Генрих V

Глава девятая. Падение Кана

К марту 1417 года король начал собирать войска и корабли. Как и прежде, множество кораблей было зафрахтовано в Нидерландах, Бельгии и Люксембурге. Кроме того, некоторое количество «купцов»[109] было получено от венецианцев, а также, несмотря на то, что генуэзцы в битве с англичанами потеряли изрядное число судов торгового флота, они, тем не менее, также снабдили Англию несколькими ботами. В конце апреля Генрих выехал из Лондона в Саутгемптон. Там велась такая же грандиозная подготовка, как и в 1415 году. Количество собранного там народа, голов скота, провизии, инструментов и оружия, по крайней мере, на один порядок превышало прежнее. В «Brut of England» («Англия без прикрас») говорится об «орудиях, катапультах, всевозможных машинах, осадных укрытиях на колесах, защищенных против огня мокрыми кожами, осадных башнях, кожаных мостах, штурмовых лестницах, колотушках, лопатах, топорах, пиках, больших щитах на платформах для защиты во время стрельбы стрелков, луках со стрелами, лучных тетивах, копьях и бочках, набитых стрелами», что туда «приходили суда, груженные порохом».[110] Набрано было 12000 тяжеловооруженных воинов и лучников, а также, примерно, 30000 специалистов вспомогательного состава: саперов, механиков, оружейников, кузнецов, коновалов, канониров, камнетесов (для изготовления каменных ядер) и т. п. Флот, которому предстояло переправить их, насчитывал не менее 1500 единиц парусного флота. Вторжение было перенесено на конец лета, что было связано с действиями лорда Хантингдона по обеспечению безопасности со стороны генуэзских «купцов», которые состояли на службе во французском флоте. Но даже и после этого граф Марч получил приказ «прочесать море» и проверить, не грозит ли флоту какая другая опасность, хотя ничего опасного не предвиделось. Король с большим уважением относился к военным судам. Погрузка на корабли началась 23 июля. 30 июля его вторая армада вышла в море и направилась в сторону Франции. Его корабль отличался цветом главного паруса, сделанного из пурпурного шелка с изображением королевского герба.

Генрих намеревался не только вторгнуться в Нормандию, но и завоевать ее. Его интересовало только полное завоевание Нормандии. Герцогству предстояло стать второй Гиенью. Контроль над завоеванной территорией предполагалось осуществлять посредством [181] оккупации городов, крепостей и замков, расположенных в стратегически важных местах. Количество занятых укреплений должно было быть максимальным, поскольку даже один малочисленный несдавшийся гарнизон на оккупированной территории, возглавляемый опытным командиром, мог перехватывать сообщения и провиант. Должно быть, у короля имелись карты местности, но до наших дней ни одна из них не дошла, иначе он никогда бы не смог с такой завидной точностью планировать предполагаемые операции. Говоря о воинских заслугах Генриха V, обычно вспоминают о его победе при Азенкуре, когда с помощью лучников ему удалось подавить конницу противника. Но он, в первую очередь, был артиллеристом, который выигрывал свои кампании во Франции, как и в Уэльсе, путем проведения осад. Его артиллерийский удар против французов сравним разве что с танковой атакой Гудериана 1940 года. После опустошительных походов Эдуарда III и Черного Принца города и селения по всей Северной Франции, бывшие в те времена в своем большинстве без крепостных укреплений, как и Кан, начали интенсивное строительство укреплений и крепостей, которые могли бы уберечь их от метающих камни катапульт, саперов и штурмовых лестниц. В семидесятые годы XIV века во Франции англичанам не везло, вот тогда в артиллерии начались революционные преобразования. Раньше пушки могли стрелять только каменными или металлическими ядрами, масимальный вес которых не превышал 3 фунтов. Следовательно, при осаде их значение было невелико. Внезапно появилась возможность посылать снаряды весом более 800 фунтов. Новое смертоносное оружие англичане испытали в Уэльсе. В трактате о войне, посвященном лорду Беркли в 1408 году, говорится [182] о том, что «огромные пушки сегодняшнего дня способны стрелять камнями столь внушительных размеров, что никакая стена не в силах противостоять им, что было отлично продемонстрировано на севере страны и в Уэльсе». Применение таких орудий в осадной войне, правда, еще не было испытано во Франции, в чем Генрих был уверен почти наверняка. Можно было успешно уклониться от английских луков, что во время сражений с Черным Принцем в Аквитании продемонстрировал французский военачальник Бертран Дюгеклен, но против английских пушек защиты не было.

