Женщина на грани...

1

В двадцать восемь лет, наверное, каждая девушка чувствует себя достаточно опытной и зрелой, готовой к созданию собственной семьи. По ночам все чаще лелеется мечта о собственных детях: родить, ухаживать за ними, заботиться, в конечном счете видеть успешное воспроизведение собственных ДНК и знать, что твоя жизнь на тебе не закончилась. В этом возрасте легче всего впасть в панику: появляется страх никогда не выйти замуж и навсегда остаться одной. Никогда не увидеть своего отражения в лицах собственных потомков, никому не передать ни своей житейской мудрости, ни накопленного с таким трудом имущества, ни завоеванного с такими усилиями положения. Уверена, что в этот момент никто не спрашивает себя о том, хочет ли подразумеваемый ангелочек, которому предстоит спуститься с небес, иметь все это. Рад ли он унаследовать именно эти черты лица, и как он отнесется к тем ошибкам, которые ты совершила в молодости, и загорится ли он желанием пойти по твоим стопам, и вообще, захочет ли он стать тем, кем тебе хочется, чтобы он стал.

В моей жизни как раз настал такой период. Я, немного растерянная, пыталась выбрать из всей этой толпы мужчин будущего отца своего ребенка. И не буду лукавить, мне было почти безразлично в тот момент, кем окажется этот счастливый источник генетического материала, при условии, что наши биологические характеристики будут бесконфликтно совместимы. Поскольку я прежде всего была нормальным человеческим существом, логично предположить, что мне, как и всем, хотелось крепкой, здоровой семьи, с близким человеком, который по собственной воле и желанию готов будет провести именно со мной остаток своих дней. С другой стороны, должна признаться, мне становилось жутко при одной только мысли о замужней жизни, о том, что придется проводить все выходные в бесконечных покупках в PRYCA и заедать их в «Макдоналдсе», коллекционируя при этом игрушечные фигурки персонажей последнего диснеевского фильма. От одной только мысли о пеленках, школах, родительских собраниях, бесконечных каникулах в Бенидорме или Торребьехе с первого по тридцатое августа каждого года у меня мурашки бежали по коже. Жизнь, в которой на протяжении многих десятилетий основной темой всех разговоров должны были стать ангина младшенького, катехизис средненького и размышления о том, когда лучше купить учебники для старшенького, так, чтобы вышло подешевле, такая жизнь меня ужасала.

Я была счастливой женщиной, потому что, как мне казалось на тот момент, нашла человека, который более или менее удовлетворял моим семейным потребностям и вполне мог служить достойным материалом для продолжения рода. Нельзя было ручаться за глубинное содержание, но я знала, что влюблена и что нашла наконец гены, которые в сочетании с моими дадут выгодную комбинацию.

Альберто был простым, сильным, и все основные инстинкты у него оказались на месте. Все, что его волновало в этой жизни, — это пиво, футбол и то, что скажет о нем его драгоценная мамочка. Мы познакомились во время праздника, летом. Как сейчас помню, была пятница. Мы оба находились на вечеринке, из тех, с которых начинают расходиться часам к девяти утра, в одном из фешенебельных пригородов Мадрида, где в каждом доме по бассейну и куда не ходит городской общественный транспорт. Так получилось, что вместо традиционного завтрака с шоколадом и чурро[12] на Пуэрта дель Соль мы очутились без чурро и без горячего шоколада у меня в постели. Не успели мы войти в квартиру, как нас одолел неконтролируемый порыв страсти, и мы вцепились друг в друга буквально на пороге. Быстро, не теряя ни секунды, мы сорвали друг с друга одежду, только ту, что мешала выполнению задуманного. Альберто даже не почесался снять с меня трусы до конца. Он швырнул меня на кровать и сразу воткнул в меня свой член, не беспокоясь о прочем. С такой скоростью, как будто ему платили за время. Он задрал мои ноги себе на плечи, вцепился в мое туловище и рывком натянул на себя. При этом он двигался с такой силой, что я почувствовала режущую боль внутри. Но ее тут же перекрыло сладостное ощущение сильнейшего возбуждения. Я не могла удержаться и время от времени вскрикивала от перевозбуждения и острой боли.

— Еще хочешь?! Хочешь-хочешь, я знаю, хочешь! Скажи, что хочешь еще!

— Да-а, да-а, да-а, — не переставала стонать я при каждом толчке, загипнотизированная, как жертва удава.

— Тебе нравится, когда тебя дерут?! Вот так, крепко! Еще крепче!! Еще крепче!!!

— Еще, еще! Давай же, давай! — стонала я.

— На тебе, на, подавись, на, на, на!!! Вот тебе!

Капли пота стекали с моего лица. Затекали мне в нос и в рот. Я чувствовала их соленый вкус.

— Хорошо я деру тебя, а-а?! Скажи мне, как хорошо я тебя деру!

— Да-да. Возьми-возьми меня всю. Еще, еще, — бормотала я в полубеспамятстве, со стонами покусывая его грудь.

Я была, как самка в течке, взбесившаяся, оголодавшая самка, похотливая, вся в страстной лихорадке. Альберто одним махом перевернул меня на живот, вцепился в него одной рукой, а другой так схватил за грудь, что от боли у меня из глаз искрами брызнули слезы. Его руки были грязными, в липком поту, и при каждом толчке он впивался ногтями мне в кожу. Спиной я чувствовала его потную волосатую грудь, а в ушах раздавалось его учащенное, горячее дыхание. Зажмурив глаза, я сосредоточилась на быстрых, словно мелкие судороги, подергиваниях мышц влагалища и шейки матки: внутри у меня независимо от моей воли что-то пульсировало и накатывало волнами. Это был даже не оргазм, мое тело стало неуправляемым, я задыхалась от напряжения, не успевая толком ничего почувствовать. Но Альберто продолжал свой забег, он врезался в меня все сильнее и сильнее, было очевидно, что он продолжает делать это только ради того, чтобы кончить как следует самому. Наконец он выгнулся дугой, издал полустон-полукрик и кончил. Тут же отвалился от меня, как от тренажера в качалке, и закурил как ни в чем не бывало. Я сходила на кухню и вернулась с бутылкой питьевой воды. У меня не было даже мысли кого-то угостить или поделиться с кем-то, я пила так жадно, как будто только что выиграла спринтерскую дистанцию на Олимпийских играх. Потом я села на кровать, предварительно завернувшись в простыню, как после душа. И тоже закурила. Так мы и курили, не промолвив ни слова, каждый на своей половине кровати. Вдруг он резко, одним рывком, сорвал с меня простыню и в ответ на мой вопросительный взгляд сказал:

— Не закрывайся от меня! Я хочу тебя видеть, беби! Сладкая моя, тебе просто повезло, я от тебя в отрубе, детка! Да ты шлюха продувная!

