Жестокие ангелы

Глава 8 ЭМИЛИЯ

Эмилия Варус сидела за своим массивным рабочим столом с острыми углами. Его освещал единственный квадрат света, падающий с целиком выложенного плиткой потолка. Комната была маленькой, в ней едва хватало места для узкой кровати, стола, стула, а также ванны и туалета, находившегося за складной ширмой. Несколько полок и посудных шкафчиков крепились к стенам, но они были практически пусты. Имущество Эмилии состояло из пары запасных комплектов профессиональной униформы белого цвета, кое-каких безделушек, подаренных друзьями по медицинскому факультету. Вот, пожалуй, и всё.

В комнате было душно, но Эмилия не включала вентиляцию. Её использование стоило денег. Вместо этого она открыла дверь за своей спиной. Из холла и соседних комнат доносились голоса. Она не обращала на них внимания. Её мысли и взгляд были сконцентрированы на находящемся перед ней экране. Она изучала свои отчёты за день, чтобы убедиться в том, что правильно заполнила все строчки, поскольку любые ошибки наказывались штрафом. Клерки Госпиталя не наблюдали пристально за каждым рядовым врачом, делом которого было лечить и штопать. Они отслеживали только записи. Записи, благодаря которым контролировались назначения на должность, предписания, будущие возможности и, что самое важное, долги. Для неё было жизненно важно не дать им дополнительных шансов увеличить эти долги.

«Однажды ты вытащишь нас всех отсюда, Эмилия. Это твоё дело». Так говорила её мать.

Она не только отлично училась в академии. Она прилагала все усилия. Снова и снова. До тех пор, пока это не обернулось для нее болезнью и истощением. И не прибавило ей долгов. И всё потому, что пришлось оплачивать и учёбу, и лечение. В конечном счете ей удалось добиться лишь звания врача общего профиля, что само по себе было ничто. Средств от работы, которую ей поручали, едва хватало, чтобы покрыть расходы на пропитание.

— Привет, Эмилия!

Эмилия вскинула голову и обернулась. Молодой человек, подавшись вперёд, стоял в дверном проеме.

— Привет, Пьята, — ответила она без энтузиазма.

— Корпишь над записями?

Эмилия пробормотала что-то утвердительное и снова сосредоточилась на экране в надежде, что Пьята поймёт намёк и оставит её в покое.

Но он не понял. Вошёл в комнату и присел на корточки возле стола, сложив на краю длинные тощие руки. У него было загорелое, заострённой формы лицо, щёки и кисти рук покрывала россыпь ярких веснушек. Выдающиеся кости запястий выглядывали из-под тяжёлых манжет профессионального одеяния. Головной убор, весь в золотистых кристаллах, прикрывал рыжие волосы.

— Слышал, ты возглавляешь группу, которая занимается новыми праведниками.

Эмилия вздохнула и откинулась на стуле.

— Похоже на то. — Она сложила руки на груди и повернула голову в его сторону. — Нужна работа?

— Разыгрываешь меня? — Глаза Пьяты широко распахнулись от удивления. Их радужная оболочка была странного цвета — оттенка потускневшего золота. Эмилия подумала, что она модифицирована, возможно, какое-то домашнее варево, сработавшее не совсем так, как надо. — Ты сорвала джекпот.

— Больше никаких джекпотов в Эразмусе нет, Пьята. Тебе это известно.

Ничто не могло согнать с лица его наглую усмешку.

— Есть. Если твой долг оказывается погашенным.

— Что?

— Ты свободна от долгов, тебе выпадает шанс. Можешь даже уехать.

Эмилия потёрла глаза. «У меня нет времени на пустую болтовню». Она сегодня практически ничего не ела и, хотя была привычна к этому, становилась раздражительной.

— О чём ты говоришь?

— Брам Раджандур.

— Что за Брам Раджандур?

— Брам Раджандур — это тот парень, который доставил на Госпиталь последнего праведника.

«А, теперь все ясно: ты просто насмехаешься надо мной».

