Гаврило Принцип. человек-детонатор

БОСНИЙСКИЕ ПРИНЦИПЫ

Село Обляй, в котором родился Гаврило Принцип, находится на северо-западе Боснии и Герцеговины. Обычное по местным меркам, маленькое, но очень живописное сербское село. Если вы окажетесь в Обляе, вам обязательно покажут дом, в котором появился на свет главный герой этой книги (хотя, конечно, он уже не раз перестраивался и от настоящего дома Принципа в нем остался разве что фундамент), а еще подлинную историческую реликвию — камень во дворе.

Если внимательно присмотреться, то можно увидеть на нем буквы «Г» и «П» и дату — «1909». Считается, что их нацарапал сам Принцип, когда в означенном году приезжал к родителям на каникулы. Раньше их подкрашивали, чтобы лучше было видно, но теперь остались одни царапины.

Но как же здесь появились люди с такой необычной для здешних мест фамилией — Принцип?

Земли, входящие в состав Боснии и Герцеговины, большую часть своей истории находились в зависимости от могущественных соседей — Сербского царства (кстати, в XIV веке оно было самым сильным государством Балканского полуострова), Византии, Венгерского королевства. Лишь в октябре 1377 года боснийский бан (правитель) Твртко Котроманич провозгласил себя королем Боснии Стефаном Твртко I и объявил ее независимость от Венгрии. Позже он принял также титул короля Хорватии и Далмации и претендовал на звание короля всех сербов. При нем Босния превратилась в мощное государство, но совсем ненадолго. С Востока уже подходили грозные завоеватели — турки-османы. 15 июня 1389 года по юлианскому календарю[2] их войска под командованием султана Мурада I разбили армию балканских союзников во главе с сербами в знаменитой битве на Косовом поле, в которой против турок сражался и большой отряд боснийцев, отправленных Твртко.

Король Боснии умер в мае 1391 года в возрасте пятидесяти трех лет, и после его смерти страна стала стремительно разваливаться. Члены королевской семьи вели междоусобные войны, чем существенно облегчили туркам завоевание страны. В 1463 году под власть османов попала Босния, а в 1482-м — и Герцеговина[3].

Турки установили на этих территориях жесткую, фактически военную систему управления. Но в ней существовала одна важная особенность: завоеватели не отделяли себя от покоренных славян по национальному признаку — главным было вероисповедание. До завоевания большинство здешних жителей были христианами — православными, католиками или приверженцами богомильства — религиозного течения, которое и в православии, и в католичестве считалось ересью. Теперь же славянин, принявший ислам, получал почти те же права и привилегии, которыми обладали сами османы, например освобождение от налогов или право на государственную службу. Большая часть боснийской знати стала мусульманами добровольно. Переходили в ислам и городское население, и крестьяне. Далеко не всегда этот процесс проходил мирно, но турки довольно умело использовали принцип кнута и пряника.

Постепенно в югославянских землях, а особенно в Боснии и Герцеговине, сложился весьма необычный этнос — славяне-мусульмане, говорившие на сербскохорватском языке, в который всё больше «вживались» турецкие слова. Им давали мусульманские имена — Али, Мехмет, Мурад, Харис, Эмир, а в фамилиях и сегодня чувствуются как «восточные», так и славянские корни — Ибрагимович, Селимович, Силайджич, Хаджич и т. д.

Нередко представители славян-мусульман (их еще называли «потурченцы») делали успешную карьеру в Османской империи и занимали высокие посты в системе государственного управления. Уже в XVI веке девять выходцев из Боснии дослужились до должности великого визиря — главного султанского министра. Кстати, среди великих визирей были и сербы, и хорваты, и греки, и албанцы, и армяне, и грузины. Прославился, например, серб из герцеговинского села Соколовичи Байица-Байо Ненадич, оставшийся в истории под именем Мехмет-паши Соколовича (Соколлу). Он, в частности, приказал построить мост через реку Дрину в городе Вышеград, считающийся сегодня памятником архитектуры всемирного значения. Он описан в романе югославского писателя Иво Андрича[4] «Мост на Дрине».

