Жестокие ангелы

Глава 7 ТЕРЕЗА

Как бы отчаянно вам ни хотелось приступить к выполнению своей миссии и ступить на какую-то неизведанную землю, это никогда не происходит быстро. А когда вы нуждаетесь в полном физическом обновлении, в создании совершенно нового облика, это занимает гораздо больше времени.

Что того хуже, восстановление формы утомительно. И болезненно.

Мне пришлось пережить непрерывный семидесятидвухчасовой сон под воздействием наркоза перед тем, как мне было позволено полностью пробудиться к моей новой физической сущности. Человеческому организму не доставляет удовольствия переустановка времени на его часах. Он протестует, и борется, и умоляет мозг о помощи. Им приходится днями, пока нано-частицы и доктора делают своё дело, держать вас в совершенно бессознательном состоянии или просто в оцепенении, когда всё видится словно в тумане. Но даже тогда, где-то в тайниках своего разума, вы осознаёте: то, что с вами происходит, неправильно.

Мне объяснили, что моё физическое состояние теперь соответствовало состоянию женщины ближе к сорока, но, когда я попыталась впервые подняться с кровати, чувство было такое, что я стремительно приближаюсь к порогу смерти. Клянусь, вены мои пылали. Роды? Ничто. Я бы скорее родила ещё три раза, чем согласилась снова испытать эту новую боль.

Курс психотерапии, направленный на то, чтобы привести к согласию мою сущность и моё новое тело, мало чем отличался от лекарственных процедур: он был длительным, болезненным и утомительным. Многочисленные врачи и инструкторы работали со мной и надо мной, пребывая в блаженном неведении, как близко они подошли к тому, чтобы нанести тяжёлый и невосполнимый вред моему телу. Но я думаю, это было делом привычки.

Дэвид так и не навестил меня. И не позвонил. Но я отодвинула этот факт на задний план и боролась изо всех сил за то, чтобы моё тело и разум снова заработали слаженно и дружно.

Я тоже ему не позвонила.

До того как я подверглась наркотическому воздействию, ко мне приходили Элли и Дэйл, очевидно принявшие решение сконцентрировать все усилия на стратегии насильственного вмешательства. Они часами спорили со мной. Они напомнили мне о том, что я совершала по отношению к ним, к их отцу и к себе. Они настаивали, что в моей физической форме никак нельзя бросать вызов грядущей войне. Сознавала ли я, что могла лишь всё испортить?

Я обратила их внимание на то, что у меня есть долг, и не только перед прошлым, но и перед будущим. Я делала это ради их безопасности и ради семей, которые они создадут. Я обратила их внимание на то, что взялась за это не по собственной инициативе, вовсе нет. Меня призвал долг.

Они ушли, такие серьёзные, взволнованные и ещё более убеждённые, чем я могла бы надеяться, отчего в моей душе возникло очень странное сложное чувство.

Джо конечно же пришла одна. Она дождалась того момента, когда основные лечебные процедуры завершились и я снова была на ногах. Она вошла в госпитальную палату и пристально оглядела меня, запоминая каждую деталь моего изменившегося облика. Потом развернулась на каблуках и вышла, не проронив ни слова.

Я съёжилась под одеялами и рыдала, зажав зубами подушку. Это продолжалось целых десять минут, пока не пришли медсёстры и не вытащили меня оттуда.

Хотя и постепенно, я всё-таки приспособилась к своему новому, омолодившемуся телу. Боль отступила, и я начала наслаждаться силой и энергией. Я не делалась более лёгкой, но теперь львиную долю тела составляла мышечная масса, поэтому я чувствовала себя более сильной и менее… старой. Я бегала по паркам на плоских крышах, навстречу бьющим в лицо ветрам с озера Мичиган, и иногда, на льду, подвергала риску мои новые лодыжки. Я пробиралась через хаос нижнего города, с трудом прокладывая путь в потоках людей просто так, без всякой цели, и однажды оказалась среди сражающейся в снежки большой группы школьников, которые в какой-то момент словно с цепи сорвались.