— У нас здесь никогда не было ни одного праведника.

— Да ну?

Эмилия с трудом держала себя в руках.

— Послушай, или выражайся яснее, или уходи.

— Брам Раджандур. Поищи его. — Пьята поднялся с корточек и постучал по краю экрана. — Он публично освобождён от всех долгов и сейчас получает реальную зарплату.

Эмилия посмотрела на экран и на свой отчёт.

— Уходи, Пьята.

— Ладно. Ладно. — Он вскинул руки и попятился. — Ухожу.

Эмилия даже не взглянула ему вслед. Она прокрутила вниз файл со своей работой. Гора канцелярщины и регистрационных записей. Можно, пожалуй, и опоздать в кафетерий к часу, когда предоставляются скидки. Она вздохнула и вернулась к своим отчётам, затем взглянула на отрицательный итог и вздохнула снова, обеими руками откидывая назад волосы.

Может, просто пропустить обед? Она подумала об Амеранде, о том, как он посмотрел на неё последний раз, чуть заинтересованно и очень огорчённо. Он никогда не думал о том, отчего она была такой худой. «Просто предполагает, что я недостаточно тренирована физически». Ему никогда не приходило в голову, что она могла пропускать завтраки, обеды и ужины, чтобы сэкономить деньги.

«В конце концов, я работаю на Госпитале. Почему я должна голодать?»

И как будто этого наплыва чувств, связанных с Амерандом, было недостаточно — вдруг объявился Капа.

Она пила чай с Амерандом, когда Капа напомнил о себе. Ей потребовалась тогда вся сила воли, чтобы сразу же не выбежать из комнаты. Потребовались долгие часы, чтобы привести в порядок нервы и заставить себя встретиться с ним. Забавно, что Амеранд застал их вместе.

Конечно, Капа мог это подстроить. Он всегда проделывал подобные штучки.

Капа.

Он сильно раздался вширь, очень сильно. У него располнели руки. Мышцы на шее резко выделялись, а вокруг глаз уже начали появляться морщинки. Вместо одного из зубов он вставил нелепо и вульгарно выглядевший аметист. Он выглядел ужасно.

Он выглядел великолепно.

— Капа. — Она произнесла его имя тихо, втайне надеясь, что её голос утонет в несмолкающем шуме кишащего людьми порта. Но он обернулся, и его глаза просияли.

— Эмилия!

Он шагал навстречу, и, невзирая на тяжёлые и грубые ботинки, шаг его был широким, лёгким, быстрым.

— Я уже стал беспокоиться, получила ли ты моё послание.

Последний раз, когда она видела его, он был тощим юнцом. Тогда, погрузив пальцы в его густые волосы, она неистово поцеловала его. Теперь не могла пошевелиться.

— Что ты здесь делаешь?

Он улыбнулся ещё шире:

— А разве я не обещал?

Ах да, он обещал. «Я вытащу нас отсюда, Эмилия. — Вот его слова. — Скоро».

— Это было десять лет назад!

«Ты исчез на целых семь лет из этих десяти. Уехал и не взял меня с собой».

Но он всего лишь пожал плечами, как будто речь шла о пустяке.

— Всё заняло больше времени, чем я рассчитывал. Но сейчас-то я здесь. — Капа подошёл ближе и взял её за руки. Его прикосновение было тяжёлым, неспешным, ничего похожего с тем, что она помнила. — У меня есть лицензия, и я пилот. А ещё у меня есть вакантная должность доктора. — Он приблизил её руки к лицу, как если бы собирался их поцеловать.

— Я не могу уехать с тобой! — Она вспомнила, как вырвалась, как испытала облегчение и одновременно ужасную боль.

Он уставился на неё:

— Почему же нет?

— У меня контракт с Госпиталем до тех пор, пока не будет погашен мой долг. Я не могу и шагу ступить, пока они сами мне не велят!

«Ты слишком опоздал».

— Один Бог всем располагает, Эмилия.

