Жестокие ангелы

Глава 19 ТЕРЕЗА

Я проспала двенадцать часов, несмотря на тот факт, что так называемая дверь не мешала проникновению голосов, а через кривое окно постоянно доносился крик длиннохвостых попугаев. Я пробудилась с ясной головой и сильнейшим ощущением голода.

Кто-то бросил моё снаряжение в дальний угол комнаты. Я получила истинное наслаждение от возможности переодеться в чистую форму и осчастливила свои ноги парой свежих носков. Потуже затянув пояс с кучей кармашков вокруг туники, я проверила, на месте ли то, что в них находилось.

Орри уже вернулся. Мои очки лежали рядом со снаряжением. Я подняла их и пристально вгляделась.

Там меня ожидали два сообщения от Дэвида. Я сглотнула и снова пристроила очки в поясной карман. Мне надо было позавтракать. Мне надо было начать контролировать ситуацию.

Я шла по коридору, и в моих мыслях многократно пронеслось слово — трусиха.

Сначала я отправилась в клинику, но Сири уже там не было. Сказали, что её отпустили на рассвете, потому что если она чувствовала себя настолько хорошо, чтобы измучить всех своим занудством, значит, с ней всё в полном порядке. Она догадалась оставить мне записку на обрывке какого-то листа.

«Если у полевого командира найдётся время после завтрака, могла бы она прийти в комнату 356, чтобы проверить диагностический компьютер?»

Ах, все радости раннего утра. И самая главная — моя раздражительность. Неужели моя выздоровевшая подчинённая не придумала ничего лучше? Я затолкала листок в поясной карман и направилась в обшарпанную столовую. Пересекая вестибюль, поймала себя на том, что мой взгляд блуждает из стороны в сторону. Спустя мгновение я осознала, что искала глазами Амеранда Жиро.

«Слишком рано», — пожурила я себя, свернув в столовую, находившуюся по левую сторону от меня.

Там было почти пусто. Лян нанял на работу много местных поваров и других сотрудников. Подсобные рабочие сновали взад-вперёд, убирая со столов после завтрака и накрывая их к ланчу. Сам Лян сидел за удивительно красивым столом, изготовленным из камня и переработанного пластика. Он был украшен резьбой и отполирован гладко, подобно раковине. На столе были разложены большие плоские подставки под горячее. «Именно так пахнет рай, когда попадаешь в него».

— Доброе утро, — сказал Лян. — Присядьте. Поешьте.

— Спасибо.

Еда была бесподобно хороша. И её было много. Рис, приправленный клубникой и малиной, яйца всмятку, поджаренные картофельные хлебцы, тушёные томаты, копчёная рыбка и, что доставило истинное наслаждение, бифштекс. Было не так много колоний, которым в условиях постоянной засухи удавалось с таким успехом выращивать свиней. Цыплята и утки тоже были на славу.

Лян откусывал небольшие кусочки от маленького тоста, чтобы поддержать компанию и послушать мой рассказ о том, что произошло в чёрном пространстве неба.

Когда я закончила, он вздохнул:

— Да, на это ушло не так много времени.

Я прищурилась, пытаясь смотреть ему в лицо и одновременно поглядывать на чашку, в которую наливала чай.

— На что?

— На то, чтобы вернулись стражи и ситуация обострилась.

— Вы сказали, что здесь царит жестокость и случаются похищения людей. И потом, здесь была Бьянка…

— Одно похищение. И уже давно. Мы старались поддерживать стабильные справедливые отношения с местными группировками. К слову, не без помощи капитана Жиро.

Я кивнула и поставила на стол заварной чайник.

— Приятно узнать об этом. — Я глотнула чаю из кружки. — Ой, боже! Это… настоящая гадость.