Если победа при Азенкуре ничуть не приблизила Генриха к трону Франции, то, во всяком случае, она дала ему уверенность в том, что французы никогда не осмелятся встретиться с ним в генеральном сражении. На этой уверенности он и построил свой план покорения Франции. Будучи стратегом от Бога, он, как никто другой, понимал значение времени и умение рассчитывать, как с максимальной отдачей использовать минимальную живую силу. По оценкам специалистов, количество боеспособных воинов в Англии в период правления Генриха V не превышало 15000 человек. Его метод состоял в том, чтобы как можно быстрее захватить линию укреплений, находящихся на рубежах, откуда можно было бы ожидать контратаки французов. Затем он мог заниматься захватом городов, крепостей и замков на территории, лежащей за линией укреплений. Поскольку французы не осмелятся проникнуть в обороняемые укрепления, то обстреливать, взрывать и осаждать города, вынуждая их сдаться, он мог без всякой спешки. Ему не было нужды проводить дорогостоящие штурмы. Операции обычно завершались расположением во взятом пункте небольшого английского [183] гарнизона, численность которого порой была весьма скромной. Дальнейшее покорение французской территории он продолжал, захватывая очередную линию французских оборонительных сооружений. Широко применялась Генрихом шпионская сеть, впервые используемая им, по всей видимости, при продвижении в направлении к Кале. Их задача состояла в том, чтобы следить за продвижением вражеских войск, раскрывать их цели. Все это сопровождалось нескончаемой дипломатической работой. По словам Жана Шарти, Генрих был «хитроумным завоевателем».[111]

Французы не могли не знать о военном приготовлении за Ла-Маншем и о скором прибытии армады. Они испытывали чрезвычайную тревогу, как и англичане в 1588 году, ожидая прибытия испанской армады. Но ввиду того, что Бедфорд и Хандингдон нанесли им поражение, кораблей, чтобы пойти на перехват флота вторжения, у них не было. По вполне понятным причинам, они ожидали, что высадка англичан произойдет в Гарфлере, хотя некоторые все же полагали, что противник может высадиться где-нибудь в районе Булони. Как и раньше, пункт назначения Генрих сохранял в тайне до самого последнего момента. Но вместо Гарфлера и Северного берега Сены, он причалил в устье маленькой речушки Тук (между современными курортами Довиль и Трувиль), высадившись на южном берегу. Небольшой отряд противника, насчитывавший всего 500 всадников, был стремительно отброшен назад. После высадки на берег король отслужил благодарственный молебен, посвятив в рыцари 46 человек и назначив Кларенса официальным главнокомандующим армией. Затем он разбил лагерь и поручил Хантингдону и Солсбери захватить крепости Бонвиль и Овильер, которые являлись [184] наиболее близкими оборонительными сооружениями неприятеля и которые сдались почти без боя. Затем он отправил разведывательный отряд вверх по течению реки Тук для проведения рекогносцировки. Ее стратегическая цель — захват Нижней Нормандии (Нормандия южнее Сены), а пока ему предстояло взять ее столицу Кан, второй по величине город герцогства. В течение первых трех дней после высадки на французский берег, Кларенс продвинулся вверх по течению Тука и взял город Лизьё, внушив такой ужас, что все его население обратилось в бегство, оставив в городке только двух престарелых калек. К 14 августа Кларенс оккупировал предместье Кана.

