Жека 2

Глава 23 КГБ и конец путча

— До какой жизни? — непонимающе ответил Жека. — Ничего не пойму.

— Не понимаешь… — усмехнулся гэбэшник. — То есть ты газет не читаешь, телевизор не смотришь? Не знаешь, что в стране творится?

— Слышал вроде, что-то в Москве митингуют, — недоумённо развёл руками Жека. — Так откуда мне знать, чего они там митингуют? У них постоянно там кто-то против кого-то.

— А ты лично за кого? Или против кого? — вкрадчиво спросил гэбэшник.

— Да ни за кого я. Живу как все. Работаю. Техникум окончил, сейчас на работу в строительное управление устроился.

— Мы всё прекрасно знаем, где ты работаешь, и кем, — как отрезал гэбэшник. — Я не о том. Я о твоём отношении к ГКЧП. Ты же секретарь комсомольской ячейки.

— Ну да. Секретарь, с зимы,— согласился Жека. — Но эта должность чистая формальность. Комсомол уже давно никакой роли не играет. Новых членов ячейки с моего вступления в должность не было. Агитационных мероприятий я не проводил. Ходил просто по долгу.

— Ладно… Эта песенка долго может длиться, а мне таких как ты, ещё сотню допросить надо, — нетерпеливо сказал гэбэшник. — Со вчерашнего числа указом Президента РСФСР Бориса Николаевича Ельцина деятельность КПСС и ВЛКСМ приостановлена, как нарушающая конституционный порядок. Приостановлена, Соловьёв. Пока не запрещена. В твоём кабинете будет проведён обыск в твоём присутствии, а также изъятие документов. Поехали. А… Ты кстати, Митрофанова, секретаря горкома когда видел?

Гэбэшник остановился у двери, и замер, ожидая как бы невзначай подловить Жеку. Ясен хрен, что их видели вместе в горисполкоме — народу там много было. Лгать не имело смысла.

— Позавчера я его видел, — уверенно ответил Жека. — В горком лично пришёл разобраться с ситуацией. Узнать меры реагирования на политическую ситуацию в стране.

— И что он сказал? Что он делал? Просил некие отряды самообороны организовать?

— Ничего такого не просил. Он пил. Довольно выпивши был. Сказал, что дело всей жизни рушится. А мне сказал заткнуться, и идти домой.

— Ясненько, — пробормотал гэбэшник, уже выйдя в коридор, и сразу же спросил. — О планах не говорил?

— Не. Ничего не говорил! — отрицательно мотнул головой Жека. — Он пьяный был.

— А не говорил он о каких-то деньгах? — спросил гэбэшник.

— Нет. От него денег наоборот, не дождёшься. Сколько ни просил на всякие мелочи, бесполезно.

Приехали в техникум. А там перекличка как раз. Конец августа. Перваки с изумлением смотрели, как у здания тормозит чёрная Волга, и в техникум входят несколько людей в костюмах, показывают красные ксивы бабке на входе.

Поднялись в административный корпус. Жека открыл перед сотрудниками дверь комсорговской, показал рукой. Ищите, типа. А там не было ничего. Все договора об отчуждении комсомольской собственности лежали у Славяна в надёжном месте. В кабинете только старые подшивки Комсомольской правды, агитационные книжки и плакаты, ну и список членов первичной ячейки ВЛКСМ. Конечно, в архиве горисполкома, возможно, и остались какие-то записи, но все они были совершенно законны. Через пару месяцев про путч забудут, и гэбэшникам будет абсолютно плевать на эти писульки. Их десятки тысяч копились ежемесячно. Сейчас гэбэшников волновали только деньги КПСС и ВЛКСМ. Но Слонов давно сдриснул с чемоданом денег, и сейчас уже наверное был на территории сопредельной русскоговорящей республики, Митрофанов лежал под водой. Но по версии гэбэшников поступил именно так же. Поэтому проверка носила чисто формальный характер.

Ничего толкового не найдя, гэбэшники ушли, забрав у Жеки ключ от кабинета, и заклеив дверь сургучовой печаткой. Комсомольский билет и значок остался напоминанием об интересной юности.

— Ну всё, Евгений Соловьёв, свободен, — покровительственно сказал старшой. — Расписку о неразглашении я с тебя не беру, но чем меньше будешь трепаться, тем лучше. Если работу комсомольской организации возобновят, придёшь за ключом, и распишешься в акте снятия печати.

