Шепот теней. Интерлюдия

Северный ветер бросался на горные склоны с исступленной яростью обезумевшего зверя. Острые как бритва порывы, насыщенные ледяной крошкой, с воем разбивались о скалы, полируя тёмно-серый камень почти до стеклянного блеска. Снег, подхваченный этими порывами, струился по камню длинными изогнутыми лентами, словно клочья разорванного тумана. Они метались между выступами, скользили по осыпям, исчезали в трещинах и снова вырывались наружу, сверкая в тусклых лучах солнца, изредка пробивавшегося через небесную хмарь. Негостеприимное и одинокое место, далёкое от всякой жизни. По крайней мере, на первый взгляд.

На узком карнизе, нависающем над отвесной пропастью, сгустился мрак. Он не был тенью от скалы или причудой снежных штормов. Это была пульсирующая, плотная субстанция, которая медленно приняла форму женского силуэта.

Несколько минут бездонно-чёрный силуэт висел на одном месте, лишь слегка колыхаясь подобно всполоху пламени, а после соскользнул с карниза чернильной жидкостью, стекая по стене пропасти вниз.

Опустившись на самое дно провала, куда едва достигал слабый свет с вершин, чернильный ручей вновь обрёл очертания фигуры, стоящей на валах снега, скопившегося в каменной ловушке. Издав неразборчивый шелест, затерявшйся в завываниях ветра, она взмахнула рукой и на снежную пучину обрушилась волна жадной тьмы, за одно мгновение оставившая на дне пропасти лишь голый камень и пустой зёв освободившегося прохода, ведущего куда-то в глубины гор.

Хорошее место. Пройдут века, а оно так и останется недоступным и нетронутым, если только не рухнут сами горы. Здесь не было никаких следов паразитов с железными машинами, хотя за несколько сотен лет они расползлись по этим землям. Все эти годы снег на дне пропасти лежал в полной неприкосновенности, спрессовавшись в ледяной панцирь, который можно было пробить лишь инструментом или магией, но тут не ощущалось ни следа ни того, ни другого.

Лёд был как сургуч, что стал печатью для скрывавшейся за ней тайны.

Фигура заскользила вперёд, сливаясь с тьмой тоннеля и делая её своими глазами и ушами. Потому что эта тьма, как и она сама, была соткана не из отсутствия света, а из чистейшей магии. Магии, что стала бы губительной для чужака, осмелившегося шагнуть под эти своды, но служившая ей надёжной опорой.

Скользя по мраку, она спускалась всё дальше и глубже. Холод начал постепенно отступать, сменяясь теплом глубин, и она отмечала это изменение. Не потому, что её могли бы побеспокоить мороз или жар, а потому, что изменение условий означало приближение к цели.

Об этом же свидетельствовали и массивные врата, преградившие путь через тоннель. Высеченные из обсидиана, они были испещрены тысячами рун, вязь которых, виток за витком, складывалась в сложные конструкты защиты. Формулы были написаны на языке, который уже не звучал на поверхности, но который был известен обитателям этого места. И ей.

Оказавшись перед запертыми вратами, гостья не стала искать способ их открыть, а просто перетекла по другую их сторону вместе с всепроникающей темнотой. Там её ждало запустение, затхлость и тысячи невидимых взоров, безошибочно отыскавших слившуюся с мраком сущность.

Но её не беспокоили эти взгляды, ведь они не могли принести ей ни вреда, ни пользы. Это были всего-лишь крохотные пауки, поселившиеся на стенах безлюдного подземного города, слабый отголосок некогда существовавшего народа и невольные стражи тех, кто впал в вечный сон посреди этой тишины и забвения без надежды снова проснуться.

Она отправилась вперёд. Туда, где чувствовала наиболее сильную пульсацию жизни посреди этого моря дотлевающих снов с грёзами о былом величии и кошмарами об отчаянной безысходности.

Скрывавшийся в глубинах гор город не мог блеснуть архитектурным великолепием, когда-то присущим её народу. Это было убежище, созданное второпях под гнётом отчаяния на руинах заброшенного гномьего поселения. Но даже при таких условиях оно выглядело лучше, чем всё то, что плывшая в темноте фигура видела после своего освобождения.

