Где распростерся мрак…

Глава двадцать первая

Балдур явно где-то раздобыл новую порцию энергии; во всяком случае, на утренней летучке возникло именно это ощущение. Первым делом он раздал на руки копии криминалистического заключения по поводу грязи на башмаках Стива Джабба и объяснил, что отныне круг расследования надо расширить — взять повторные показания уже опрошенных свидетелей, а также отыскать новых: как знать, может, кто-то видел другого визитера возле дачи Агнара? Следует также допросить тех, кто продавал ему наркотики; его студентов, бывших подружек, коллег, приятелей, знакомых жены, соседей — короче, всех подряд.

Переключившись на Раднвейг, инспектор обсудил с ней вопрос, как быть с материалами, которые затребовала британская полиция, чтобы выписать ордер на обыск дома и компьютера Стива Джабба. Выяснилось также, что исландский следователь, направленный в Йоркшир, переговорил с соседями дальнобойщика. По их словам, Джабб вел довольно уединенный образ жизни, подолгу пропадая на трассе. О его увлечении «Властелином колец» знали все. Бывшая подружка (ныне пребывающая замужем за другим) заявила, что Стив далеко не глуп, порой может зациклиться на пустяках, но совершенно не склонен к насилию. Стало быть, и эта ниточка оборвалась.

За все время Балдур ни разу не посмотрел на Магнуса.

Впрочем, распустив сотрудников, он поманил сержанта за собой. Когда мужчины вошли в кабинет, инспектор с грохотом захлопнул дверь.

— Мне очень не нравится, когда кто-то начинает действовать через мою голову!

— Вы о чем?

— Он еще спрашивает! А кто ходил к комиссару жаловаться и клянчить командировку в Калифорнию, а?

— Да он просто спросил мое мнение, я и ответил, — возразил Магнус.

— Вы специально, что ли, подгадали время, когда у меня и так не хватает людей заниматься основными версиями?

— Ну и когда я еду? — поинтересовался сержант.

Балдур покачал головой.

— Вы? Вы остаетесь в Исландии. Едет Арни. Вернее говоря, он уже вылетел. Вчера.

— Арни? В одиночку?!

— Вот именно. Двух человек на такое мероприятие я выделить не могу.

— А как же я?

— О, вы у нас слишком ценный сотрудник, — саркастически процедил Балдур. — К тому же у Арни есть американский диплом, и он хорошо говорит по-английски.

— Так что же мне делать?

— Можете поискать кольцо, — мрачно улыбаясь, ответил инспектор. — Это займет ваше время.

Вернувшись на рабочее место, Магнус первым делом позвонил Арни. Молодой детектив успел прибыть в аэропорт Кеннеди и дожидался там посадки на рейс до Сан-Франциско. Хотя в Нью-Йорке стояло раннее утро, голос Арни звучал отнюдь не сонно. Парнишка был возбужден, и Магнусу с трудом удалось его успокоить и объяснить предварительную линию допроса Исилдура. Для начала того следовало припугнуть статьей об убийстве по сговору, если только он не расскажет, чем Стив Джабб в действительности занимался в Рейкьявике.

Арни, похоже, слушал внимательно, хотя Магнус и сомневался в его способности извлечь из Исилдура нечто такое, чего тот отчаянно не хотел выдавать.

— Кстати, — продолжал Магнус, — вы проверили алиби Бирны и Петура?

— Там все в порядке, — ответил Арни. — Я побеседовал с любовником Бирны и с администрацией гостиницы в Коупавогуре, а также опросил менеджеров всех трех ночных клубов Петура. Они подтвердили, что видели его той ночью.

Этому результату сержант не удивился. Впрочем, он знал, насколько важно в любом расследовании проверять и перепроверять любые детали.

— Ну что ж, тогда желаю вам удачи, — сказал он.

— Вам привезти какой-нибудь сувенир?

— Нет, Арни, меня интересует только полное письменное признание Лоренса Фелдмана.