Куда бы я ни отправлялась, оживала память. Не какие-то важные моменты. Большинство мест, где я часто бывала, когда выполняла здесь задания, — бары, рестораны и клубы — давно уже прекратили своё существование. Ощущение было невероятным. Казалось, моим ногам хорошо знакомы дорожки. Волны запахов навевали приятную ностальгию. Даже городская атмосфера казалась уютно-знакомой.

Врачи говорили, что это побочный эффект перерождения организма. Моё тело было перенастроено на те времена, и физическое ощущение себя в том возрасте усиливало воспоминания об окружавших меня местах.

Я надеялась, что это правда. Потому что альтернативное утверждение мне не нравилось. Это означало, что Дэвид был прав и что-то, связанное с ним, спряталось внутри меня, погрузилось на дно старой жизни. Но мне было хорошо.

В помещении я играла в старую игру «Постановщики опытов», которая нравилась мне в двадцать — тридцать лет. А ещё я попробовала новые игры, которые порекомендовала Сири. Я ходила по лестницам, отказавшись от лифтов, и снова радовалась своему проворству.

Виджей и Сири регулярно навещали меня, и мы вместе отправлялись куда-нибудь пообедать или сидели в комнате, беседуя о былых временах и сплетничая.

Мы не говорили о личной жизни. Никогда. И за это я была благодарна. Я замечала игривые похлопывания рукой и удары, которыми они обменивались, чего не было раньше, и взгляды, наполненные тем, о чем они никогда не высказались бы вслух в моём присутствии. Я притворялась, что не понимаю. Они позволяли мне притворяться, и все мы были удовлетворены, по крайней мере в тот момент.

Но это вовсе не означает, что у нас была куча свободного времени. Долгие часы уходили на изучение и обсуждение рапортов различного формата, начиная с простого текста до тех, что приходилось считывать с сенсорных экранов с применением сложных систем искусственного интеллекта, включающих знания об узкой предметной области и способные предлагать пользователю разумные решения. Нам приходилось просматривать досье Сири на ключевые властные фигуры Дэзл, на которой нам предстояло базироваться. Среди них командир Фэйвор Баркли («Он хотел быть хорошим парнем, но слишком напуган»), а также мощный источник информации Натио Блум («Хозяин Дэзл; проводит много времени, пытаясь убедить всех, включая себя, что этот титул всё ещё имеет какое-то значение. Как-то грустно»). Затем надо было принять решения по персоналу, снаряжению, стратегии и материально-техническому обеспечению. Мне пришлось отшлифовать по крайней мере один из диалектов Эразмуса, который я знала. Сири, естественно, уже бегло говорила на сленге, самоуверенно, и даже более чем самодовольно.

В дополнение ко всему мне надо было уделять время тому, чтобы координировать операцию с Фондом содействия общему делу, выполнявшему в настоящее время миссию помощи Эразмусу. Когда я присутствовала на заседании правления, дала о себе знать старая душевная боль. Во времена кризиса Ридимера я входила в состав миссии помощи. И это самый распространённый способ внедрять стражей в чуждое окружение. Нельзя сказать, что оказание помощи преследует какие-то хитроумные цели, и людей, которые этим занимаются, нельзя обвинять в неискренности и сомневаться в том, что они преданно служат делу гуманизма. Они глубоко преданы своему делу. Они — наша щедрая рука.

На сей раз, как ни странно, я не получала прикрытия миссии помощи, даже формально не была с ними связана. Я отправлялась в своём собственном звании полевого командира с открытой и очевидной миссией: установить, что же на самом деле случилось с Бьянкой. Но насколько возможно мы стараемся сотрудничать с любой гуманитарной организацией на местах, когда отправляемся на задание. Они прекрасно знают местное общество и местные властные структуры. Это немаловажно, поскольку личному опыту Сири и Виджея практически два года и некоторые сведения явно устарели.

И естественно, тот факт, что я не находилась под прикрытием миссии СОД, не означал, что с ними никто не отправляется. Меня просто не проинформировали об этом официально.

Я была в неведении, пока не осталось всего шесть недель до намеченного отправления. Тогда Виджей внезапно перестал появляться на совещаниях и питался где-то вне нашего учреждения. Это было частью дела. Он и его люди должны были стать нашей связующей нитью с чёрным рынком, контрабандистами и пиратами. Я не могла знать, где он и как выглядит. Он должен был передавать рапорты Сири, а она — мне.

