Жена с хвостом

Глава семнадцатая

— Прости, конечно, — я чувствовала себя ужасно неловко, глядя с благодарностью на спасительницу. — А как тебя зовут?

— Меня? Зовут? — спросила призрак и задумалась. Я видела, как она морщит лоб, словно пытаясь что–то вспомнить. — Эм… Я не помню!

— Как это ты не помнишь? — спросила я, видя, как призрак расстроилась. — Извини, что спросила. Не надо было…

— Я и правда не помню своего имени, — произнесла призрак. Я слышала, как на кухне грюкает посуда и слышатся пьяные песни гномов. Они пели про какую–то красавицу с нежной щетинкой усов.

— Погоди, ты не помнишь имени? — спросил Вольпентингер.

— Да не помню!!! — закричала призрак так, что зазвенели даже люстры. Он взвилась вверх и исчезла в пололке.

— Знаешь, — произнес рогатый кролик, почесывая рога о кровать. — А она точно умерла?

— В смысле? — спросила я, собирая платочки с пола.

— В прямом. Это похоже на проклятие. И девочка на самом деле … жива, — заметил Вольпентингер. — Я просто у предыдущего хозяина много читал, и вот наткнулся на историю одной девушки в башне. И она тоже была призраком. И когда ее пришли изгонять, то нужно было узнать ее имя… А она его не помнит. Обычно призраки помнят имена… Говорят, что если узнать ее имя, то есть шанс снять проклятие. Но я был ей пока не говорил. Потому что не уверен, что это проклятие.

— Ну на портретах должны были остаться имена? — спросила я, вспоминая портрет внизу. Кажется, там была изображена она на руках у женщины.

Я никогда не всматривалась в семейные портреты, но тайна щекотала изнутри. Поэтому я бросилась вниз по лестнице, добежала до портрета, стерла пыль с таблички и…

— Имен нет, — прошептала я, глядя на семейный портрет.

— Кто–то стер имена? — спросил кролик, подозрительно щурясь. Гномы уже запевали песню про горняка, который нашел самородок и огреб за это мотыгой.

Я хотела подняться вверх, как вдруг в дверь постучали.

— Ой, — сжалась я, глядя на зашторенные окна. — Нужно успокоить гномов!

Я бросилась на кухню. На этот раз гномы варили старые ботинки и морщились от запаха. Деревянные кружки наполнялись варевом, а они уже спорили, кто какой самоцвет находил в жизни. Один из них запел фальшиво и отвратно про мужское одиночество, про то, что его кирку да не в чьи самоцветы не вонзить, про гномиху, красоты неописуемой. Такой, что ее борода прикрывала ее грудь и ниже.

— Тише! — прошептала я, заглядывая в дверь. — Там кто–то пришел!

Гномы тут же притихли, чокнувшись деревянными кружками. Часть варева из кружек вылилась на пол и прожгла старенький коврик.

Я уже мчалась вниз, слыша, как в дверь стучат еще настойчивей.

— Кто там? — спросила я, открывая двери. На пороге стоял муж. Неподалеку, возле кареты, инквизиция грузила огромную клетку. Но из–за мужа было плохо видно, кого там грузят. Клетка светилась, но никак не могла поместиться в карету.

— Снова вы? — удивленно спросила я, а взгляд впивался в клетку.

— Да, меня приманило ваше чудесное пение, — заметил муж. — Не думал, что у вас такой мощный баритон.

Какое пение? А! Это же гномы!

— Ах, вы просто меня не знаете. У меня много талантов, — улыбнулась я, как можно более легкомысленно. — Я всегда пою, когда убираю!

— Простите, когда вы убираете трупы, оставшиеся после вашего сладкогоголосого пения? — спросил муж, норовя пройти внутрь. Но я встала у него на пути. Кажется, на этот раз гномы спалились окончательно!

— А чем это пахнет? — спросил муж, подозрительно принюхиваясь. Запах гномьей браги был настолько силен, что провонял весь дом.