Жека сразу подумал, что кранты этой печати, не провисит она тут и дня — сожгут или отковыряют пакостные студаки. Собрался уходить, опять встретил директора.

— Соловьёв! Евгений! А ты что тут делаешь? Учиться опять пришёл? Хахаха!

— Смешно очень, да, — согласился Жека. — С КГБшниками приходил. В кабинете моём обыск делали. Проверяли мою принадлежность к ГКЧП. Сдал им ключ, сложил полномочия комсорга. Комсомол запрещён. Такие дела, Роман Палыч.

— Ну что ж, Евгений, бывает и такое, ничего не поделать. Надо жить дальше, — взгрустнул директор. — Жизнь-то не останавливается. Видишь… Новых сорванцов принимаем. Вы на выход, другие на вход. Так и работаем. Эти уже без СССР будут учиться. Ты сам-то как? Работу хоть нашёл? Ты же с кооперативом там что-то связан был?

— Бери выше, Роман Палыч, — усмехнулся Жека. — Я теперь в двух фирмах работаю. В одной коммерческий директор, в ТОО «Инвестфонд», и генеральным и коммерческим директором в АО «СибСтройМеталлФинанс». Это бывшее строительное управление комбината.

Директор с недоумением и недоверием посмотрел на Жеку, недоумевая, как его выпускник, пусть даже и толковый, говорит о должностях, к которым люди идут всю жизнь.

— Ты шутишь? — с недоверием спросил Палыч.

— Да нет, не шутка, — рассмеялся Жека. — Хотите, шефство над вами возьмём. Экскурсии проводить будем. Вот вам визитка. Звоните, если ремонт, или что понадобится.

Пожав вялую руку стоящего в ступоре директора, Жека пошёл к преподавателю теплотехники и теплодинамики, раз уж приехал сюда. Обещал же ему сообщить о внедрении проекта кафе. Николай Иваныч сидел в кабинете у себя, и что-то читал. Готовился к будущему учебному году. Увидев Жеку, обрадовался.

— Соловьёв! Рад тебя видеть! Как ты?

— Да я, Николай Иваныч, тут вообще-то по делам, но зашёл вот к вам, помня вашу просьбу.

— Какую просьбу? — недоумённо спросил забывчивый препод.

— Ну как же… Кафе по проекту, который я у вас брал. Построили мы его, Николай Иваныч! Работает! С большой рентабельностью!

— Аааа… Вспомнил. Ну-ка, скажи-ка адрес?

— Еловое шоссе, строение 2. Это совсем рядом с лыжной базой «Зимушка». Знаете?

— А… Ну съезжу, посмотрю. Давно там не был. Посмотреть бы, как там цеха построили, как реализовали водоснабжение и канализацию в условиях сельской местности. Мне для диссертации бы пригодилось. Буду дальше учиться, Соловьёв — в науку пойду.

— Вас пустят! — уверил Жека. — Вот вам моя визитка. Скажете, что от меня, посмотреть на реализацию проекта. Ладно, удачи вам, Николай Иваныч.

Не любил Жека оставлять недоделанных вопросов. Просил Иваныч показать построенное кафе, вот — получи и распишись. И душа спокойна сейчас.

Теперь надо на работу, узнать, как там дела. Ещё разобраться, где пропавшие машины. Вечером придётся к Маринкиному отцу съездить, Александру Петровичу.

На работе вроде бы спокойно. Ирина уже сидела в новом кабинете. Приживалась. Строгий брючный костюмчик, белоснежная блузка, с чуть распахнутым воротом, туфли на высоких каблучках, красивые глаза чуть подведены зелёным. Смотрелась она минимум как Марлен Дитрих из старых чёрно-белых фильмов. Чувствовался некий заграничный шик и шарм. Идеальный главный бухгалтер.

— Тут какой-то человек устраиваться на работу пришёл, — чуть не шёпотом сказала она, и кивнула головой в сторону коридора. — Тебя не было, он тут злился и матерился ходил. Сказал, что этого самого… тебе даст, когда приедешь…

Выглянул в коридор — там у Жекиного кабинета на лавке Митяй сидит. Его не пускала в кабинет строгая секретарша хмыря, Оксана Валерьевна, высокая красивая женщина лет 30-ти, тоже в брючном костюме, и на каблучках. Жеке нравилось, что женский персонал конторы одевался вполне в ногу со временем. Или шили сами, или заказывали в ателье, но смотрелись конторские модно и современно.