Как и должно, их архитектура презирала оковы притяжения. Здания, высеченные из того же тёмного камня, что и своды пещеры, росли не только вверх, но и вниз, свисая с потолка гигантскими каменными сталактитами, соединёнными между собой ажурной вязью мостов. Тонкие, но прочные арки переплетались в сложном узоре, напоминавшем застывшую паутину, и создавали замысловатый лабиринт, в котором чужак сломал бы шею, сделав всего пару шагов.

Но улицы были пусты.

Вместо шума толпы, звона инструментов или шелеста одеяний, здесь царила лишь оглушительная, вязкая тишина. Пыль, копившаяся столетиями, укрыла мостовые плотным саваном, сгладив углы и приглушив цвета. Магические светильники, некогда заливавшие этот зал мягким фиолетовым сиянием, теперь едва тлели крохотными бессильными точками, напоминая умирающие угли, которым не хватало сил ни разгореться, ни окончательно погаснуть.

На место света пришла темнота, а место бурлящего круговорота жизни заняла тишина многочисленных колыбелей.

Они были повсюду. Сотни вытянутых белесых свёртков, что свисали с арок мостов, гроздьями лепились к стенам домов и выглядывали из их окон, заполняли собой городские площади, превращая некогда живой город в подобие забытого сада, урожай в котором так никто и не собрал.

Паутина, из которой они были сплетены, давно потемнела от времени и пыли, став похожей на старый пергамент. Но она была прочна. Магия, вплетённая в каждую нить, держала их форму, оберегая драгоценное содержимое коконов от тлена и распада.

Глядя на них, гостья не испытывала ни жалости, ни трепета. Она видела не трагедию вымирающего народа, а лишь неизбежный итог последней отчаянной надежды тех, кого загнали в угол.

Но это можно было исправить.

А если бы не предательство и её заточение, этого бы вообще никогда не случилось.

Слабость. Всё, что происходило сейчас, было итогом слабости. Как её собственной, так и её сородичей.

Она чувствовала их пульс. Замедленный до нескольких ударов в год. Их жизнь подпитывалась магией города и волей той, кто ожидал впереди. Но назвать это жизнью пришедшая извне не могла. Это была просто очень долгая агония.

Она не задерживалась среди спящих. Время для их пробуждения ещё не настало. Её цель находилась дальше. В центре города, где архитектурная паутина сгущалась, образуя ажурный шпиль, пронзающий пещеру от пола до потолка. Место, где пульсация жизни была не едва заметным мерцанием, а ровным, упрямым ритмом, отказывающимся угасать даже спустя сотни лет заточения.

Войдя в город, слившаяся с тьмой более не встречала закрытых дверей. Шпиль также встретил её распахнутыми створками, за которыми время словно бы не просто замерло, а отступило, храня память о свежем, лишённом погребальной затхлости, воздухе. Здесь не было пыли, только прохлада и чистота. Огромные, высеченные из тонкого аметиста витражи, хоть и померкли без магического света, всё ещё сохраняли свою прозрачность.

Миновав пустующие залы, гостья проскользила в самое сердце шпиля и попала в его главный зал, ощутив колоссальные магические конструкты, заложенные под ним. Конструкты, благодаря которым этот город продолжал не жить, но существовать.

В центре, на возвышении, опутанном тончайшим кружевом магических каналов, стоял трон. Он напоминал распустившийся цветочный бутон, лепестки которого были сплетены из окаменевшей паутины, а в его глубине сидела девушка, настолько хрупкая и тонкая, что казалось, её тело разлетится в пыль от малейшего сквозняка.

Её кожа была бледной до полупрозрачности, с едва заметной сетью вен, сквозь которые вместо крови текло жидкое магическое сияние. Длинные прямые волосы цвета старого серебра, закрывающие лицо непроницаемой вуалью, водопадом спадали с плеч, растекаясь по лепесткам трона и смешиваясь с паутиной.

Длинное чёрное платье из слоёв чёрного шёлка и кружев, ниспадающее до самого пола, гостья этого зала узнала с первого взгляда, хоть её память и была повреждена долгим заточением. Традиционное одеяние правительницы. Той, кого она и ожидала здесь отыскать.