Основным достоверным источником информации относительно английского вторжения является Томас Базен. Нормандец, родившийся в 1412 году в Кодебеке, он во время английского вторжения учился в Париже и в 1442 году получил назначение на должность епископа в Лизье. Ему исполнилось почти сорок, когда он стал подданным французского короля, а до тех пор был английским чиновником. Он написал историю Карла VII, его сына и наследника престола, Людовика XI, получив от последнего задание изучить тяжелую обстановку в разоренных войной провинциях и внести предложения по преодолению ее. Он вспоминает о 1417 годе:

«Трудно выразить словами, какой ужас вызывало у населения [Нормандии] одно имя англичан; страх такой всеобъемлющий, что почти никто не знал о ином пути к спасению, кроме бегства. Если в большинстве городов и крепостей капитаны, у которых были гарнизоны, не запирали бы ворот и если бы население не удерживалось в узде силой и страхом, то можно ничуть не [185] сомневаться в том, что все они были бы полностью опустошены, что и случилось в некоторых местах. В самом деле, большинство людей, избалованные долгим периодом мира и правопорядка, по простоте душевной полагали, что англичане не были такими же людьми, как и все, а скорее походили на диких зверей, исполинских и свирепых, которые собирались наброситься на них и сожрать».[112]

Опыт Базена и его собственной семьи, пережитый ими в тот год, был разделен и другими жителями Нормандии, как богатыми, так и бедными. Отец Базена был преуспевающим горожанином Кодебека. При приближении англичан в 1417 году он с женой и детьми сбежал в Верной, но голод и чума, занесение потоком беженцев, прогнали их оттуда. После чего они искали спасения в Руане и Фале, а затем снова вернулись в Руан. Они сбежали оттуда, отправившись морем в Нант в Бретани, незадолго до того, как англичане отрезали доступы к городу. В 1419 году семья вернулась в Кодебек. Но к 1431 году обстановка стала настолько опасной, что старший Базен отправился искать спасения в Руане, где умер в нищете и бедности. Это постоянное бегство от врага с теми немногими пожитками, что люди могли увезти с собой, навьючив на лошадей (если повезло) или уложив на повозки, походило на ситуацию, которая возникла во Франции в 1940 году во время германской оккупации. Единственная разница заключалась в том, что опасность, грозившая населению от английских войск в пятнадцатом веке, была куда большей, чем от германских в двадцатом. Средневековое войско, не находившееся на поле битвы, не отличалось особой дисциплинированностью. Во всяком случае, несмотря на постоянно издаваемые Генрихом [186] приказы о том, что женщины и священники не должны подвергаться никаким опасностям, он хотел усмирить нормандцев на первом же этапе своей кампании.

В недавнем прошлом нормандцам уже довелось испытать жестокость и зверства оккупантов. В 1403 году английские войска уже опустошали графство Ко, в 1410 сожгли Фекан и еще раз опустошили графство Ко в 1413. Со дня оккупации Гарфлера гарнизон его неоднократно осуществлял победоносные набеги на нормандские населенные пункты. Нормандские рыбаки и купцы жили в постоянном страхе от английских каперов, особенно после того, как «Корабль короля» взял воды пролива под свой контроль. Монах из Сен-Дени вторит Базену: «Люди не могли думать ни о чем другом, кроме укрытия где-нибудь в хорошо защищенном месте, словно пытались убежать от грозы с громом и молнией».[113]

Было известно, что новый дофин Карл пребывал в Руане, так что англичане на пути в Кан без устали следили за ним, — предположительно, посредством шпионов и разведчиков. Тем не менее, дофин был сильно расстроен известием о том, что герцог Бургундский в конце июня захватил Труа и двигался теперь в направлении Парижа. Поскольку советники дофина и все эксперты считали Кан неприступным, он решил вернуться в столицу, чтобы оказаться там, где опасность представлялась наиболее реальной. По всей видимости, его военный совет был удивлен тем, что Генрих не начал немедленную осаду Руана, что было более логичным решением, хотя и не лишенным опасности для оккупантов.

