И снова было жарко. Жарко, как никогда. Жара нависла над Мадридом так, словно ее загнали в клетку. В одну клетку с городом. Жара ворвалась на улицы со своей всеудушающей властью, заставив горожанок спешно скинуть пальто и пиджаки и надеть легкие платья и сандалии. Раскаленные ветры Африки проникали везде и всюду. Как будто какой-то обозленный парикмахер взял в руки гигантский фен, и сухой, раскаленный воздух Сахары подул навстречу, выжигая глаза.
По ночам я заворачивалась в мокрые простыни, пытаясь хоть немного ослабить ощущение, будто нахожусь в раскаленной духовке. По утрам вставала невыспавшаяся, с опухшими глазами. Только прохладный душ позволял худо-бедно привести в норму как мой выжженный ум, так и мое сожженное тело.
Кроме того, что душ был единственным хоть сколько-нибудь действенным средством от жары, он помогал восполнять многовековые, как мне уже стало казаться, пробелы в моем вынужденном половом воздержании. Выплеск гормонов стал в моей жизни вещью настолько редкой, что иногда это давило мне на психику, и я могла сорваться. Потому что, как ни старалась я отвлечь свое внимание всем, что только под руку попадалось, на самом деле ни на секунду не переставала думать о сексе. Мне хотелось снова почувствовать, как кто-то наслаждается моим телом и как я наслаждаюсь чьим-то телом в ответ. Мне хотелось, чтобы снова кто-то обнимал меня, целовал, кусал и проделывал еще кучу всех этих волшебных, вкусных маленьких штучек, от которых не было сил встать с постели на следующий день.
Я уже давно испытывала беспокойство, не написан ли у меня на лбу крупными, светящимися буквами этот сексуальный голод, и старалась контролировать свой взгляд каждый раз, когда находилась в компании мужчин. Потому что в то самое время, когда он так устало и томно туманился или так горячо блестел, я думала только об одном: я представляла их всех до одного раздетыми и терялась в догадках, какой может быть у каждого из них член. Их мужские голоса ласкали мой слух, и я была почти уверена, что в этот самый момент, независимо от моего сознания и воли, мои глаза предательски наполняются теплой влагой желания. И не только глаза, могу вас уверить.
Я сидела в «Джаз-баре» на Хуэртас в компании коллег, служащих нашей фирмы, и нескольких преподавателей информатики, которые в данный момент повышали нам квалификацию. Редкий случай, просто редчайший — парней было в два раза больше, чем нас, девчонок. И хотя все они были еще очень молодыми, можно сказать, совсем зелеными, из тех, что встречаются со своими невестами только в конце рабочей недели, по выходным, вечер обещал быть из приятных. Я сидела и пыталась угадать, кого из них можно будет соблазнить на раз, без особого труда.
Разговор полнился шутками и анекдотами, с каждым разом все ниже и ниже пояса: тут прослеживалась прямая зависимость от количества выпитых бокалов — чем больше алкоголя, тем непристойнее шутки. Игривое настроение все больше овладевало нами, и стулья сдвигались все ближе и ближе.
Вернусь к нашим парням: они были все как на подбор. Из тех, что, когда видишь таких на улице, так бы и съел с потрохами. Ухоженные атлетические тела, короткие волосы, уложенные гелем, светлые рубашки с короткими рукавами, безупречно наглаженные, чистые джинсы престижных марок, кожаная обувь, обычно сандалии «Кампер», без носков. Всегда отлично пахнут дорогим одеколоном. Я пыталась вообразить, какими детками они были лет десять назад. Какие у них были лица, с угрями и жирными прыщами. В ту пору они бы многое дали, чтобы встречаться с такой зрелой девушкой, какой я была в свои семнадцать лет. Если бы тогда они были годика на два-три помоложе, чем сейчас, то я нашла бы их соблазнительными, привлекательными, достаточно мужественными и еще вполне свежими.