— Привыкнете, — сказал Лян, снова вздохнув. — Так его пьют местные. И вы правы — у нас есть некоторые проблемы, но это другой уровень. Контрабанда водой — серьёзный бизнес и связана с коррупцией в самых высших кругах. Это нечто большее, чем просто споры и перебранки над несколькими ящиками запасов, которыми мы в любом случае позволяем им завладеть.

— Понимаю. — Я отодвинула от себя керамическую кружку. — И это даёт нам новый повод для беспокойства.

— Тот факт, что кто-то пытается вас убить?

— Тот факт, что они не пытаются нас убить. Кто бы ни платил Капе, он хочет заполучить нас живыми и держать под своим контролем. Почему?

— Предположу, что вопрос риторический.

— Боюсь, что на данный момент именно так и есть. — Я опустила глаза в свою пустую тарелку, будто с удивлением обнаружила, что у меня пропал аппетит. — Что вы можете рассказать мне о произошедшем с Бьянкой Файетт?

Глаза Ляна сузились, превратившись в щёлки. Он сделал большой неторопливый глоток полуночно-чёрного чая. Мой мгновенный интерес сосредоточился на том, что Лян просто хотел доказать, что способен на это.

— Возможно, Бьянка Файетт очень хорошо умела услышать то, что ускользало от других, — сказал он. — Но здесь она представляла опасность для нашей деятельности. Что бы с ней ни случилось, более чем вероятно, что же произошло по её собственной вине.

Он подождал, не отводя взгляда, наблюдая, заденут ли меня его слова. Если бы не разговор с Берном, я бы обиделась.

— Вы действительно думаете, что её убили во время ограбления?

Он раздражённо пожал плечами:

— Может, так и было. Вы видели, каков мир за этими стенами. — Он кивнул в сторону внутреннего двора. — Бедность порождает жестокость. Между обливионцами и детьми Дэзл постоянно возникают проблемы и…

Лян смолк на полуслове и принялся изучать осадок на дне своей чашки.

— Почему вы не пожаловались? — спросила я. — На Бьянку?

Он с громким стуком поставил на стол чашку.

— Все постоянно спрашивают меня об этом. Вы имеете хоть какое-нибудь представление о том, как трудно подать жалобу на стражей?

Я глубоко вдохнула, чтобы удержаться и не нагрубить ему. Лян живёт здесь давным-давно, способствуя поддержанию стабильности в этих местах. Они стали его домом. Те люди, одетые в лохмотья, которые стояли во дворе в ожидании воды, были ему хорошо знакомы.

Я сконцентрировала внимание на важной части его заявления:

— Все спрашивают о ваших жалобах на стражей?

— Ну ладно, не все. Только вы и капитан Жиро.

Я нахмурилась:

— Он расследовал смерть Бьянки?

— Он был тем, кто расспрашивал меня об этом до вашего появления.

— Как расспрашивал?

Лян поведал мне о своём разговоре с Амерандом Жиро. Я поймала себя на том, что мне не нравился его интерес к Бьянке. Мне не нравилось то, что он был знаком и с Эмилией Варус, и с пиратом Капой. Мне не нравилось чувство, что я оказалась вовлечённой в самый водоворот событий, связанных с ним.

Я снова вспомнила выражение надежды в его глазах, и мне стало интересно, на что именно он надеялся. Я вспомнила, что, когда Жиро вернулся после того, как был похищен пиратом, которого знал он и знала Эмилия Варус, рядом с ним не оказалось его клерка.

Я потёрла глаза. Я пребывала в этой насквозь прогнившей системе чистых семьдесят два часа, и у меня уже возникла проблема со зрением.

Лян, прищурившись, разглядывал меня:

— Так что же, вам представилась возможность поговорить с послом Берном?

— Да, и он подаёт в отставку.

Лян застыл на месте. Моргнул.

— Хорошо, — медленно произнёс он.