— А, это я готовлю, — заметила я, стараясь улыбаться и не пропуская мужа внутрь. Пришлось расставить руки и вцепиться в дверной косяк. — Я всегда пою, когда готовлю!

— Я вы своей чудесной песней готовите людей к худшим временам, — вежливо произнес муж, пытаясь войти внутрь. Моя рука немного съехала по дверному косяку.

— Трепыхаются! — послышался крик инквизиторов. Клетка ходила ходуном, но из–за мужа и кареты видно было плохо, кто в ней. — Надо бы их чем–нибудь накрыть… Чтобы успокоились!

Кто же в клетке?

— А кто там? — спросила я, видя, как муж с подозрением смотрит внутрь.

— Мы еще не договорили про ваш чудесный голосок, а тут же новые вопросы. Извините, моя вежливость не успевает. Она сейчас может немного запаздывать, — с вежливой угрозой заметил муж, решительно собираясь пройти внутрь.

— Может, вам спеть? — спросила я, видя, как муж заинтересованно посмотрел на меня.

Я прокашлялась, понизила голос, как это делала в детстве, чтобы дядя и тетя улыбнулись и…

— В старой шахте пахнет хвойной тишиной! — басом спела я, а муж посмотрел на меня с недоверием. — Бьет киркой шахтер упрямый молодой…

Клетка чуть не выпала из рук инквизиторов, а они уставились на меня. Гномы будут мне должны!

— Скажите, мадам, — прищурился муж. — А почему именно про рудники?

— А вы когда–нибудь пробовали отковырять накипь от чайника? — спросила я, прищурившись.

— А почему мне показалось, что пело очень много голосов? — спросил муж.

— Так это эхо! Знаете, я не люблю петь в комнатах, где нет эха, — ответила я, стоя, как на сковородке.

— А икали вы почему? — спросил очень подозрительный муж.

— А вы разве меня не вспоминали? — спросила я, пожимая плечами.

— Вопросов нет, — поднял брови муж, а мне ужасно хотелось кашлять. — Не могли бы вы принести покрывало. Нам нужно довезти кое–кого до столицы. Мы обещали, что подвезем их.

— Покрывало? — спросила я. — Одну минутку.

Я вошла в дом, закрыла двери и поднялась повыше, как вдруг увидела Вольпентингера, смотрящего на клетку. Я тоже выглянула, видя как инквизиторы поставили клетку на землю. Мой муж стоял неподалеку и беседовал с одном из них, показывая рукой в сторону леса.

Стянув с дивана покрывало, я услышала, как гномы что–то тихо воют. Прижав покрывало к груди, я сбежала по ступенькам и вышла на улицу, закрыв дверь.

Я шла с покрывалом, видя, как вокруг мужа собрался целый отряд. Они горячо обсуждали, что деревенские несколько раз видели неподалеку Горного Короля.

— И что он здесь забыл? — спросил муж, а в голосе прозвучал металл. — Его владения находятся там, в горах. Значит, у него здесь есть какое–то дело. Быть может, он собирает фэйри, которые остались в лесу после того, как мы разнесли их столицу.

Я осторожно подошла к клетке, как вдруг увидела маленьких фей. Они был и с ладошку и горели, как болотные огоньки на картинке в старинной книге. На вид они выглядели как красивые девушки с длинными волосами. Их юбки напоминали сухие листья, а вот ноги были как у кузнечиков и заканчивались птичьими лапками.

— Бедные, — прошептала я, поглядывая на спины инквизиторов. Их рваные плащи стелились по земле и напоминали крылья ворон, слетевшихся на добычу.

— Выпусти нас, — отчаянно прошептали феи. Одна из них припала к прутьям, но ее тут же отмело. Она дула на свои руки, а подруга прижимала ее к себе.

— Я… — растерялась я, чувствуя, как дрожат руки.

— … думаешь, что повадился к какой–нибудь деревенской красавице? — спросил муж, обращаясь к низкорослому инквизитору, который растирал пальцем усища.

— Прошу тебя, — заплакали феи, и мое сердце тут же сжалось.

— Простите, я не могу, — прошептала я, сама чуть не плача.