Я криво улыбнулась, наполовину польщенная, наполовину, чтобы скрыть стыд:

— Ну и какие они, по-твоему, шлюхи продувные?

— Да как ты! Ни стыда ни совести! Ни на грамм! Тебе нравится это дело, сразу видно, признайся, рыба!

— А тебе нет, что ли?

— Я могу иметь бабу двадцать пять часов в сутки. Проблема в том, что мне такая телка ни разу не попадалась. Как ты. Ты отвязная баба, настоящая сука, ты такая же, как я!

Я лежала голая, неприкрытая, и не знала, воспринимать это как комплимент или оскорбиться, обидеться. В итоге, после недолгих размышлений, я решила, что поздно корчить из себя порядочную, пожалуй, лучше будет ответить ему в том же духе, авось моя бравада его угомонит.

— Это еще что, парень. Ты меня просто не знаешь. Я еще зверей, чем ты думаешь.

— Не говори мне! Тебе нравятся всякие штучки, путана?!! — Его глаза заинтересованно заблестели.

— Что ты имеешь в виду?

— Хочешь попробовать сэндвич? Я могу звякнуть одному дружку. И мы… Я тоже всегда мечтал сделать двух телок сразу!

— Не-е, я что, дура, так напрягаться! На двух мужиков я пахать не нанималась!

— А на что ты нанималась, сладкая? У-ум, скажи мне правду! На это ты нанималась?! — пробормотал Альберто мне на ухо, быстро поджав меня под себя.

И я почувствовала, что его член снова в работе, твердый, как огромный тупой нож…

В воскресенье поздно вечером мы наконец расстались, оба понимая, что это безобразие продлится еще не одну ночь. Но, чтобы быть честной до конца, придется признать, что в то же самое воскресенье, закрывая за Альберто дверь, я почувствовала облегчение. Наконец-то я осталась одна, в покое, но в то же самое время и с приятным послевкусием, в том смысле, что все-таки мне удалось встретить партнера, который, как я решила, мне подходит. По крайней мере, в постели. Мне тогда, после первого раза, казалось, что я действительно разделяю взгляды этого парня на секс.

2

Той же ночью я увидела очень противоречивый, прямо-таки сюрреалистический сон про Альберто. И потом, всякий раз, когда мы оказывались не вместе, он представал передо мной в совершенно ином свете: я мысленно видела все его недостатки и удивлялась самой себе. Как я могла до сих пор встречаться с этим парнем? Почему я с ним? Нас ничего не связывало, нам нечего было делить. Нас спасала только постель. Она нивелировала разницу между нами, а точнее, все наши отличия. То, что происходило между нами, можно было объяснить только следующим: при встрече не то чтобы каждая из наших клеточек, а все молекулы в наших телах как по невидимой команде превращались в эрогенные зоны, в то время как все остальные функции напрочь были забыты, и любовная биохимия провоцировала реакцию катализа. При этом я совершенно теряла присутствие духа, как будто Альберто высасывал весь мой мозг. У меня было помутнение, точнее, полное затмение рассудка, простой здравый смысл оставлял меня в эти периоды. Я превращалась в покорное животное, в униженную сексуальную рабу. Иногда я пыталась спорить с Альберто, но, как только он начинал шептать мне свои сальности, покусывая и посасывая при этом мочку уха, вгрызаться или впиваться мне в затылок, крутить языком вокруг моих сосков, я вся таяла, как сахар в кипятке. Сколько раз я возмущалась и как меня раздражали его глупые предрассудки, его мировоззрение, его манера мыслить! Но все это мгновенно улетучивалось, уходило на самый задний план, как только мы начинали заниматься сексом. Я снова забывала обо всем, превращаясь в ненасытную похотливую скотину, мечтающую только об одном, чтобы его член был как можно глубже у меня внутри. Мне хотелось, чтобы его мужская сила никогда не выходила из меня, никогда не переставала переливаться в низ моего живота. Мне хотелось ощущать давление литой груды его мускулов, вдыхать запах его пота и чувствовать его влагу на своей коже, мне хотелось идти навстречу оргазму так, как будто это мое последнее земное удовольствие.

Альберто не усложнял себе жизнь. Я знала, что ему нравится и что в постели со мной он на дармовщину имеет то, чего ему никто не давал раньше. В самые жаркие моменты он называл меня шлюхой и самкой, а когда вступал в романтическую фазу, звал «моя чемпионка». Когда он был в ударе и словесное творчество расцветало в нем, принося пышные плоды, «моя чемпионка» увеличивалась до «моей постельной чемпионки». Эти лестные определения, с одной стороны, ласкали мое женское самолюбие, но с другой — все время заставляли задумываться о том, какое будущее ждет меня с этим человеком.

Мы не вели совместного хозяйства и не выходили вместе в свет. Его друзья для меня были слишком примитивны и скучны. Самое большее, на что они были способны в разговоре, это обсудить последний футбольный матч и разобрать по косточкам какого-то игрока, который переходит в ближайшее время непонятно откуда непонятно куда. Этот глубокий философский диспут сопровождался обильными, многолитровыми пивными возлияниями в каком-нибудь паршивом баре, где широкоэкранный телевизор навечно заклинило на канале «Спорт». И так постоянно. Поэтому, даже не обсуждая этого вопроса открыто, дабы не утомлять друг друга ненужными выяснениями отношений, мы ни разу не появлялись в обществе его друзей в качестве пары. Я также не представляла его своим друзьям. Не потому, что я его стыдилась или стеснялась, нет, думаю, многие из моих подруг позавидовали бы мне, и не потому, что мы с моими друзьями привыкли говорить исключительно на высококультурные темы, просто я шестым чувством понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет, а поэтому лучше будет оставить все как есть.

Каждый вечер после работы и все выходные мы обычно проводили у меня. Придя ко мне, Альберто всегда первым делом шел в душ. А потом усаживался на диване в одних трусах пить пиво. Он обожал ходить по дому в одних трусах. Он любовался своим телом до самозабвения, и, надо признать, у него были на то веские основания: он был неплохо сложен и отлично накачан. Он ни разу даже не пошевелился, чтобы помочь мне приготовить ужин, например. Зато частенько, пока я накрывала на стол, он по-хозяйски хватал меня за задницу и бухал к себе на колени. Иногда мы так и кончали оба на обеденном столе, а еду потом приходилось разогревать снова. Время от времени мы смотрели какой-нибудь фильм, и он засыпал прямо на диване. Ему нравилась только порнушка, и он приносил порой какой-нибудь «шедевр». А потом мы, естественно, посвящали все свое свободное время как можно более реалистичному воспроизведению увиденного.

