К удивлению Лесли, письмо Филипа Редвуда оказалось теплым и дружеским.
«Уверен, вы понимаете, доктор Форрест, — писал он малоразборчивым почерком, — что вас ждет работа не из легких. Многое здесь уже сделано, однако еще больше предстоит сделать. Если вы согласны принять мое предложение, я с нетерпением буду ждать вашего приезда. Будет хорошо, если вы не будете откладывать свою поездку. Еще лучше, если телеграфируете о дне своего прибытия. К счастью, вам нет никакой необходимости беспокоиться о вашем племяннике — наш персонал с радостью возьмет заботы о нем на себя».
Несмотря на страх перед авиаперелетами, Лесли все же предпочла этот способ передвижения более утомительному путешествию по железной дороге или по морю. Так в один из дней, утром во вторник, они с Бобби вылетели из лондонского аэропорта в Цюрих.
Когда они прибыли в Арозу, было уже почти темно, но даже в темноте можно было разглядеть деревню. Домики теснились у подножия крутого холма. Главная улица вилась вверх, а на самой вершине вырисовывались четырехугольные очертания одинокого здания клиники.
Свежий морозный воздух разносил крики только что высадившейся группы туристов. Возле станции, выстроившись в ряд, их ждали ярко раскрашенные сани, запряженные в них лошади фыркали и мотали головами, звеня украшавшими их гривы бубенцами.
Лесли огляделась по сторонам. Она телеграфировала доктору Редвуду о времени своего прибытия и надеялась, что он отправил кого-нибудь встретить ее.
К ней подошел коренастый, крепкий мужчина.
— Achtung[1], — проговорил он с улыбкой.
— Простите… — растерялась Лесли. — Вы не говорите по-английски?
— Liebe Gott![2] Вы, случайно, не доктор Форрест?
— Она самая.
Мужчина молча посмотрел на нее и повел их с Бобби к машине. Усевшись на переднее сиденье, они тронулись по узкой деревенской улице. Дорогу почти всю занесло снегом, по обе стороны от нее тянулись ледяные сугробы, на которые то и дело наезжали колеса машины. В темноте было трудно что-либо разобрать, однако огни впереди обозначались все ярче, указывая верный путь. Вершина холма образовывала нечто вроде плато, на котором располагалось несколько магазинов и необычной постройки кафе с закругленной крышей. Дорога свернула влево, и вскоре показался огромный отель с горящей в темноте вывеской.
— Там наверху каток и учебные спуски, — пояснил водитель, бросив взгляд на Лесли через плечо.
— Для детей?
Он рассмеялся:
— Нет. Для начинающих лыжников.
Лесли не успела что-либо ответить, потому что машина неожиданно свернула вправо, в деревянные ворота с надписью «Клиника». Разволновавшись на крутом подъеме, Лесли нервно стиснула зубы, но водитель невозмутимо прошел этот отрезок пути, не снижая скорости, и резко остановил машину прямо у самого крыльца.
— Проходите вовнутрь, Fräulein Doktor[3], а я прослежу за вашим багажом.
Держа Бобби за руку, Лесли вошла в просторный, ярко освещенный холл, успев окинуть лишь беглым взглядом мраморную лестницу, белые стены, потому что почти сразу же увидела спешившую ей навстречу медсестру.
— Guten Abend[4].
— Sprechen sie Englisch?[5] — спросила Лесли, с трудом подбирая слова.
— Bestimmt[6]. — Сестра улыбнулась. — Кого вы хотели бы видеть?
— Доктора Редвуда.
В этот момент Бобби кашлянул, сестра посмотрела на него, и лицо ее осветилось приветливой улыбкой.
— Ach so? Für sie Junger? Joh. Joh[7].
Она подошла к небольшому столику и нажала кнопку звонка. На этот звук тотчас же вышла другая сестра, после чего женщины перекинулись несколькими фразами на немецком, слабое знание которого не позволило Лесли понять почти ни слова. Затем вторая сестра взяла Бобби за руку и собралась куда-то вести.
— Куда вы его уводите?
— В Badzimmer[8]. Но вы, пожалуйста, не волнуйтесь — вы еще увидите его перед сном.
— Тут, должно быть, какая-то ошибка! — поспешила заметить Лесли. — Бобби — не пациент, он мой племянник. Моя фамилия Форрест. Доктор Форрест.
Сестры переглянулись, потом старшая выступила вперед:
— Entschuldigen sie mir bitte[9]. Это действительно ошибка. Я сейчас же провожу вас к доктору Редвуду. Он ждет вас. Если хотите, можете оставить мальчика здесь. Сестра Гретхен напоит его теплым молоком.
— Спасибо, вы очень добры. — Лесли наклонилась и поцеловала Бобби. — Я скоро вернусь, милый.
И она поспешила за сестрой. Они прошли по коридору, поднялись по лестнице и, открыв белую дверь, попали на частную половину Редвуда. Скромный, сдержанный интерьер соответствовал единому стилю клиники — никакой лишней мебели, в отличие от традиций английского дома.
