поэтому совсем другими глазами смотрел на всё, что происходило вокруг. Я перестал готовить школьные уроки. Газеты, которые я читал регулярно, перестали меня интересовать… Была только одна мысль, которая меня всерьез беспокоила, — что у меня ничего не получится и я осрамлюсь. Хотя я был молод (только 18 лет), я чувствовал, что это не только наше личное дело, но и дело всего народа… Я постоянно храбрился и уговаривал себя, что покушение должно совершиться любой ценой».

Знакомый Принципа по сараевской гимназии Иван Краньчевич вспоминал: в их среде царило убеждение, что «Франц Фердинанд не должен просто так уехать из Сараева». С группой Принципа Краньчевич и его друзья связаны не были и об их планах сначала не знали. И самое главное — у них не было оружия. Но Краньчевич был почему-то уверен, что оружие привезет из Сербии именно Принцип. И когда примерно за десять дней до покушения он встретил его в Сараеве, то обрадовался и подумал, что его предчувствия исполнятся.

Однако Принцип много говорил о Белграде и о жизни в Сербии, но ничего не сказал о своих планах. Потом он и вовсе начал избегать Краньчевича. Гораздо позже Принцип рассказал ему, что оружие, тогда уже доставленное из Сербии, заговорщики поделили между собой, а просто так вовлекать Краньчевича в заговор ему не хотелось.

Но вскоре Цветко Попович и Васо Чубрилович сообщили Краньчевичу, что вошли в состав заговорщиков. Они сказали, что их вовлек туда некий человек, но не Принцип (это был Данило Илич). Они договорились, что после покушения Краньчевич спрячет то оружие, которое не будет использовано.

Илич в эти дни съездил в Тузлу за пистолетами и бомбами. 14 июня он пришел к Мишко Йовановичу и показал ему условный знак — коробку от сигарет «Стефания». Но опасаясь, что его могут арестовать, он попросил Йовановича доставить оружие до станции Добой, по дороге в Сараево.

Йованович согласился. Он спрятал бомбы и пистолеты в коробку из-под сахара и отвез в Добой, оставив там в магазине своего знакомого. И снова им повезло — никто не заинтересовался содержимым коробки. Вскоре появился Илич, забрал ее и поехал в Сараево.

Оказавшись в Сараеве, он со всевозможными предосторожностями кружным путем добрался домой и спрятал опасный груз под кроватью, на которой спал Гаврило Принцип.

Это было 15 июня 1914 года. До выстрелов Принципа оставалось меньше двух недель.

Тем временем в Сараеве полным ходом шли приготовления к встрече эрцгерцога. К его приезду ремонтировали мостовые, очищали здания от застарелой грязи и копоти.

По приказу градоначальника повсюду развесили имперские и боснийские (красно-желтые) флаги. Населению предписывалось украсить дома, магазины и другие здания цветами и приветственными лозунгами. В окнах выставили портреты эрцгерцога. В то же время полиция обнародовала приказ, запрещавший бросать в кортеж эрцгерцога букеты цветов.

Местные газеты на первых полосах поместили пространные сообщения и комментарии, в которых приветствовался визит Франца Фердинанда. Например, «Хрватски народ» 25 июня поместил передовицу, озаглавленную «Здравствуй, наша надежда», где подчеркивалось, что «вся сила этой монархии будет защищать боснийские владения до конца и до последнего вздоха».

Официальная «Сараевская газета» («Сараевски лист») вышла в необычном оформлении. В ней — тоже на всю первую полосу — был напечатан редакционный комментарий под названием «Добро пожаловать к нам!». Но самое любопытное то, что, возможно, впервые газета Австро-Венгерской империи была напечатана в цвете. Весь комментарий был окружен красно-желтой рамкой — в цветах тогдашнего флага Боснии и Герцеговины.

«Народ Боснии и Герцеговины, — высокопарно писала газета, — высоко оценивает значение этого визита и едва дождался этого счастливого часа, когда он может лицезреть будущего носителя короны Габсбургов… И по этому случаю весь народ Боснии и Герцеговины, как один человек, с сердцем, полным радости и воодушевления, с восторгом приветствует Его: «Добро пожаловать к нам!».