Он никогда не приглашал меня к себе домой, извиняясь, что живет не один, а с мамой. И мне, если честно, было на это глубоко наплевать, потому что в моей квартире с избытком хватало места для наших интересных занятий. Пару раз он доложил мне, что его мать в курсе наших отношений, что было само по себе понятно и вполне объяснимо, учитывая, что почти каждую ночь он проводил у меня. Временами мне начинало казаться, что я его усыновила. Но, по большому счету, мне было все равно. Главное, что я чувствовала себя удовлетворенной, по крайней мере, в физическом плане уж точно не на что было пожаловаться. Никогда раньше у меня не было секса в таком количестве. Никогда раньше моя интимная жизнь не была такой насыщенной и регулярной. Настолько, что жизненная энергия просто переполняла меня и била через край. Я буквально летала. Вот только, к счастью или к несчастью, до сих пор не знаю, как я ни старалась, что я только ни делала, но забеременеть от Альберто мне так и не удалось…

3

Но как ни крути, а однажды все-таки настал тот торжественный день, когда Альберто пригласил меня на ужин к себе, в дом своей матери. Я знала, что для него это не просто так, это важно, он сделал над собой значительное усилие, и я должна постараться ей понравиться, потому что мнение его мамочки — единственное, чем он дорожит, и потому что ему необходимо получить ее благословение. Не буду скрывать, мне было заранее понятно, что его мать меня никогда не одобрит. В конце концов, мало какая кандидатка, оказавшаяся на моем месте, могла надеяться на благоприятный исход. Альберто был единственным сынком разведенных родителей, и любая девушка показалась бы его матери всего лишь ненавистной соперницей.

Как бы там ни было, я решила быть хорошей девочкой и сделать все от меня зависящее, чтобы понравиться маме своего жениха во что бы то ни стало, в границах возможного, разумеется. Я тщательно подобрала костюм: розовая шелковая блузка, брюки от кутюр, серый пиджак и черные лодочки на шпильках. Косметики немного. Я решила произвести впечатление молодой женщины, со вкусом, скромной, спокойной и интеллигентной. В общем, простой в лучшем смысле этого слова. Альберто жил в пригороде Пилар, недалеко от Вагады. По дороге, чтобы блеснуть своими хорошими манерами, я устроила маленькое показательное выступление: купила букет цветов старушке матери и коробку бельгийских пралине к кофе.

Стоял великолепный осенний день. Солнечный, с прозрачным, дрожащим воздухом. Один из тех, в которые сразу поднимается настроение. У меня от волнения тряслись руки. Я даже рассердилась на себя, потому что, если посмотреть правде в глаза, я дорогого стоила и прекрасно знала себе цену. Не было абсолютно никакого повода чувствовать себя, как перед ответственным экзаменом. Если рассуждать трезво, Альберто вообще моего мизинца не стоил. Я несоизмеримо превосходила его как в интеллектуальном развитии, так и в образовании и во вкусах. На порядок, как говорится. Нельзя сказать, чтобы Альберто был совершенным мужланом и неисправимой деревенщиной, но его никоим образом даже сравнивать нельзя было, например, с Филиппом, с его уровнем и шиком — это точно.

Дверь мне открыла его мама. Мы обменялись натянутыми улыбками, официально-формальными поцелуями и стандартными приветствиями типа: «Очень приятно… когда я в первый раз услышала о тебе, я и представить себе не могла… столько рассказывал… ну вот и познакомились». Нам обеим сильно не хватало Альберто, который немного отстал по дороге, чтобы заскочить в супермаркет за вином и пивом. Мой букет так и остался в прихожей, брошенный на тумбочке с обувью. Все понятно, эта дама привыкла, что цветы дарят, только если ты в больнице или в морге, подумала я, тихо закипая от бешенства, но вовремя успела спрятать свои эмоции под любезной улыбкой. Я тут же переключилась на поиск нейтральной темы для разговора, но только чтобы не о погоде.

Бедная женщина понятия не имела, что со мной делать. Она еще не все приготовила к столу и теперь не знала, куда меня посадить. Ей хотелось бы проводить гостью в гостиную, но не оставлять же меня там одну, с другой стороны, я не вызывала и такого доверия, чтобы оказаться приглашенной на кухню. Я решила немножечко растопить лед и не очень настойчиво, чтобы не показаться навязчивой, предложила ей свою помощь. Трудно было сказать, что этой женщине хотелось на самом деле, но, по-моему, она вполне оценила этот шаг к сближению. По дороге на кухню я успела подумать, как жутко я теперь пропахну прогорклым маслом и что в понедельник мне точно придется сдать пиджак в химчистку. Одного беглого взгляда на содержимое кухни было достаточно, чтобы уяснить, каким будет предстоящее меню: настоящая передозировка холестерина, вкусно попахивающая летальным исходом. Огромное блюдо с ветчиной, закуски, сделанные неизвестно из чего, китайские рисовые блинчики с мясом и свиные ножки. Плюс ко всему на плите стояла сковорода с горой жареной картошки, которая просто плавала в масле. Я убивала время, глядя, как она все это готовит. Обычная, ничем не примечательная женщина, сильно раздавшаяся от возраста, с дурным вкусом. Она носила туфли на высокой платформе, чтобы казаться выше. Прямо на босу ногу, без чулок. На ней было платье с ярким рисунком в огромные пестрые цветы, ничем больше не поддержанные ни в прическе, ни в одежде и поэтому совершенно неоправданные. Платье буквально трещало по швам, она переполняла его своими телесами. Было видно, что мама Альберто специально сходила в парикмахерскую ради нашего знакомства. Вероятно, пару дней назад, потому что на шее и затылке волосы перепутались, как после сна, и виднелись залысины. Она завела разговор: начала критиковать Альберто. Обычный прием мамаш, которые души не чают в своих сыночках. Она только и ждала, чтобы я с ней поспорила и вложила всю душу в то, чтобы опровергнуть ее аргументы и доказать, что ее сын бесспорно самый лучший на всем белом свете. Чем я и занималась из вежливости, чтобы не затрагивать ее материнского самолюбия, тайком поглядывая на часы. Я рассчитывала, сколько времени нужно провести в гостях, чтобы не пересидеть, но и не уйти раньше времени — в общем, чтобы не показаться невежливой.

Наконец пришел Альберто, весь увешанный пакетами из супермаркета, и в воздухе сразу разлилось облегчение. За едой мы попытались поддерживать беседу на троих, но почти ежеминутно наступали паузы. Они затягивались, повисала неловкая тишина, и Альберто, как плохой посредник, вынужденно заполнял их низкопробными шутками.