— Вы должны знать: я здесь не только из-за Бьянки Файетт. Эразмус был классифицирован как чрезвычайно опасная горячая точка. Чем бы ни занималась координатор Файетт… это не обязательно ухудшило обстановку. Это один из установленных мной фактов. — Я встала. — Надо встретиться с моими людьми, потом мне понадобится кто-нибудь, чтобы показать место, где было найдено её тело.

— Хорошо, — снова повторил Лян, и я покинула его в раздумьях над произошедшим между нами разговором. Что-то во мне не желало облегчать ему жизнь, и, сознавая свою несправедливость, я просто ушла прочь.

Когда я добралась до комнаты 356, дверь отворилась от моего прикосновения, и я вошла. Сири сидела за своей прослушивающей станцией, держа руки на коленях. Глаза были закрыты очками, а с правого уха свисала золотая клипса. От очков и клипсы тянулись, извиваясь, чёрные провода, подходившие к тонкому серебряному предмету прямоугольной формы.

За несколько веков компьютерное шифрование сделало перехват передаваемых данных практически бесполезным. Шифры могли основываться на случайно выбранных, лишь однократно используемых ключах, символах числом два миллиона. И каждое передающее устройство могло производить исходное шифрование. Усовершенствование технологий вернуло шпионаж к его основам.

Здесь нашим союзником стала миниатюризация. Во время своего последнего пребывания здесь Сири обходила город со своим набором инструментов и, обладая умением много чего собрать и починить, как правило, приносила огромную пользу людям, не имевшим денег на оплату простого ремонта. Куда бы ни отправлялась, она монтировала систему из невидимых вблизи микрокабелей, подобных нитям паутины, соединяя их, превращая пёстро-мозаичную работу в действующую прослушивающую систему.

Официально нам было дозволено иметь только один передающий пункт и отпущен только один час в день, чтобы им воспользоваться, а потом можно было прибегнуть к нему лишь для связи с нашими кораблями в обитаемой зоне. Помимо этого мы больше ничего не были вправе передавать по беспроводной связи. Клерки могли и не понимать того, что мы отправляем, но могли сказать: передача данных имела место — и, располагая достаточным временем, определить местонахождение передающей станции. Они предупредили нас об этом. Но они не осознали и, надеюсь, до сих пор не осознают, что по-прежнему существует возможность опутать город паутиной подслушивающих устройств. Если, конечно, вы терпеливы. И конечно, искусны в своём деле.

Сири были свойственны оба этих качества. Она училась у Бьянки. И как бы глубоко Бьянка ни ошибалась, она всегда оставалась лучшей в своём деле.

Когда я шагнула через порог, Сири приподняла очки.

— Работа прежде всего. — Я жестом указала на окна. Освещение на улице мигало, как будто пронеслась гроза. — Твои действия как-то влияют на свет.

— Готово. — Сири стукнула по клавише на своей перчатке. — Но мне, возможно, придётся получить нечто вроде разрешения у городских властей и тому подобных структур.

— Как ты себя чувствуешь? — Я обошла стол и груды хлама, встала рядом с ней.

Жёлто-зелёный синяк зиял ярким пятном на её щеке, но выглядела она очень оживлённой. Более того, она, как ни странно, казалась весёлой.

— У меня болит голова, но я в порядке.

— Полагаю, система по-прежнему существует.

— Весьма удивительно, но это так. А отладка освещения на самом деле позволит мне протянуть новый кабель.

Я кивнула.

— Слышала какие-нибудь добрые вести этим утром?

— Нет ещё. — Сири нахмурилась. — Здесь что-то происходит. Ответ лежит прямо на поверхности, но я никак не могу найти нужную зацепку.

Она поглаживала пальцами поверхность передающего блока так, будто ласкала кошку.

Я сдвинула брови:

— «Что-то»?

Сири просто покачала головой:

— Жаль, но мне ничего не известно. Это в большей степени ощущение, чем знание. Но с тех пор, как я была здесь последний раз, кое-что изменилось.

— И не в лучшую сторону? — закончила за неё я.