Затем Магнус переключился на свой компьютер и зашел в систему. Его терзала мысль, что Балдур сильно просчитался, принизив роль Исилдура, то есть Лоренса Фелдмана, или как там его… Сам же сержант продолжит поиски кольца, надеясь при этом, что Арни вернется с удачным уловом…

Он проверил папку входящих писем.

Только одно, зато от Колби.

К письму прилагалось коротенькое сообщение.

Магнус уставился на экран, едва справляясь с вихрем чувств. Ему не хватало воздуха. Он словно тонул в собственных эмоциях: гнев на поганца, который осмелился проделать такое с Колби; гнев на Уильямса, который не обеспечил должную защиту; и гнев на Колби, которая отказывалась понимать, что Магнус тут ни при чем. Ну и, разумеется, сильнейшее раздражение в собственный адрес, коль скоро он сам допустил такое развитие событий.

Чувство вины, потому что все случилось — разумеется! — по его милости.

Беспомощность: он застрял в Рейкьявике, за тысячи миль.

Опять-таки чувство вины, поскольку за последние сутки он почти не вспоминал Колби, даже, можно сказать, забыл про нее, хотя девушка именно сейчас подвергалась наибольшей опасности…

Магнус грохнул кулаком по столу. В комнате сидели еще два сотрудника, которые тут же повернули головы в его сторону.

Что ж, по крайней мере Колби не открыла, где он сейчас находится, хотя в данный момент это заботило его меньше всего. Напротив, очень хотелось немедленно прыгнуть в самолет до Бостона, разыскать там Педро Сото и вышибить ему мозги. Да и вообще, есть ли смысл прятаться в Исландии? Трусом Магнуса еще никто не называл…

Он отправил сердитое письмо замначальнику управления Уильямсу (опять-таки через агента Хендрикса), где описывал случившееся и интересовался, куда подевалась обещанная для Колби защита. Если бостонская полиция не в состоянии уберечь Колби от беды, тогда Магнус вернется и сам займется этим делом. Раз уж по всему выходит, что ничем путным в Исландии ему заниматься не дают.

Инкилейф томилась ожиданием в ресторанчике «Мокка», рассеянно прихлебывая кофе латте. Это заведение ей импонировало: одна из старейших кофеен Рейкьявика, на углу Сколавердустигур и Лейгавегур. Небольшое, обшитое деревом уютное местечко славилось своими вафлями и избранной клиентурой: художники, поэты и писатели. Стены служили своего рода вернисажем местных творческих натур, причем экспозиция менялась раз в месяц. К примеру, в марте пришла очередь выставлять образчики из салона Инкилейф.

На столике лежала газета, однако девушка не взяла ее в руки. День выпал удачным: удалось продать шесть ваз за несколько сотен крон. Увы, по-настоящему хорошему настроению мешал только что состоявшийся неприятный разговор с одной из партнерш предприятия, которая ребром поставила вопрос о задержке оплаты от «Нордидея».

Инкилейф не то чтобы соврала, но и не открыла всей правды.

История с сагой и смертью Агнара заставила ее подумать об отце. Она отлично помнила то утро, когда видела его в последний раз. Он вышел из дома с рюкзаком, остановился, обернулся к дочери и поцеловал на прощание. Инкилейф в мельчайших подробностях помнила, что на нем было надето: синий анорак и новенькие полусапожки для пеших туристов. А пахло от него мятой, потому что отец любил «холодок»… На память пришла и обида за то, что отец не позволил ей днем раньше переночевать у подруги. И вообще она до сих пор не простила ему то страшное утро…

Смерть Агнара вызвала целый переполох, а вот гибель отца прошла как-то незаметно. В Исландии все давно привыкли к тому, что люди то и дело срываются с утесов в штормовую погоду. Уж такая особенность местного быта.

Пожалуй, это неправильно. Надо было задаться вопросами. Так же как и сейчас…

— Эй, Инга!

