Жека 2

Глава 17 Августовский путч 1991 года

И ведь Светка права оказалась! Недавно прошли грозовые дожди, вода в реке сильно поднялась. Конечно, не как весной, но метра на 2 точно. Пляж оказался затоплен, да и в воду лезть мог только безумец — течение усилилось, и в водоворотах кружились водоросли, палки, какой-то мусор, смытый с берегов. Купаться-то по сути, оказалось и негде. Шаг от берега, и глубина уже по грудь, дальше — ещё глубже, и течение такое, что утащит влёт, прямо в прибрежные кусты. Барахтаться в грязной пенной воде совсем не хотелось.

— Ну чё? Искупался? — Сахариха насмешливо блеснула зелёными глазами, чуть сдвинув к носу чёрные очки. — Я тебе своё покрывало не дам!

Расстелила цветастый плед, скинула одежду, и завалилась на него задницей кверху.

— Помажь меня пожалуйста кремом!

Сахариха боялась сгореть, и на пляже всегда мазалась импортным кремом от загара.

— Ты же сказала, что не дашь покрывало! — коварно усмехнулся Жека, набирая крем, и начиная натирать упругую задницу и нежные ляжки, то и дело запуская нахальные руки под красные трусики. Однако Сахариха ничего не возразила — она уже разомлела от удовольствия, и лежала, закрыв глаза, как кошка, которую гладят.

— Теперь сверху давай! — капризно пропищала Сахариха, когда Жека сказал, что всё, хватит.

Натёр и сверху. Там ещё лучше, и соблазнительнее. Сахариха пищала, когда Жека запускал шаловливые пальцы под лифчик купальника, и в шутку игрался сосками. Потом присмирела и затихла, типа уснула, перевернувшись обратно на живот. Тут Жека её слегка и подвинул. И на пледе и в делах.

— Слушай, Свет, дело одно есть…

— А ничё, что мы на отдыхе? — сонно возразила Сахариха. — Может, с делами как-нибудь потом?

— Ты ж знаешь, я весь в делах щас… Кручусь, верчусь… Малыш, без тебя никак. Это важно.

Жека поцеловал любимую в нежное плечико, ароматное от крема, потом в щёчку.

— Ну, говори, чё там стряслось.

— Ты ж помнишь, в бумагах расписывалась? Ты в учредителях нашего товарищества. Без тебя никак. Нужна твоя подпись на документе. Мы щас мутим важную сделку. Меняем направление деятельности.

— А Ромка знает? — сразу же спросила Сахариха, чуть приподнявшись, и оперев голову щекой о руку.

Жека посмотрел на груди, чуть оттянувшиеся вниз, и едва сдерживаемые купальником, и подумал, как же это странно всё выглядит. Но решил не таиться. Потом проблем больше будет.

— Не знает. Ему это и не обязательно знать. Но что тебе Ромка? Свет, нам надо жить своей жизнью. Вечно под его тенью мы не сможем ходить. Нам нужен НАШ собственный кусок хлеба. Понимаешь? Ты видишь, что творится? Сегодня у тебя есть всё, завтра законы сменятся, или ситуация в стране, и не станет ничего. Нужно постоянно мутить что-то новое.

В уме Сахарихе было не отказать. Под внешностью безбашенной оторвы-подростка таился умный женский прагматизм. Если подпись пойдёт на пользу любимому, почему бы и нет? Не ударит же её Рома в конце-то концов? Он правда, просил сообщать ему о подобных предложухах со стороны центровых, но сейчас Светка решила пойти наперекор воле брата. И даже как-то встать в оппозицию. Ей-то нужно было членство хрен знает где, когда не спросив, Сахар засунул её в учредители компании? Пусть бы сам лез и расхлёбывался.

— Ладно, — помолчав, согласилась Сахариха. — Фиг с ним. Когда это надо сделать?

Вечером этого же дня в конторе ТОО «Инвестфонда» было собрание учредителей, где присутствовали Жека, Славян, Митяй, и Сахариха. Единогласно было принято решение инвестировать оборотные средства в пакет акций количеством 49 процентов акционирующегося строительного управления. Но деньги пока не стали переводить, выплатили лишь рабочим 50 процентов зарплаты, чтобы управление приступило к работе над кафе любой ценой. Ждали решения госреестра.

