Женщина-врач

Глава 7

Когда Лесли проснулась, в глазах зарябило от слепящего за окном снега. Вскочив с постели, она первым делом бросилась к Бобби и, потрогав лоб мальчика, с облегчением вздохнула — жар спал.

Приняв душ, она оделась и причесалась, завязав непослушные волосы в тугой пучок.

Ровно в восемь вошла горничная с подносом, с которого Лесли взяла поджаренные булочки, масло и горшочки со смородиновым джемом. Она допивала вторую чашку кофе, когда проснулся Бобби.

— Доброе утро, милый! Ну как, тебе уже лучше?

— Намного лучше, тетя, — прохрипел Бобби и улыбнулся. — У меня такой смешной голос — как будто лягушка квакает.

— Скорее лягушонок. А что ты хочешь покушать?

— Я хочу пить.

Лесли налила мальчику воды, и тот, выпив весь стакан залпом, бессильно откинулся на подушки.

— Ну а теперь что бы ты хотел скушать?

— Ничего не хочу. Я не голоден.

— Но ты должен что-то поесть.

С большим трудом ей удалось уговорить мальчика выпить молока и съесть булочку с маслом. Когда он расправился с завтраком, позвонил Филип Редвуд:

— Я сейчас пришлю кого-нибудь за вашим племянником, и его отведут на рентген. А вас попрошу зайти ко мне в кабинет в полдень.

Лесли едва успела повесить трубку, как в комнату вошел санитар и, завернув Бобби в одеяло и уложив на коляску, увез.

В двенадцать часов Лесли вошла в кабинет Филипа Редвуда. Тот долго не отрывал глаз от бумаг, потом наконец положил ручку и поднял голову. Сейчас, при дневном свете, Лесли заметила в его волосах больше седины, чем ей показалось вчера, и морщинки вокруг глаз оказались глубже.

— Присаживайтесь, — предложил он. — Я хочу поговорить с вами.

Когда Лесли села, он подошел к окну и встал к ней спиной, загородив свет.

— Я должен извиниться перед вами за вчерашнее. Мое единственное оправдание — это усталость. — И, не давая ей вставить ни слова, он продолжал: — Теперь, доктор Форрест, когда этот вопрос улажен, давайте обратимся к фактам. Ваш племянник сейчас не в состоянии перенести путешествие.

— Что-то серьезное? — всполошилась Лесли.

— Нет, никаких врожденных патологий у него не наблюдается, как вам наверняка уже объяснил доктор Рэй. У него просто слабая конституция, и со временем он поправится. Вы не пробовали устроить его в здешнюю клинику?

— Пробовала. Только список желающих очень длинный, а положить его в клинику частным порядком мне не по средствам.

— А вы не думали над тем, чтобы, допустим, устроить его в какую-нибудь швейцарскую семью?

— У меня нет знакомых в Швейцарии, — спокойно объяснила Лесли. — К тому же после смерти моей сестры я несу полную ответственность за будущее Бобби и не рискну отдавать его чужим людям.

Редвуд смерил ее внимательным взглядом, и после небольшой заминки она продолжала:

— Прошу вас простить меня за те неудобства, которые я вам доставляю, но, быть может, для меня найдется какая-нибудь работа на те несколько дней, пока Бобби не станет лучше?..

— Это займет гораздо больше времени, чем вы думаете, — раздраженно заметил он. — Еще вчера вечером я мог спокойно и без зазрения совести расстаться с вами и вашим племянником. Но сейчас, когда я увидел мальчика, мне не так легко это сделать. Ребенок должен остаться здесь на несколько месяцев, пока окончательно не выздоровеет.

Лесли с трудом сдержала удивление, увидев, как его губы тронуло некое подобие улыбки.

— Вы удивлены, что у людоеда оказалось нежное сердце? Так вот я вам скажу: я — не людоед и сердце у меня вовсе не доброе! Я просто не хочу, чтобы мальчик возвращался в Англию, пока окончательно не поправится. Но как только это произойдет, вы можете ехать. Вы меня поняли?