Вместо этого король планировал пересечь Нормандию с севера на юг, разрезав ее тем самым на две [187] части, силой заставить графов Анжуйских принять нейтральную сторону, а затем, установив контроль над Сеной выше Руана, лишить город сообщения с Парижем, начать осаду нормандской столицы — Кана, главного города Западной Нормандии, который был ключевым пунктом первой стадии операции. Захват его обеспечил бы плацдарм для завоевания всей западной Нормандии и для осуществления второго этапа плана. Кроме того, в Кане имелся прекрасный порт, легко достигаемый из Англии. Несомненно, что эта операция была разработана Генрихом.

К 18 августа король встретился с авангардом Кларенса и окружил Кан. Это был богатый город, богатство которого достигалось за счет произвоства тканей и активной деятельности речного порта. Население его могло достигать 40000 челоек. Он был знаменит своими замечательными храмами, их насчитывалось свыше сорока. В Нормандии его называли «городом церквей». (В результате сражения 1944 года от старого Кана почти ничего не уцелело, все погибло в пламени пожаров, разрушение было довершено современным развитием кошмарной индустриальной базы города, но все же уцелело несколько памятников средневековья.) Блокада города была полной. Как бы то ни было, но предположение советников дофина частично оправдались: взять город оказалось делом нелегким. Нижняя часть его, или Новый город, была надежно защищена рекой Орн, имеющей множество ответвлений, что фактически превращало новый город в остров: в то время, как верхняя его часть, или Старый город, возвышался на крутом склоне холма за стенами мощного укрепления. Стены с многочисленными башнями, укрепленные рвами, утыканными кольями и с волчьими ямами, [188] были совершенно новыми и находились в прекрасном состоянии.

Но, к счастью, герцог Кларенс за две недели до этого побывал в предместьях города и захватил два ключевых опорных пункта до того, как их защитники смогли уничтожить их: женский и мужской монастыри. Сначала он решил не трогать их. Но когда он в доспехах, положив голову на камень, прилег отдохнуть на траву в маленьком садике, к нему ввели монаха, отчаянно желавшего спасти свой монастырь, он сообщил Кларенсу, что мужской монастырь собираются взрывать. Кларенс тотчас распорядился принести штурмовые лестницы и в ночной темноте монастырь был взят. Со вторым монастырем он поступил так же.

Тем временем население Кана, которое самонадеянно полагало, что их укрепления неприступны, вскоре убедилось, что их фортификационные сооружения уже устарели. Мужской монастырь (основанный Вильгельмом Завоевателем, который по иронии судьбы был похоронен на его территории) стоит еще и сегодня, в 600 ярдах к западу от городских стен. Свою штаб-квартиру и наиболее тяжелые орудия Генрих разместил за толстыми стенами аббатства. Отсюда последние вели обстрел крепостного вала тяжелыми пушечными ядрами, сосредоточив всю силу удара по одному месту фортификационного сооружения. Башни и крыши монастыря стали платформой для легких кульверин, которые при поддержке лучников могли обстреливать городскую зону внутри крепости. Женский монастырь, располагавшийся с восточной стороны города (основанный женой Вильгельма Завоевателя), служил еще одной площадкой для размещения орудий, расположенной еще ближе к городским стенам. С двух сторон пушки под [189] прикрытием земляных сооружений и деревянных щитов были размещены еще ближе. Ни днем, ни ночью не прекращался жестокий обстрел города. Английские пушки были настолько велики, что от первого выстрела окна в мужском монастыре растрескались. Монах из Сен-Дени слышал, что «они в страшных клубах черного дыма метали исполинские камни, производившие громоподобный шум, так что можно было подумать, что они извергают пламя преисподней». Он добавляет, что малые пушки обрушивали на них «град свинцовых шаров».[114] Обстрел этот велся с удивительной скоростью. Примитивный патрон представлял собой коробку, наполненную порохом, поверх которого укладывалось небольшое ядро, и все это помещалось в казенную часть.