Сестра предложила Лесли подождать.
— Я сообщу доктору Редвуду о вашем приезде.
Она исчезла за дверью, а Лесли подошла к окну и раздвинула занавески. За окном стояла черная мгла, а отражавшийся в стекле свет из комнаты мешал что-либо разглядеть. Лесли снова задвинула занавески и обернулась, чтобы смотреться. Обронив на пол перчатки, она наклонилась, чтобы поднять их, а когда распрямилась, оказалась лицом к лицу с Филипом Редвудом.
Годы совсем не изменили его, если не считать легкой седины на висках — все те же темные волосы и ясные глаза, выделяющиеся на загорелом лице.
— Пожалуйста, пройдемте в мой кабинет. — Его ледяной тон удивил Лесли, и она подумала: узнал ли он ее?
В соседней комнате, указав на стул рядом с его рабочим столом, он сухо предложил ей сесть.
Лесли села и некоторое время наблюдала, как он рылся в ворохе бумаг, потом извлек из него письмо, в котором она сразу же узнала свое. Пробежав его глазами, он сердито швырнул его на стол:
— И чего же вы добиваетесь, приехав сюда под ложным предлогом?
— Я вас не понимаю.
— Чего же тут непонятного? Почему вы не написали в своем письме, что вы — женщина? Рэй знал, что мне нужен доктор-мужчина.
— Но… я писала… Как же вы не поняли?
— Как? — Он снова схватил письмо и помахал им в воздухе. — Будьте так любезны, объясните мне, как я должен был это узнать?! Вы об этом не упомянули ни словом!
— А имя? Мое имя! Я подписалась полностью.
— И с каких это, интересно, пор «Лесли» считается женским именем?
— Можете уточнить по справочникам.
— А вот грубость я считаю неуместной.
— Я тоже.
Он покраснел:
— Простите. Я несколько растерялся. Мне просто в голову не приходило, что вы можете оказаться женщиной.
— Боюсь, пол я вряд ли смогу поменять.
— Зато мне придется поменять помощника.
— Вы не сделаете этого! — не выдержала Лесли. — Вы не можете отправить меня обратно — я только что приехала!
— Боюсь, мне придется это сделать. Я возмещу вам расходы на дорогу, так что завтра можете ехать.
— Но я уволилась с работы и мне некуда возвращаться!
Он пожал плечами:
— Я заплачу вам трехмесячное жалованье вместо рекомендаций.
— Но вы не имеете права просто так взять и вышвырнуть меня на улицу безо всякой причины! Это нечестно! Я буду жаловаться в Британскую ассоциацию медиков!
— Как вам будет угодно. Только этим вы ничего не добьетесь. Эта клиника находится вне юрисдикции Британской ассоциации.
Лесли закусила губу, однако не сдавалась.
— А как же мой племянник? Ведь для него очень важно остаться в Швейцарии!
Во взгляде его промелькнула озабоченность.
— Мне очень жаль, но, как я уже сказал, я не виноват в том, что произошла ошибка.
Лесли поняла, что спорить дальше бесполезно, и встала.
— Быть может, вы покажете мне, где я могу переночевать?
— Конечно.
Он проводил ее вниз, о чем-то коротко переговорил с сестрой и, бросив беглый взгляд на сидевшего в уголке мальчика, удалился.
Лесли посмотрела на племянника, и сердце ее сжалось при виде этой хрупкой маленькой фигурки — свесив ножки со стула, Бобби клонил головку и сонно моргал глазами.
— Тетя, могу я теперь пойти лечь?
— Конечно, милый.
Лесли не нашла в себе сил что-то объяснять ребенку и просто крепко сжала его руку, когда они следовали за сестрой к лифту. На последнем этаже они прошли по коридору, ведущему в то крыло здания, где располагались квартиры для врачей.
— В конце каждого этажа у нас живет медицинский персонал, — пояснила сестра.
— А сколько врачей у вас работает?
— Двое, помимо доктора Редвуда. Один — англичанин, доктор Вейс, только он сейчас в командировке в Цюрихе. Другой живет в квартире на соседнем этаже. А в том крыле здания — днем вы сможете увидеть в окно — у нас живут медсестры, еще дальше — лаборатории и кухня.
— Большая у вас больница.
— Да! — с гордостью согласилась девушка. — Первые несколько дней даже будете путаться в коридорах, но потом освоитесь.
Лесли ничего не стала ей объяснять и с улыбкой вошла в отведенную ей квартиру. Небольшой диванчик, два кресла, раздвижной столик составляли интерьер гостиной, в спальне ее ждали две уютные постели, чистые ковры и до блеска вымытый пол.
— Fräulein Doktor, может быть, прислать вам кого-нибудь помочь распаковать чемоданы?
— Нет, спасибо. Я управлюсь сама. Лучше скажите, нельзя ли моему племяннику выпить чего-нибудь горячего?