Я дала ей неделю на то, чтобы предаться хандре. Она, конечно, отрицала, что её мучает тоска. Но его отъезд заставил её страдать. Я старалась не представлять себе, как они прощались: как обнимали друг друга, смеялись и шутили. Сири наверняка пригрозила ему самыми разными и невозможными наказаниями на случай, если он не будет беречь себя. А он безжалостно насмехался над ней, пока она не наградила его одним из тех игривых шлепков, которые мне довелось лицезреть. Потом он схватил её за руку, а потом… а потом…

Я вовсе не имела ничего против того, что они были любовниками. Существовала большая разница между тем, что рисовало воображение в их отношении, и тем, как я сама восприняла отъезд Дэвида, перенести который было слишком тяжело.

Я снова обернулась лицом к миру и продолжила свой путь.

За три недели до нашего отъезда на пороге моего номера в отеле появилась Сири и попросила разрешения войти. Было поздно, но я не спала. Подключив очки к сети, просматривала нерегулярные отчёты об одной из поездок Бьянки на Фортресс, работая с экспертными системами. Я отключилась от сети, как только Сири опустилась на диван рядом со мной. Она потёрла ладони, что скорее служило знаком беспокойства, чем попыткой согреть руки после февральского холода. Я старалась не замечать её состояния, пока убирала очки в футляр, но где-то в глубинах сознания уже зазвучал предупредительный сигнал.

— Ну, что случилось? — как можно спокойнее спросила я.

— Я встречалась с Мисао по поводу Джеримайи.

— И что?

Сири работала с Джеримайей все прошедшие недели, доискиваясь до сути, вытягивая информацию, которой он — оно — всё ещё обладал, сопоставляя её с собственным опытом пребывания в Эразмусе. Я внимательно вчитывалась в рапорты, но от этих встреч старалась держаться подальше. Я не могла вынести необходимости своего присутствия в одном пространстве с Джеримайей, не говоря уже о том, до какой степени избегала приходов Сири с её собственным спутником, Шоном, призванным помочь проанализировать ситуацию, что протекало в виде допроса между двумя искусственно созданными существами. Каждый раз я настолько глубоко и остро ощущала потерю, что сердце обливалось кровью.

— Я думаю, его участие в миссии вместе с нами очень ценно.

Его. Джеримайи.

Усилием воли я усмирила свои эмоции и постаралась рассуждать исключительно с практической точки зрения — о материально-технической стороне, преимуществах и недостатках.

— Это значит, нам понадобится дополнительное оборудование, чтобы постоянно быть с ним на связи, безопасно принимать сообщения и переговариваться, особенно если учесть, что мы отправляемся туда с такой фрагментарной базой данных. Мисао санкционирует это?

— Нам бы не понадобилась дополнительная техника, если бы ты приняла его.

Я нахмурилась:

— Что?

— Если бы Джеримайю инсталлировали тебе.

Я уставилась на Сири. Я слышала, что она говорила, но на какое-то долгое, затянувшееся мгновение между её словами и моим восприятием возникла глухая стена. Медленно, по капле, понимание возвращалось ко мне. Она хотела, чтобы я несла Джеримайю с собой, в себе, как когда-то Дилана.

Она просила меня взять на себя спутника. Спутника Бьянки.

— Не могу поверить. — Мой голос дрогнул. Холод пронзил меня. — Даже если бы это было не настолько болезненно, не так неприлично и неуважительно и… Ради всего святого, о чём ты думала?

Очень мягко Сири ответила:

— О том, что Бьянка всё ещё могла быть жива.

Я смотрела на неё в упор до тех пор, пока не разболелась голова. А она сидела спокойная и собранная. Будто верила в то, что сказала. Будто это было возможно.

— Вы сошли с ума, полевой координатор? — сухо спросила я тихим голосом. Это было единственное объяснение, которое могло у меня родиться.

— Нет. — Сири явно была готова услышать от меня нечто подобное. Её глаза сияли от сделанного ею открытия. — Подумай об этом — о Джеримайе, о его состоянии, о том, как его нашли. — Сири подалась вперёд, барабаня кончиками пальцев друг о друга. — Его нашли повреждённым, неспособным даже сказать, как умерла его хозяйка, в теле, которое едва ли осталось прежним. Даже теперь он существует отдельно от самого себя.