Кристобаль сидел как раз рядом со мной. Весь вечер — точнее, уже была ночь — он провел, прикуривая мне сигареты и наполняя бокал за бокалом. А я как бы невзначай время от времени опускала руку ему на плечо и шептала на ушко незначительные комментарии по поводу остальных. Я знала, что в эти моменты мой голос звучит соблазнительно и нежно. Я чувствовала себя искусительницей. Через некоторое время я заметила, что парень принял вызов: он стал как бы невзначай поддерживать мою руку, прикуривая очередную сигарету. На мне была лиловая блузочка с весьма откровенным треугольным вырезом, и я не упускала возможности дать ему беспрепятственно полюбоваться этим впечатляющим зрелищем. При каждом движении, преимущественно при наклоне вперед, моя грудь слегка покачивалась ему навстречу, источая аромат восточных духов, смешанный с жаром летней ночи. Пару раз я заметила, как он смотрит в мое декольте: не отрываясь, уже бессознательно, совершенно потеряв голову. Мне это только поднимало настроение.
Почти сразу после полуночи мы все стали собираться. Кто-то из ребят захотел продолжить общение, но мы договорились, что теперь каждый гуляет сам по себе. Мы как-то сами собой, вполне естественно, разбились на парочки. И каждая парочка пошла своей дорогой. Мы с Кристобалем пошли на проспект Прадо, чтобы поймать такси.
— Ты где живешь, Кристобаль?
— Я-то? Там, куда Макар телят не гонял. В Алькобендасе. Хорошо еще, что мне завтра не нужно на работу. А ты?
— На Артуро Сорья.
— Если хочешь, завезем сначала тебя, а потом я поеду в свой медвежий угол. Мне так и так эта машина в сумму встанет, тысячи в три, не меньше. Не такси, а сплошное разорение.
Мы сели в такси, и Кристобаль положил руку мне на плечи. Я начала было быстренько соображать, о чем завести разговор, не самый банальный, не как обычно. Но бывают в жизни такие моменты, когда простое молчание лучше всяких слов. Я вовремя опомнилась и не стала прерывать его. Такси буквально летело по пустынным улицам Мадрида. Я вспомнила, что сегодня понедельник, к тому же последняя неделя месяца. Темная зелень деревьев мелькала в свете автомобильных фар, и лишь несколько запоздалых пешеходов заставили нас пару раз чуть притормозить. Такси остановилось возле моего дома, и я расплатилась, чем привела Кристобаля в полное замешательство. Не теряя времени и ничего не говоря, я схватила его за руку и вытащила из машины. Он покорно вылез. По его лицу было видно, что он еще не вполне понимает мои намерения, но уже не до такой степени, чтобы в присутствии таксиста спросить, что случилось.
Когда такси исчезло за углом, я, роясь в сумочке в поисках ключей от подъезда, самым невинным тоном предложила Кристобалю:
— Послушай, тебе завтра на работу не идти, давай посидим еще немножко, выпьем на посошок. Я все равно еще спать не хочу, я так рано не ложусь.
На лице Кристобаля появилась нервная улыбка, но я почувствовала, что ему пришлась по душе идея не возвращаться в свою дыру.
Мы направились сразу в гостиную. Я не стала включать верхний свет, а только зажгла торшер в углу. Поставила хорошую музыку, ласкающую слух и расслабляющую тело. Приглушенный свет, блюз.
— Что пить будешь?
— То же, что и ты.
Мы остановили выбор на «Чивасе» — от него с утра голова не так болит.
— Достань лед, пожалуйста, я сейчас принесу бокалы.
Привычка работать в команде — золотая вещь. Сближает сразу. Я тут совершенно ни при чем, никаких хитростей, просто нас так на тренингах учили. Обычной задачи: накрыть на стол — вполне хватило, чтобы мы ощутили готовность перейти к более близким отношениям. Имеется в виду, что по ходу дела, похвалив мельком, Кристобаль нежно чмокнул меня в затылок. Меня сразу всю пробрало, но я, с одной стороны, и виду не подала, а с другой — не стала корчить из себя недотрогу и нежно потрепала его в ответ по волосам. Сексуально, но как бы не замечая, что получилось с намеком.