— Очень хорошо поняла. Вы очень добры, доктор Редвуд. Вы не представляете, как я вам признательна!

— Я не считаю, что проявление обычной гуманности требует благодарности, — сухо заметил он. — Это моя работа. Я распорядился, чтобы к вашему племяннику приставили дневную медсестру. Он не настолько болен, чтобы класть его в палату, к тому же у нас здесь нет детей. Думаю, к концу недели он уже будет бегать, а свежий воздух поможет ему излечиться. Я попрошу доктора Берто, чтобы он ввел вас в круг обязанностей.

— Так вы разрешите мне работать?

Он пожал плечами:

— Пока вы здесь, вполне могли бы выполнять ту работу, ради которой приехали. Вы с Берто отвечаете за общее состояние больных. В настоящий момент у нас их сто пятьдесят два, так что, как видите, в свободном времени вы ограничены.

— Это меня не беспокоит.

Он ничего не сказал, молча открыв перед ней дверь в соседнюю комнату.

— Познакомьтесь, это — доктор Форрест.

Молодой человек крепкого сложения с маленькими усиками тотчас же вскочил из-за стола и по-военному раскланялся:

— Меня зовут доктор Аксель Берто. Добро пожаловать в нашу клинику. Доктор Редвуд поручил мне ознакомить вас с вашими обязанностями.

— Спасибо.

Лесли улыбнулась и вслед за молодым швейцарцем вышла из комнаты.

Неделя еще не кончилась, а Лесли уже окончательно освоилась в больнице. Работа здесь оказалась гораздо легче, чем та, которую она выполняла в Уайтэйкез. Раньше ей приходилось иметь дело с самыми разными заболеваниями, теперь — только с туберкулезом.

К концу недели Бобби разрешили вставать с постели, и Лесли, закутав его в халат, привела в гостиную пообедать.

— Когда мне можно будет выйти на улицу? — начал канючить малыш.

— Если будет солнышко, то завтра. Первым делом нужно будет купить тебе лыжный костюм. Завтра после обеда я свободна, так что могу прогуляться в деревню и осмотреть окрестные достопримечательности.

На следующий день, не изменяя своему слову, Лесли, закутавшись в теплый шарф, предприняла поход в деревню и купила ребенку костюм.

Дрожа от холода, она поднялась на крыльцо больницы и вошла в вестибюль. Но не успела сделать и нескольких шагов, как поскользнулась и упала, рассыпав по полу свертки с покупками.

— Не очень достойный вход, доктор Форрест!

Сидя на полу, Лесли посмотрела в лицо доктора Редвуда — на нем не было и намека на улыбку. Покраснев от стыда как школьница, она поднялась на ноги.

— За дверью есть щетка-половичок специально для того, чтобы стряхивать снег с обуви. Если это сделать, то не поскользнешься, да и пол будет чище.

Лесли растерянно посмотрела на ручейки, стекающие с ее сапог.

— Извините. Мне никто не сказал.

Он наклонился, чтобы помочь ей собрать свертки, и Лесли пришел на память первый подобный случай. Интересно забыл он или нет? Однако, когда Филип Редвуд распрямился, в его взгляде не было и проблеска подобных воспоминаний.

— И вот еще что, — сказал он, когда они вошли в лифт. — Капроновые чулки — вещь хоть и красивая, но никак не годится для здешнего климата.

Лесли обиделась, но промолчала. Чувство досады, вызванное этими словами, услышанными ею от мужчины, улетучилось только тогда, когда она вместе с племянником радовалась новому лыжному костюму.

Утром в канун Рождества доктор Берто сказал ей, что на следующий день она может не выходить на работу.

— Вам, наверное, захочется побыть с ребенком, так что я могу поработать вместо вас.

— Это нечестно! — запротестовала Лесли. — Это же ваш выходной!

— Мне выходной не так необходим, как вам. А вот вашему мальчику точно будет скучно играть весь день одному.