…Турки требовали от завоеванных ими славян покорности, лояльности, своевременной уплаты налогов и выполнения других повинностей, но почти не вмешивались в их повседневную жизнь. Так что многие из них смогли сохранить и свою веру, и свои обычаи. За 400 лет турецкого владычества православные сербы и католики-хорваты в Боснии, в общем-то, приспособились к установленным османами порядкам, хотя, безусловно, чувствовали себя гражданами второго сорта.

Не раз в Боснии и Герцеговине вспыхивали восстания против турок. Последнее началось летом 1875 года. Его участников поддержали оружием и добровольцами Сербия и Черногория. Восстание привело к объявлению Сербией и Черногорией войны Турции. Затем началось и восстание в Болгарии. Все эти события и зверства турецких войск на Балканах серьезно обеспокоили европейские державы. Они пытались убедить турок улучшить положение христианского населения, но из этого ничего не вышло. Тогда в апреле 1877 года Россия объявила Турции войну.

Эта война закончилась полным поражением Турции. На Берлинском конгрессе в июне — июле 1878 года Сербия и Черногория получили независимость (раньше они считались автономными княжествами в составе Османской империи), Болгария — статус автономного княжества, а Австро-Венгрия[5] добилась права на оккупацию Боснии и Герцеговины.

Интересно, что операцией по оккупации Боснии (в ней участвовали более 150 тысяч солдат и офицеров) руководили австро-венгерские генералы-хорваты — Йозеф Филиппович фон Филиппсберг и Стефан Йованович. Им пришлось столкнуться с серьезным сопротивлением боснийских турок и славян-мусульман. Австро-венгерские войска взяли Сараево только после ожесточенного штурма в августе 1878 года, а партизанская война в Боснии продолжалась еще несколько месяцев. Де-факто Босния и Герцеговина оказалась под властью Австро-Венгрии, хотя де-юре она еще почти 30 лет считалась частью Османской империи.

Все эти события самым непосредственным образом повлияли на жизнь предков Гаврилы Принципа.

До сих пор нет точного ответа на вопрос, откуда у них эта странная фамилия — Принцип. Похожих слов нет ни в сербскохорватском, ни в турецком языке. Известно, что предки Гаврилы вели свое происхождение из местечка Грахово в Черногории и носили фамилию Йовичевичи. Оттуда в начале XVIII века они переселились в село Полача в Далмации, в семи километрах от города Книн.

Вскоре Йовичевичи начали называть себя Чека. Дело в том, что они поступили на турецкую службу (как видим, на нее брали и христиан) по патрулированию пограничных с Австрией районов. В их обязанности входила и борьба с разного рода контрабандистами, разбойниками и прочими криминальными элементами, которые вели незаконный бизнес в приграничных районах.

Пограничники устраивали засады на горных и лесных тропах, по которым перевозился контрабандный товар. Ждать эти караваны часто приходилось долго, иногда по несколько дней. «Ждать» — по-сербски «чекати». Так что и фамилия Чека, скорее всего, произошла от их профессиональных обязанностей.

В начале XIX века они перебрались в село Обляй. Интересно, что в 2014 году, когда автор этой книги побывал в нем, там жили люди как с фамилией Принцип, так и с фамилией Чека. Принципы тогда общаться отказались, а вот с одной семьей Чека удалось встретиться.

Мелкий предприниматель Драган Чека рассказал, что он с женой и детьми вернулся в Обляй совсем недавно. В 1995 году, во время гражданской войны в бывшей Югославии, они, как и большинство сербов, бежали из села от наступавшей хорватской армии. После возвращения они постепенно обустраивались.

Дом Драгана — на той же улице, буквально в нескольких десятках метров от места, где когда-то родился Гаврило Принцип. «Вообще-то, — говорил Драган, — мы все здесь в каком-то смысле родственники, хотя и дальние. А Гаврило — самый знаменитый из нашего рода. Я и сейчас считаю, что он настоящий герой, гордость всех сербов. Если бы это зависело от меня, я бы ему памятник в селе поставил».

Считается, что фамилия Принцип впервые появилась именно в Обляе. Вроде бы первым так начали называть Тодора Чеку. Это был высокий и могучий человек, которого ценили и уважали турецкая знать и турецкие чиновники за то, что он не раз отличался на службе по охране границы. А когда обстановка на границе была спокойной, он занимался торговлей. На своем белом коне Тодор скакал в Далмацию, гонял туда своих овец и волов, а домой привозил красное вино. Вино он очень любил, но когда выпивал, приходил в такую ярость, что был готов избить каждого, кто подвернулся бы под руку.