Затем обстрел сосредоточился на Новом городе, который мог отвечать бесполезным огнем из малых орудий, расположенных на стенах укрепления. Кроме каменных ядер, англичане использовали также полые чугунные шары, наполненные горящей паклей. Если первые разрушали каменные здания, разбрасывая вокруг себя смертоносные осколки (таким образом было уничтожено несколько цервей), то вторые подожгли немало деревянных построек. В дополнение англичане устраивали под стенами подкопы и взрывы, однако особого эффекта они не давали, поскольку защитники устанавливали на бастионах огромные бочки с водой, а также, обнаружив подкоп по колебаниям почвы, начинали рыть встречные тоннели, чтобы атаковать противника под землей.

Вскоре в стене образовалось уже несколько пробоин. В ночное время, когда не грозил град стрел, жители заделывали их камнями, балками, мешками с песком, [190] рыли позади них траншеи и устанавливали в них колья. Король призывал жителей сдаться, в противном случае помилования им не ожидать. На этот призыв город ответил открытым неповиновением.

В начале сентября с подкреплением прибыл граф Марч. Он высадился у Сен-Baa, затем прошел маршем по богатому Котантену, убивая и грабя население, и оставляя после себя пепелища. С его прибытием король решился пойти на штурм города.

Утром 4 сентября, прослушав три мессы, король отдал приказ об общем наступлении на Нижнюю часть города. Ходили слухи, что его вдохновило видение горящего креста. Первый приступ был отбит, поскольку на атакующих обрушились потоки горящего масла и кипятка, тучи негашеной извести, а также град арбалетных стрел и камней. Один молодой англичанин, сэр Эдмунд Спрингхаус, свалившийся в траншею, был сожжен французами заживо, так как они сбросили на него горящую скирду соломы, чем привели его товарищей в неописуемую ярость. Генрих велел идти на штурм второму, затем и третьему отряду тяжеловооруженных воинов. Ворвавшись в бреши, они сходились с противником в рукопашном бою. Защитники внезапно услышали шум за своими спинами, испугались и сдали свои рубежи. Это Кларенс начал одновременную атаку с противоположной стороны нового города. Человек по имени Гарри Инглес, перебравшись через груду мусора, возглавил отряд воинов герцога, пробивавшихся к центру города. В центре произошла встреча царственных братьев и они, объединив усилия, стали крушить остатки обороны. Если верить хроникам, то победители затем стали сгонять всех из уцелевшего населения, кого могли найти, невзирая на пол или возраст, на рыноч-[191]

ную площадь, где по приказу Генриха не менее 2000 человек были злодейски убиты. Кровь потоками устремилась по улицам. Король приказал прекратить расправу только тогда, когда увидел обезглавленное тело женщины, с припавшим к груди младенцем, который продолжал сосать грудь. Воскликнув «Havoc!»,[115] он отдал город на разграбление солдатам. (Все более или менее ценное надлежало, однако, сдавать командирам.) Толпы людей, когда Генрих проходил мимо, падали на колени и молили о пощаде. 5 сентября в Лондон ушло письмо, скрепленное его печатью, как всегда любезное, адресованное мэру и олдерменам. «В результате приступа с малыми потерями наших людей Бог своей высокой милостью ниспослал нам наш город Кан... мы и наше воинство пребываем в хорошем достатке и добром здравии». Один из наиболее крупных историков короля Вог (Waugh) написал: «Для нашего чувства гордости национальным героем унизительно слышать голос тех, кто пострадал от его тяжелой руки,[116] так как, когда сломленный дух французов начал оживать, отвратительная резня в Кане была первой, о чем они вспомнили». (Это заявление со стороны Вога может быть вполне объективным, но оно в то же время является хорошим примером субъективности суждения в пользу Генриха, которой все еще подвержены английские историки.[117])

Старый город и крепость сдались через 16 дней. Возможно, цитадель могла бы продержаться многие месяцы, но боевой дух ее защитников был подорван той граничащей с высокомерием легкостью, с которой воины Генриха взяли Старый город, укрепленные стены которого считались практически неприступными. По всей видимости, слишком мала была возлагаемая ими надежда на способность справиться со столь страшным противником. Более того, с тонко продуманной сдержанностью он предложил им невероятно щедрые условия: мужчинам было разрешено покинуть город, взяв с собой оружие и до 2000 золотых крон, а женщинам сохранить драгоценности.