Соседние посетители обернулись на вошедшего, но только на пару секунд, после чего вновь занялись своими разговорами и газетами. Исландцы гордятся умением не досаждать знаменитостям. Хотя, если вдуматься, настоящей славой пользовалась одна лишь Бьорк, но даже ее оставляли в покое, когда она появлялась на улицах города.

— Томас! Как я рада тебя видеть! — Инкилейф поднялась и поцеловала его в щеку.

— Обожди-ка, — сказал мужчина. — Сначала я возьму себе кофе. Тебе что-нибудь прихватить?

Инкилейф помотала головой, и ее знакомый направился к стойке, чтобы заказать двойной эспрессо. Его черты девушка знала наизусть: круглые очки, крупные выступающие зубы, пухлые щеки, редеющая, зачесанная назад шевелюра мышиного цвета. Частично это объяснялось тем, что девушка раз в неделю видела его по телевизору, а кроме того, они были друзьями детства.

Он вернулся к столику.

— Как дела? — спросил Томас. — Знаешь, на днях забежал в твой салон. Тебя на месте не застал, зато полюбовался выставленными вещичками. С руками, должно быть, отрывают?

— Иногда… — дернула плечом Инкилейф.

— А что так мрачно? — Проницательный Томас заметил печальные нотки в ее голосе.

— Да в том-то и дело, что один наш клиент скупил все оптом, а в прошлом месяце обанкротился, так и не заплатив кучу монет.

— И банки ничего не хотят слышать, так?

— Вот именно. Года два назад они чуть ли не закидывали нас деньгами, а тут пристали с ножом к горлу… Понимаешь, мы подписались на кредит в валюте, и теперь сумма с каждым днем только растет…

— Ну понятно. Ничего, вскоре у тебя дела пойдут как по маслу.

— Спасибо на добром слове… — Инкилейф слабо улыбнулась. — А ты как? Похоже, твое телешоу пришлось к месту. На прошлой неделе мне особенно понравилось, как ты прищучил британского посла.

Томас весело ухмыльнулся, раздув щеки наподобие белки.

— Он сам виноват. Я к тому, что нельзя же так нагло пользоваться антитеррористическими законами, пытаясь прибрать к рукам наш крупнейший банк. Чистой воды рейдерство. Что бы сказали англичане, если бы на них вот так же наехали американцы?

— А перед этим ты отлупил того банкира… Как там бишь его… Который выписал себе бонусов на четыре миллиона баксов за три месяца до банкротства…

— У него по крайней мере хватило мужества приехать в Исландию держать ответ, — заметил Томас. — Хотя, конечно, это та еще проблемка. Никто из банкиров больше не хочет приходить ко мне на шоу. Да и послы попрятались. Вот мне и приходится балансировать на канате: быть агрессивным на потеху публике и при этом не отпугивать приглашенных…

Он пригубил эспрессо. «А ему идет известность», — подумала Инкилейф. Томас всегда ей импонировал, потому что распространял вокруг себя ауру теплого юмора, хотя в свое время был довольно скованным и неуверенным парнем. Сейчас его имя знала любая исландская семья, так что былая застенчивость испарилась. Правда, не до конца. И это-то было составной частью его обаяния.

— Ты слышала про Агнара Харальдссона? — спросил Томас, внимательно следя за реакцией девушки.

— Да, — лаконично ответила она.

— Помнится, между вами что-то такое было…

— Верно, было — одна большая и дурацкая ошибка. Впрочем… Да нет, ошибка-то маленькая, но все равно…

— Ты, наверное, сильно переживала, да? Его смерть? Я к тому, что сам в себя прийти не мог, хотя мы с ним почти и не были знакомы.

— Да, — выдавила Инкилейф. — Да, переживала.

— А полиция к тебе обращалась?

— С какой стати? — нахмурилась девушка, чувствуя, что заливается краской.

— Ну как же, дело резонансное, крупное расследование… Так что, они все-таки приходили?

Инкилейф кивнула.

— И как продвигаются поиски? Кого-нибудь арестовали?

— Да. Англичанина. Полиция думает, что они с Агнаром проворачивали какие-то темные делишки. Хотя, мне кажется, доказательств у них маловато.