Лесли прониклась к нему благодарностью.

— Вы очень добры. Тогда, быть может, вы зайдете к нам выпить чаю?

Молодой доктор улыбнулся:

— С большим удовольствием.

— Тогда ждем вас в четыре. Повар обещал испечь что-то особенное, так что не опаздывайте.

Утром в день Рождества Лесли проснулась с невыразимой печалью в душе — это было первое Рождество, которое она встречала без Джэнет, — и это тягостное чувство сопровождало ее весь день. Бобби о родителях не вспоминал, и Лесли, после сомнений и раздумий, решила не напоминать.

Она купила ему санки, и Бобби, усевшись в них и отталкиваясь от пола руками, с восторгом катался по начищенным до блеска коридорам, рискуя вызвать недовольство горничных. Бобби так радовался подарку, что не сразу вспомнил о своем — порывшись у себя в постели, он извлек оттуда миниатюрный колокольчик и вручил его Лесли, посоветовав прикрепить к браслету.

В двенадцать часов они отправились в приютившуюся на горе аккуратную маленькую церквушку Кирхляй, сложенную из серого камня, который удачно гармонировал с белизною снега.

Обведя взглядом скамьи, Лесли с удивлением обнаружила среди сидящих Филипа Редвуда. Глядя на его одинокую фигуру, выделявшуюся среди простых крестьян, Лесли почувствовала в нем родственную душу. Только он пошевелился, она поспешно отвела взгляд, но через несколько минут снова украдкой посмотрела на него. Во всем его облике чувствовалось одиночество, Лесли вспомнила о его жене. Где она? Почему ее нет рядом с ним в этот рождественский праздник?

Бобби потянул ее за рукав.

— Может, пойдем? — прошептал он. — Мне уже надоело смотреть.

— Потерпи немного. Давай дождемся конца службы.

— Тетя, мне скучно! Пожалуйста, пойдем!

Снова запел церковный хор, и Лесли повела Бобби к выходу, заметив краем глаза, что Редвуд провожает их взглядом.

Они медленно шли вниз по склону, когда из церкви с шумом вывалилась праздничная толпа. Взяв Бобби за руку, Лесли ускорила шаг — ей совсем не хотелось встретиться здесь с Филипом Редвудом.

Они уже преодолели половину пути, когда сзади послышались энергичные шаги. Инстинктивно догадавшись, что это Филип Редвуд, Лесли посторонилась, чтобы пропустить его, но когда он поравнялся с ними, Бобби радостно бросился к нему:

— Смотрите, сэр, мне уже лучше и я могу выходить на улицу! Теперь вам больше не придется делать мне снимки.

— Вот и хорошо. Я рад, что ты поправился.

Он хотел было пройти вперед, но Бобби вдруг выпалил:

— А вы не отдадите мне старые?

— Что?..

— Старые снимки.

— Зачем они тебе?

— Я покажу их мальчишкам, когда вернусь домой. Если эти снимки большие, я смогу обменять их на шарики.

— Неужели?

— Конечно. Только еще лучше, если бы у вас было что-нибудь солидное. Когда я лежал в Уайтэйкез, там у одного мальчишки был вырезанный аппендикс в банке, и он собирался обменять его на футбольный мяч!

Редвуд не мог удержаться от смеха и повернулся к Лесли:

— А ваш племянник на редкость сообразительный паренек.

— Почти все мальчишки такие.

— Ну, не могу судить. Мне редко приходится иметь дело с детьми.

Некоторое время они шли молча, наконец Лесли нервно выпалила первое, что пришло ей в голову:

— Бобби почти совсем поправился, так что скоро мы сможем ехать. Вы были очень добры, что позволили нам остаться на все это время.

— А вы, надо сказать, хорошо проявили себя и усердно поработали.

— Спасибо.