— И у меня по-прежнему есть семья, — выпалила она. — Моя мать, братья и сестра снова на Дэзл. Если я отлучусь самовольно, что будет с ними?

Он выставил вперёд руки, как делал всегда, когда они начинали спорить.

— А кто говорил о самоволке? Ты что, действительно думаешь, я бы вернулся, если бы не мог увезти тебя отсюда легально, не запятнав твою репутацию?

— Это не называется легально. Легально — когда получаешь разрешение на отъезд из соответствующих инстанций. А это… теневая сторона. То, о чём говоришь ты.

— Прости, я не выполнил все надлежащие формальности, Эмилия. — Он улыбнулся, отчасти обнажив при этом свой нелепый пурпурный зуб. — Но я здесь и, как бы то ни было, спрашиваю тебя. Ты говоришь — да, и тогда всё остальное — только формальности.

— За исключением того, что тебе придётся выкупить меня, Капа.

Он снова пожал плечами:

— Ну так что?

— Тебе придётся выкупить меня и заплатить мой долг. А если ты не сделаешь этого, то груз ляжет на плечи моей матери.

Капа фыркнул и пнул ногой стену. Эмилии было знакомо это движение. И ей было горько. Горько видеть мальчика, которого она когда-то любила, в этом легкомысленном и беспечном мужчине.

— Сейчас ты говоришь прямо как Амеранд.

— Может быть.

— Ты теперь с ним?

Она покачала головой:

— Нет. Теперь я просто одна.

Если бы она была не одна… Амеранд подошёл ближе. Находясь между светом и тенью, она выбрала свет.

«Но почему, чёрт побери, этот свет был таким холодным?»

С тех пор она проживала эту сцену сотни раз. Ей следовало тогда взять Капу за руку. Ей следовало выдать его, назло и из милости. Она могла даже рассказать Амеранду, что говорил Капа до того, как тот пришёл. Но он не спросил, а она настолько привыкла всё от него скрывать, что просто не сумела заставить себя заговорить.

Она выключила экран, потому что оставить его включённым означало только одно — сумма её долга подскочит ещё выше.

Когда-то Капа был единственным, с кем она чувствовала себя в безопасности. Но его слишком, слишком долго не было. И сейчас видеть перед собой пирата, в которого он превратился, оказалось ужасно. Должен был существовать иной выход.

Но в глубине души она сознавала, что законного пути в решении проблемы не найти. Никогда. Ей придётся искать спасение в бегстве, а её наилучший шанс, чтобы совершить бегство, не возвращался уже целый месяц.

— Прости, — прошептала Эмилия, понимая, что хоронит надежды своей матери.

Мама, Ким, Париск, Гери… Может, их теперь даже больше. Каким-то образом маме то не везло, то она проявляла беспечность. Или думала, что её дипломированная дочь может освободить двоих и ещё троих, пока находится при деле.

«Я тоже думала, что смогу».

Но гнев рождался из чувства вины, крушения надежд, разочарования. Ничто не согревало, не давало душе оттаять. Но то, что сделала её мать, — одно, а вот дети… её братья и её сёстры… Они не виноваты. Они не заслужили, чтобы у них отняли всё. Они не заслужили того, чтобы их лишили последнего проблеска надежды.

«О чём, чёрт возьми, думает Пьята, входя сюда и распространяя коридорные слухи?» Она подняла голову и бросила сердитый взгляд на дверь. Каждый что-то нашёптывает по углам, сидя за рабочими столами и пытаясь обмануть роботов-уборщиков со шпионской начинкой и соседские уши. Вы слышали, этот парень, он открыл новый способ транспорта рибонуклеиновой кислоты, и они погасили его долг? А вы знаете, была такая-то женщина, которая разработала новую систему визуализации живых митохондрий, и её тоже освободили от долга?

За исключением того, что никто из них никогда не упоминал имён. Все эти люди были: «какой-то специалист», «вот этот доктор», «тот парень»…

Парень Пьяты имел имя. Брам Раджандур.