Она сидела абсолютно неподвижно, словно статуэтка, сложив на коленях свои тонкие руки с длинными пальцами. Но взгляд многочисленных глаз, скрытых за вуалью волос, пронзил гостью насквозь, заставив её невольно покинуть потоки темноты и принять вид сотканной из тьмы фигуры.

— Мы ждали не тебя, — девушка на троне была безмолвна. Тихий, шелестящий голос рождался в шорохах покачивающейся в зале паутины, раздаваясь из каждого уголка. — Но предполагали твоё появление.

— Если не меня, то кого же? — тёмная фигура остановилась перед троном, обретая более чёткие, почти различимые черты. Фиолетовые огни её глаз встретились с невидимым взглядом правительницы.

— Вестника нового мира.

— Забавно… — прошептала живая тень. Её голос был столь же бесплотен, как и «голос» девушки на троне. — Чем же не подхожу я? Я ведь тоже принесла новый мир.

— Мир для арахни… или для себя? — качнулась паутина.

Тень недоумённо качнула головой.

— Разве есть разница, если это мир для всех? Наш род обретёт то, чего даже не снилось другим.

Паутина в зале закачалась.

— Как дерзко, — прошелестела она. — Предлагаешь нам принять проклятие, взращенное на крови наших же сородичей? Мы пали не так низко как ты, Хэйфэн.

— Проклятие? — усмехнулась древняя целительница. — Проклята не я. А вы. Скованы слабостью своего тела. Затхлостью этого склепа. Я же предлагаю свободу.

— Свободу от чего? — в шелесте паутины послышался лёгкий смешок.

— От смерти. От слабости. От страха.

— Наши сородичи, которых пленили и превратили в неразумных железных големов в начале войны, теперь тоже свободны от смерти, слабости и страха.

— Игра слов. Я предлагаю совсем иное.

— А на наш взгляд, так это одно и то же, — по залу прокатился вздох, пропитанный затаённой горечью. — Станем ли мы рабами железных машин, или же твоими игрушками, всё одно — мы потеряем себя. Уходи, Хэйфэн. Арахни не нуждаются в твоей проклятой силе. Нам ведомо, что происходит снаружи. Уже скоро придёт день, когда наш народ снова увидит небо Тельвара и его поведёт вперёд новая императрица. Но это будешь не ты. А до тех пор, мы продержимся.

Хэйфэн молчала несколько секунд. Она не понимала отказа. Тот, кто хотел выжить, должен был цепляться за любую возможность. Почему же ответ императрицы был столь неразумен? Не прагматичен? Какая разница, какая была уплачена цена, если тебе предлагали просто готовый результат?

— Раз вам так противна моя сила. Почему же использовали её? Почему до сих пор живёте благодаря ей?

Девушка на троне несла на себе отпечаток заклинания, когда-то созданного Хэйфэн. Не бессмертия, но продления жизни. Результат неудачного исследования, тупиковая ветвь, которую она оставила в имперском архиве.

Хотя волосы скрывали лицо, Хэйфэн видела, что заклинание сохранило её внешность на пике молодости и красоты. Но это была лишь ширма, видимость. На деле же императрица почти истощилась внутри и скоро от неё должна была остаться лишь опустевшая безжизненная оболочка.

— Заклинание долголетия? Разве его создание потребовало крови и жертвоприношений? Погубило множество арахни и других разумных? На этот раз уже ты пытаешься играть со словами, Хэйфэн. Посмотри на себя. Ты даже не видишь разницы между тем, что созидала когда-то, и тем, к чему пришла в конце. В погоне за своими мечтами ты однажды уже отбросила часть себя, предала свои клятвы и свой народ. С чего нам вдруг верить, что ты не сделаешь это снова?

Предала? Асани хотела возразить, но осеклась. Конструктивный спор был бессмысленен. Она руководствовалась холодной логикой, императрица же — эмоциями и страхами, которые её ослепили. Иначе она обязательно увидела бы мир безграничных возможностей, который мог открыться для арахни. Мир, в котором им не угрожают ни враги, ни болезни, ни смерть. Мир, который они могли бы перестроить по своему. Который принадлежал бы лишь им.