Наконец в два часа пополудни я покинула гостеприимный дом Альберто. К этому времени пищеварение у меня было испорчено окончательно. Сидя в такси, я думала о том, как бы в понедельник умудриться успеть сдать пиджак в химчистку, и о том, что от жирной пищи у меня завтра точно выскочат прыщи. Было ясно как день, что мы с мамой совершенно не понравились друг другу. Ни я, ни она не были друг от друга в восторге. Максимум, чего мы могли бы добиться, прилагая недюжинные старания с обеих сторон, это остаться в натянутых отношениях, весьма прохладных и исключительно дипломатических. А вот что думать о самом Альберто, который меня даже не проводил, я откровенно не знала…

4

Мы встречались с Альберто уже девять месяцев. Его сексуальная активность значительно снизилась и пошла на спад. Пыл остыл. Теперь частенько, несмотря на мое страстное желание, которое я вкладывала в свои ласки, и на всю мою настойчивость и упорство, он поворачивался ко мне спиной и засыпал. Или просто-напросто избегал моих ласк. Временами, после неудачного трехминутного секса, на который перешел Альберто, мне приходилось забираться под душ и заканчивать начатое в одиночку. Не знаю почему, может, из-за возраста или из страха остаться совсем одной, я все больше становилась зависимой от Альберто и, несмотря на очевидное ухудшение наших отношений, никак не находила в себе сил рас статься с ним. Его недостатки раздражали меня все больше и больше, я начинала просто ненавидеть его. Я знала, что не влюблена в него и никогда не была и не буду, но страх остаться одной загонял меня в тупик и заставлял терпеть и помалкивать.

После того памятного обеда с его мамочкой Альберто больше ни разу не пригласил меня к себе домой. На вопрос, что его мама думает обо мне и как я ей понравилась, он ответил, не постеснявшись и не потрудившись соврать, что его предыдущая невеста нравилась ей больше. Понятное дело, что это был не лучший комплимент, на который могла рассчитывать девушка после визита к будущей свекрови, но поскольку тут наши чувства были абсолютно взаимны и мне было наплевать, что думает обо мне его обожаемая мамочка, я благоразумно предпочла не затрагивать больше эту болезненную тему.

Мы были у меня дома, как всегда. После ужина Альберто плюхнулся на диван, поудобнее устроил внушительный груз в своих трусах, почесал его, пукнул и отрыгнул:

— О-х! Как вкусно!

Я терпеливо ждала, когда он покончит со своим послеобеденным ритуалом: перестанет выковыривать кусочки мяса, застрявшие у него между зубами. В какой-то момент я не выдержала и, чтобы избавить себя от неприятного зрелища, ушла на кухню мыть посуду. Вернувшись в гостиную, я зажгла свечи и погасила верхний свет.

— Включи свет, женщина! Я читаю важную статью!

У него в руках была «Марка». Я не обратила на эти слова никакого внимания, забрала у него из рук газету и, нежно скользнув руками по его плечам, расстегнула блузку и продемонстрировала ему свой новый черный лифчик с соблазнительной кружевной вставкой. Я стала целовать его так, чтобы наши тела соприкасались соски к соскам. Реакции никакой. То есть она была, реакция, но нулевая. Однако сегодня я была необузданной. Я скинула с себя юбку одним рывком. Новый пояс и самые эротичные в мире чулки дополнили картину.

— Во что ты одета!

— А ты что, не видишь? Все для тебя! Я нарядилась так, чтобы соблазнить тебя! Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью. Прямо сейчас. Давай вспомним все прежние грязные штучки, наши любимые, — прошептала я самым соблазнительным голосом, на какой только была способна.

— Да ты разряжена, как шлюха, шалава. Ты просто тварь ненасытная. Я не могу тебя трахать целый день, с утра до вечера, проститутка! Объявляю перерыв. Так что иди отсюда, пшла, я не в настроении!

Он снова взял газету и положил ее себе на лицо. Я остолбенела. От унижения у меня появились спазмы в горле, я чуть не заплакала:

— Альберто, ты что? Что с тобой? В чем дело? — Его невозмутимое молчание привело меня в ярость. — Сам ты шлюха! И не смей называть меня проституткой. Если хочешь знать, проституткам платят деньги, а я все делаю для тебя задаром. И не просто даром, я плачу за все: я кормлю тебя, покупаю тебе пиво и стираю твои грязные трусы. Из нас двоих проститутка — это ты… И если я, по-твоему, проститутка, то ты вообще полное дерьмо, сутенер-любитель.

Слезы заструились у меня по щекам, и только мои всхлипывания наконец смогли вызвать достойный отклик и разрядить атмосферу. Альберто притянул меня к себе, достал мне платочек «Клинекс» и обнял меня:

— Я знаю, детка. Только не плачь, ладно? Ты же знаешь, я терпеть не могу плачущих женщин. На что же ты обиделась, моя сладкая? Ты же знаешь, я так зову тебя любя: моя шалава, моя оторва, моя маленькая шлюшка, моя любимая путана! Ну пойми, детка, папочка тоже не может трахаться сутки напролет, иногда у него нет настроения делать пих-пих.

— Последнее время у тебя ни на что нет настроения, у тебя вообще нет никакого настроения, когда ты со мной. Что с тобой происходит? Раньше мы не вылезали из постели, а теперь я выпрашиваю у тебя немножко секса, как попрошайка какая-то. Разве я сделала тебе что-то плохое? Я тебя обидела? Или ты перекинулся и обстругиваешь другую телку? Не знаю что, но что-то произошло, это точно!

— Да ничего не произошло! Расслабься ты, не валяй дурака! Ты же знаешь, я зава лен работой, я просто устал. А в постели ты меня заводишь с пол-оборота, детка. Как ты могла в этом усомниться?!

— У тебя точно никого нет? Никакой другой? Правда? Скажи мне, ради бога, потому что я так больше жить не могу, клянусь тебе, я так больше не выдержу!

— Ну какая еще другая, дурочка моя! Зачем мне другая! Выбрось ты из головы все эти глупости! Вечно вам бабам чудится какая-то другая, у вас на все одна причина: у тебя есть другая! И сразу давай перья по курятнику метать.

— Я не говорю, что у тебя есть другая, я просто сказала, что ты очень изменился. Ты стал такой безразличный… А это охлаждение в постели… Не знаю… Не нравится мне все это. Ты точно не хочешь мне ничего сказать? Лучше скажи, пока не поздно!

— У тебя с головой не в порядке, что тебе еще сказать, фантазерка. Я все сказал, больше нечего, — выдохнул Альберто почти раздраженно и впился зубами в мои губы.