Сири скривилась:

— Боюсь, так. Простите.

— Ну, поэтому мы и здесь, разве нет? — к слову сказала я. — Мы должны сфокусировать внимание на любых передвижениях, особенно на переменах, касающихся жизни в обитаемых зонах и вокруг них. И ещё — на вратах.

— Уже занимаюсь этим. А вам понадобится вот что. — Сири протянула мне миниатюрный накопитель. — Отчёты.

— Спасибо. — Я запихнула его в поясной карман.

— Сегодня утром у нас был посетитель.

Я удивлённо приподняла брови, а она поведала мне о своей встрече с Хозяином Дэзл.

— Так, я как нутром чувствовала. — Я провела рукой по волосам. — Выясни, что ему нужно, как можно быстрее. На медленные танцы времени нет.

Если у Бьянки был шанс что-то привести в действие, то это действовало бы до сих пор. Если бы можно было проследить сначала, с неё, с нас…

— Поняла, — ответствовала Сири. — Но если Блум действительно что-то знает, скорее всего, он не расстанется с этим просто так.

— У нас имеются средства. Действуй по своему усмотрению. Если понадобится некоторая сумма, мы найдём её.

— Да, мадам. — Сири снова опустила очки на глаза и устроилась на прежнем месте, вслушиваясь, вникая в сплетни и в дела власти. Я сразу же перестала существовать для неё.

Накопитель с отчётами жёг мой карман, пока я совершала обход. Мне надо было проверить на местах всех своих людей. Чудесным образом оказалось, что все с головой окунулись в свою работу, готовясь к нашему возвращению или к возвращению тех, кто был бы послан после нас. Ясмина и Дош уже глубоко погрузились в дела вместе с бухгалтерами Ляна, организуя распределение фондов, решая, что необходимо наладить, а что обдумать и пересмотреть. Доктора Гвин, казалось, вот-вот хватит удар: эразмианцы доставляли ей немало горя, утаскивая запасы с кораблей, припаркованных в обитаемых зонах. Я порекомендовала ей отправиться к Ясмине, чтобы та оплатила ей мелкие расходы. Лян знал, кого подмазать, или Амеранд мог знать.

Было 11:00 по местному времени, но Амеранда по-прежнему нигде не было видно. Я заставляла себя отбросить все волнения по этому поводу. Мне оставалось проверить ещё одного из моих людей.

Я вернулась в свою комнату. Там было удушающе жарко и стоял такой запах, о котором лучше было не думать, но я не открыла окно. Я подвинула кровать к порогу. Баррикада получилась низкая и хлипкая, но в моём распоряжении больше ничего не было.

Я села на пол и прислонилась спиной к стене. Достала из кармана очки и вставила накопитель на место у наушника.

При выполнении обычной миссии Виджей просто прислал бы мне зашифрованное сообщение, но в системе Эразмус это было невозможно. Клерки, с наибольшей вероятностью, засекли и отследили бы несанкционированный сигнал. Возможно, Виджей и Сири даже не встречались. Возможно, они употребили своё знание местности и организовали местечко для случайных встреч, чтобы их не видели вместе слишком часто. Или чтобы Виджей не рисковал своим прикрытием в случае появления рядом со мной. Но возможно, они и встретились ровно настолько, чтобы успеть обменяться взглядами, мимолётными прикосновениями рук. Всего на миг, чтобы увидеть друг друга и понять, что всё в порядке.

«Эта одержимость любовными отношениями твоей подопечной — вещь не вполне здоровая, Тереза».

Я дважды дотронулась до наушника, чтобы активировать накопитель. Свет перед моими глазами померк. Потом медленно стали прорезаться и свет, и краски, пока я не обнаружила, что стою под изменчивым освещением Дэзл. Здесь огни были слишком большими, слишком жёлтыми. А я слишком высокой, слишком мускулистой и слишком длиннорукой, да ещё испещрённой грубыми небрежными татуировками, которые соединялись и закручивались в узоры на моей коже.