В середине июля 1991 года строительное управление Сибирского металлургического комбината им В. И. Ленина было акционировано по решению трудового коллектива, согласно закону СССР «О собственности» от декабря 1990 года. При этом владельцами контрольного пакета акций в 51 процент стал трудовой коллектив, а 49 процентов акций принадлежали предприятию ТОО «Инвестфонд». Новое предприятие называлось Акционерное Общество «СибСтройМеталлФинанс». Сокращённо АО ССМФ. Жека стал коммерческим директором новой конторы, и заимел свой кабинет в управе, и персональную «Волгу» с водителем.

В местной коммунистической газете такое неприкрытое наглое тыриние госсобственности назвали беспрецедентным. Но рабочие были горой за новую фирму, и молодого амбициозного коммерческого директора предприятия. Многочисленные проверки показали, что отчуждение госсобственности в руки трудящихся произошёл по всем правилам, придраться не к чему. Предприятие принадлежит трудовому коллективу. Предприятие работает. Зарплата платится. Все социальные гарантии выполняются. Но всё равно скандал дорос до того, что Сахар решил узнать, кто отдербанил кусок комбината.

В один из дней конца июля к управлению АО ССМФ подкатил сахаровский Ниссан Патруль, и две машины охраны — недавно завезённые японские праворульки, набитые амбалами. Однако у входа их встретила Славянова охрана, набранная из бывших ментов, и дальше холла никого не пропустила — амбалы не стали драться посреди города. Жека сам вышел к авторитету.

— Тыыыы??? — изумлённо и негодующе спросил Сахар. — Не… Ты вообще охренел? Ты кем себя возомнил, Соловей?

— Слушай, Александрыч, — спокойно ответил Жека. — Это всё семейные дела. Не будем же мы из-за пустяков гоношиться тут на виду у всех? Я приеду к тебе сегодня, и за бутылочкой вискана перетрём, кто чего и кому должен?

Сахар негодующе хмыкнул, и пошёл прочь, махнув своим амбалам покинуть помещение конторы АОЗТ.

Теперь у Жеки был личный водила и служебный автомобиль «Волга». Машина не новая, и белого цвета, согласно статусу, но хорошо и это. Этим же вечером собрался ехать на разборки к Сахару в посёлок Абрикосовый. В обед заскочил в кооперативный магазин за обещанным висканом, только собрался идти к себе, как неожиданно к управе подрулил Крот на чёрной сахаровской «Волге». Посигналил, и махнул рукой Жеке, призывая садиться.

— Садись! Там Роман Александрович рвёт и мечет! — рассмеялся Крот. — Ловко ты обошёл его на повороте.

— Я ничего не обходил! — возразил Жека, захлопывая дверь машины. — Эта контора почти банкрот. Рабочие бастуют. Всё стоит. У нас кафе почти готовое стоит. У них долгов перед нами 60 штук. Я чё, прощать должен? Разрулил по чесноку, всё в пределах закона.

— В том то и дело, Жека, что не придраться к тебе, — усмехнулся Крот. — Теперь ни отжать, ничего не сделать с этим пакетом акций. Он получается, в собственности вас четверых. И Светки в том числе. А так как ты коммерческий директор в двух конторах, получается, что рулишь всем, никого не спрашивая. Не… Ну я такого развода давно не видел! Хахаха!

— Да… — неопределённо ответил Жека, посматривая в окно. — Контрольный пакет-то всё равно не у меня, а у работяг, у совета трудового коллектива… Продать акции наружу они не могут согласно уставу. Только между собой, или мне.

— И чё делать будешь?

— Пока ничего. Пусть почувствуют себя хозяевами предприятия. Щас самое главное, денег на раскрутку взять. Мы одни не потянем. Проедим нахер всё, и опять встанем.

Сахар, на удивление, не орал, и даже не матерился. Встретил в своём кабинете, уже как равного, предложил сигару, разлил принесённый Жекой вискан. Показал на кресло.

— Ну. Говори.

— А чё говорить-то, — Жека отхлебнул «Вильям Лоусон» и закурил свой «Мальборо», предложенную сигару брать не стал. — Эта контора нам должна денег. Дохера денег. Встало строительство кафе, машина и кран гоняли бесплатно. Одни убытки. Контора стояла, рабочие бастовали. Я побазарил с директором, провёл собрание с работягами, и акционировали контору. Всё по закону. Сейчас у трудового коллектива контрольный пакет акций, остальное у нас четверых. И твоей сестры, к слову.