Мы занялись любовью прямо тут же, на диване. Я — с каким-то тупым отчаянием и предощущением всего самого худшего, слезы так и не переставали течь у меня по щекам, Альберто — с отсутствующим видом, сильно и грубо. И пока не кончил, он продолжал повторять:

— На тебе, на, на, на, подавись. Все для тебя, курица, получай свое.

5

Заканчивалась последняя неделя перед Страстной. Я была вымотана до предела, но провела остаток рабочего дня в отличном настроении, потому что мне удалось подписать крупный и очень выгодный контракт об импорте продукции нашей компании в Германию. С Альберто мы так ничего и не выяснили в наших отношениях, но на этот раз я решила устроить ему небольшой сюрприз. Для начала я решила заехать за ним на квартиру, а потом отвезти куда-нибудь, где мы бы посидели и отпраздновали мой деловой успех. Тем более что его мать уехала на Куэнку к своей сестре, так что территория была свободна.

Дверь мне открыл его друг Монтсо:

— Какие люди! Сколько лет, сколько зим! Как поживаешь? Проходи, красавица, проходи. Будешь что-нибудь? Может, пивка?

— Давай тащи, не откажусь. А где Альберто?

— В ванной, душ принимает.

Я прошла в гостиную, плюхнулась на диван, скинула босоножки и расположилась поудобнее, как дома. Я слышала, как на кухне Монтсо лихорадочно хлопает дверцами шкафов и холодильника в поисках пива и чистых стаканов. Наконец он появился с приторной улыбкой на лице и с одним стаканом и бутылкой «Mahou» в руках. Позади него вырисовался Альберто в банном халате:

— А ты что здесь делаешь?

Он сел на табуретку и закурил. Его вопрос, если честно, не предвещал ничего хорошего. Я это сразу почувствовала.

— Ничего особенного. Просто у меня сегодня был отличный день. Вот я и решила за тобой заехать и поделиться радостью. Я подписала удачный контракт с немцами. Помнишь, я тебе рассказывала? Хочу отметить это дело как следует. Вместе с тобой. Как тебе, если мы сначала покушаем в «Серединке-наполовинку», а потом посидим и выпьем еще где-нибудь?

— Радость моя, насчет ужина даже не знаю. Я обедал совсем недавно и кушать не хочу. Но, если ты хочешь, можем посидеть где-нибудь, пропустить по стаканчику.

После этих слов наступила неловкая тишина, и Альберто с Монтсо обменялись встревоженными взглядами. Было видно, что они нервничают, что им неудобно. Наконец Монтсо делано небрежным тоном включился в разговор:

— Ладно, Альберто, хватит уже разговоров, иди скорее принимай свой душ, а мы пока подождем тебя в баре, внизу.

То, что Монтсо стал вдруг так любезен и предупредителен со мной, что он вдруг решил ни с того ни с сего угостить меня, пришлось мне совсем не по душе. Я сразу поняла, что парни хотят утаить от меня кота в мешке. В этот момент у меня словно пелена с глаз спала, я вдруг огляделась и увидела, что творится вокруг. В углу, на кресле, прямо напротив меня, лежали фиолетовая юбка, белая блузка, синий жакет и чулки, а на столике, прямо возле стакана с пивом, из которого пил Монтсо, — женские наручные часы, ключи и ежедневник. Мое лицо тут же приняло самое глупое и наивное выражение, на какое только я была способна.

— Конечно, Альберто, солнышко! Давай докуривай спокойненько свою сигаретку, а мы, как допьем пивко, сразу спустимся с Монтсо в какой-нибудь бар и подождем тебя там. Ой, я только схожу, с вашего позволения, на кухню, хоть хлебушка кусочек возьму, а то у меня что-то желудок прихватило.

С этими словами я тут же вскочила и бросилась вон из комнаты, так быстро, что они не успели среагировать. Голая женщина, по моей догадке, должна была находиться либо в ванной, либо в его спальне. Дверь в комнату Альберто была открыта — значит, там никого не было. Оставалась только ванная комната. Вместо того чтобы направиться на кухню, я резко повернула, пошла прямиком в противоположном направлении и, дойдя до ванной, распахнула дверь. Там я, естественно, и застукала предполагаемую Венеру. На вид она была лет сорока и действительно в чем мать родила сидела себе на бортике ванной и преспокойненько ждала хозяина. Честно говоря, мне не хотелось бы оказаться на ее месте в этот момент. Я взглянула на нее презрительно, с отвращением, бросила ей ироничное «извините» и захлопнула дверь. После этого я вернулась в гостиную. Монтсо и Альберто заметно нервничали, чувствовалось, что они готовы были пойти за мной с минуты на минуту. Я же просто не знала, как мне быть и что делать. Не то смеяться, не то плакать. В последний момент ирония взяла верх над обидой.

— Альберто, солнышко, там тебя какая-то женщина в ванной ждет не дождется.

Я уселась на диван и спокойно прикурила сигарету. Оба парня были абсолютно обескуражены, сбиты с толку, никак не могли понять, в чем дело, и не знали, как реагировать. Я тоже не знала, что буду делать в следующую секунду, но, главное, я чувствовала себя хозяйкой положения. Это преимущество нельзя было упускать.

— Там никого нет, — наконец сказал Альберто.

Прямо, как в фильмах Педро Альмодовара[13]. Альмодовар для психически ненормальных.

Поскольку ответ был глупым до идиотизма, а ситуация стремительно превращалась в фарс, уровень иронии резко подпрыгнул вместе с адреналином в моей крови и повысился до рекордного. Я надела босоножки, села, закинув ногу на ногу, и сделала глубокую затяжку. Потом медленно выдохнула дым, пуская колечки. Затем стала внимательно разглядывать свой маникюр и, убедившись, что моя театральная пауза произвела желаемый эффект, перевела взгляд на парней. У Монтсо был такой вид, будто он готов провалиться под землю, да не может. Альберто же, со всей своей дурацкой наглостью, был уверен, что достаточно одного его слова, и я дам отступную. Несмотря на его самоуверенность, я наглядно продемонстрировала ему, кто из нас на самом деле крепкий орешек:

— Ты не веришь? Тогда пойдем в ванную, я тебе покажу.

Монтсо не выдержал этой войны полов и выскочил из комнаты, не сказав ни слова. Альберто поднялся, подошел к окну и, стоя ко мне спиной, произнес:

— Ну ждет. И что дальше? — Он думал при этом, что он Антонио Бандерас, и произносил эту фразу тоном оскорбленного самца.

