Живая мишень

18

— О господи, — Алекс Хок услышал в наушниках слова Конгрива, — что это было?

Они столкнулись с сильным воздушным потоком, когда набирали высоту, и небольшой гидроплан взбрыкнул, словно игривая лошадка.

— Просто дорожная тряска, констебль, — усмехнулся Хок.

— Я не вижу никаких причин для тряски, — сказал Эмброуз, поглядев вниз на залив Пенобскот из окна по правому борту, — и не вижу там никаких дорог, хотя мне жутко хотелось бы, чтобы сейчас мы ехали по дороге!

— Да не о чем беспокоиться, старина, — сказал Алекс. — Просто турбулентность у земли сильнее, чем на высоте. Вот сейчас поднимемся повыше, и все будет в порядке.

— Хм.

— Во всяком случае, согласно моим картам, от штата Мэн до острова Нантукет не пролегает никаких автомобильных или железных дорог.

— Должно быть, очень забавно шутить и чувствовать от этого радость.

— Так и есть.

Известный детектив закрыл глаза и попытался откинуться назад на маленьком сиденье, сцепив руки на внушительном животе. Он был в пестром твидовом костюме-тройке; но, как всегда, выказывая полное безразличие к искусству портного, Эмброуз надел желто-белую полосатую рубашку от Томаса Пинка и старый розовато-зеленый мадрасский галстук-бабочку, который приобрел очень давно в магазине господина Трайминэма на улице Фронт-стрит на Бермудах. Все это акцентировалось белым шелковым шарфом.

Алекс Хок положил гидроплан на крыло, вырезая изящную дугу в куполе неба над темно-синими водами залива. Запланированная схема полета говорила, что сначала надо было подняться на высоту пять тысяч футов. Он повторно проверил компас и карты и взял курс на юго-восток к острову Нантукет. Солнце поднималось все выше над восточным горизонтом, посылая золотые стрелы лучей над акваторией темного залива и густыми лесами штата Мэн, лежащими под крылом серебристого самолета.

Конгрив проявлял обычное беспокойство в полете. Вчера вечером в баре гостиницы Дарк Харбор он выпил изрядное количество ирландского виски. С утра у него было похмелье, и он заявил Алексу за завтраком, что хотел бы, чтобы обратный полет к острову Нантукет прошел гладко.

Алекс знал Конгрива очень давно и понимал, этот человек никогда открыто не признается, что просто-напросто боится летать. Он просто маскировал свою нервозность и испытываемый в полете дискомфорт под чрезмерную раздражительность. Алекс давно понял, что беспокоило Эмброуза больше всего во время полета — ощущение полной потери контроля над происходящим.

— Что-то не очень мне нравится мчаться в пространстве запечатанным в эту алюминиевую трубу, — частенько любил он повторять.

— Я всего лишь хочу сказать, Алекс, — оправдывался Конгрив, все еще держа глаза закрытыми, — что ты спроектировал этот проклятый самолет самостоятельно. Я говорил это тебе и прежде. Я просто не понимаю, почему ты не догадался добавить в конструкцию еще хотя бы один двигатель.

— Я мог бы это сделать, констебль. Но в результате самолет стал бы гораздо хуже вести себя в воздухе.

— Что? — пробормотал Конгрив. Он наклонился вперед и посмотрел на Алекса. — Уж не хочешь ли ты сказать, что самолет с одним двигателем безопаснее, чем с двумя! Нелепое утверждение.

— Как раз это я и хочу сказать. Но крайней мере, про этот самолет, — улыбнулся Алекс. — Я знаю, это может казаться противоречащим здравому смыслу, но это правда… в некотором роде.

— Теперь я, конечно же, услышу одно из твоих беззаботных пояснений, не так ли? Уверен, если бы мы сейчас вошли в штопор и падали в море, я услышал бы самое полное научное объяснение смертоносной оплошности или сбоя механизмов еще до того, как рухнул вниз вместе с этой консервной банкой.