— А ты с ним в последнее время встречалась? — Инкилейф вновь кивнула и, увидев вздернутые брови Томаса, поспешила уточнить: — Да нет же, не в этом смысле. Он был женат, к тому же большой бабник. У меня иные вкусы.

— Рад слышать, — отозвался Томас. — Ты вообще в сто раз выше его классом.

— Спасибо за комплимент, — насмешливо поклонилась Инкилейф.

— Ну и о чем же вы с ним беседовали?

На миг девушку потянуло все выложить про сагу. Как ни крути, а это обстоятельство рано или поздно всплывет, к тому же Томас — старинный друг… Через секунду это чувство растаяло.

— А ты почему спрашиваешь?

— Так ведь газеты растрезвонили, вот я и любопытствую.

— Надеюсь, ты не собираешься устроить телешоу?

— Упаси Господь! — Томас увидел, что этого недостаточно, и добавил: — Клянусь… Слушай, извини, что я так нахрапом со своими расспросами… Привычка телевизионщика, понимаешь…

— Да уж конечно, — согласилась Инкилейф. Томас всегда знал, как расположить к себе людей. Он казался безобидным и отлично умел слушать. Однако что-то подсказывало девушке, что сейчас надо бы поберечься. — Просто светская болтовня, — ответила она. — Как у нас сейчас, например.

Томас улыбнулся:

— Слушай, мне пора бежать. Я в субботу устраиваю вечеринку, хочешь прийти?

— Очередное сборище? Такое же дикое, как и раньше?

— Еще круче. Вот, я тебе свой адресок черкну, а то несколько месяцев назад переехал… — Он извлек визитку с эмблемой государственного телеканала RUV и записал адрес на улице Тинкольтстрейти.

Пока он шел к выходу, вновь привлекая к себе ненавязчивое внимание посетителей, Инкилейф не могла отделаться от простого вопроса: к чему была вся эта встреча?

Вигдис взяла предложенную чашку и пригубила кофе. В пятый раз за сегодняшний день. Опрос свидетелей в Исландии всегда означал массу кофе.

Напротив нее сидела женщина лет под сорок, в джинсах и голубом свитере. Лицо у нее было интеллигентным, улыбка дружелюбной. Встреча проходила в доме свидетельницы, в Вестурбейре, фешенебельном районе Рейкьявика, чуть к западу от городского центра. Семейный «рейндж-ровер» за окном загораживал вид на тихую улочку.

— Вы уж извините, Хелен, что приходится вновь отрывать у вас время, — начала Вигдис. — Я знаю, что мои коллеги уже задали множество вопросов. Видите ли, я хотела бы поподробнее поговорить о событиях того дня, когда произошло убийство, да и о двух предшествующих сутках. Нам могут помочь любые, даже самые незначительные детали, которые вы можете припомнить.

Дело в том, что соседями профессора по дачному поселку возле озера Тингвадлаватн была как раз семья Хелен. Именно ее дети обнаружили труп Агнара. После разговора с женщиной Вигдис планировала заехать в страховую компанию на улице Боргартун, где работал ее муж.

— Ничего страшного. Хотя я даже не знаю, что еще могла бы добавить…

Впрочем, заканчивая предложение, Хелен вдруг слегка наморщила лоб, и это не прошло мимо Вигдис.

— Так-так?

— Мм… Да нет, ерунда. Никакого отношения не имеет.

Вигдис ободряюще улыбнулась.

— Да вы об этом не волнуйтесь, — сказала она и продемонстрировала Хелен свой блокнот, исписанный аккуратным почерком. — Видите, как много у меня здесь всяких пустяков, но в том-то и дело, что всякий раз какой-то из них оказывается очень важным.

— Просто мне муж говорил, что упоминать об этом полиции вовсе ни чему…

— Вот как? Отчего же? — вздернула брови Вигдис.

Хелен усмехнулась:

— А вы сами посудите: наша пятилетняя дочь, Сара Рос, рассказала эту историю вчера за завтраком, вот муж и решил, что ребенку просто почудилось.