— Директора нет пока. Когда придёт, неизвестно, — внушительно сказала она, загородив высокой грудью проём двери. — Посидите на лавочке, подождите. И вообще, по записи надо!

— Я этого директора угандошу, как придёт, — пообещал Митяй, вытирая нос рукавом олимпийки. — Я тут час уже зависаю!

— Зависаешь, и чё, переломился? — внушительно спросил Жека, подходя к кабинету. — Я в месте одном был нехорошем. Потом расскажу. Заходи.

— Здравствуйте, Евгений Александрович, — очаровательно улыбнулась Оксана Валерьевна. — Вам чай или кофе?

— Кофе две чашки, — велел Жека и кивнул головой Митяю. — Пошли. И потише тут. Это наша контора щас.

Зашли в кабинет, Жека поставил дипломат на стол, сел за кожаное директорское кресло перед громадным полированным столом. На стене, как раз над ним, большой портрет Горбачёва. Непорядок. Надо бы на Ельцина поменять.

— Ну что, братан, пиши заявление о приёме, — заявил Жека. — Работать заставлять не буду, но хотя бы пару-тройку раз в неделю появляйся. Ты пацан грамотный. Через месяц-два мастером поставлю на объект. На пятую домну.

— Не, ты чё, издеваешься? — возмутился Митяй. — Какой из меня мастер? Я электриком-то не работал. Так… В Еловке помогал проводку перетягивать. Да у нас в товариществе по мелочёвке, розетки менял.

— Ну вот, всё-таки работал же? — возразил Жека. — Разберёшься со временем. Специальность у тебя есть. Не балду же в шараге пинал два года? Мне свой человек нужен, который за работой смотрел бы. Чтоб дело шло. Врубаешься? Не будешь справляться, в помощь дам кого-нибудь, поднатаскает тебя. Митяй… Ты должен работать тут. Если работяги не все акции продадут, тогда посмотрим.

— Ладно, — проворчал Митяй. — Щас напишу заяву.

В кабинет постучали, и зашла Оксана Валерьевна с двумя чашками дымящегося кофе на подносе. Повеяло восхитительным ароматом. Хмырь-то тоже по варёному кофейку прибивался!

— Ваш кофе, Евгений Александрович, — ослепительно улыбнулась секретарша.

— Спасибо, Оксана, — в ответ улыбнулся Жека. — Сейчас вот этот товарищ напишет заявление о приёме на работу, подскажите ему, куда идти дальше.

— Да, конечно, я ему дам обходной лист. Сначала медкомиссию надо пройти.

— Чёёёё??? — недовольно буркнул Митяй. — Ладно. Хр… Фиг с вами.

— Спасибо, Оксана, вы свободны, — поблагодарил Жека. — Придётся пройти все круги ада, братан. Ничё не поделать…

— Коньяк-то есть хоть у тебя? — недовольно спросил Митяй, каракулями заполняя заявление. — Щас бы остограмиться…

— Ты чё, офигел совсем уже? — возмутился Жека. — Какой коньяк? Тебе на медкомиссию щас. Вечером дерябнем, в конторе на речке. Давай, иди уже. Расскажешь потом, что и как. А я тебе расскажу, где я был.

Только Митяй ушёл, как в кабинет опять постучала Оксана, и сообщила, что пришла Ирина, главный бухгалтер.

— А… Хорошо. Проходи, пожалуйста, Ирина, садись, — показал Жека на место рядом с собой. — С чем пожаловала?

— С бумагами! — важно сказала Ирина, и тут же рассмеялась. — Порылась я в документах главного бухгалтера. Нашла замечательные договора. Часть из них не проплачены. Но… На них работают и техника и люди. Договор заключён с оплатой авансом. Там же находится автотехника по договору аренды из ТОО «Инвестфонд». Заключён договор субаренды с каким-то мутным кооперативом. Председатель — Добеев Станислав Игоревич. Но в плане производства работ она на доменной печи.

— Что это за договора? — удивился Жека. — Как они прошли в план? Мы свой, на сто процентов проплаченный договор, кое-как расшевелили.

— Строительство частных домов в посёлке «Абрикосовый», — чуть снизив голос, сказала Ирина, и подала паку с бумагами. — Посмотри сам.