— Крутанулся ты мастерски конечно, прямо у меня на глазах, — медленно сказал Сахар. — Однако ты понимаешь, Соловей, что ты на моей поляне мутить начал? Ты у меня добро взял?

— А чё я у тебя взял? Контору, которая нерентабельная? Ещё пара-тройка недель, месяц от силы, её бы через суд раздирбанили. У тебя капремонт пятой домны бы встал. Я своё получил бы в любом случае. Той же строительной техникой. Просто подняться потруднее бы стало. Сейчас же смотри. Контора работает. Щас бабла раздобуду, и перезапущу все договоры.

— Раздобудешь бабла? Ну удачи, — усмехнулся Сахар. — А ты думал, просто так что ли Семёныч, отец Элеоноры, на строительство денег не выделял? Ты думал, вот щас пойдёшь к Конкину, и он тебе государственных денег даст? Их нет! Сейчас партократия Союза и Горбачёв в конфронтации с Верховным Советом РСФСР. Министерство чёрной металлургии осталось без денег. Все активы СССР отходят России. Понял, Соловей? А ты думал, ты один сейчас безденежный? У комбината дохрена всякого говна, вроде пионерских лагерей, баз отдыха, санаториев везде понастроили, Дворец Спорта, хоккейная и футбольная команда, хрен знает сколько дворцов культуры, библиотеки, музеи. Шефство над учебными заведениями, детсадами. Жилой фонд. А теперь представь себе, что денег нет, и не будет из центра. Расчёт только на себя. Но даже и это бабло в валюте приходит ручейком — всё оседает в Москве, где делят власть центр и республики.

— Я всё равно запущу эту киндейку, — уверенно ответил Жека. — Мы будем работать!

— Ну-ну, — усмехнулся Сахар. — Ты ж умный дохрена. Только помни — по договору ты мне 5-ю домну должен построить.

— Деньги где? Оплаты я не видел что-то… Я смотрел текущие оплаты… — осторожно возразил Жека. — Будут бабки на счёте, хотя бы часть — появятся работяги на объекте.

— Будут тебе бабки, хрен с тобой. Свои отдам, — Сахар налил Жеке ещё вискана. — Только часть. На первое время. Я не знаю, что будет дальше в стране. Может, коммунисты опять придут к власти, и всё отберут опять. Или фашисты, и тогда всех вообще поставят к стенке.

Однако всё получилось совсем не так. Август 1991 года Жека конечно же, запомнил, особенно 18-е число. Запомнил досконально, вплоть до погоды, и что делал в этот день. А в этот день он шарился по лесам. Накануне вечером к нему зашёл Серый, и предложил сходить в лес, за грибами. Подосиновики, мол, пошли кучами. Только предложил, и Жека сразу загорелся — давно уже не выбирался на природу, давно уже перестал ездить на дачу. А тут… Как раньше — в лес, да с бутылочкой… Чё бы и нет.

— Только к нашим не буду заходить! — предупредил Серёгу.

— Да нафиг надо! Сядем на электричку, за остановку выйдем, через поле перейдём, на гору поднимемся, и вот тебе лес! — уверил Серёга. — До деревни не пойдём!

Мог бы конечно, на служебной «Волге» мотануться, но решил не давить брата авторитетом и деньгами. Поехали, как и встарь, до вокзала на автобусе, потом на электричке. И даже коньяк с висканом не стал брать, ограничившись бутылкой местной «Андроповки», и парой чебурашек лимонада.

Шли по полю, и офигевали от хорошей погоды. Тепло, но не жарко, небольшие облака на синем небе. Дожди шли небольшие, но частые и тёплые — грибов навалом. По обе стороны дороги кукурузное поле — местный совхоз садил её вместе с подсолнечником на силос скотине. И если в сибирских условиях она обычно не вызревала, да оно было и не нужно, то в это теплое влажное лето выросла как в Южной Америке. Трёхметровые растения заполняли всё поле, на каждом из которых по 5–7 жёлтых спелых початков. Жека варёную кукурузу любил, поэтому сорвал полный рюкзак. Вот тебе и халява.

Дошли до леса, дерябнули по рюмашке, запили газировкой, посидели, и пошли шариться. Травища вымахала — мама не горюй, бурьян в рост человека. Папоротник, осот, ещё всякая хрень. Море насекомых, от комаров до ос и шершней. Но вскоре густой лес закончился, и начались перелески. И там, на полянах, среди кошенины, грибов этих как у дурака махорки. И все отборные, свежие, молодые! Подберёзовики, подосиновики, белые. Всё на жарёху. Набили полные корзины, а потом и до рюкзаков добрались.