Она колебалась — за это придётся платить… Чёрт с ним. Щёлкнув, снова раскрылся экран, засветился, и сразу заработал счётчик. Она ввела имя и села.

Эмилия так быстро вскочила, что едва не забыла захлопнуть экран, чтобы он отключился. Она вылетела за дверь и бросилась вниз по коридору общежития, чтобы постучать в дверь Пьяты.

Дверь плавно распахнулась. Пьята усмехался:

— Понятно.

Она часто и тяжело дышала и сглотнула перед тем, как смогла заговорить.

— Что это? Липа?

Пьята покачал головой:

— Всё правда.

— Как? Что? Он что, открыл волшебное средство от уродства? Что?

Глаза Пьяты цвета потускневшего золота поочерёдно сверкнули: сначала правый, а потом и левый.

— Ну же, проходи. — Он отступил, пропуская её. — Нам незачем делиться этим со всем светом.

Все осветительные панели были включены, и Эмилия прищурилась от искусственного солнечного света, пока Пьята закрывал дверь. Комната Пьяты походила на её собственную по размеру и обстановке, но он расцветил стены несколькими действующими экранами, на которых можно было наблюдать Дэзл в её лучшую пору, будто сквозь окно, выходящее прямо на улицу.

— Присаживайся. — Он кивком указал на кровать. Она неуклюже пристроилась на самом краю. Пьята прислонился спиной к своему рабочему столу и сложил руки на груди, насмешливо глядя на неё. — И давай поговорим. Поскольку, по слухам, я провожу сегодняшний вечер за просмотром хорошего видео. — Он кивнул в сторону одной из стен, на которой предстала картина замечательной улицы.

«Ты что, установил в комнате подслушивающую аппаратуру? Риск немалый. Если тебя поймают, то есть когда тебя поймают, то сразу же выгонят с Госпиталя, диплом объявят недействительным, и не оставят тебе ни единого способа легально зарабатывать на жизнь. Уходи отсюда. Тебе не следует даже говорить с ним».

Но у неё перед глазами всё ещё стояло это общественное уведомление.

— Говори, — сказала она, стараясь казаться менее заинтересованной, чем была на самом деле. — Ты единственный, кто так хорошо об этом осведомлён.

Пьята кивнул:

— Я старался следить за… Ну за всем, что могу делать или получать, что могло бы помочь сохранить баланс в отношениях с клерками и администраторами.

«Иными словами, ты взламывал базы данных в поисках чего-то такого, что могло бы тебе помочь ухватиться за то, что кто-либо из властей предержащих пожелает у тебя купить». Она подозревала, что Пьята постоянно ходил по краю и любил поиграть в пирата, но не думала, что это всё вправду.

«Оказывается, я недооценила тебя». На мгновение перед её внутренним взором возникло лицо истинного пирата — Капы, и его сходство с лицом Пьяты, притворяющегося пиратом, заставило её содрогнуться.

— И в ходе своих действий, — продолжал Пьята, — я обнаружил признаки того, что тюремным знатокам в их камеры требуются праведники.

— Признаки?

— Да. Ты же не думаешь на самом деле, что всё это сканирование, которым ты будешь заниматься, задумано только ради обнаружения контрабанды?

— Я считала, оно направлено на сбор данных.

Всё крутилось вокруг сбора данных. Каждый человек, каждое живое существо на Госпитале находилось под пристальным оком, которое следило за тем, чтобы не ускользнула ни одна, даже малейшая, крупица информации, ведь она могла оказаться ценной. Группа здоровых образцов из богатых и благополучных Солнечных миров. Разве допустимо упустить такую возможность? До неё дошли слухи о том, что маркетинговое крыло Госпиталя устанавливало Солнечный эталон в лечении заболеваний и поддержании здоровья.

«Чтобы создать эталон, необходимы исходные данные, отправная точка».

Но Пьята замотал головой:

— Они ищут что-то весьма специфическое. А когда найдут, им понадобится тело для анализа и репликации. — Он встретил её пристальный взгляд. — И мы полагаем, они более чем охотно вознаградят того, кто доставит им это тело.