— Я говорю это не просто из вежливости. Я наблюдал за вами последние несколько недель и заметил, что вы ответственно относитесь к работе. И знаете, вот о чем подумал. Было бы нечестно, если бы я стал переносить свои личные предубеждения на вас. Учитывая то обстоятельство, что вы здесь уже совсем освоились… — Он помолчал и после короткой паузы продолжал: — Одним словом, я предлагаю вам остаться, если вы, конечно, не раздумаете.

Они прошли еще несколько шагов, прежде чем Лесли ответила:

— Не знаю, что и сказать. Я не ожидала, что вы передумаете.

— А я и не передумывал. Просто понял, что это будет лишней тратой денег — оплачивать вам обратную дорогу, так что вы можете остаться и работать. Как я уже сказал, вы прекрасно ведете больных, и это решает дело.

Лесли колебалась, готовая отвергнуть столь скупое предложение.

— Так что же? Каков будет ваш ответ?

Рассудительность пришла к Лесли на выручку.

— Я остаюсь, — сказала она. — Но прежде всего позвольте быть с вами столь же откровенной — мне не очень приятно работать с людьми, относящимися ко всему с предубеждением.

— Вот как? Тогда меня удивляет, что вы все-таки решили остаться.

— Я делаю это только ради племянника. Иначе ничто бы не заставило меня работать с человеком, склонным к предубеждениям, не поддающимся никакой логике.

Его усмешка вызвала у Лесли раздражение.

— Надеюсь, с больными вы не упражняетесь в острословии?

— Нет, доктор Редвуд. Больные нуждаются в моем сочувствии, а вы — нет.

Их путь подходил к концу. Бобби, который успел убежать вперед, теперь повернулся и поджидал их.

— Тетя, ты пригласила доктора Редвуда на наше праздничное чаепитие?

— Нет, — отрезала Лесли.

— О чем это вы? — заинтересовался Редвуд.

— Ни о чем, — попыталась замять Лесли. — Это всего лишь…

— Это моя вечеринка! — вмешался Бобби, — Потому что Рождество — детский праздник!

— Бобби! — раздраженно одернула его Лесли. — Доктор Редвуд слишком занятой человек, чтобы забивать себе голову твоими вечеринками.

— Ничего подобного! — возразил Редвуд. — Я бы с удовольствием пришел. Пригласи меня ты, старина, а то твоя тетя, по-моему, стесняется!

Лесли смутилась и покраснела:

— Да в общем-то это даже и не вечеринка. Просто чай со сладостями. И еще доктор Берто обещал зайти, чтобы придать нашему чаепитию более торжественный вид.

— По-моему, единственное, чему мой досточтимый коллега мог бы придать торжественности, — это похороны! — с озорной улыбкой заметил Филип Редвуд. — Нет, мне, видимо, действительно придется прийти, чтобы разбавить компанию. В котором часу вы начнете?

— В четыре.

— Хорошо, значит, в четыре.

Он остановился у своей двери.

— Не вешайте нос, доктор Форрест! В конце концов, сегодня великий праздник, день всеобщего примирения.

Лесли воздержалась от комментариев и лишь улыбнулась в ответ.

Доктор Берто пришел на вечеринку первым и подарил Бобби швейцарские настольные часы.

— А внутри правда сидит кукушка? — допытывался мальчик.

Аксель вынул из кармана ключик.

— Заведи их и поставь на каминную полку, а в пять часов получишь ответ на свой вопрос.

Сосредоточенно насупившись, Бобби завел часы, то и дело поглядывая на циферблат, видимо с трудом сдерживая желание перевести стрелки вперед руками.

— Когда же мы начнем чаепитие? — спросил Аксель, окинув взглядом накрытый стол. — При виде всех этих пирожных ужасно хочется есть.

— Дождемся доктора Редвуда.

— Вы хотите сказать, что он придет?

— Да. Бобби пригласил его, и, по-моему, он просто не смог отказать ребенку.

— Ну что ж, ему это будет полезно. Давно пора расслабиться и забыть… По-моему, это время года всегда напоминает ему…

В дверь постучали, и Лесли бросилась открывать. На пороге, стройный и высокий, в элегантном сером костюме стоял Филип Редвуд.