Чтобы сойтись, этого оказалось вполне достаточно. Притомившись от такого количества предпринятых усилий, мы плюхнулись рядышком на диван и устроились поудобнее. Приятно позвякивал лед в бокалах, из открытой балконной двери ласково задувал свежий ветерок. Печальный и глубокий голос Луи Армстронга и тающий звук тромбона наполнили собой все уголки комнаты. Мы оба заслушались в полудреме.
— Кристобаль.
— У-ум.
— Хочешь мороженого?
— Смотря какого.
— Шоколадного.
— Валяй тащи.
Немного погодя я поставила на стол пару бокалов с мороженым. Жара стояла такая, что оно сразу же начало таять. Мы ели фактически наперегонки. Глоток виски, ложка мороженого, глубокая затяжка, опять глоток виски, ложка мороженого, сигара. Сигару мы курили на двоих, передавая по очереди друг другу, как будто это гаванская. А я каждый раз еще и представляла себе его губы на своих губах. Атмосфера была настолько расслабляющая, что, если ее срочно не оживить, мы бы оба просто тихо расплавились на этом диване.
— Расскажи что-нибудь о себе, давай познакомимся, — попросила я, одновременно снимая с его левой ноги сандалию и поднося ступню к своим губам.
— Что тебе рассказать? — в таком же сонном тоне ответил он, хотя было совершенно ясно, что мысли парня сейчас очень далеко от его бравых похождений из прошлой жизни.
— Не знаю. Расскажи что хочешь, — ответила я и начала облизывать горячим языком пальцы его ноги, один за другим, так, как будто это ложечка с мороженым.
Кристобаль так и так был разогрет на все сто, и в какой-то момент я даже подумала, не будет ли для него слишком такое откровение. Я могла бы ему сказать, что его ноги пахнут потными сандалиями и что хочу я на самом деле только одного, чтобы он поскорее прервал меня за этим занятием. Но это испортило бы всю песню. Вместо никому не нужного возмущения и поскольку его джинсы не дали бы мне продвинуться вверх по ноге к щиколотке, я принялась за пятку и стала усиленно массировать ее языком. Я, помнится, уже говорила, что работа в команде очень сплачивает. Так вот, Кристобаль тем временем успел расстегнуть рубашку. Сотрудничество — это прежде всего умение благодарить за оказанное внимание. Поэтому, не теряя времени, я резко изменила географию своих ласк и с удовольствием переключилась на его обнаженную грудь. Парень оказался не промах, и, грамотно пользуясь территориальным сближением, он одним рывком, без лишних проволочек, освободил меня от сделавшей свое черное дело и переставшей быть нужной лиловой блузки с бездонным декольте. В этот момент температура нашего, как будто одного на двоих, тела взорвала бы любой термометр. Пока я протягивала руку за бокалом с мороженым, Кристобаль продемонстрировал свою неоспоримую компетенцию в расстегивании лифчиков. На его горизонте возникла живописная картина моего бюста, такого прекрасного во всем своем нескромном объеме. Я прижалась к парню всем телом и пупком ощутила, что его пенис на высоте Монблана, не ниже. Но, поскольку нас никто не торопил, мы, собственно, никуда и не спешили. Я приказала себе забыть про свою дырку, взяла мороженое в рот, выпустила ему на живот и медленно-медленно начала двигать языком тающий кусочек к груди, при этом все время облизывая появляющиеся струйки. Посмотрев на своего парня, я увидела, что ему это нравится до безумия. Я продолжила игру в футбол, пока не загнала мороженое в ворота. Как только мы поняли, насколько эффективно мороженое помогает от жары, дальше нас упрашивать не пришлось. Мы размазали его с головы до ног по всему нашему общему телу. Теперь уже мне самой было непонятно, как я все это еще выдерживаю. Каждая клеточка во мне кричала во все горло, что я хочу наконец почувствовать его внутри себя.