Я уже давно поняла, что теряю время впустую на это бессмысленное и никому не нужное представление, но при этих словах окончательно стало ясно, что постановка затянулась и пора кончать. Я встала, взяла свою сумку и в порыве мстительного гнева прихватила с собой ежедневник несчастной голой дамы. Альберто даже не оглянулся. Напоследок я резко бросила:

— Честно, я была лучшего мнения о твоем вкусе. И не надо меня провожать. Слава богу, я знаю, где выход.

Выйдя на улицу, я тут же поймала такси и уже в машине разревелась, как маленькая девочка. Полный обвал всех моих чувств. К счастью, шофер тактично сосредоточился на своих профессиональных обязанностях.

По приезде домой я первым делом бросилась в душ. Под струей воды я расслабилась и начала плакать навзрыд от унижения и бессильной ярости. Выйдя из ванной, я налила себе безмерную порцию виски. И осушила стакан одним махом. Я была вся на нервах. Я достала свой самый лучший костюм, самый изысканный и элегантный из всех. С намерением выйти в город, хорошенько расслабиться и развлечься на полную катушку.

Через полчаса, окончательно собранная для выхода и при полном макияже, опустошив второй стакан виски, я ощутила, что весь запас адреналина кончился и силы покинули меня окончательно. Я вдруг почувствовала себя безумно уставшей и поняла, что меньше всего на свете мне хочется сейчас куда-нибудь идти. Чтобы как-то развеяться, я налила себе третий стакан виски и разделась. Упав на диван с сигаретой в зубах, я вспомнила про украденный ежедневник и достала его из сумочки. Открыла. Оттуда выскользнули пара чеков из «Английского двора». Выяснилось, что Венеру из санузла зовут Роза. Я попыталась что-то подумать об этом, но ежедневник выпал у меня из рук, и я заснула при полном макияже. Проснулась я очень рано, и слезы тут же брызнули у меня из глаз, как только мне пришло на ум, в какое унижение превратилась моя неудачная история с Альберто…

Все дни Страстной седмицы я провела дома, взаперти, сидя у телевизора, бессмысленно переключая каналы с одного на другой. Порывами. С бешеной скоростью. Я плакала по десять раз на дню и столько же раз заходилась истерическим смехом, пытаясь привыкнуть к нелепой ситуации, в которую попала. К еде я почти не притрагивалась, все мое питание состояло из кофе и виски, приправленных иногда кусочком сыра или сухого печенья. Искушение поднять трубку и позвонить этому подонку было огромным. В конце-то концов, кого я обманывала? Я взяла телефон и набрала его номер. Никто не подходил. Может, оно и к лучшему, потому что, если бы он снял трубку, я бы тут же ее бросила, это я знала точно. К субботнему вечеру моя страсть достигла своего апогея: я набирала его номер каждые пять минут, не выпуская пульта из рук, между нажатием кнопки то одного, то другого канала. Трубку по-прежнему никто не снимал. Туча самых черных подозрений сгущалась у меня в мозгу, полностью затмевая мой мысленный небосклон. Альберто сейчас со своей сорокалетней проституткой, он набрасывается на нее в своей собственной постели, где мне так ни разу и не довелось оказаться. Я была настолько одержима завистью и ревностью, что ту немногую жизненную силу, что еще оставалась во мне, тратила на душевную пытку, работая на износ, постоянно рисуя себе мучительные картины, как он приводит свою любовницу к себе домой, как он страстно любит ее в своей собственной постели. Как будто теперь, когда между нами было все кончено, это имело хоть какое-то значение. В полшестого утра, с опухшими до слепоты глазами, я набрала его номер в последний раз. Никого не было дома.

В воскресенье к моему мозгу чудесным образом стали потихоньку возвращаться первые способности к примитивному рассуждению. Я решила заняться собой — надо было привести себя в порядок. Первым делом я приготовила нормальный сытный завтрак: круассаны, стакан апельсинового сока, чашка кофе с молоком. Затем приняла ванну с расслабляющей морской солью и наложила питательную маску на лицо. Наконец к вечеру ко мне понемногу стал возвращаться человеческий вид.

В одиннадцатом часу зазвонил телефон. Я подскочила к аппарату в два прыжка, как дикая рысь, и вцепилась в трубку:

— Алло, я слушаю.

— При-и-и-вет! — пропел Альберто своим самым подхалимским тоном, так, будто ничего не произошло.

— Здравствуй, — ответила я сухо, даже не напрягаясь поддерживать с ним беседу.

— Чем занималась на недельке, чего поделывала?

Я просто ушам своим не верила — неужели это со мной в моей жизни? У него еще хватило совести спрашивать меня, как я себя после всего этого чувствую. Да эта морда просто смеялась надо мной!

— А чем ты хочешь, чтобы я занималась? В суд не обращалась.

— А я вот на праздники ездил на Куэнку, заодно и мать привез, мы как раз только в дом зашли.

— Я рада за тебя. Еще что-нибудь?

— О! Я вижу моя леопардиха пошла пятнами. Не сердись, детка, на обиженных воду возят. Мне очень жаль, что в прошлый раз так получилось. Поверь, куколка моя, слово мужчины. Не ешь себе мозги из-за этого, поверь своему папочке, оно того не стоит, ведь ничего страшного не произошло. Как только ты ушла, у меня к ней все пропало. Я долго думал над своим поведением, и я ее бросил. Спроси у Монтсо, если не веришь.

— Не надо из меня дуру делать, я не вчера родилась, любимый, — ограничилась я сдержанным выражением чувств, от всей души надеясь, что так оно и есть на самом деле.

— Блин, вот так вот всегда, в кои-то веки сделаешь доброе дело, скажешь что-нибудь искренне, от всего сердца, а потом не знаешь, как и быть, чтоб тебе поверили, — начал рвать на себе рубашку Альберто.

Раз оправдывается — значит, врет, мелькнуло у меня в голове.

— Поэтому лучше не врать никогда, красавчик.

— Да ладно тебе, подружка, забудем все, тем более что и не было ничего. Давай серьезно: знаешь, кто сводит меня с ума своей горячей мордочкой, а-а? Моя крольчиха, моя морская свиночка!

— Это ты сводишь меня с ума своими обманами, — сказала я самую заштампованную фразу в мире, потому что ничего другого в этот момент в моей голове просто не нашлось.

— Ну вот видишь, ты уже со мной больше не ссоришься! Так я заеду к тебе? Скажи только слово, и Альбертик уже вылетает из дому.

— Не надо. Уже поздно.

— Договорились, красавица, тогда до завтра. Я позвоню тебе, и мы встретимся.

— Встретимся-встретимся.

— Сладких снов, моя птичка, со мной и с ангелочками!

— Еще посмотрим. Прощай.

6

В полдень моя секретарша вошла ко мне в кабинет с огромным букетом желтых роз:

— Вот! Только посмотрите, какое чудо, прямо на зависть, просто загляденье! Только что курьер принес.