— Если мы даже потеряем единственный двигатель «Киттихока», констебль, — терпеливо пояснил Алекс, — то сможем просто парить в воздухе, до тех пор пока не обнаружим подходящее место для приземления. Самолет совершенно нормально реагирует на все средства управления.

— Просто смешно, — фыркнул Конгрив, забивая табаком стиснутую зубами трубку. — Если бы здесь был второй двигатель, то нам не пришлось бы, как ты выразился, «парить» вообще. Мы бы просто продолжали лететь на втором двигателе, пока не достигли бы места назначения.

— Совершенно верно, за исключением фактора вращающего момента, — сказал Алекс. — Самолеты с двумя двигателями на крыльях при отказе одного теряют мощность по одному борту, и сила вращающего момента, производимая оставшимся двигателем, норовит перевернуть самолет на бок. На самом деле это весьма рискованно. В результате таких отказов произошло много катастроф.

— Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?

— Конечно. Я просто подумал, что ты заинтересовался аэронавтикой…

— Фатальных неисправностей? Ради бога.

— У меня возникла идея, старина. Почему бы тебе не повести самолет?

— Что?

— Я вполне серьезно. Думаю, тебе понравится. Подожди, сейчас передам тебе управление. Теперь ты управляешь самолетом.

Алекс убрал руку с V-образного штурвала, расположенного между сиденьями.

— Теперь бери штурвал и говори: «принимаю управление на себя».

— Ты что, на самом деле свихнулся?

— Лучше возьмись за штурвал, констебль. Самолет будет лететь некоторое время сам по себе, но…

Эмброуз некоторое время боязливо смотрел на ручку управления, и наконец опустил на нее ладонь.

— Ты должен сказать «принимаю управление на себя», — настаивал Алекс. — Чтобы не вызывать замешательства у второго пилота.

— Ну ладно, беру управление на себя, — сказал Эмброуз и резко потянул ручку на себя. — Взлетаем дальше.

— Осторожно, следи за скоростью полета. Ты же не хочешь, чтобы самолет потерял скорость.

— А что будет, если мы потеряем скорость?

— Это значит, что мы начнем терять высоту, войдем в спиральный штопор, чрезмерная скорость падения оторвет крылья, и мы со свистом рухнем в океан. Если, конечно, ты не воспользуешься рулем, чтобы стабилизировать самолет и восстановить контроль над машиной. Тогда мы снова взмоем над этими прекрасными синими волнами и будем жить долго и счастливо.

— Что дальше? — спросил Конгрив, и Алекс подумал, что тому начинает нравиться вести самолет.

— Нужно приопустить носовую часть, пока самолет не потерял скорость.

— А! Значит, мне нужно только толкнуть эту штуковину вперед?

— Да. Только смотри все-таки полегче с этой штуковиной. Регулирующие механизмы тонко реагируют на каждое движение, достаточно лишь легкого контакта. Просто чуть-чуть опусти нос. Я немного сбавлю обороты… вот так… теперь просто замечательно. Теперь самолет идет устойчиво. Я пока отрегулирую рули высоты и элероны. Дай-ка на секунду штурвал. Поверни налево, нам надо лечь на левый борт, видишь? А я положу самолет ровно. И используй руль для изменения курса.

— Руль? Где, черт возьми, руль?

— Те педали под ногами, видишь? У меня такой же набор. Правая и левая педали руля. Я сам их отрегулирую. Ну вот, все в порядке. Сейчас изменим обороты, чтобы перейти на другую высоту. Смотри. Увеличивая скорость, мы поднимаемся. Снижая скорость — опускаемся. Этот самолет весьма прост в управлении. Им так же просто управлять, как качаться на доске.

— А ведь правда, — сказал Конгрив, широко улыбнувшись и управляя самолетом, словно игрушкой. — Я никогда не думал об этом.