При более близком знакомстве его член оказался еще приятнее, чем с первого взгляда. Ему как будто ничего не стоило удерживать кусочек мороженого у себя на макушке. Мне хотелось дать Кристобалю возможность насладиться всем, что я только умела. Я попробовала на вкус каждый миллиметр его тела. Я смаковала. Больше всего мне нравилось то, с какой свободой он отдавался моим ласкам и с каким наслаждением. Даю голову на отсечение, что с ним никогда еще не происходило ничего подобного. Его глаза излучали удовольствие, желание и нежность. Так бывает всегда, когда соблазняешь мужчину с чувством, толком, расстановкой, с желанием, юмором и огоньком. Нет ничего более вдохновляющего! Мы не произнесли ни слова: к чему слова, когда такое дело! Я оказалась на нем. Кристобаль аккуратно приподнял меня коленями и бережно ввел свой член. Он был таким горячим, как Везувий во время извержения. Я поработала на славу, моя помощь здесь больше не требовалась. Начиная с этого момента и далее включительно в моей миленькой квартирке не осталось ни одного живого места, если можно так выразиться, в ход пошло все: журнальный столик, пол, балкон, кресла… Закончилась вся эта пляска святого Вита[11] в кровати, куда мы рухнули, почти бездыханные от всей этой спортивной гимнастики, липкие от мороженого, вдобавок мокрые от пота, в пять часов утра…
В полвосьмого зазвонил будильник, корректно напоминая мне, что уже вторник и пора вставать на работу. Я тут же заткнула ему рот и, крадучись на цыпочках, чтобы не разбудить юного Адониса, который так аппетитно похрапывал у меня в постели, отправилась в ванную. Закаливающие процедуры в душе быстро привели меня в порядок. Голод, который наконец дал о себе знать, измерялся в моем воображении горой свежеиспеченных круассанов, с хрустящей румяной корочкой, лежащих на противне. Макияж мне сегодня был не нужен. Я была румяной и свежей, как утренняя роза, глаза блестели тем драгоценным блеском, какой бывает только у женщины, совершенно удовлетворенной во всех отношениях. Я лишний раз подумала: «Эх, гормоны-гормоны, какие же вы все-таки сволочи! Как много от вас зависит…» Проходя мимо гостиной, я мельком заглянула в комнату — там царил полнейший беспорядок, который тут же напомнил мне о наших вчерашних кульбитах. Какой бардак! Мне пришлось сделать над собой неимоверное усилие, потому что достаточно было одного неосторожного движения, йоты ненужных воспоминаний — и желание бы хлынуло, как лавина с Кордильер, и похоронило меня под собой. Я снова как дура бросилась бы к нему в постель, позабыв обо всем на свете. Вроде, а гори оно все синим пламенем!
«Спасибо за все. Звони, когда захочешь», — накарябала я записку, печатными буквами, покрупнее, а то вдруг не найдет, и положила сверху на джинсы.
На этот раз я закрыла дверь ключом, бережно и осторожно, с любовью, чтобы не было слышно, почти как мышка, не шурша, вместо того, чтобы, как обычно, хлопнуть на всю парадную.
Каждый день после работы я возвращалась домой буквально бегом, в надежде найти на автоответчике сообщение от Кристобаля. Но телефон молчал, как заброшенная могила.
Наконец я не выдержала и решила позвонить ему сама. Уверенность в том, что наше ночное приключение понравилось ему не меньше, чем мне, придавала мне смелости. И потом, я же знала, такое не забывается.
Я набрала номер академии, где он служил. Секретарша любезно отправилась на поиски. Несколько минут ожидания показались мне вечностью. Я готова была откусить кончик своей сигареты, делала частые затяжки, нервничала.
— Привет, Кристобаль. Как ты?
— Нормально, а ты? — Он отреагировал так, будто последний раз мы с ним болтали минут пять назад, не больше.
— Нормально, так же, как ты, думаю, — ответила я в том же духе. — Посидим где-нибудь? — продолжила я как можно веселее и оптимистичнее.
— Идет, — ответил он любезно, но без особого энтузиазма.
— Давай у меня?
— Нет, я потом не успею к себе. Если хочешь, давай в кафе «Комерсьяль» в девять.
— Отлично. Буду.