Слух о падении Кана и об учиненной там кровавой расправе над жителями быстро распространился. В Венеции Антонио Морозини получил письма, написанные защитником города, в которых сообщалось, что король «приказал своим подданным, баронам и рыцарям, и всем солдатам убивать и разрывать на куски всех, кого они смогут найти, начиная от двенадцатилетнего возраста, не щадя никого... никто никогда не слышал, чтобы раньше совершалось подобное бесчестие [nequicia]».[118] Генрих на Нормандию нагнал куда больше страха, чем рассчитывал. Монах из Сен-Дени сообщает, что «взятием города Кана король Англии внушил нормандцам такой ужас, что они потеряли все свое мужество».[119] Теперь у него был плацдарм, откуда он мог начать дальнейшее завоевание Нижней Нормандии, имея возможность получать быстрое подкрепление из Англии, поскольку корабли по Орну могли подниматься до самого Кана. Мраморные разработки Кана обеспечивали его прекрасным материалом для пушечных ядер. Как и в Гарфлере, он вел себя как завоеватель, в намерения которого входило остаться здесь навсегда. Цитадель — большая квадратная сторожевая башня из белого камня с четырьмя башенками по углам, очень похожая на лондонский Тауэр, стала одной из любимейших его личных резиденций. Будучи исключительно благочестивым, он немедленно устроил [194] в ней роскошно убранную королевскую часовню. В городе он вскоре конфисковал лучшее из домов, предназначив их для английских поселенцев. Не менее 500 горожан (предполагается, что цифра эта равнялась 2000) предпочли лучше покинуть насиженные места, чем остаться под владычеством англичан.

Французы, все еще катастрофически разобщенные на два враждующих лагеря — арманьяков и бургундцев, обескровленные бесконечной гражданской войной, были не в силах объединиться, чтобы лишить англичан преимущественной ситуациии. Как бы то ни было, но бургундцы, похоже, стали одерживать верх. За успехами герцога Жана Генрих наблюдал с нараставшим беспокойством. Несмотря на то, что герцог Бургундский являлся союзником англичан, тем не менее, он был Валуа и француз. В случае своей удачи после взятия Парижа и обретения центральной власти, было очевидно, что он обратит свои силы против оккупантов.

Таким образом, король сосредоточил все свое внимание на Западной Нормандии, стараясь, невзирая на приближение зимы, захватить как можно большую территорию. Несомненно, что нормандцы рассчитывали, что он станет дожидаться весны, как подсказывал былой опыт, а это даст им временную передышку. Но их ждал неприятный сюрприз. Генрих нанес удар в южном направлении, в сторону Руана. Его главнейшая цель состояла в том, чтобы отрезать от Франции сначала Нижнюю Нормандию, а затем и Верхнюю, лишив ее надежды на помощь как со стороны бургундцев, так и арманьяков.