Я была Виджеем Кочински и старалась работать на то, чтобы за мной закрепилась репутация плохого парня среди тех людей, кого местные звали праведниками. И как можно скорее.

Всё, что последовало за этим, была более или менее яркая и сжатая версия пребывания Виджея на Дэзл. Смонтированная из коротких сцен. Мелькали лица, какие-то имена, чтобы мне стало ясно, с кем и как он вступал в контакт. Глазами самого Виджея я наблюдала, как он стоял и бдительно следил за поддонами с провиантом. Стоял мрачный и угрюмый из-за того, что ему сделал выговор старший среди сотрудников гуманитарной миссии. И это произошло в первую же рабочую смену первого трудового дня. Той ночью, после смены, я промчался по городу, оценивая бары и клубы с дурной славой, располагавшиеся в основном на главных улицах. Сумел избежать одной драки, но не смог уклониться от другой. За мной гнались, меня били и бросили на землю в то время, как мужчина, с которым за минуту до этого мы вместе выпивали, наблюдал за происходившим с хитрой ухмылкой на лице.

Потом сцена снова изменилась. Я стоял, привалившись к стене или, возможно, к груде деревянных ящиков (их повсюду было великое множество), и наблюдал за приближением двоих мужчин. Оба были хорошо одеты, но их вид говорил о том, что они скорее гордятся своим богатством, чем получают от него удовольствие и комфорт. Они вышагивали важно и целенаправленно двигались в моем направлении. Виджей постепенно выпрямился.

— Простите-извините, — сказал Виджей, когда они остановились перед ним. — Я не могу позволить вам пройти, пока вы не предъявите разрешение на занятие торговлей.

Первому из мужчин было уже далеко за сорок. Его отличала слегка загорелая кожа и вьющиеся спиралью волосы, зачёсанные назад; их украшал ободок, сплетённый из медной проволоки. Его алую куртку покрывала серебряная чешуя, превращая её в чрезвычайно модный предмет бронированного туалета. Он покачал головой, глядя на Виджея.

— А ведь всего один день назад мы были такими друзьями, — сказал он. Лицо его при этом выражало глубочайшее сожаление.

Виджей посмотрел, прищурившись:

— Ты, что ли, Мик? Прости, не узнал тебя при ярком свете.

Улыбка того, кого он назвал Мик, не была радостной.

— Да, я. А это мой patri,[6] Папаша Дарэ. Помнишь, я говорил о нём?

— Это-то я помню.

Глаза Виджея перебегали сверху вниз, внимательно оценивая Папашу Дарэ. Впечатление импозантного мужчины он не производил. Маловат ростом и толстый. От жары на бледном, щекастом лице с увесистым подбородком выступила испарина. На нём было надето богато украшенное пурпурное пальто, с нашитыми серебряными чешуйками, что, возможно, было модно, но они могли отразить удар ножа, подобного паре привязанных к его золотому, состоящему из звеньев поясу, и, по меньшей мере, замедлить скорость пули, выпущенной из оружия, похожего на пистолет, висевший в кобуре, перекинутой через его плечо.

— И что же понадобилось вам, джентльмены, на нашей транзитной станции в такое позднее время? — осторожно спросил Виджей.

Есть вещи, которые всегда неизменны. Там, где ценные грузы, там и воры. Там, где воры, непременно есть те, кто организует кражу и забирает себе львиную долю добычи.

Иногда, если вы осторожны, можете неплохо использовать эту грань человеческой натуры. Но надо быть чрезвычайно осторожным.

Улыбка Папаши Дарэ была ещё менее радостной, чем у Мика.

— Думаю, мы должны поговорить. Только я и вы, Эдисон.

— О чём мне с вами говорить? — Виджей опустил руки и едва заметно принял другую позу.

Готовность к драке.