Только сербская газета «Народ» на первой полосе поместила передовицу об очередной годовщине битвы на Косовом поле и несколько сербских патриотических стихотворений. Небольшая информация о визите эрцгерцога была напечатана лишь на последней странице. Рядом с ней разместили еще одну заметку — о том, что на ремонт капеллы в отеле «Босна» в Илидже, где остановится эрцгерцог, истрачено 40 тысяч золотых крон. Там планировалось проведение мессы для наследника престола и его гостей.

В последние перед покушением дни Илич вдруг начал сомневаться, необходимо ли оно. Эти сомнения были у него и раньше, и он не скрывал их от товарищей. Уже в тюрьме Принцип рассказывал навешавшему его психиатру Мартину Паппенгейму: «Илич как будто витал в облаках, говорил о панславистских идеях, о том, что мы должны создать организацию во всей Боснии и Герцеговине. И только тогда, когда будет всё подготовлено, нужно приступить к покушениям. Поэтому мы отказались от покушения на Потиорека».

Но теперь появилась более важная цель, чем военный губернатор Боснии. И снова Илич мутил воду.

Пока шла подготовка к покушению, Илич активно участвовал в издании еженедельника «Звоно» и переводил брошюры Фридриха Энгельса, Петра Кропоткина, Карла Каутского.

С одной стороны, он всё больше убеждался, что индивидуальный террор не открывает дорогу к социальному и национальному освобождению. С другой — будучи одним из самых близких друзей Принципа и вообще хорошим товарищем, Илич уже не мог всё бросить и отойти в сторону. Ему оставалось только одно — убеждать сообщников отложить теракт.

Но когда еще представится такой удобный случай? И нужно ли вообще откладывать? Об этом Принцип и Илич спорили перед сараевским убийством.

«В последние десять дней, — рассказывал Принцип на допросе 3 июля 1914 года, — Илич, по правде сказать, несколько раз высказывал мнение, что покушение совершать сейчас не нужно, что момент для него выбран неудачно и мы не получим от него никакой пользы. Но я не согласился с тем, что надо отложить покушение, во мне уже пробудилась какая-то болезненная жадность по отношению к нему».

«Перед покушением, — подтверждал Принцип уже на суде, — он много раз заговаривал об этом и отговаривал меня. А я перестал обращать на это внимание, ну, он и перестал говорить на эту тему».

Почему Илич так настаивал на отмене покушения? Существуют два объяснения. Те, кто придерживается версии, что всем заговором «рулили» из Белграда, считают, что в последний момент оттуда дали отбой, потому что поняли, что убийство эрцгерцога может привести к войне с Австро-Венгрией, к которой Сербия была не готова. Так же, кстати, полагал и Владимир Гачинович, который якобы тоже советовал отменить покушение. Как вспоминал участник «Молодой Боснии» Павле Бастаич, встречавшийся с Гачиновичем в Париже накануне приезда эрцгерцога в Сараево, главный идеолог их движения был очень озабочен — о подготовке убийства он знал. 28 июня, прочитав в газетах о выстрелах Принципа, Гачинович, по словам Бастаича, сказал: «Мы можем пережить великую трагедию из-за этого случая. Сербия к войне не готова, а Австрия ее, вероятно, начнет. Вся вина падет на нас, на революционную молодежь, на боснийцев».

Согласно второму предположению, Илич исходил из своих философских и политических взглядов. Недаром потом Принцип говорил, что его товарищ начинал «воспринимать социалистические идеи». Он, вероятно, имел в виду, что тот готов отказаться от революционной борьбы в пользу пропаганды, организации партии и всей другой муторной, по мнению Принципа, работы, в которой он не видел никакой пользы и которую презирал.

«У Илича нет энергии», — говорил Принцип Паппенгейму, хотя и подчеркивал, что Илич находился под его влиянием, «несмотря на то, что был на пять лет старше, да еще и учитель». И впрямь, уговорить Принципа отложить покушение было невозможно, он твердо стоял на том, что оно необходимо.