Эмилия отпрянула:

— Ты же говоришь не о похищении праведника?

— А если я скажу тебе о том, что это происходит и уже не в первый раз?

— Ты в своём уме?! — воскликнула Эмилия. — Даже Кровавый род не рискнёт мучить праведника. В Солнечных мирах принято заниматься подобными делами лишь в отдалённых частях.

Пьята подался вперёд:

— Посмотри на меня, Эмилия. Ты думаешь, я сейчас разыгрываю тебя?

Она смотрела на него долго.

— Что конкретно требуется от меня?

— Я просто хочу знать, если ты найдёшь подходящие соответствия ряду признаков и то, какими они будут. Вот и всё.

— Что потом?

— Потом ты становишься частью команды. Все наши долги погашаются, и минус переходит в плюс.

«Переходит в плюс. Наличные вместо долга. Наличные — это свобода».

Но если поймают — всему конец. Даже этот разговор и мысли, роящиеся у неё в голове, были опасны.

— Пьята, моя семья вернулась туда. Я тешила себя надеждой, что сумею их выкупить.

— Ну вот, ты и предоставишь им свой позитивный баланс. — Он раскинул руки. — Мне-то что? Будет столько, что хватит на всех.

Она обхватила себя за плечи, ногти вонзались в ткань. Потребовалось колоссальное напряжение воли, чтобы подавить горячее желание, рождающееся в ней. Она могла начать зарабатывать. В конце концов, могла накопить денег. Ей не пришлось бы ползти к Капе или к Амеранду, не пришлось бы влезать в долги другого рода…

— Я не могу рисковать, — сказала она Пьяте.

— Вернись в свою комнату и взгляни на заявление о Раджандуре. Хорошенько посмотри, внимательно. — Пьята снова подался вперёд, а его голос упал до чарующего шёпота. — Им нужен праведник. Они просто не могут взять его сами. Праведники, знаешь ли, задержатся ненадолго. Возможно даже, вдруг соберутся и направятся обратно домой. И всё — они вне досягаемости. Если мы сделаем это, если обставим, как похищение с целью получить выкуп или как неудачное ограбление, тогда их руки чисты, а у нас будет самое ценное, что есть в нашей системе. Мы будем богаты, свободны, и определённо всё сложится великолепно.

— Но почему я?

— Потому что ты возглавляешь бригаду, которая будет заниматься сканированием, и окажешься в гуще событий, а твой дружок, он просто их нянька.

— Он мне не дружок.

«Но если я выберусь отсюда…»

Если бы она стала свободной и выбралась в эти миры, парящие в чёрном небе, то забрала бы его с собой. Они вместе могли быть свободны. Свободны быть вместе. И ей не пришлось бы быть ему благодарной или зависимой от него. Они искали бы друг друга, потому что хотели этого, а не потому, что приходилось это делать. Вот чего она хотела с Капой до того, как он исчез и бросил её одну в тяжёлом положении.

Свободна. Свободна в чёрных небесах.

Пьята пожал плечами:

— Он твой друг и нянчится с ними. Ты можешь приблизиться к ним гораздо больше, чем любой из нас. — Его ухмылка стала абсолютно беспощадной.

Эмилия присела, слыша звук собственного тяжёлого дыхания, чувствуя удары собственного сердца. Она слышала, что предлагал Пьята. Видела картину, которую он рисовал, и картина эта была прекрасна, особенно если добавить к ней кое-какие собственные детали.

Но Эмилия была дочерью Обливиона, и существовали правила, которые она усвоила навсегда. Бегая по тоннелям, она поняла, что самое лучшее — обладать тем, чего желает кто-то другой. Это даёт власть, и это — способ заставить его платить.

Но она также поняла, что самое худшее — обладать тем, что желает кто-то другой. За это могут убить.

Эмилия взглянула на Пьяту и увидела его в совершенно новом свете.

— Я в деле, — произнесла она.