Вешая трубку, я уже точно знала: то, что между нами было, это на вес золота, так что лучше мне повесить это в рамочку и оставить себе как приятное воспоминание. Больше ничего не повторится.
Я уже допивала второй тоник, когда в «Комерсьяле» наконец-то появился Кристобаль:
— Что пьешь?
— Тоник, захотелось жизнь подсластить. А ты что будешь? Мороженое? — попыталась бросить я камешек в наш огород, но тут же отдала себе отчет в том, что вышло слишком прямолинейно и грубо — так его не втянуть обратно в игру, скорее наоборот.
— О, нет! Ради бога! Только не это. Кофе без кофеина, со сливками. Один, пожалуйста.
Официант принес кофе, и Кристобаль тут же вцепился в чашку, теперь ему было чем занять руки. Он стал покручивать чашку вокруг оси, и блестящая поверхность напитка начала колебаться. Он не смотрел мне в глаза, и не посмотрит, поняла я, сосредоточившись на кофейной ложечке. Между нами повисла отчаянная, гробовая тишина. Хоть криком кричи, хоть воздух режь. В очередной раз я поняла, что мне снова придется самой брать быка за рога. Сама виновата, сама напросилась.
— Послушай, это, конечно, прозвучит пошловато, но я хочу поблагодарить тебя за ту ночь. Мне было правда хорошо.
— Мне тоже, — вставил Кристобаль, не отрывая взгляда от кофе.
— Я рада, потому что мне совсем не хотелось ставить тебя в неловкое положение. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя чем-то мне обязанным после всего. — Я решила заранее отступить на несколько шагов назад, в тайной надежде, что он сам вдруг попросит меня вернуться.
— Я сам вспоминаю об этом все время. Каждый день с тех пор, веришь, девчонка?
Вот это мне уже больше нравилось, это то, что мне хотелось услышать. Искренне польщенная, я не могла удержаться, и у меня на лице вопреки моей воле появилось выражение отличницы, которую наконец-то похвалили.
— Но у меня есть невеста, знаешь, девчонка? У меня совесть всмятку, она меня совсем заела. Потому что нехорошо получилось. То, чем мы занимались… Я не должен был этого делать.
— А! Так у тебя невеста. Прости, я не знала.
Я задыхалась от бешенства, у меня просто перекручивало кишки. Еще не хватало! Скоро придется в детский сад бегать, чтобы найти себе мужика, у которого еще нет невесты. Или на Кубу поехать и открыть там новый канал импорта. Вот времена!
— Нет, женщина, это ты меня прости! Я должен был сказать об этом. Но, знаешь, я этого не сделал, потому что мне тоже было хорошо с тобой. В ту ночь, у-уф, я просто влип в тебя по уши. Я раньше думал, что такие вещи только в кино бывают.
Он был настолько неопытный, что мне стало грустно. Тяжелый случай.
— Да не переживай ты так. Никто никого на веревке не тянул, все было по обоюдному согласию. Главное, что ты расслабился и получил хоть немного удовольствия. Подумаешь, развлекся немного. Да, и прости, конечно, что я тебя тогда соблазнила…
Он улыбнулся, слегка натянуто, но с явным облегчением:
— Соблазнила! Да ты меня просто изнасиловала, девчонка, без всякой жалости, при отягчающих обстоятельствах. Проблема только в том, что я бы не отказался, чтобы меня так каждый день разделывали.
«Ну, раз тебе так понравилось, за чем же дело стало, почему бы нет?!» — чуть не вырвалось у меня, но я вовремя спохватилась. Ясное дело, ему просто хотелось сделать мне хороший комплимент на прощанье. И если бы я это сказала, он попал бы в почти безвыходное положение. Поэтому я съела его комментарий, но моя ответная улыбка выглядела кислее, чем выжатый лимон.
— Не проблема, это не так трудно, как тебе кажется. Я рада, что ты понял, что в этом нет ничего сверхъестественного.