— Я видела всё это. Я заставила себя смотреть. Мне надо было знать, где и как нашли Бьянку, если я должна была начать расследование её гибели. И сейчас вид её разлагающегося тела постоянно стоял перед моими глазами, и избавиться от этого зрелища, наверное, было невозможно.

— Если кто-то взял её в плен, если удалили систему связи со спутником и имплантат…

— Невозможно удалить всю систему. Ножи, и грязные окровавленные пальцы, и боль, боль до тех пор, пока я не потеряла сознание и не очнулась, чтобы почувствовать боль ещё более сильную. И эта дыра в моей голове…

— У них там есть госпиталь размером с небольшую планету. Они вполне могли провести хирургическую операцию. — Она сделала паузу. «Вместо бойни, — говорило её молчание. — Вместо того, что сделали с тобой». — Они взглянули, произвели замену данных в неорганических компонентах и вернули его обратно. Он уже и так достаточно травмирован. Любое несоответствие между его органическими и неорганическими узлами можно с лёгкостью отнести именно на этот счёт. — Плюс к этому, — продолжала она, собравшись с духом, — люди, которые проводили опознание и идентификацию тела, не совсем на нашей стороне.

— Её тело было возвращено сюда. — К этому времени я овладела собой настолько, что мой голос снова обрёл некоторую силу и в нём зазвучали скептические нотки. — Ты хочешь сказать, что у нас не умеют делать анализ ДНК?

— Факты можно сфальсифицировать…

— Подделать человеческое тело? Прекрасно узнаваемое и полностью идентифицированное человеческое тело?

Глаза Сири заблестели ещё ярче. Она была уверена, что я у неё в руках.

— Тело, находящееся в процессе разложения, возвращённые фрагменты? Госпиталь размером с планету, помнишь? Ты никогда не слышала о стволовых клетках? Знаешь про такие частички тебя, которые можно использовать, чтобы вырастить другие частички тебя?

Я сидела, кусая губы, а в голове вихрем проносились мысли. Чтобы я приняла спутника Бьянки? А как же Дилан? Дилан кричал, когда они отрезали нас друг от друга. Я кричала. Он погиб. Я погибла. Дыра была слишком глубокой, оставшейся во мне навсегда. Ничто не могло её заполнить. Я бы ни за что не обзавелась новым спутником, пытаясь перешагнуть эту пропасть внутри меня.

От мыслей у меня выворачивало все внутренности, и всё-таки… в этом что-то было. Я не хотела иметь спутника. Я не хотела снова столкнуться с этой зависимостью или с этой потерей. Но что, если бы я приняла спутника Бьянки? Того, кто был с ней там, того, кто знал все её секреты?

Эта мысль также отвращала меня, как и прельщала. Вернуть часть Бьянки. Могла ли я сопротивляться этому?

Если существовал хоть малейший шанс на то, что Бьянка жива, могла ли я отказаться?

«Нет. Проехали. Помни о том, что реально». Я глубоко вдохнула:

— Если ты так в этом уверена, Сири, почему не рассказала Мисао?

— Рассказала. Но, — впервые с тех пор, как вошла сюда, Сири не смотрела на меня, — он мне не поверил.

Волна облегчения захлестнула меня. Не оттого, что она сказала, а оттого, что замялась и водила ладонью взад-вперёд по диванной подушке, лежавшей возле неё, я поняла, что её мысль отвергнута, отвергнута категорически и всё это — всего лишь отчаянная попытка воскресить идею.

— Значит, тут ничего не поделаешь, — сказала я.

— Нет, — резко произнесла Сири. — Нет. Если бы ты хотя бы посмотрела…

— Нет.

— Послушай, Тереза…

Я покачала головой. Я была непреклонна и сурова.

— Невозможно, — сказала я. — Им бы пришлось подделать узел памяти, в котором сохранились её последние слова. Они бы узнали обо мне и о наших взаимоотношениях. Это нереально.

— Госпиталь размером с планету, — повторила Сири. — С чертовской репутацией делать невозможное за пределами, в колониях. Я знаю, потому что видела. Мы даже не представляем, на что они способны.