Хок повернулся и пристально посмотрел на друга. В его глазах светилась теплая улыбка. Этот человек всегда умудрялся поражать других своими скрытыми способностями. Несмотря на некоторую чудаковатость и излишнюю чувствительность, он не имел предела храбрости и показывал хладнокровие в любых обстоятельствах. Словно Черчилль, Эмброуз мог идти под градом пуль и улыбаться при этом. Черт побери, Хок видел, как он делал это и делал не раз. Впоследствии он цитировал Уинстона, говоря:

— Ничто в жизни так не возбуждает, как то, когда в тебя стреляют и не попадают.

— Хорошо, капитан Конгрив, ваш второй пилот хочет немного вздремнуть, — сказал Хок. — Видишь линию горизонта? Просто держи курс и не меняй высоту. Запомни на всякий случай: левый и правый рычаги управляют элеронами. Следи за скоростью полета и датчиками оборотов. Тут и тут. Видишь?

— Да, да.

— На каких оборотах сейчас идет машина? — спросил Алекс, постучав по датчику. Конгрив наклонился вперед и искоса посмотрел на циферблат.

— Две тысячи оборотов в минуту?

— Точно. Вот ручка газа. Поддерживай текущие обороты. Вот компас. Наш курс, как ты видишь, один-два-тринадцать. Пытайся держаться его. Еще одна, заключительная подсказка для правильной навигации: смотри, чтобы Атлантика была всегда слева, и ты просто не сможешь пройти мимо намеченной цели. Ну ладно, я вздремну. Разбуди меня перед приземлением. Не думаю, что ты уже готов к тому, чтобы приземлиться самостоятельно.

— Ты серьезно? Будешь спать?

— Не стоит волноваться. В критической ситуации тебе поможет всплыть на поверхность твоя задница, она у тебя как поплавок. Ну ладно, спокойной ночи.

Хок откинулся назад и закрыл глаза, широко улыбаясь. Он должен был начать эти уроки давным-давно. Конгрив, несмотря на свою внешность, имел голову на плечах, ведь в конце концов он неспроста дослужился до высшего звания в Скотленд-ярде и…

В этот момент самолет немного наклонился и начал медленно опускаться по спирали.

— Алекс! — закричал Конгрив. — Я и пальцем ничего не тронул!

Хок сразу же поднялся на кресле, схватил штурвал и резко направил машину влево, чтобы выйти из спирали. Ручка управления почему-то слишком свободно двигалась в его руках. Да. Что-то определенно не в порядке с элеронами, шарнирными откидными створками на задней части крыльев, которые отвечали за выполнение крена.

— Неполадки с кабелем элерона, — сказал Алекс, свободно перемещая ручку управления влево и вправо. Затем он проверил элерон правого борта, перегнувшись через Эмброуза. Тоже не реагирует. — Черт, еле действует.

— Что я наделал?

— Ничего. Механические неполадки.

— Ага. Ну вот. Зверская удача.

— Держись за свою шляпу, констебль! — закричал он. — Пойду взгляну, в чем проблема.

Алекс быстро отстегнул ремень безопасности, встал с кресла и направился в хвостовой отсек. Кабели управления элеронами находились прямо под металлическими пластинами настила в хвосте. Только здесь была связь с элеронами. Все, что он должен был сделать, — это просто вырвать одну из пластин и посмотреть, какого дьявола…

О Господи всемогущий, эта секция кабеля почти полностью разошлась! Лишь несколько проводов оставались неповрежденными. Все говорило о том, что кабель кто-то разрезал, но не полностью, а так, чтобы они ничего не заметили. Слава богу, смертоносный подвох обнаружен вовремя. Теперь, если есть возможность сделать что-нибудь на скорую руку, они смогут только вернуться назад.

— Ну что, там все нормально? — закричал Эмброуз через плечо.