На последней поляне, отягощённые находками, и уже датые, устроили долгий привал. Допили водку, побазарили о том да о сём. Серёга всё о работе переживал. Везде неплатежи, а где платят, там зарплата гроши.

— Возьму к себе! — уверенно сказал Жека. — только учись, Серый. Иди после шараги в институт. Инженером будешь, начальником. Охота тебе гайки крутить? Я на фабрике на всю жизнь накрутился.

Потом поехали домой. Дачники на остановке офигевали от вида молодых грибов в корзинах парней, и всё спрашивали, где набрали.

— Да… Там… За горой, далеко… — неопределённо махал рукой Жека, показывая в сторону грибного места. — Километров 5 отсюда.

Чё бы и не сказать. Знал, что всё равно до тех полянок никто из дачников не пойдёт — и идти далеко, да всё по горам и бурьяну. Походят по опушке леса, найдут поганок, и скажут, что нет грибов. Однако все здешние грибные места Жека и серый знали как свои пять пальцев. С дедом-покойничком часто таскались тут…

Приехали в город и офигели. Остро ощущалось присутствие какого-то шухера. На улицах очень много милиции, солдат внутренних войск с автоматами. И огромное количество людей с плакатами «Фашизм не пройдёт!», «КПСС- позор нашей эпохи», «Нет красной чуме!» и других.

— Это чё за херня, революция что-ли? — недоумённо спросил Жека. — Пошли тачку поймаем, неохота так тащиться.

Приехав, попрощался с Серёгой, и так же, как и был, в спортивке, рюкзаке, и с корзиной грибов, ломанулся в контору товарищества. А там все. Славян, Митяй, Лёха, Сахариха, Пуща, Маринка. Все сидят как на похоронах, слушают радио на магнитоле, что странно. В конторе хоть топор вешай — всё закурено. Никто даже не засмеялся, увидев Жеку в его облачении.

— Вы чё, на похоронах что-ли? — удивился Жека. — Чё в городе творится?

— Много чего, братан… — откликнулся мрачный Славян. — Ты где был-то? Пока шаришься по грибам, тут путч случился. Танки в Москве, братан, вот чё.

— Нихрена себе! — не нашёлся что сказать Жека. — И кто там бунтует?

— Армия, КГБ, компартия. Горбача в Форосе заперли, а сами власть захватили. Постоянно какую-то шнягу по телику гонят.

Красный переворот случился. Коммунисты сделали последнюю попытку взять власть обратно. Жека предполагал, что такое может быть. Слишком много идейных ещё оставалось, да и двоевластие в последнее врем было катастрофическим.

— Кто против? — спокойно спросил он, уже зная ответ.

— Ельцин и Верховный Совет РСФСР. Кто ещё-то? В Москве сейчас всё решается.

Жека подумал, что каким бы путч не был, но войска не будут стрелять в свой же народ. А дальше что? Наверняка КПСС и Горбачёва отстранят от власти. Наверняка СССР рухнет — слишком много было сторонников у демократии и Ельцина. Скорей всего, КПСС и ВЛКСМ будут запрещены, так же как и коммунистическая доктрина. А деньги ВЛКСМ и партии? Наверняка их приберут к рукам Сахары и либералы. Плевать на всё! Надо срочняк к Митрофанову! В «Гудок»! Но такие базары вести при всех…

— Ну ясно, чё… — спокойно сказал Жека. — Ладно… Пойду я спать…

— Женькааа, а я? — обиженно протянула Сахариха.

— Я устал, малыш, правда… Грибы надо перебирать и варить. Завтра позову тебя на жареные грибочки. Обещаю.

— Ну ладно. Иди, — разрешила Сахариха и пошла включать музло. — Задрали вы уже своей политикой.

Жека попрощался со всеми, и пошёл домой. Наскоро перебрал грибы, отварил, пожарил. Жрать хотелось смертельно, да и отходосы уже от выпитого утром пошли. Пожрал свежепожаренных грибочков, зашлифовал рюмкой коньяка, помылся, и тут же стал собираться в «Гудок». Предстояло спасать бабки горсовета ВЛКСМ. О партийных он и не помышлял — там были свои спасители.