— Bestimmt.
Сестра вернулась в гостиную и отдернула занавеску, за которой оказались небольшая газовая плитка и шкафчик с посудой.
— Вообще-то докторам у нас приносят еду с кухни, но при желании они могут и сами приготовить себе что-нибудь перекусить, — объяснила сестра. — Когда освоитесь, сходите в магазин и купите все, что вам нужно, а сегодня я договорюсь, и вам чего-нибудь принесут.
— Спасибо. Я собираюсь искупать Бобби и уложить его в постель.
Сестра улыбнулась:
— Да, путешествия всегда утомительны. И потом, новое место, новые впечатления… — Она направилась к двери. — Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, звоните. На этаже всегда есть дежурная.
Лесли быстро уложила Бобби, потом сама приняла горячую ванну и, переодевшись в домашний халат, устало опустилась в кресло перед электрическим камином в гостиной. Ровно в семь ей принесли ужин, и она долго сидела в задумчивости с чашкой кофе и сигаретой.
Из раздумий ее вывел детский плач, донесшийся из соседней комнаты. Вскочив, Лесли бросилась проверить, все ли в порядке с Бобби. Дыхание малыша было тяжелым, белокурая головка вспотела, а пижама и вовсе промокла почти насквозь. Лесли торопливо отыскала в чемодане сухую рубашечку и попыталась осторожно, чтобы не разбудить, переодеть в нее ребенка. Малыш открыл глаза и, глядя на, нее непонимающим взглядом, забормотал что-то бессвязное о проделанном ими путешествии.
— Милый, лежи спокойно, — увещевала его Лесли. — Не нужно вскакивать с постели — ты очень разгорячен и можешь простудиться.
— А я не вскакиваю, тетя. Просто мне смешно.
— У тебя высокая температура. Полежи-ка спокойно.
— Не хочу! А правда поезд сегодня был забавный? И туннели, и сани с лошадками, и…
— Не надо разговаривать. Ложись — уже поздно.
Бобби замолчал, но, как только Лесли собралась уйти, сел на постели.
— Не уходи, тетя! У меня спина болит.
Лесли вмиг подскочила к ребенку:
— Где именно болит, милый? Покажи!
— Мне кажется, что все болит. И особенно когда я дышу. — Бобби расширил глаза. — Тетя, я что, заболел?
— Ты простудился, не беспокойся, ложись. Я пойду раздобуду для тебя таблеток.
Лесли ушла в другую комнату и позвонила дежурной:
— У моего племянника поднялась температура. Нельзя ли сделать ему укол?
— Я немедленно позвоню в амбулаторию.
Лесли положила трубку и вернулась в спальню.
Время текло медленно, а дышать Бобби становилось все труднее. Щеки его пылали, и сам он совсем ослаб. Лесли гладила стонущего от боли ребенка и беспокойно думала, не пойти ли ей в амбулаторию самой.
Внезапно в дверь постучали, и, обернувшись, Лесли увидела на пороге Редвуда.
— Мне сказали, ваш племянник болен, и я подумал, будет лучше, если я осмотрю его лично.
— Не стоило беспокоиться, я вполне управилась бы сама.
— В этом я не сомневаюсь. И все же, раз он находится в моей клинике, я считаю, что несу за него ответственность.
Он склонился над постелью ребенка.
Когда сильные руки коснулись Бобби, он зашевелился и хрипло крикнул:
— Уходи! Я хочу к маме! Грузовик! Папа, на нас едет грузовик! Грузовик… — Голос его оборвался, и он упал на подушки.
Редвуд вопросительно посмотрел на Лесли, и та взволнованно объяснила:
— Несколько месяцев назад он попал в аварию. Его мать — моя сестра — погибла, и он в этот момент находился в машине.
— Он был ранен?
— Да. Перелом лодыжки и ребер. С тех пор у него и появился этот кашель.
Редвуд больше ничего не сказал и отошел в сторону.
— Вам нужно дать ему жаропонижающее, оно собьет температуру. Не думаю, что это серьезно — скорее всего, просто продрог и переутомился. Сколько ему лет?
— Девять.
— Немного худоват для своего возраста.
— Он еще не оправился после несчастья. Видите ли, он очень сильно переживает из-за смерти матери, только никогда об этом не вспоминает. Прямо даже и не знаю, как лучше поступить — поговорить с ним или, наоборот, не тревожить. Лесли смахнула навернувшиеся слезы. — Если вы, доктор Редвуд, скажете мне, где находится амбулатория, я сама схожу за лекарством.
— Об этом не беспокойтесь, вам его принесут. Не волнуйтесь, доктор, с ребенком все будет в порядке, только я считаю, что утром нужно сделать ему рентген. — Он направился к двери и на пороге обернулся. — Вы, определенно, не можете ехать завтра.
И, сухо попрощавшись, ушел, а через некоторое время медсестра принесла необходимые лекарства.