Почему же он получил прозвище Принцип? Якобы в Далмации, куда ездил Тодор и где многие говорили по-итальянски, его за рост, гордую осанку и силу называли «первым человеком в Боснии» — «II Principe Bosniaco». Еще один вариант перевода — «князь (принц) из Боснии». По другой версии, хитрый Тодор сам называл себя князем, а далматинцы ему верили. Так или иначе, легенда гласит, что тогда-то и появились в Боснии Принципы.

В 1877 году, во время антитурецкого восстания в Боснии и Герцеговине, в отрядах повстанцев побывал корреспондент британской газеты «Манчестер гардиан» Артур Эванс — будущий знаменитый археолог, организовавший раскопки на Крите и обнаруживший, что у древних жителей этого острова существовала иероглифическая письменность. А тогда Эванс описывал боснийских повстанцев, которые жили, по его словам, в условиях «племенного коммунизма».

«Я был очень удивлен настоящим парламентским искусством, которое проявляли эти обычные, увешанные оружием крестьяне, когда они собирались для обсуждения своих проблем… — писал он. — Я не верю, что группа английских крестьян могла бы так же обсуждать свои насущные вопросы. Правда, эти люди не умеют читать и писать, но в своем роде они весьма образованны, и у них существует своя собственная цивилизация… Здесь каждый мужчина может построить себе дом, хотя и, по правде говоря, без особых архитектурных изысков, а каждая женщина может сшить себе одежду».

Повстанцы принимали англичан с почестями, преподнесли им дорогие подарки, угощали жареной ягнятиной и густым далматинским вином и пели для них народные песни под гусли. Потом они сыграли с гостями в… футбол. «Мячом служила шапка одного из партизан, — писал Эванс, — в игре не было четких правил, но всё-таки это был футбол».

Эванс побывал также по другую сторону границы — на австрийской территории, где находились лагеря для беженцев из Боснии. По некоторым данным, в них насчитывалось не менее двенадцати тысяч человек, в основном женщины и дети, которые спасались от мести турок. Бежали тогда в Австрию и женщины с детьми из семьи Принцип, а мужчины в это время сражались в рядах повстанцев. Возможно, во время поездок по Боснии Эванс встречался с предками Гаврилы Принципа — во всяком случае, бывал в тех отрядах, в которых они воевали.

В восстании участвовали, например, дед Принципа Йово со своим братом Тодо. Тодо даже попал в плен к туркам — его заковали в цепи, но по какой-то причине не казнили, как многих других «бунтовщиков». Может быть, за прежние заслуги перед Османской империей? (Принципы считались одними из лучших пограничников в округе.) Воевал в одном из отрядов повстанцев и отец Гаврилы Принципа Петар. После поражения восстания Йово и Петар тоже бежали в Австрию, но когда Босния и Герцеговина была оккупирована австрийскими войсками, вернулись в свое село.

В Обляе они построили новый дом — старый сгорел во время восстания. Это был типичный дом бедных боснийских крестьян. Его основание выложили из камня, а верхнюю часть стен и крышу возвели из дерева. Окна вместо стекол закрыли бумагой. Дверные проемы в таких домах обычно делали такими низкими, что входящему волей-неволей приходилось кланяться хозяевам. Внутри всегда было холодно, сумрачно и дымно. Полом служила хорошо утоптанная земля, а дым от очага уходил через отверстие в крыше.

Тодо Принцип, освобожденный из плена, снова стал пограничником — только уже на австро-венгерской службе. Илия, дядя будущего убийцы эрцгерцога, служил жандармом. Кстати, до самых выстрелов в Сараеве в семье Принцип существовала традиция — один из мужчин обязательно должен идти в жандармы.

Дед Йово таинственно погиб зимой 1881 года во время охоты на гусей и уток. Поговаривали, что его нарочно застрелил австриец, начальник местной управы, но это были только слухи. Причины и обстоятельства смерти Йово так и остались невыясненными. После его гибели главным в семье стал Петар, или Пепо, как его называли в селе.