— С Рождеством! Надеюсь, я не опоздал?

И он вручил Бобби и Лесли по свертку.

— Боюсь, я не мог придумать для вас ничего лучше духов.

— Ну что вы! Не стоило беспокоиться! — засмущалась Лесли.

— Лучше откройте и посмотрите, нравятся ли вам такие.

— Даже если бы и не нравились, я никогда не призналась бы в этом из вежливости.

Он рассмеялся:

— Не верю!

Лесли раскрыла коробочку и извлекла из нее флакончик «Арпеж».

— Спасибо, доктор Редвуд! Вы, право, смущаете меня!

— И меня тоже, — вставил Аксель Берто. — Потому что я ничего не подарил доктору Форрест. — Он посмотрел на Лесли. — Я боялся, что вы расцените это как самонадеянность.

— Пожалуйста, не говорите так! Я вовсе не сочла бы… То есть я хотела сказать…

— Мы поняли, что вы хотели сказать, — поспешил к ней на помощь Редвуд. — И давайте больше не будем об этом. — Он перевел взгляд на Бобби, занятого распечатыванием своего подарка. — Надеюсь, старина, тебе эта штуковина понравится. Это часы с кукушкой.

— А доктор Берто уже подарил мне одни!

Редвуд состроил комическую гримасу:

— Вот незадача! А я-то думал, что отличусь оригинальностью! — Он посмотрел на своего помощника. — Тогда уж лучше поменять подарок.

— Да бросьте вы! — поспешила вмешаться Лесли. — Я уверена, Бобби полюбит и те и другие часы. Одни он может поставить в спальне, а другие — здесь.

— Но мне не нужны двое часов, тетя! Нельзя ли сделать так, чтобы доктор Редвуд поменял их на лыжи?

— Давайте-ка садиться за стол! — взволнованным голосом предложила Лесли, незаметно сжав руку Бобби. — Я знаю, что Бобби просто не терпится начать!

Бобби накинулся на сладости и вскоре забыл о подарках. Настроение у него заметно поднялось, особенно после изобретательной шутки Филипа Редвуда — взорвав хлопушку, тот надел бумажный колпачок себе на голову, смешно скосив его набок, отчего его грустное лицо тотчас же преобразилось.

Потом наступила пора зажигать рождественскую елку. Одну за другой Лесли зажигала свечи, даже не подозревая, как красиво смотрится ее стройная фигурка в коричневом платье на фоне зеленых еловых лап.

— Ну вот, все свечи горят, — сказала она. — Теперь кто-нибудь погасите свет.

Аксель исполнил ее просьбу, свет погас, и нарядная елка замигала праздничными огоньками.

— Давно я не видел такой красоты, — признался Филип Редвуд, обращаясь к Лесли. В голосе его звучали грустные нотки. — Я не видел рождественской елки уже… бог знает сколько лет. Я рад, что пришел к вам. Ваш праздник навевает мне воспоминания о многих светлых минутах…

— Тогда и я рада, что вы пришли.

Редвуд вдруг прищелкнул пальцами:

— Я вспомнил, где видел вас! На рождественском балу в Уайтэйкез.

Лесли насторожилась:

— У вас хорошая память, доктор Редвуд.

— До сих пор не жаловался.

Аксель посмотрел поочередно на обоих:

— А это уже какая-то тайна. Вы что же, хотите сказать, что встречали доктора Форрест раньше?

— Тогда она не была доктором, — сухо заметил Редвуд. — Иначе бы я не танцевал с ней! Она была медсестрой.

— Как интересно! И что же вас заставило бросить эту работу и стать врачом?

Лесли ответила не сразу:

— Одно происшествие. Я случайно услышала слова одного хирурга, утверждавшего, что женщинам не место в медицине.

Редвуд шумно выдохнул:

— Так это были вы?

Швейцарец обвел обоих вопросительным взглядом:

— С моей стороны было бы очень бестактно спросить, о чем это вы?