— Ну, ну, — проворчал Мик. — На твоём месте я проявил бы вежливость. В нашем городе не так много мест, куда можно сбежать.

Виджей обдумал его слова, особенно приняв во внимание акцент на слове «нашем».

— А что, мне понадобится сбежать? Почему это?

— Потому что, вероятно, ты не очень сообразителен.

— Ээх. — Виджей прищурился. — Я достаточно сообразителен, чтобы понять: мне не нравится то, что происходит.

— А-а. Прекрасно. — Мик одарил его мгновенной белозубо-широкой улыбкой. — Я говорил тебе, что мы могли поговорить с Эдисоном, не так ли, Папаша Дарэ? Может, он просто не знает. В конце концов, он приезжий. Наверное, ему никто не сказал, что если он хочет заниматься здесь бизнесом, то должен договориться с нашей семьёй.

— С вашей семьёй?

Улыбка Дарэ стала коварной.

— Ты же не думаешь, что Кровавый род — единственная семья во Вселенной? Ты даже не имеешь представления о том, сколь многочисленна моя собственная семья.

Его угрозы не отличались ни изысканностью формулировки, ни оригинальностью. Но угрозы обычно имеют действие.

И этот раз не стал исключением, судя по тому, как Виджей шумно сглотнул и раздался его слабый и нерешительный голос:

— Как же я глуп!

— Верно. — Дарэ дотянулся до Виджея и похлопал его по руке. — Очень верно, Эдди. Как же ты глуп! И как собираешься с этим справиться?

Виджей вздохнул:

— Послушайте, я собираюсь отдать вам вот это. — Он засунул руку под рубаху и извлёк на свет гибкий экран. Развернул его. Странный жест, но проделанный исключительно для того, чтобы дать мне возможность взглянуть на него.

Это была декларация с номерами поддонов и соответствующими кодами доступа. Если они показали её людям Ляна, то эти двое могли завладеть одной из партий гуманитарных грузов. Коды указывали на то, что это в основном были медикаменты, но также и несколько контейнеров со льдом, который я надеялась неплохо продать на местном чёрном рынке.

Дарэ принял декларацию, одобрительно кивнув, и протянул её Мику. Мик внимательно просмотрел документ перед тем, как сунуть его в карман куртки.

— Вот. Разве я не говорил, Папаша? Эти соларианцы — очень рассудительные, цивилизованные люди. Поистине приятно иметь с ними дело.

Папаша Дарэ кивнул.

— Будь чист и честен, Эдди, — сказал он Виджею. — Мне не хочется приходить сюда во второй раз.

— Буду, — ответил Виджей. — Пока не…

Мик спокойно и медленно повторил:

— Пока не?..

— Пока вы и я, возможно, не заключим сделку.

Дарэ, вздёрнув курносый нос, свысока взирал на Виджея, что, по сути, с учётом разницы в росте было неплохой уловкой.

— И какого же рода сделку нам может предложить рассудительный цивилизованный соларианец?

Виджей пожал плечами:

— Итак, я этот рассудительный, цивилизованный соларианец, и я увяз в этой дерьмовой работе, а после окончания трудового дня я нелюдим и замкнут, потому что ненавижу своё собственное лицо, да и лица всех остальных не особенно мне нравятся. Может, я хочу найти выход из положения, за исключением того, что признаю овладение кораблём с переходным двигателем идеей действительно дурацкой.

Брови Дарэ взлетели вверх, обозначив глубокие морщины у него на лбу.

— Ты удивляешь меня, Эдисон. А я-то подумал, что тебе яйца уже при рождении отрезали.

Виджей хихикнул. Никогда не слышала, чтобы он издавал такой мерзкий звук.

— Ну да, такое многим достаётся.