В отличие от могучего Йово тридцатилетний Петар, по описаниям современников, был невысоким, худым, добродушным и тихим. Он не пил и не ругался, а в свободное от работы время сажал деревья вдоль дороги из Обляя в столицу местной общины Босанско-Грахово и отличался такой набожностью, что односельчане над ним посмеивались, а иногда и отпускали в его адрес крепкие и не очень приличные крестьянские шутки.

По местным меркам Петар женился очень поздно — в 31 год. Его жена Мария, на 14 лет моложе, была родом из соседнего села Малый Обляй, из богатой семьи Мичич. Все почему-то называли ее Нана. Крупная, энергичная, сильная, уверенная в себе, с громким голосом, она казалась полной противоположностью мужу. К тому же она пела, «как соловей», и была довольно равнодушна к религии.

Семья Принцип занималась земледелием, но оно почти не приносило дохода. Они арендовали землю у крупного землевладельца-мусульманина бега[6] Сиерчича — и по закону должны были отдавать ему за это «хак»: треть урожая и половину укоса (а еще они платили десятипроцентный подоходный налог государству). Но Сиерчич, живший на другом конце Боснии, требовал, чтобы «хак» ему выплачивали деньгами. Поэтому Принципам приходилось еще ломать головы над тем, как реализовать свой урожай кукурузы или овса, чтобы получить деньги, которые нужно было отсылать бегу. Всё это, конечно, осложняло их и без того нелегкую жизнь.

Принципы были вынуждены искать другие источники доходов. Петар подрабатывал почтальоном и помогал местным торговцам перевозить различные товары. Почтальоном он был хорошим. Рассказывали, что зимой, когда повозка с почтой не могла проехать по глубокому снегу, он взваливал мешки с письмами весом по 30 килограммов на спину и разносил их пешком.

25 (13) июля 1894 года у Петара и Марии родился мальчик, которому и суждено было стать тем самым, известным всему миру Гаврилой Принципом.

В тот день Петар ушел из дома по делам очень рано, а Мария занималась хозяйством — собирала сено, доила корову, стирала белье, таскала мешки, а заодно и сына родила. Когда Петар вернулся домой, он с удивлением увидел толпу радостных родственников, которые пили ракию — самогонку из винограда, слив или абрикосов — за здоровье новорожденного. Они тут же налили отцу и поздравили его с рождением сына. Петар хотя и не пил, на этот раз не смог отказаться.

Еще одна интересная подробность. В селах старались как можно быстрее окрестить новорожденных. Ведь тогда младенцы часто умирали, прожив всего лишь несколько дней или даже часов. Эти смерти никого не удивляли — они были почти обычным явлением. И Принципы знали об этом не понаслышке. Это был уже четвертый ребенок в их семье, но из троих старших выжил только один. Всего у Пе-тара и Марии родилось девять детей — пять сыновей и четыре дочери, но шестеро умерли. В живых остались только старший сын Йово, младший Никола и средний, о котором и идет наш рассказ. Пока многочисленные родственники праздновали рождение маленького Принципа, один из них уже спешил в соседнее село за священником. Вдруг младенец умрет? Ведь если он уйдет из жизни некрещеным, его не смогут похоронить на сельском православном кладбище и его душа никогда не окажется в раю.

Срочно вызванный священник Илия Билбия окрестил родившегося сына Принципов и дал ему имя Гаврило — в честь архангела Гавриила. Вообще-то Мария хотела назвать его Шпиро в честь своего брата, но слово священника тогда было законом. К тому же Илия пользовался в округе большим авторитетом — во время восстания он командовал одним из отрядов боснийских повстанцев. Встречавшийся с ним тогда Артур Эванс описывал его как огромного человека, «весом больше ста сорока килограммов», и с голосом, «как труба архангела Михаила».

Билбия выписал семье бумагу о рождении и крещении, в которой значится дата — 13 июля (по использовавшемуся тогда Сербской православной церковью юлианскому календарю) 1894 года. С бумагами, впрочем, вышла путаница. Когда маленького Гаврилу записывали в окружную книгу новорожденных, то по ошибке поставили другую дату рождения — 13 июня. Через 20 лет, когда Принципа судили, между адвокатами и обвинением из-за этой описки развернулась настоящая битва, от результата которой зависела его жизнь.