— … они стряхнут пыльцу с наших крылышек, будут пытать и мучать. А потом сожгут, — причитали феи. Глаза у них были темные. И в них стоял слезы.

— Ой, как я пожалею об этом, — сглотнула я, глядя на крючок. Мои пальцы потянулись к нему, пока я безотрывно смотрела на инквизиторов.

Ай!

Я сдернула крючок, чувствуя, как магия клетки обожгла мои пальцы. Представляю, как больно этим крохам.

В одно мгновенье они выпорхнули, а я в голос ойкнула.

— А тут что? Невидимка сидит, да? — спросила я, приглядываясь к клетке. Инквизиторы обернулись все, как один, а муж нахмурился.

Его дорогие сапоги скрипнули, а пока я мяла покрывало в руках, путаясь пальцами в облезлой бахроме.

— Невидимка? Да? — спросила я, присаживаясь к клетке.

— Кто плохо закрыл клетку? — спросил муж, пока я удивленно смотрела на инквизиторов, которые кивали: «Здравствуйте, мадам!».

— Хорошо, спрошу вас по — другому. Я ведь говорил, что вежливость у меня сегодня запаздывает, — мрачно заметил муж, вставая и резко оборачиваясь к подчиненным. Внезапно он выпрямился, а инквизиторы замолчали. — Какой …

Муж посмотрел на меня, пока я обнимала покрывало, как родное.

— … милый цветочек…

В его голосе слышалась такая угроза, что даже мне стало страшно.

— … своими корявыми корешками закрывал клетку… маму вашу … укрыть пледом!!! — произнес мой муж, надвигаясь на подчиненных.

Сейчас они напоминали гномиков, которые решали, кому суждено жениться. Сбившись в кучу, инквизиторы, называли имена тех, кто последний ходил возле клетки. В итоге один из инквизиторов, с лицом в неприятных рытвинах, сделал шаг вперед.

— Золотой мой, если это ты, то, после того, что я сейчас с тобой сделаю, на твоих похоронах мне придется плакать громче всех, чтобы отвести от себя подозрения, — произнес муж, положив руку на наплечник. Одним резким движением он развернул беднягу в сторону клетки.

— А мадам не могла открыть клетку? — послышался голос позади них. Я даже не знала, кто это мог сказать, но внутренне сжалась.

— Ну, знаете ли, феи они на деток похожи… — произнес усатый, пытаясь спасти товарища. — Многие женщины видят в них маленьких деток…

Муж поднял на меня глаза, а я сжала одеяло, и … и… кивнула. Мне не хотелось, чтобы за меня пострадал бедный инквизитор.

— Так, мадам, — произнес муж, беря меня под локоть. Он отвел меня за карету, пока я смотрела на него со слезами.

— Они были похожи на маленьких деток, — произнесла я, глядя ему в глаза.

Мне казалось, что меня сейчас убьют. Я ничего не видела кроме красивых глаз, которые смотрели на меня.

— Такие маленькие, милые, — продолжила я, сжимая кулаки. — И мне стало их ужасно жалко.

В этот момент брови инквизитора поднялись вверх, а взгляд изменился.

— Мадам, — произнес он, сощурившись, а меня развернули в сторону леса. — Разрешите пригласить вас на ваше убийство?

Мне галантно подали руку, словно приглашают на прогулку.

Я выдохнула и положила руку поверх его руки. Брови удивленно поднялись наверх.

— Вы очень любезны, — вздохнула я, а меня действительно повели в сторону леса. Инквизиторы молчали, переглядываясь. Один из них попытался что–то сказать, но его остановил взгляд мужа.

— Дорогая, сегодня вы прекрасны, блистательны, великолепны и дура, — вежливо улыбнулись мне, положив руки на мои плечи. — У вас красивые глаза, очаровательная прическа и еще пара секунд жизни.

Я не знала, шутит он или нет. Но встревоженные взгляды инквизиторов, стоявших возле кареты, подсказывали, что он может и не шутить.