— Если ты считаешь, что Бьянка до сих пор жива, почему настаиваешь, чтобы я приняла Джеримайю? Почему ты не хочешь, чтобы он дожидался её здесь, в безопасности?

— Потому что тогда у нас будут его воспоминания, воспоминания Бьянки, с которых мы и начнём свою работу. Ты сотрудничала с ней дольше остальных. Тебе лучше удастся интерпретировать сохранившиеся фрагменты…

Я не могла вынести этого. Боль была слишком сильной.

— Почему, ради всех девяти миллиардов имён Бога, ты делаешь это, Сири?

Сири облизнула губы.

— Потому что она отослала меня и я уехала. Я не спросила, не подумала об этом. Я просто надулась и уехала, а её схватили и, возможно, резали по кусочкам, а может, и хуже, и меня там не было, чтобы это остановить.

Я кивнула:

— Я знаю, что ты чувствуешь.

— Тогда, по крайней мере, ты примешь это во внимание?

На мгновение меня озарила острая, как лезвие ножа, надежда. Потребовалось собрать все свои силы, чтобы прогнать её.

— Нет, Сири. Я не могу в это поверить. Не могу.

— Почему же?

Я сглотнула. Было не то время, чтобы лгать.

— Потому что, если в это поверю, прибуду туда, готовая всё сокрушить и разорвать всех голыми руками. За все остальные составляющие этой миссии я и гроша ломаного не дам.

Я выпрямила спину, и мой голос стал громким, обретя тот командный тон, которым я неосознанно отдавала приказы.

— Ты не должна этого больше обсуждать. Ни со мной, ни с Виджеем, ни с кем-либо другим. А если ты не сможешь сосредоточиться на своей реальной миссии, о чём и сказала прямо сейчас, то… ты понимаешь?..

Глубоко в глазах Сири вспыхнул гнев, но она всего лишь сказала:

— Ты не имеешь представления о том, как много она сделала для тебя.

— Имею.

— Нет, — грубо и жарко прошептала она. — Если бы ты знала, если бы ты действительно знала, то сделала бы всё, чтобы найти её.

Я была не в состоянии слушать это.

— Пойми меня правильно, Сири. — Я произносила каждое слово так отчётливо, с такой силой, на какую только была способна, поэтому смогла противостоять искушению, которому она подвергла меня. — Я ловлю тебя на том, что ты даёшь меньше ста десяти процентов успеху определённой нам миссии, ловлю на том, что ты делаешь хоть на крупицу больше, чем тебя уполномочили, и твоё время в стражах приходит к концу. Это горячая точка, и мы не можем тратить время впустую.

Я смотрела ей прямо в глаза и не отводила взгляда, ловя в них малейшие перемены, наблюдая, как всё ниже она опускает плечи.

И вот Сири распрямилась, хотя и сидя, давая понять, что до неё всё дошло.

— Да, мэм, — сказала она, а я кивнула, прямо как Мисао.

Мы поговорили ещё немного о том и о сём, детали подготовки к выполнению миссии растворились в пустой болтовне о новых компьютерных играх, которые она посоветовала опробовать, и о новом ресторане, в котором мы заказали еду вчерашним вечером. Сири ушла и больше ни разу не возвратилась к своей теории.

Но даже под опустившийся занавес я поняла, что она не отречётся от своей идеи всё то время, что уйдёт на выполнение нашего задания. Я сидела, обняв руками колени и пытаясь предать этот разговор забвению, утопить в глубинах памяти.

«Дэвид, ты был прав. Мы слишком долго живём. Мы служим слишком многим хозяевам, имеем слишком много семей. Думаем, что можем уйти от этого. Мы хотим, но не можем».

Я не могла поверить, что Бьянка жива.

Я не могла поверить в это в силу тех фактов, о которых я сказала Сири, но было кое-что ещё, и это значило, что я сделала для неё меньше, чем она для меня, и не знала, смогу ли жить с этим.

Мне надо было забыть слова Сири. Если я запомню их, то забуду всё остальное, возможно, даже свою клятву, возможно, даже первую заповедь, и тогда — помоги мне Бог, помоги Бог Эразмусу и, может, даже помоги Бог Солнечных миров.