В то время Хандингдон и Глостер были заняты тем, что прочесывали западную половину герцогства. С этим заданием они справлялись энергично и небезуспешно. [195] Остальные войска англичан, которые не могли быть слишком многочисленны, вторглись на юге в Мен и герцогство Алансон. Монах из Сен-Дени записал, что с собой они принесли «огонь и кровь, силой оружия, угрозами и страхом заставив всех подчиниться им», взяв приступом все замки.[120] «Сопротивления им почти не оказывали, за исключением нескольких «бедных товарищей», что продержались в лесу»,[121] узнаем мы от Жювеналя дез Урсена. (Фраза «бедные товарищи» встречается довольно часто в записях Жювналя, по всей видимости, она означает сторонников дела арманьяка, а позже дофина.) Он сообщает нам о том, что «всякий раз, когда англичане ловили их, то некоторых отправляли в крепости, а других сбрасывали в реку». Должно быть, в реку сбрасывали людей связанными, смертная казнь через утопление была одним из излюбленных английских методов, применяемых ими с целью избавления от нежелательных пленных, кто не мог заплатить за себя выкуп. Такая казнь получила широкое распространение во время кампаний в Уэльсе. Временами и сам Генрих прибегал к этому способу.

В декабре король начал осаду Фалеза, родного города и любимой крепости своего предшественника — Вильгельма Завоевателя. Расположенная на огромном утесе над городом, цитадель была совершенно неприступной. Командовал ее гарнизоном один из самых выдающихся и достойных солдат — сир Оливье де Мони, знаменосец королевского знамени Карла VI и хранитель орифламмы — боевого знамени Франции. Вскоре установилась жесткая, морозная погода. «Страшно холодный ветер печалил как людей, так и животных», — повествует «Первая жизнь». Но король распорядился, чтобы из бревен и дерна построили хижины, поскольку палатки от холода [196] не спасали. Он окружил их траншеями и частоколом, «когда сооружения были готовы, они были ничуть не хуже того города, что скрывался за стенами». Как и при Кане, его артиллерия денно и нощно вела беспрестанный огонь, в результате которого были разрушены дома, церкви и башня с городскими часами. Рождество король встретил в импровизированном городке, содрогавшимся под ураганными ветрами. «Интересно, что жестокая зима оказалась одинаково тяжким испытанием для обеих сторон, поскольку вся вода в долине замерзла, застыв настолько, что казалась хрусталем или, скорее, другим твердым минералом, чем водой».[122] Применяя ядра, имевшие в диаметре 2 фута, Генрих 2 января, на восьмой день Рождества, наконец, пробил в стене брешь, в результате чего город сдался.

Но и в этих условиях цитадель Фалеза на высокой скале для пушек Генриха оставалась недосягаемой. Подкопать под скалу, на которой она высилась, оказалось невозможно. Тогда он пошел другим путем, пустив в дело покрытые мокрой кожей мобильные укрытия, установив их у подножия крепостного вала со стороны города. Под их защитой к работе приступил отряд механиков. Качество осадной техники, привезенной Генрихом из Англии, еще раз подтвердило свою ценность. Находившиеся в укрытии механики с помощью ваг (аншпугов) сумели разрушить каменную кладку. 16 февраля 1418 года цитадель сдалась. Среди пленников оказался валлиец Эдуард Груффид, не простивший, как видно, англичанам, что они сделали в Уэльсе. Генрих велел повесить его, затем выпотрошить и четвертовать. Его останки были прибиты к воротам Кана, Лизьё, Вернейля и Алансона. Английский король сумел взять одну из наиболее сильных крепостей Франции, своего [197] рода Верден тех дней. Моральному духу нормандцев был нанесен действительно сокрушительный удар. Началась повсеместная сдача городов и замков на милость английских завоевателей. И дело было не только в том ужасе, который внушала воинская доблесть английского короля, как объясняет Пьер де Фенен, дворянин и близкий человек Карла VI, нормандцы «из-за существовавшей тогда распри между феодалами Франции не видели ни малейшей надежды на избавление».