— Ладно. — Дарэ кивнул Виджею. — Ладно. — Он кивнул Мику, который кивнул ему в ответ, и я смогла увидеть, как при мысли о наживе заблестели его глаза. Здесь пахло шантажом и вымогательством. А у него на такие вещи нюх был безошибочный. — Мне надо будет кое-что обдумать. Как это часто происходит, открываются новые рынки. Может статься, нам понадобится пара новых рук. — Дарэ снова похлопал Виджея по руке. — Будь паинькой, и, если появится работёнка, которую я сочту подходящей для тебя, Мик даст знать.

— Спасибо.

— Паинькой, Эдди. — Дарэ погрозил ему пальцем. — Больше никакого бизнеса.

Сложив на груди руки, Виджей поклонился. Картина величаво-горделивой покорности.

— Конечно нет, сеньор Дарэ, пока вы не разрешите.

Дарэ просиял:

— Рассудительность. Цивилизованность. Именно это мне нравится в ваших праведниках. Никакой суматохи. Никакого хвастовства и бесполезной траты времени. Никаких простите-извините. Только дела.

Дарэ и Мик зашагали прочь через закоулки и повороты транзитной станции. Несомневающиеся и небоящиеся. Оставшись один, Виджей глубоко-глубоко выдохнул и снова тяжело привалился к стене.

Я сняла очки. Виджей уже ввязался в самую гущу событий. Это хорошо. Теперь вопрос состоит в том, насколько быстро он продвинется в них. Я взглянула на часы. Так, провела за просмотром чуть больше двух часов, никем не обеспокоенная.

Амеранд до сих пор не появился. Я посмотрела на дверь. Посмотрела на свои очки. Закусила губу, водрузила их на место и снова установила соединение.

Комната потемнела, потом посветлела, и я оказалась дома. Я была в кабинете Дэвида, в который сквозь окна струился свет ноябрьского солнца. Он освещал угловой рабочий стол и полки, уставленные старинными книгами и огромными томами, и самого Дэвида.

Сладкая боль разлилась по телу, и моя рука непроизвольно потянулась, чтобы коснуться Дэвида.

— Привет, Тереза, — сказал он тихо.

— Привет, — прошептала я звучавшему в записи голосу, зная, что никто не услышит меня.

— Я не собирался делать этого. До тех пор… пока не понял наверняка, что именно хочу сказать. Но сейчас я не думаю, что когда-нибудь… узнаю наверняка, то есть… — Он остановился и посмотрел в сторону окна. Прибрежные скалы были облеплены снегом, по серой воде медленно пробегала рябь.

Я едва дышала. «Ты хочешь бросить меня. Ты хочешь бросить меня, и я не могу тебя винить, потому что сама уже бросила тебя».

— Я не принимал никаких грандиозных решений, если ты именно об этом сейчас переживаешь, — продолжал Дэвид. — Я продолжаю пытаться, и ничего не приходит. То я думаю, что пора покончить с этим, начать новый цикл, а тебе позволить… делать всё что угодно там, где ты пребываешь теперь. То решаю броситься вслед за тобой.

Он тихо про себя рассмеялся, но не улыбнулся.

— Глупо, да? Пройти через всё это, чтобы просто сказать: я по-прежнему не знаю, чего хочу. — Он снова повернулся лицом к камере. — Но я так скучаю по тебе, Тереза.

Дэвид коснулся края своего стола и исчез.

«Я тоже скучаю по тебе, Дэвид. Очень». Мои щёки были мокрыми от слёз. Я вытерла их.

Поскольку я не давала никакой другой команды, перед моим взором вновь стало светло, и это означало, что сейчас я увижу второе послание.

Опять Дэвид, сидящий в своём кабинете. Ночь, и горит всего одна лампа. Окна позади него — едва мерцающая чернота.

— Сегодня получил твоё сообщение, Тереза, — сказал он мне. Мучительная вспышка надежды. — Клянусь Господом и всеми Его Пророками, мне действительно, действительно жаль. Хотелось услышать от тебя совсем другие слова. Слова расходятся с прежними обещаниями.