О детстве Гаврилы Принципа до нас дошло не слишком много сведений. Когда он немного подрос, оказалось, что внешне он похож на отца — худой, щуплый, небольшого роста, но характером больше походил на мать. Его близкий друг Драгослав Любибратич[7], правда, познакомившийся с ним позже, утверждает в мемуарах, что окружающие уже в раннем детстве замечали в нем смелость и решительность. Гаврило, по словам Любибратича, без колебаний ввязывался в драку даже с более сильными сверстниками, если те вдруг не так говорили о нем. Было ли это на самом деле или в воспоминаниях жизнь Принципа несколько приукрашивалась, мы теперь уже вряд ли узнаем.

Рассказывали, что когда Гаврило в семь лет пас скот, то представлял себя учеником, идущим в школу. Он брал с собой сумку, наполненную книгами и какими-то старыми письмами родителей. Правда, книг в семье было не так уж и много. Сам Гаврило уже в тюрьме рассказывал о себе навещавшему его психиатру Мартину Паппенгейму: «Я всегда был тихим и сентиментальным ребенком, всегда серьезным, с книгами и картинами».

В 1903 году, когда Принципу исполнилось девять лет, сбылась его мечта — он пошел в школу. Отец, желавший «сделать из него человека», не очень-то стремился отправить сына на учение — он хотел, чтобы Гаврило поскорее начал работать, тем более что ему был нужен пастух. Но мать настояла, чтобы Гаврило начал посещать школу.

Ближайшая начальная школа находилась в Босанско-Грахове. На несколько лет учение стало главным занятием Гаврилы. Он возвращался домой — в школу и обратно ходил пешком — наскоро ел и садился за учебники. Учился он хорошо, и учителя его хвалили. Правда, в последнем, четвертом классе он провел два года. Этому нет однозначного объяснения — по одним данным, Принцип тогда заболел, пропустил много занятий, поэтому и был вынужден остаться в том же классе еще на год, по другим — ему так нравилось учиться, что он никак не хотел расстаться со школой. Во всяком случае, в 1907 году он успешно окончил школу и учитель подарил ему сборник героических народных песен, который стал любимой книгой юного Принципа.

Перед его родителями встал вопрос, что делать с ним дальше.

Петар Принцип всеми силами старался вывести сыновей в люди. Он не хотел, чтобы они, как он сам, всю жизнь прожили в селе и гнули спины в полях. И постепенно отец воплощал в жизнь свою мечту. Старший сын Йово (он был старше Гаврилы на семь лет) уже уехал из Обляя. Он работал писарем, кельнером, помощником торговца, а потом купил в Хаджичах, пригороде Сараева, лесопилку, нескольких лошадей, участок земли и начал собственное дело. Он посылал деньги домой и интересовался жизнью младших братьев. К нему-то Петар и надумал отвезти среднего сына[8] Гаврилу, а там уж решить, куда его пристроить.

В августе 1907 года они отправились в путь. Сначала на лошадях до Грахова, а от Грахова — до городка Бугойно, где тогда была ближайшая железнодорожная станция. В Хаджичах их встретил Йово.

Приехали они поздно вечером и решили переночевать в местной механе. Что такое механа? Это кафе, закусочная и гостиница «в одном флаконе». Считается, что подобные заведения появились на Балканах с приходом турок. Первое из них вроде бы открылось в Белграде в 1522 году, а второе — в Сараеве в 1592-м. Назывались они потом по-разному — кафана, корчма, караван-сарай, хан и т. д., но их суть оставалась долгое время прежней: путники могли перекусить, выпить кофе и отдохнуть. Это потом уже кафаны и механы превратились в места, куда люди стали ходить, чтобы посидеть, поесть, выпить и пообщаться со знакомыми. Там часто обсуждались важные политические проблемы и плелись заговоры, что мы еще увидим.

Так вот, Принципы зашли в механу и решили в ней переночевать. Ее владельцем был то ли турок, то ли, скорее всего, местный босниец-мусульманин. Он вышел встречать гостей, но Гаврило, увидев его одежду, закричал: «Я не хочу здесь оставаться! Это турки!» — и выбежал на улицу. В итоге они остановились на ночлег в другой механе, хозяином которой был серб.