Жека взял папку, и полистал договоры и имена заказчиков. Добей, ещё пара знакомых имён непростых уважаемых граждан, поднявшихся в последнее время. Хмырь в последнее время оборзел до невозможности. За крупные взятки заключал договоры с бандитами, и строил им дома абсолютно бесплатно, за счёт государства. Оказывается, деньги от министерства чёрной металлургии на строительство жилого многоквартирного района поступили в полном объёме, но были заморожены на одном из депозитов, откуда снимались небольшими частями. Части тратились на строительство коттеджей. Сахара не было в этом списке, уже хорошо. Жека помнил его шикарный дом. Да и навряд ли Александрыч стал бы мутить как дешёвый фраер, экономя копейки. Он наоборот, кичился своим богатством, выставляя его напоказ.

Однако привлечь Сахара на разборки с оборзевшими бандитами не представлялось возможным — его деньги не были потрачены на строительство. Тратились деньги государства, и ресурсы нового акционерного общества в виде техники и строителей. Вообще-то, по-идее, надо бы, звонить в прокуратуру, заяву писать о мошеннической сделке. Налицо хищение социалистической собственности. Но… Чего бы тогда стоила жизнь Жеки и его друганов? Если бы мусора стали тут ходить, и трясти всё подряд, вышло бы многое, за что пришлось бы пояснять сотрудникам. Да и какая сейчас милиция? Какая прокуратура? В стране бардак и делёжка власти. Однако проблему надо было решать срочно. Работать в убыток Жека не намеревался.

Ещё было два интересных договора, заключённых ранее, ещё по старым ценам. В 1990-м году, когда и цены на стройматериалы, и зарплаты рабочих были совсем другими. Наверное, это и есть те самые кабальные договоры, о которых говорил хмырь. По одному из договоров нужно было построить сушилку для пиломатериалов на одном из деревообрабатывающих заводов, по другому — ремонт прессового участка завода «СибирьШтампКомплект».

Со всем этим надо было разбираться, и решать, что делать. Всё дело в том, что ни денег, ни техники на это не было. Инфляция и тяжёлое финансовое положение в стране полностью обесценили оплаченные заказчиками деньги. Сейчас строительство промышленных зданий выглядело нерентабельным. Согласятся заказчики доплатить за контракт сумму, в три раза большую, чем год назад? Ответ очевиден. Впрочем, выглядела эта ситуация абсолютно такой же, с помощью которой пацаны отжали строительное управление.

— Спасибо, Ирина, я искренне благодарен тебе! — поблагодарил Жека.

— Не за что, Женя, это же моя работа. Ну я пойду?

— Да. Пожалуйста. Ещё раз спасибо.

Необходимость в пояснении от отца Маринки уже отпала. Да и дел в сущности, не было. Жека включил маленький телевизор на тумбочке у стола, и щёлкнул на оппозиционный второй канал РТВ, который освещал политику Бориса Ельцина. Во время путча его вещание было остановлено, и всё время непрерывно крутили балет «Лебединое озеро», как было во время смерти генеральных секретарей ЦК КПСС.

Жека помнил, когда умер Брежнев. Тогда тоже три дня крутили балет. Жеке было 10 лет, и учился он в третьем классе. Заканчивался 1982-й год. Ноябрь месяц, но было уже по-зимнему холодно и снежно. Помнил, что три дня не ходил в школу — отменили занятия. Помнил красные флаги, спущенные наполовину, с траурной чёрной лентой, скорбно развевающейся на холодном ветру.

— Дедушка Брежнев умер, — печально сказала мать, и горько расплакалась. Стоял сумрачный отец, и не знал, чем занять себя. Для советских людей, живших при генсеке целых 17 лет, казалось, что ушла эпоха и грядут великие бедствия. Так и получилось. СССР просуществовал после Брежнева всего 9 лет.

Отбросив воспоминания, Жека посмотрел на ликующих людей в Москве — телевидение вещало в прямом эфире. Многочисленные интервью от защитников Белого дома. Много раз крутили, и показывали речи Бориса Ельцина, Руслана Хасбулатова, Геннадия Бурбулиса, вещавших о победе демократических сил в РСФСР над красной заразой. Показывали аресты путчистов — Павлова, Янаева, Крючкова, Язова. Путч закончился невнятно и бессмысленно. Обладая всей мощью армии, милиции, и КГБ, путчисты ввели танки в Москву, но не решились применить силу, и снести протестующих, и СССР рухнул как колосс на глиняных ногах. Наступала совсем другая эпоха.

Выключив телек, Жека вышел, и сказал Оксане, что поехал по делам, и сюда больше не вернётся. В случае чего пусть звонят или на домашний, или на телефон товарищества.

Надо переговорить со Славяном.