— Так в чем дело? — нетерпеливо спросила Вигдис.

— Сара сказала, что той ночью вроде бы видела двух людей, которые играли в озере.

— Вы имеете в виду озеро Тингвадлаватн?

— Ну конечно.

— Любопытно…

— Понимаете, дочь постоянно что-то выдумывает… лишь бы на нее обратили внимание. А иногда просто от нечего делать.

— Угу… Что ж, наверное, с вашей девочкой тоже стоит побеседовать. Разумеется, только при вашем согласии.

— Ну хорошо. Главное, не забывайте, что Сара все могла нафантазировать… Но ее надо подождать, она еще не вернулась из детского сада.

— Боюсь, что как раз ждать-то я и не могу, — покачала головой Вигдис. — Придется это делать прямо сейчас.

Детский сад, в который ходила дочка Хелен, располагался буквально в паре сотен метров от дома. Заведующая с большой неохотой уступила свой кабинет Вигдис с матерью Сары и пошла в группу за ребенком.

Девочка оказалась типичной пятилетней исландкой: ярко-синие глаза, розовые щеки и кудряшки до того белокурые, что отливали серебром.

Увидев мать, она засияла от удовольствия и тут же притулилась к ней на диванчике, стоявшем в кабинете заведующей.

— Привет, — сказала Вигдис. — Меня зовут Вигдис, и я работаю в полиции.

— А вы не похожи на полицейского, — заявила Сара Рос.

— Это потому что я сыщик. А сыщики не ходят в униформе.

— А вы к нам из Африки приехали?

— Сара! — поторопилась вмешаться ее мать.

Вигдис усмехнулась:

— Да нет, я родилась в Кеблавике.

Девочка засмеялась.

— А я знаю, где это! Это вовсе не в Африке, а в аэропорту, куда мы ездим, когда у папы бывает отпуск.

— Правильно, молодец, — кивнула Вигдис. — Послушай-ка, твоя мама говорила, что на прошлой неделе ты что-то видела на озере, где у вас летний домик. Ты могла бы сейчас мне об этом рассказать?

— Но папа говорит, что я все напридумывала! Он мне не верит!

— Зато я верю, — сказала Вигдис.

— Ну да! Я же вам еще ничего не рассказывала.

Вигдис улыбнулась:

— Умница. Тогда давай так: ты мне все сейчас расскажешь с самого начала, а я потом тебе скажу, поверила я или нет.

Девочка бросила вопросительный взгляд на мать, та одобрительно кивнула.

— Ну-у, я проснулась, а еще было очень темно. Но я хотела в туалет, а когда вернулась, то посмотрела в окно, а там два дяденьки играли в озере. Это рядом с домом профессора. Они играли и плескались. Потом один из них устал и лег спать.

— Ты говоришь, они плескались? Друг на друга?

Девочка задумалась, напряженно соображая.

— Нет. Плескался только один, а второй был какой-то вялый.

— А тот дяденька, который устал: он лег спать прямо в озере или на берегу?

— В озере.

— Понятно… Ну и что потом сделал второй дяденька?

— Он вышел из воды, сел в машину и уехал.

— А ты заметила, как он выглядел?

— Нет, конечно! Я же говорю, была ночь! Темно… Но только мне показалось, что он был одетый, а не в плавках.

— А как насчет машины? Какого она была цвета?

Девочка захихикала.

— Ночью же никакого цвета не видно!

— И ты точно видела этих мужчин в озере?

— Ну конечно, точно! И ничего я не выдумываю, потому что на следующий день мы с Йоном нашли того дяденьку, когда пошли играть на берег. Только он был мертвый…

Девочка замолчала.

— Ты кому-то еще рассказывала об этом? — спросила Вигдис.

— Нет.

— А почему?

— Потому что никто не спрашивал. — Она уставилась на Вигдис васильковыми глазами. — Ну вот, я все рассказала. Вы мне верите?

— Да, — кивнула та. — Да, я тебе верю.