Захлопывая за собой дверь, она улыбнулась мне понимающе. Я достала из обертки записку: «Прости меня, я был дурак. Это больше не повторится. Люблю тебя. Альберто». Я порвала карточку на мелкие клочки и выбросила в ведро для бумаг. Букет я отнесла секретарше:

— Возьмите, пожалуйста, цветы и поставьте в зале заседаний.

— Но вы ведь их заберете потом, да?

Секретарша была явно расположена посплетничать, а мне наоборот, как никогда, не хотелось вдаваться в подробности.

— Не беспокойтесь, я заберу их после работы. Спасибо.

В обеденный перерыв мне позвонил Альберто:

— Ты получила букет?

— Да. Большое спасибо.

— Так я прощен?

— Цветами тебе не отделаться, — парировала я без дальнейших уточнений.

— Дело прошлое, женщина! Я весь твой, — засмеялся он, как самодовольный петух, потоптавший самую большую курицу на птичьем дворе. — Значит, до вечера?

— Нет. Давай лучше сходим куда-нибудь, надоело сидеть взаперти. Как тебе кафе «Руис»? Ты помнишь, где это?

— Напомни.

— В Маласанье. Мы там с тобой несколько раз пили виски из ледяных стаканчиков.

— А, ну да, помню, конечно. Во сколько, королева?

— В девять.

Я сделала вид, что не расслышала своего нового титула. Так вот как мы теперь называемся!

В шестом часу я заперлась в своем кабинете и набрала незнакомый телефонный номер. Сердце колотилось как сумасшедшее. Гудок. Низкий, немного сиплый женский голос ответил мне.

— Вечер добрый! Розу Альварес будьте любезны.

— Это я.

— Привет, Роза, мы познакомились с тобой несколько дней назад в ванной у Альберто, помнишь?

Гробовая тишина. Роза, естественно, размышляла, что лучше сделать, бросить трубку сразу или все-таки поговорить со мной. Выждав необходимое время, чтобы дать ей опомниться, я продолжила:

— Послушай, я совершенно ничего не имею против тебя. Как раз наоборот. Я хочу извиниться перед тобой. Тогда, несколько дней назад, в пылу страстей, как говорится, я прихватила с собой одну твою вещь. Но, с другой стороны, я думаю, ты уже догадалась, что Альберто обманывал тебя так же, как и меня. Если ты не против, мы могли бы встретиться и переговорить об этом. По крайней мере, я верну тебе ежедневник, и мы проясним наши отношения раз и навсегда.

— Идет. Когда и где мы можем встретиться?

Не без внутреннего удовлетворения я отметила, что мое неожиданное предложение удивило ее, можно сказать, она даже была растеряна. Ясно как день, что я застала ее врасплох.

— В семь в кафе «Руис», подойдет? Это на улице Руис, по правую руку, если стоять лицом к площади Второго мая. Ты найдешь без труда.

— Я буду. Спасибо за приглашение.

— И тебе спасибо, Роза. — Я повесила трубку.

Я подъехала к кафе «Руис» где-то без четверти семь. Зал был пуст. Я выбрала дальний столик, почти у задней стены, но откуда был прекрасно виден вход. Официант тут же принес мне легкий коктейль. Роза оказалась пунктуальной. Пришла вовремя. Мы поздоровались. Она заказала пиво. Я вернула ей ежедневник. Я была с ней вежлива и мягка. Уже через десять минут она расслабилась, и я поняла, что общий язык найден. Предстоящие часы мы решили посвятить Альберто. Нам предстояло по очереди делать открытия. Как и предполагалось, он вешал лапшу на уши нам обеим. Когда он проводил выходные со мной, для нее это означало: «Я должен отвезти маму на Куэнку». Когда он проводил выходные с ней, для меня это звучало как: «Мы с пацанами идем на Корунью, там будет матч нашей лиги». К девяти дело было сделано, мы болтали с ней, как близкие подруги. Роза оказалась очень приятной женщиной, из тех, которых вечно обманывают и используют все кому не лень. За вечер мы выпотрошили Альберто как следует и теперь заканчивали с подробностями Страстной недели.

— Обычно мы всегда оставались у него, потому что у меня родители очень строгие. Я уже достаточно взрослая, чтобы встречаться с парнем, я знаю это, но домой по-прежнему привести никого не могу. Родители ни за что не позволят.

— А что вы делали после того, как я ушла?

— Ничего. Приняли душ, вместе естественно. А дальше сама понимаешь. — При этих словах Роза застенчиво улыбнулась. — Потом мы вышли погулять вместе с Монтсо и по дороге прихватили еще одного его дружка. Так и проболтали всю ночь о футболе.

— А праздники вы тоже провели у него дома?

— Нет, мы поехали в Куэнку, как и было запланировано. Сели на машину с утра и уехали. Так что Пасху мы встречали с его матерью, всей семьей.

Эти слова ударили меня, словно ножом в сердце. Они ранили меня в самую душу. Но пришлось проглотить их и утереться — бедная женщина была тут совершенно ни при чем, это было очевидно.

— А что он тебе сказал, когда я ушла? Ты его ни о чем не спросила?

— Почему же, спросила, конечно. Монтсо сказал, что ты его девушка. Ты же знаешь Монтсо, ему соврать — раз плюнуть…

Еще один удар в мое окровавленное сердце. Я бросила взгляд на часы. Было почти девять, пора бы перестать приносить соболезнования самой себе.

— Слушай, Роза, я должна тебе кое-что сказать. Через несколько минут здесь появится Альберто. У нас с ним свидание. Он ничего не подозревает. Он не знает, что я тебя пригласила. И не подозревает, что мы знакомы. Что ты думаешь насчет того, чтобы наконец припереть этого жулика к стенке? Пусть попотеет, у-ум?

В первое мгновение Роза как будто испугалась, но, подумав немножко, даже оживилась. Стоило ей представить, какое лицо будет у Альберто, когда он увидит нас вместе, как она тут же согласилась.

Наконец явился и Альберто. Как всегда, в замшевой куртке и с сигаретой в зубах. Я приветливо улыбнулась ему из глубины зала. Когда он увидел Розу, было поздно разворачиваться и уходить — он подошел уже слишком близко. Не знаю, что чувствовала эта сволочь, но он и виду не подал и поздоровался с нами так, словно мы отродясь не ходили друг без друга и видеть нас вместе было самым привычным делом. Альберто сел рядом со мной и напротив Розы. Ни дать ни взять киношный треугольник.

— Надо же, вы обе здесь! И как вам?