— Ну что вы, конечно нет!

И Лесли вкратце рассказала ему историю, придав ей комичные черты, о которых раньше не могло быть и речи.

— Да-а, такие вещи могут произойти только в Англии, — глубокомысленно заметил Аксель. — Обратите внимание, как странно, что теперь вам приходится работать с человеком, который когда-то был настроен против вас!

— Это было только один раз, — поспешила объяснить Лесли. — Все следующие встречи были приятными.

— Что верно, то верно, — согласился Филип Редвуд. — А знаете, если бы я в тот момент так не распалился и узнал вас, я бы ни за что не подал на вас жалобу.

— Приятно слышать. Только тогда я не стала бы врачом. А так, кто знает, быть может, мне еще удастся заставить вас изменить ваши суждения относительно женщин?

— Возможно.

Лесли повернулась к племяннику:

— Бобби, давай-ка поиграем в музыкальные стулья!

Бобби включил радио, и комната наполнилась танцевальной музыкой.

— Я буду включать и выключать, — вызвался Аксель. — А вы втроем начинайте.

Выставив два стула на середину комнаты, они выстроились в линейку, стараясь при этом сохранять серьезные лица. Но оставаться невозмутимыми оказалось просто невозможно. Когда музыка вдруг выключалась и игроки, отталкивая друг друга, шумно бросались наперегонки, чтобы занять стулья, раздавался звонкий заливистый смех. Лесли и Редвуд подыгрывали Бобби, подстраивая так, чтобы мальчик выигрывал чаще. Лесли никогда еще не видела Редвуда таким счастливым, никогда еще не слышала, чтобы он так искренне веселился.

— Тетя, тетя! — кричал Бобби. — Беги быстрее, музыка кончилась!

Лесли бросилась к ближайшему стулу и плюхнулась на него одновременно с Редвудом, оказавшись на самом краешке. Только его сильные руки удержали ее от падения. Взяв ее за талию, он оказался совсем близко — Лесли даже чувствовала на щеке его теплое дыхание.

— У меня бы так не получилось, — нежно сказал он.

— А я считаю, вы заняли стул первым.

Лесли поспешно встала, и музыка заиграла снова, но на этот раз Аксель, взяв Бобби за руку, закружился с ним в танце.

— Давай я покажу тебе, как швейцарцы танцуют мазурку!

Редвуд обнял Лесли за талию, приглашая на танец.

— Такой высший пилотаж мне, конечно, не по силам. А как насчет медленного фокстрота?

— С удовольствием! — согласилась Лесли, и они уже закружились в танце, когда дверь неожиданно открылась.

Мгновение Лесли растерянно смотрела на вошедшего мужчину, потом, издав возглас изумления, бросилась ему навстречу. А еще через мгновение Ричард, заключив Лесли в объятия, поцеловал ее в губы. Потом, поставив на землю, обратился к обоим мужчинам:

— Привет, Берти! С Рождеством, мистер Редвуд!

Аксель Берто не мог скрыть изумления:

— Но… как же так? Вы что, уже знакомы?

— Хотел бы надеяться, — со смехом ответил Ричард. — Незнакомых женщин я обычно не так приветствую!

— Ну конечно! — изумленно выдохнула Лесли. — Как же я сразу не догадалась! Мне и в голову не могло прийти, что это ты, Ричард!

Она обернулась к Редвуду, который с каменным выражением лица наблюдал за ней со стороны, и пояснила:

— Мы с Ричардом вместе учились, я знаю его уже очень давно.

— Я это понял, — коротко бросил он и направился к двери. — Простите, но мне нужно идти. — И, обернувшись к Ричарду, все еще стоявшему в расстегнутом пальто, сказал: — Ричард, зайди ко мне сегодня вечером и захвати, пожалуйста, все рабочие материалы.

— Хорошо, сэр. В девять?

— Да. Спокойной ночи, Бобби. Спокойной ночи всем.

Дверь за ним закрылась, и в комнате повисла тишина.