Я вздрогнула и закрыла глаза, но я не могла отгородиться от его голоса.

— Я беру отпуск и уезжаю в Берлин. Проведу какое-то время с детьми. Ты можешь искать меня там, но только когда вернёшься. — Пауза. Такая долгая, что я почти решила, что на этом послание заканчивается. Приоткрыла глаза. — Было ли хоть что-то реальным для тебя, Тереза? — прошептал Дэвид. — Хоть какая-то часть нашей жизни вместе была реальной для тебя?

Раздался щелчок. Тишина. Если бы я открыла глаза, то оказалась бы совершенно одна в совершенной темноте.

Я сорвала с себя очки. «Чёрт подери, о чём ты думал, посылая это?» Я вопрошала, не уверенная в том, что хотела получить ответ от самой себя или от Дэвида, где бы он ни находился. Я сознавала, что хотела рассердиться на него за эти глупые, безвольные слова. За то, что он заставил меня плакать, заставил бояться. И всё это на полпути к выполнению моей миссии. Я никогда не позволяла себе думать о доме, исполняя свой долг. Никогда не думала ни о чём, кроме работы.

Раньше у меня ничего и не было, кроме работы. Я никогда в самом деле и не хотела ничего другого. Но тогда у меня был Дилан, была Бьянка и осознание того, что я прекрасно справляюсь с тем, что делаю.

А теперь… теперь у меня пустая комната и полный сумбур в душе. И Бьянка оказалась предательницей. И непонятно, кому доверять. И Дэвид даже не знает, бросает он меня или нет.

Всё сразу. Я не могла спокойно сидеть. Не могла думать об этом. Не могла стать другой. Мне надо было оставаться полевым командиром. Надо было выбраться отсюда, найти Амеранда Жиро и узнать, кто он на самом деле и чем занимается. Надо было найти Эмилию Варус. Надо было протянуть связующую нить от происходившего здесь к происходящему на Фортресс и понять, почему всё это происходило.

Я запихнула очки обратно в чехол, ногой подтолкнула свою импровизированную кровать назад, к стене, с такой силой, что она зашаталась и подпрыгнула, и направилась вниз по лестнице, в вестибюль.

Местные и сотрудники гуманитарной миссии занимались сортировкой, потонув в болтовне и аромате представителей рода человеческого, лишённых достаточного количества воды и пребывающих в антисанитарных условиях. Чувствуя себя маленькой и потерявшейся, я двинулась к мужчине, расположившемуся у двери, своего рода администратору, и спросила, не появлялся ли тут капитан Жиро и не оставил ли мне сообщение.

Он моргнул, взглянув для меня, будто пытался понять, но прежде, чем он успел хоть что-то сказать, нас прервали.

— Пардон-пардон, сеньора? — Старик с задубевшей кожей и впалыми щеками шагнул мне навстречу. Он был лысый и бледный, но мышцы его предплечий, вырисовывавшиеся под аккуратно заштопанным синим пиджаком, оставались по-прежнему крепкими. — Ищете капитана Жиро? Мне кажется, я ищу вас. Я — Финн Амеранд Жиро. Капитан Жиро — мой сын.

Признаюсь, я уставилась на этого иссохшего, морщинистого человека. Годы были безжалостны к нему, но я заметила сходство с сыном: тот же овал лица, та же необыкновенная глубина взгляда.

Покопавшись в памяти, я извлекла из неё нужные, соответствующие случаю слова:

— Мне приятно познакомиться с отцом моего друга.

Он поклонился:

— Я послан, чтобы отыскать вас.

— У вас для меня что-нибудь есть?

Зачем было Амеранду посылать своего отца с таким поручением? Мне и так стало ясно, что доверие друг к другу — это как раз то, чего недоставало эразмианской службе безопасности.

— Нет. Пардон-пардон. Только новости. — Финн Жиро выпрямился. — Моего сына допрашивают. Его клерк мёртв.