Так ли всё было на самом деле или нет, неизвестно. Рассказ похож на миф, но это важный миф в биографии Гаврилы Принципа. Он должен был демонстрировать, что тринадцатилетний Принцип уже обладал национальным самосознанием, уже начал переживать трансформацию в борца за свободу югославян и, пусть примитивно, понимал, что турки отняли свободу у сербов и забыть это невозможно.

Впрочем, некоторые историки считают описанный эпизод вполне правдивым, но трактуют его совсем по-другому — как доказательство того, что в семье Принцип существовали сильные национальные предрассудки. В самом деле, ну какой «угнетатель» из хозяина механы, такого же боснийца, только мусульманина? И ведь что характерно: Принцип убежал из его заведения даже не потому, что посчитал его владельца «буржуем» и «эксплуататором», — нет, ему не понравилась одежда, которая выдавала в хозяине «турка».

В семье тогда никто не интересовался политикой. Ни Петар, ни его старший сын Йово открыто не выступали против австрийской оккупации Боснии. Вероятно, им казалось, что при австрийцах им живется лучше, чем при турках. Действительно, Йово Принцип превратился в солидного человека, и Петар рассчитывал, что хорошую карьеру сделают и два других его сына. Зачем же бунтовать, если есть более спокойные возможности сделать свою жизнь лучше?

Более того, Петар хотел, чтобы Гаврило стал военным. Может быть, даже генералом. Естественно, австро-венгерской армии. Он сначала хотел отдать его в кадетскую школу. Йово как-то прочитал в газете объявление о наборе в эту школу, где говорилось, что кадеты будут учиться и жить в ней совершенно бесплатно. Кроме того, их обеспечивали красивой формой и красными фесками со свисающими с них черными кисточками. Йово написал отцу, что такую возможность упустить никак нельзя. Петар загорелся идеей отдать сына в военную школу.

Но буквально в самый последний момент судьбу Гаврилы Принципа, а заодно судьбы Боснии, Австро-Венгрии, Европы и всего мира изменила случайная встреча. Точнее сказать, изменил их самый обыкновенный человек, чье имя сейчас знают только историки, да и то не все.

Звали его Йово Пешут, и был он торговцем галантереей из Сараева. Пешут хорошо знал семью Принцип. Поэтому не случайно они зашли именно к нему — хотели купить для будущего кадета кое-что из белья. Естественно, рассказали ему и о планах отдать Гаврилу в военную школу. Услышав это, Пешут возмутился: для настоящего серба учиться на австрийского офицера — это позор. «Неужели ты хочешь, чтобы твой ребенок стал врагом своего народа?!» — восклицал он, бегая по своей лавке.

Он так негодовал, что тезка быстро согласился с ним. Туг же Пешут предложил другой вариант — отдать Гаврилу в торговое училище. Там тоже неплохо учат, знание коммерции пригодится молодому человеку в жизни, да и деньги можно будет заработать хорошие. К тому же Пешут обещал и свою «профессиональную» помощь. Это, конечно, было не совсем то, чего хотел Гаврило, — его больше тянуло к литературе и книгам, но кто его тогда спрашивал?

Согласившись отдать младшего брата в торговое училище, Йово начал искать для него жилье. И вскоре нашел комнату у тихой почтенной вдовы Стойи Илич, которая содержала небольшой пансион. Ее сын Данило был учителем.

Итак, Принцип поступил в торговое училище. Именно там его застали события, которые в 1908–1909 годах чуть было не привели к большой европейской войне, и тоже из-за Боснии. Удивительно, что их сценарий был весьма похож на тот, по которому развивался кризис спустя пять лет. Вот только сам Принцип пока что ни в кого не стрелял. Он был еще молод, и в его голове только-только начинали появляться первые смутные и опасные мысли.

И это происходило не только с ним. В среде боснийской молодежи (особенно среди сербов) уже начинала бурлить тайная и незаметная со стороны жизнь, которая во многом и привела к тому, что произошло в Сараеве 28 июня 1914 года.

Но прежде чем рассказать о том, как в Боснии появлялись подпольные молодежные организации и как получилось, что Принцип оказался в числе подпольщиков, оставим на время нашего героя. Чтобы лучше понять, что происходило с ним в это время, нужно сначала увидеть, что тогда творилось в том городе, в той стране, где он жил, да и в других странах тоже.