— Это ты так говоришь. А моя девушка ни за что на свете не позволит такое с ней вытворять. Она просто не будет этим заниматься. Я у нее первый, понимаешь? И ей еще не все нравится в сексе. Она еще не распробовала. Она делает это как бы из одолжения, просто потому, что как бы мне это надо. Она все время говорит, что ей больно. И заворачивает меня в сторону. Когда мы целуемся, я весь торчу, а у нее сразу все пропадает, она не может и кидает меня без конца. Она возбуждает меня так, что у меня яйца готовы выпрыгнуть из штанов, мне кажется, я сейчас взорвусь, а она уходит… Но это не страшно, я уверен, со временем она привыкнет, и все наладится.
— Конечно, наладится.
Этот монолог не намного поправил мое самочувствие. У меня было такое ощущение, что я должна сейчас дать отпущение грехов этому ангелочку с большими надеждами. Как будто я средневековая мать-одиночка, которая больше ни на что не годится, как только выслушивать детские исповеди и подтирать сопельки вот таким вот, как этот молокосос недозрелый.
— Хочешь посмотреть на нее? Гляди, у меня как раз есть ее фотка, всегда ношу с собой. — И он достал из бумажника фотографию.
Боже! Только этого мне еще не хватало! Да на хрена мне сдалась рожа твоей девки, дурак набитый! Пропадай с ней хоть пропадом и страдай хоть всю жизнь от проблем с сексом, идиот!
С фотографии на меня смотрела обычная девчонка. Симпатичная. Рыженькая. Лет двадцати с небольшим. С длинными вьющимися волосами. Лобик в два пальца шириной. Только что из-под мамки, сыкушка недозрелая. Анорексичка. Талия, как у восьмилетней девочки. Абсолютно безгрудая и, уверена на все сто, такая же безмозглая.
— Как она тебе? — спросил Кристобаль так, как будто я была его старенькой мамой.
— Мужчина, послушай, я тебе не судья. Это твоя девушка. Личико детское. Она работает?
— Нет. Но это временно. Она учится на курсах компьютерного дизайна. Она не умеет рисовать, но ей кажется, что этому легко научиться, кроме того, дизайнеры сейчас везде нужны. Я помогаю ей с дипломной работой, представляешь?
— У-ум, здорово. Надо же, какой ты хороший, — сказала я, просто чтобы заполнить паузу.
— Она уже заканчивает. В августе получит диплом. У тебя нет на примете какой-нибудь фирмы, где требуется дизайнер, какого-нибудь хорошего местечка? Сама, наверное, знаешь, без блата в этом деле не обойтись. Гораздо легче устроиться по знакомству.
Нет, это уже переходило все границы! Да что он о себе возомнил, этот провинциальный невежа, придурок пригородный! Хотела бы я посмотреть в лицо тому недоноску, который посмел бы мне задать подобный вопрос!
— Ты знаешь, так, навскидку, в голову ничего не приходит. Но если подвернется что-нибудь подходящее, я тебе обязательно позвоню.
— Ты настоящий друг, спасибо тебе, в самом деле. Знаешь, она ведь девчонка что надо. И работящая. Ну, работящая — это, конечно, не то слово, опыта у нее пока маловато. Она работала на одном предприятии, но ее оттуда выгнали, и вот теперь эти курсы, но…
«Да заткнись ты, бутон!» — мысленно возмутилась я — скучно было до отвращения. Я уже давно отключилась, чтобы не слышать эти невозможные излияния. Гусь влюбленный!
Следующие десять минут прошли за совершенно пустым разговором. Пустым настолько, что он тяготил нас обоих, и нам обоим хотелось только одного, как можно скорее его закончить. В конце концов, к обоюдному облегчению, мы расплатились, вынырнули на улицу и распрощались у ближайшей станции метрополитена. Я смотрела, как метро бесследно поглотило его силуэт, как он тут же слился с бесконечным людским потоком. Я понимала, что только какая-то неосторожная случайность могла привести к тому, что наши пути пересеклись. Это была большая и нечаянная ошибка.
На память о Кристобале мне осталась только его прощальная записка: «Я проспал до половины первого. Извини, остаться не могу. Я совершил подлость. Ты необыкновенная. Я тебе позвоню. Кристобаль».