Она хотела воплотить этот план давным-давно, желая преподнести его императрице той эпохи, но трусливое предательство перечеркнуло всё. Придя сюда, она считала что нынешняя императрица без раздумий ухватится за шанс по спасению почти исчезнувшего народа, но столкнулась с решительным и недальновидным отказом.

Если бы обращение в новую, бессмертную форму жизни не требовало искреннего желания и убеждённости совершить переход, она бы уже начала действовать. Но Хэйфэн и императрица говорили на совершенно разных языках.

— Хе… Хе-хе-хе. Я поняла, — рассмеялась вдруг асани. — Я уйду. Пока что. Я верну свою утраченную часть. И тогда мы поговорим вновь.

Раз правительница не внимала разумным доводам, быть может, её убедят эмоции? Если Хэйфэн сможет договориться сама с собой, что цель была соизмерима с платой, тогда, возможно, ей получится убедить в этом и императрицу?

— Посмотрим, — прошелестела паутина, но древняя асани не услышала этого ответа.

Она уже слилась с тьмой и покинула пределы подземного города, вновь переместившись на горный склон.

Сформировавшись в силуэт, игнорировавший злобные порывы ледяного ветра, Хэйфэн посмотрела на юг, размышляя о дальнейших действиях. Её память была ещё далека от полного восстановления и продолжать поиски своего трактата, полагаясь лишь на воспоминания, было непродуктивно. Натолкнувшись на след выживших арахни, она на время оставила это дело, но теперь следовало взяться за него всерьёз.

Нужно было заставить хранившуюся в трактате часть её души резонировать. Но каким образом она могла это сделать? Асани принялась перебирать возможные варианты.

Самый очевидный и неэффективный — оказаться поблизости от трактата, она отбрасывала сразу. Он ничем не отличался от её недавнего скитания по разным местам континента в надежде ощутить его следы в знакомых местах.

Кроме того, хотя мир изменился и в нём стало куда меньше магического шума от чужих заклинаний, ритуалов и артефактов, что упрощало задачу, даже если обе части души окажутся достаточно близко, далеко не факт, что её эмоциональная половина захочет отозваться добровольно.

Второй вариант — артефакт для поиска отпечатка души, который смог бы указать направление. Но сможет ли она создать его? Где искать нужные ресурсы и инструменты? Насколько она успела понять, с момента её заточения прошло около двух тысяч лет. Маги измельчали, асани почти исчезли. До сих пор она повстречала лишь одного. Их наследие было или разграблено, или разрушено.

Ей нужно было что-то более… надёжное.

Ответ всплыл в её памяти подобно пузырькам воздуха с мутного тёмного дна, срывая с воспоминаний очередную завесу.

Кровь. Большое количество крови.

Она могла отправиться к месту, где когда-то провела ритуал расщепления своей души и «оживить» его. Его и другие места силы, где она когда-то проводила эксперименты по слиянию смертных с элементалями. Хотя прошли тысячелетия, реальность там всё ещё должна была нести следы её силы и её души, выжженые на ткани мира силой жертвоприношений.

Их можно было накачать свежей кровью, её новой мощью и превратить эти ритуальные места в поисковую сеть, связанную с её сущностью, высвободив всю эту энергию в мир одним большим импульсом. Где бы ни был трактат, кто бы его не прятал, в этот миг она сможет его ощутить, даже если её вторая половина попытается этому воспротивиться.

Просто. Эффективно. И достаточно быстро.

Дело было лишь в расходном материале, но асани не видела в этом проблем. Например, в этой части континента было огромное количество паразитов из новоявленной империи. Они пролили кровь её сородичей, значит будет справедливо взять с них ответную цену. На её нужды их более чем хватит.

Кроме того, Хэйфэн услышала сегодня нечто любопытное об их железных машинах. И это её очень заинтересовало, ведь до сих пор она не ощутила от этих глупых игрушек ни единого отголоска души, хотя уничтожила их с десяток. Было ли это заблуждение угасающей императрицы? Или же эти отбросы без магии имели какой-то секрет?

Древняя чародейка очень хотела в этом разобраться.

Усилившийся ветер бросил на карниз снежную пелену, сорванную с вершин, но колючие хлопья встретили лишь пустоту и облизнули одинокий камень бессильной позёмкой.

Загрузка...