Как говорила мне тетя: «В любой непонятной ситуацией с мужчиной — начинай раздеваться и плакать». Я тогда очень удивилась. Но тетя улыбнулась и потрепала меня по щеке: «Просто делай, как я сказала!».

— Они такие маленькие, беззащитные, — всхлипнула я, чувствуя, как катится слеза по щеке, а рука теребит пуговицу. — И мне действительно стало их ужасно жаль… Я знаю, что вы с ними сделаете… И …

Муж посмотрел на меня, а его брови поднялись, чтобы тут же опуститься.

— Бедная мышь, — вздохнула я. — Вы отнимаете у нее смысл жизни…

— Я передам мыши, что она опоздала, — ответил муж, не сводя с взгляда с моей руки.

Взгляд упал на две расстегнутые пуговицы. Если честно, то я не могла понять, почему это должно сработать? Мне казалось это ужасно глупым.

— Вы зачем снимаете платье? — удивленно спросил муж, видя, как я тянусь к третьей пуговице.

— Чтобы вы, когда меня убивали, не испачкали его кровью, — вздохнула я, вспоминая, что говорила мне тетя.

— Так, уже вижу, что вы достаточно раскаялись, — послышался тихий голос мужа, а он придвинулся ко мне поближе, чтобы стянуть обратно лиф платья. — А теперь послушайте меня.

Меня развернули в сторону леса, держа за плечи сзади.

— Фэйри вредят людям. Причем, делают это нарочно. Они обманывают, воруют детей из колыбели, воруют еду, которые крестьяне зарабатывают тяжким трудом. Они сводят с ума юношей. Обманывают и соблазняют девушек. Фэйри играют с людьми, словно с игрушками. Им ничего не стоит обмануть доверчивого человека. И лишить его последнего. Дома, еды, урожая, сердца и жизни, — произнес спокойный и ровный голос за спиной.

— Но, разве все фэйри такие? — спросила я, а мои плечи сжали.

— Увы, да, — усмехнулся муж. — Все без исключения. Эти милые «детки», которых вы сегодня выпустили, погубили весь урожай. И теперь крестьяне будут голодать.

— Вы это решили со слов крестьян? — спросила я, глядя на лес. Теперь он не казался мне чужим и страшным.

— Не только, — произнес муж. — Мы собрали доказательства магического вмешательства.

— Но, быть может, люди сами виноваты? — спросила я, глядя на руку, которая лежала у меня на плече. — Может, они первыми обидели фэйри.

— Знаете, однажды в детстве, я так же как и вы, пожалел одну фэйри. Так рассказывал мне мой отец, — произнес муж, а мои плечи сжали. — Я был совсем ребенком. Фэйри находилась в подземельях нашего поместья, как особо опасная. Ее нельзя было держать в подземельях инквизиции из–за ее дара. И сжечь ее было нельзя.

— Это почему? — спросила я полушепотом.

— Она могла показать путь во столицу лесных фэйри, — ответил муж, а в голосе его прозвенел металл. — Я был глуп и поддался ее чарам. Она околдовала меня, и я ее выпустил. Я поверил ее обещаниям, а вместо этого она сожгла мой дом, едва не убила меня и отца. А в страшном пожаре погибло очень много слуг. Вот такая вот благодарность от фэйри за чудесное спасение.

— Не может быть, — прошептала я, представляя маленького мальчика, который доверился фэйри. — Какая ужасная фэйри!

— К счастью, я помню это со слов отца. Он сказал, что я был в таком ужасе, что пришлось дать мне зелье забвения, — послышался голос мужа. — Но после того, как отец рассказал мне о ней, я пообещал себе, что однажды найду ее. Найду, чтобы убить. И на мое милосердие эта хульдра может не рассчитывать.

— Хульдра? — спросила я, чувствуя, как под юбкой дернулся хвост.

— Да, хульдр почти не осталось. И это хорошо. Из всех фэйри они самые опасные. Как только видишь хвостатую фэйри нужно убивать сразу. Не раздумывая, — голосом, полным ярости произнес муж, а его рука скользнула по моему плечу.