Владимир Гачинович отмечал в очерке, который передал Троцкому в 1915 году: «Последний раз Илич вместе с Принципом писали мне за несколько дней до покушения. Они сообщали о внутренних распрях в нашем прежнем сараевском кружке, вызванных какими-то новыми обстоятельствами. Об этих последних говорилось иносказательно и туманно. Быть может, некоторые друзья были против дела 28 июня и пытались оказать моральное давление на группу, стремившуюся к действию во что бы то ни стало. Мне было больно читать это тревожное письмо, написанное рукой Принципа и дополненное несколькими фразами Илича. Я готовился ответить им в духе умиротворения, как вдруг на весь мир прозвучал выстрел Принципа».

Данило Илич, так и не сумевший убедить Принципа, что нужно отложить покушение, смирился и вел себя дисциплинированно. Вместе они разработали окончательный план убийства эрцгерцога.

Как в политических детективах и боевиках показана подготовка покушения на какую-нибудь важную персону? Группы заговорщиков, которые внимательно отслеживают ее перемещения, буквально по секундам хронометрируют любые ее действия, прослушивают переговоры, готовят самое современное снаряжение и оружие… Всё это продолжается несколько месяцев, а то и дольше. И когда, казалось бы, всё готово, из-за какой-нибудь нелепой случайности план терпит крах.

В покушении на Франца Фердинанда всё было ровным счетом наоборот. Разработка плана заняла у заговорщиков не более часа и сводилась к тому, где каждый из них должен встать. Придумать этот план было проще простого — во многих сараевских газетах появились призывы к населению выйти на улицы и приветствовать «дорогих гостей» вместе с описаниями маршрута, по которому проедет Франц Фердинанд с супругой во время официального посещения города.

Местом покушения заговорщики выбрали набережную Аппеля — длинную и узкую улицу вдоль реки Миляцка. Кортеж эрцгерцога должен был проехать по ней минимум два раза, так что возможностей совершить теракт было немало.

Группа заговорщиков состояла из семи человек: Гаврило Принцип, Данило Илич, Трифко Грабеж, Неделько Чабринович, Мухамед Мехмедбашич, Васо Чубрилович и Цветко Попович. Они должны были встать вдоль набережной в толпе приветствующих эрцгерцога горожан. Сначала предполагалось действовать с помощью бомб и потом уже вести огонь из пистолетов. В общем, всё было очень просто.

«За два дня [до покушения] мы встретились с Принципом, и он сказал мне, что будет покушение, и попросил найти Илича… — рассказывал Чабринович. — Мы встретились около девяти часов. Он мне сказал, что завтра утром даст бомбу… Потом я пришел, взял бомбу и цианистый калий».

Это было утром 28 июня. Накануне Илич раздал оружие, бомбы и яд другим заговорщикам. Поскольку Чубрилович и Попович пользоваться оружием почти не умели, он показал им, как это делается, и даже выстрелил из пистолета. В тот же вечер он передал бомбу Мехмедбашичу, также объяснив ее устройство и принцип действия. Затем он пошел на могилу Богдана Жераича и провел там некоторое время.

Туда же в последний вечер перед покушением ходил и Неделько Чабринович. Вернувшись домой, он написал несколько писем и открыток друзьям и стал читать книгу «Подпольная Россия» Сергея Степняка-Кравчинского — русского писателя, революционера и террориста-народника. В 1878 году в Петербурге тот заколол кинжалом шефа жандармов Мезенцова, бежал из России и до конца жизни (в 1895 году в Англии он попал под поезд) жил в эмиграции.

С «Подпольной Россией» Чабринович на следующее утро отправился встречать Франца Фердинанда.

К Принципу 27 июня приехал его брат Никола, собиравшийся навестить родителей и уговаривавший его ехать вместе. Но Принцип отказался, хотя, как вспоминал потом его брат, выглядел очень грустным.

После встречи с братом Принцип до позднего вечера сидел в кафане с друзьями, потом тоже отправился на могилу Жераича и положил на нее цветы. По возвращении домой засел за книгу Кропоткина (ее название не упоминается), в которой, рассказывал он позже, речь шла о том, как действовать в случае мировой социальной революции. Принцип размышлял над работой Кропоткина. «Я был убежден, что всё это возможно», — скажет он уже в тюрьме.

Между тем постепенно светало. День 28 июня 1914 года обещал быть солнечным и жарким. С самого раннего утра в предвкушении необычного и яркого зрелища к набережной Аппеля потянулись жители города. Постепенно подходили и заговорщики — молодые люди, чьи имена пока еще почти никому не были известны.