Вот это наглость, вот это бесстыдство! Да если бы со мной такое произошло, я бы сгорела со стыда. А он даже не покраснел. Ни голос у него не задрожал, ни руки не вспотели. Только по тому, как нервно его пальцы крутили зажигалку, можно было понять, что он все-таки нервничает.

Вступительное слово я предоставила Розе, а тяжелую артиллерию в виде себя самой решила приберечь напоследок.

— Ну что ж, Альбертик, как говорится, карты на стол. Мы уже поняли, что последние четыре месяца ты очень ловко водил нас за нос. Непонятно только, во что ты играл и чего этим добивался. Я всегда была с тобой откровенна, я дала тебе все, что у меня было. Я познакомила тебя со своими родителями, представила своей семье как официального жениха. Моя семья, ты это прекрасно знаешь, тебя приняла. Как родного. Как будто нас стало на одного человека больше. Ты не раз говорил моему отцу, как меня любишь. А в последнее время — что занимаешься приготовлениями к свадьбе. По-моему, тебя за язык никто не тянул. Так зачем же ты устроил все это? Ответь мне, милый, я правда не понимаю тебя. Зачем ты так надругался над моими чувствами? Я верила тебе, к чему эти грязные шутки?

На последних словах голос Розы задрожал, еще бы чуть-чуть — и она расплакалась. Настала очередь принять огонь на себя, чтобы дать подруге передышку. Я вступила в разговор:

— Альберто, мне особенно нечего добавить. Мы встречаемся с тобой гораздо дольше, но если ты влюблен в эту девушку, я не понимаю, чего ты ждешь от меня. Ты абсолютно свободен и можешь делать все, что тебе захочется. Меня это сейчас уже не волнует. Ты знаешь, я человек прямой, не буду ходить вокруг да около. То, что ты выкинул в прошлые выходные, — это обыкновенное свинство. Не стоило так утруждать себя, сердце мое. Не хочешь больше со мной встречаться — так и надо было просто сказать: давай, мол, расстанемся. И дело в шляпе. Я девушка простая, не какая-нибудь там звезда голливудская и не Рокфеллер, чтобы морочить людям головы своими закидонами. С такими парнями, как ты, расставаться одно облегчение.

— Послушайте, девочки, я правда сожалею, что все так нехорошо получилось. Эти последние месяцы, вы знаете, я прямо сам не свой. Такая депрессия. Я признаю, что с вами не очень-то красиво обошелся. Но я хочу сказать, Роза, прости, если я невольно дал тебе понять, что собираюсь на тебе жениться. Только все это твои собственные фантазии, детка. Я никогда ничего тебе не обещал.

Его голос был таким тихим, почти умоляющим. Не знаю, сознательно он это делал или нет, но он явно бил на жалость, пытаясь разбудить в нас материнский инстинкт. Однако его последняя сентенция окончательно вывела Розу из себя.

— Да как ты смеешь говорить про какие-то мои фантазии, побойся бога! Разве не ты три недели назад сказал моему отцу, что в день Святого Исидора вы с матерью приедете к нам официально просить моей руки?! Ты за кого нас держишь? За полных идиотов, да? А что я сказала в ответ моему отцу, ты не помнишь? А триста тысяч песет, которые ты занял у отца на первый взнос за новую машину? Это что, тоже мои фантазии?!!

О, да тут еще и деньги замешаны! Услышав об этом, я всем сердцем возблагодарила бога за то, что он избавил меня от таких проблем.

— Роза, я тебе уже сказал: ты свободна. Верну я тебе твои деньги, не беспокойся. Вот моя женщина, я с ней рядом сижу. Я остаюсь с ней, чего тут непонятного. И хоть я ей в подметки не гожусь, если она меня простит, я буду самым счастливым мужиком на свете.

С этими словами Альберто взял мою руку и поцеловал. Я раздраженно вырвала ее. Этот трахаль бесстыдный возомнил себя всемогущим? Он решил, что вот так вот легко от нас отделается?! Да еще осмелился говорить обо мне как о собственной вещи, и мое собственное решение никакой роли не играло настолько, что даже спрашивать было необязательно.

— Послушай, красавчик, я понятия не имею, как с тобой Роза будет разбираться, но хочу донести до тебя три вещи: во-первых, ты действительно моих подметок не стоишь, во-вторых, я безумно жалею, что потеряла с тобой столько времени, в-третьих, заруби ты себе на носу, что я тебя сюда пригласила не для того, чтобы ты что-то выбирал. Если бы ты хоть любовью умел заниматься как следует. Но ты даже на это не способен. На что ты мне такой сдался? Портить с тобой воздух под одним одеялом? — не удержалась я от сарказма. — Альберто, я могу простить кучу вещей. Я прощала тебе твой мачизм, то, что ты такой необузданный самец. Я могла бы простить даже то, что у тебя есть какие-то связи на стороне. Но когда мне нагло врут в лицо, извини, этого я не могу простить никому и никогда. Я дала тебе возможность проявить себя, исправить свою ложь. До самого сегодняшнего вечера эта возможность у тебя была. Что ты мне сказал вчера вечером, а, Альберто? Скажи, чтобы Роза тоже услышала, может, ей интересно будет послушать. Ты сказал мне, что между вами ничего не было, что ты выгнал ее из своего дома. А повторить то, что ты сказал мне по поводу Страстной недели, которую, по твоим словам, ты провел со своей обожаемой мамочкой, или ты сам повторишь? Знаешь, что я тебе на это скажу: засунь свои цветы туда, куда они тебе там залезут, потому что от обманщиков я роз не беру.

— Каких роз? — забеспокоилась Роза. — Что я слышу, Альберто, ты вышвырнул меня из своего дома?!

Дальше из уст Розы полился непереводимый водопад гневных слов, и я поняла, что больше мне здесь делать нечего. Ребята мои дорогие, я с вами ничего не забыла. Все, что я должна была сказать, я сказала, а вы разбирайтесь между собой, как хотите. Мой потенциальный донор генетического материала так и остался сидеть на своем месте как прибитый, а я встала из-за стола и просто ушла, не оглядываясь.

7

Примерно через пару лет возвращалась я как-то из Португалии на машине с друзьями. Был великолепный субботний вечер. И на въезде в Мадрид мы решили заскочить в «Перекресток» купить что-нибудь на ужин. На парковке я увидела Альберто с продуктовой тележкой, нагруженной донельзя. Он стоял возле карусельки, на которой катаются детки по выходе из магазина. Через какое-то время к нему подошла беременная молодая женщина с плачущим ребенком на руках. На ней был спортивный костюм, Альберто был в майке «Реал Мадрид», шортах и с газетой «Марка» под мышкой. Его взгляд был усталым, полным раздражения и тоски… И я снова поблагодарила бога от всей души…