Монах из Сен-Дени пишет, что его перо не в силах передать, какое негодование среди французов вызывало «хвастовство» Генриха. Когда к Карлу VI временно вернулась ясность рассудка, он, «размышляя над причиной такой заносчивости врага, которая превосходила ту неукротимую ненависть, что расколола [французское] воинство, почувствовал себя болезненно уязвленным». Он сообщает нам, что многие хорошо укрепленные замки в Нормандии сдавались английскому королю «не в ответ на проявление одной силы, а прислушавшись к его посулам. Поскольку своим словом принца он гарантировал всем, кто сдастся, освобождение от налогов, свободу выбора занятия сельским хозяйством или торговлей, а также восстановление всех привилегий, которыми они пользовались во времена Людовика Святого, покойного короля Франции, при одном условии, что они станут носить на плечах красный крест Святого Георгия. В то же время он злоупотреблял правом королей наказывать непослушных. Каждый, кто отвергал его призывы [сдаться] и кто попадался ему с оружием в руках, предварительно замеченный в грабежах и мародерстве, осуждался на смерть как виновный в оскорблении его величества. Если же среди виновных встречались слишком юные правопреступники, не способные еще носить [198] оружие, или слишком старые, их подвергали жестоким пыткам, после чего отправляли в изгнание. Даже матерям с детьми приходилось покидать родимый дом, исключение составляли только те женщины, кто соглашался сочетаться браком с англичанами».[123]

Тем не менее, монах дает нам представление о том, каким был Генрих на самом деле. По всему видно, что тот, должно быть, обладал незаурядным обаянием. «Французские пленные, возвращавшиеся домой, чтобы организовать выплату выкупа, получившие в плену представление о характере короля, говорили, что этот принц, внешность и разговор которого свидетельствуют о чрезмерной гордости и который повсеместно считается очень мстительным, тем не менее, ведет себя достойно короля, и если по отношению к мятежникам он безжалостен, то к тем, кто подчинялся ему, он относился с исключительным тактом и старался изо всех сил, чтобы другие также проявляли к ним уважение и доброту. Он знал, что подобное поведение многим принцам позволило расширить свои владения».[124]

Впечатление о достоинстве короля подтверждается также в изложении монахом сообщениий о короле, сделанных французскими посланниками в следующем году. Они восхваляли его доброжелательность, учтивость и щедрость, упомянув также о том, какими дорогими подарками нагрузил он их. Они сказали монаху, что «он был принцем с замечательной внешностью и властной осанкой и несмотря на то, что все в его взгляде свидетельствовало о гордости, тем не менее, он считал долгом чести, невзирая на положение и звания, относиться с величайшей любезностью. Стараясь избегать длинных пустых речей, к которым люди обычно склонны, он всегда переходил прямо к делу, ограничиваясь [199] тем, что произносил: «Это невозможно» или «Это должно быть сделано». Когда он произносил такие простые слова, казалось, что он считает себя обязанным выполнить сказанное, так, как если бы он поклялся перед Христом или Его святыми. Дотошный поборник справедливости, он знал, как возвысить смиренных и унизить могущественных».[125]

К весне 1418 года король достиг своей первой стратегической цели: захватил всю Нижнюю Нормандию от Эвре до Шербура. Вся завоеванная территория находилась под административным управлением четырех байлифов: сэра Джона Радклиффа в Эврё, сэра Джона Попхема в Кане, сэра Роланда Лентхолла в Алансоне и сэра Джона Ассхетона в Шербуре. Административным центром был Кан, где пребывал английский канцлер Нормадского герцогства и где chambre des comptes (палата расчетов) получила английского правителя. Вскоре там, где планировалось устроить вторую столицу новой Гиени, предполагалось основать монетный двор. Генрих применял метод «кнута и пряника», который на его взгляд был особенно эффективен, в чем он имел возможность убедиться еще в Уэльсе. Приручить новых подданных он сумел, попеременно терроризируя и поощряя нормандцев. Любой, чей доход не превышал 60 фунтов в год, мог принести клятву верности королю-герцогу, вследствие чего получал (при оплате 10 пенсов) «свидетельство преданности».

По словам Тито Ливио из Форли, биографа Генриха V, жившего с ним почти в одно время, король почти весь Великий пост и Пасху провел в молитвах, постясь, раздавая милостыни и совершая ночные бдения. [200]