— Хотелось бы сказать тебе, что у нас будет мягкая посадка, но, боюсь, согрешу против истины. Старайся держать штурвал.

Кто-то хотел убить его. Кто-то, кто видел его с Паттерсоном в Дарк Харбор. Или кто-то, заранее знавший, что он прибудет туда. Если Паттерсон был прав, то это может быть только работа Гиены. Но кто его знает на самом деле — ведь в бесконечных списках Конгрива было столько подозреваемых!

Инструменты и бухты кабеля хранились в ящике, стоявшем неподалеку. Он взял их, когда самолет накренился почти критически.

— Эмброуз, — закричал он сквозь рев двигателя, — держи нос ровно! Не трогай элероны вообще, пока я пытаюсь соорудить здесь что-нибудь на скорую руку!

— Я могу сделать что-то еще? — отозвался Эмброуз. Он потянул штурвал, и самолет снова пошел вверх.

— Пытайся умилостивить судьбу, старина, и побыстрее.

— Но как?

— Пораскинь мозгами.

— Алекс, пожалуйста.

Хок схватил провод, кабель, отвертки и плоскогубцы и занялся элеронами. В тот момент последние провода кабеля лопнули с громким треском. Самолет резко накренился на правый борт.

— Вот черт, Алекс! — услышал он вопль Конгрива, в котором чувствовалась нескрываемая паника. — Мы падаем? — Конгрив обернулся. Его лицо было смертельно бледным. Он машинально потянул штурвал на себя, держа его мертвой хваткой. Нос «Киттихока» резко взмыл вверх, и Алекс покатился вниз по хвостовому отсеку.

Небольшой самолет задрожал и остановился. Внезапная потеря скорости едва не бросила машину в штопор. Все увеличивающийся угол падения по спирали означал, что самолет был в двух шагах от полной потери управления. В любую секунду резкий встречный поток воздуха мог оторвать крылья от фюзеляжа. Не имея времени вернуться в кабину и взяться за штурвал, Алекс понял, что сам Конгрив должен будет исправить положение.

— Эмброуз! — закричал он, стараясь сохранять как можно больше спокойствия в голосе, учитывая складывающуюся ситуацию. — Наклони штурвал резко вперед! Нам нужно нырнуть носом вниз, чтобы снова набрать скорость! Направь нос вниз! Вот так, нормально! Теперь те две педали под твоими ногами! Рули! Сейчас же наступи на левую педаль изо всех сил! Делай, что говорю, черт тебя дери!

— Да, да! — кричал Эмброуз, и Алекс увидел, что он наклоняется вперед и влево, резко толкая штурвал и втапливая левую педаль руля.

Алекс наполовину бежал, наполовину кувыркался по направлению к кабине, когда самолет вошел в штопор. Теперь только левый руль может их спасти. Он вскочил на свое сиденье, пораженный тем, как быстро они мчались вниз. Само синее море, казалось, несется им навстречу. При такой скорости у них оставалось не больше тридцати секунд.

— Беру управление на себя, — сказал он Эмброузу, держа руку на штурвале, а левую ногу на педали руля с его стороны. Самолет ответил на полный разворот левого руля и вращение замедлилось, но у них уже не оставалось времени, и Алекс не видел в окно ничего, кроме воды.

— О боже, нам крышка, — сказал Конгрив, закрывая глаза.

— Нет… еще не крышка.

Играя педалями руля, как пианист управляется с регистрами, Хок остановил вращение, выровнял крылья и, черт возьми, у него еще было в запасе добрых пятьсот футов воздушного пространства, до того как они шлепнутся в воду на скорости сто узлов в час и разорвутся на мелкие кусочки.

— О-оп! — услышал Конгрив, уже приготовившись к неминуемой гибели.

Хок отпустил штурвал одним плавным движением. Нос поднялся, понтоны заскользили по верхушкам волн залива Нантукет, и Киттихок еще раз взмыл в небо.

— Можешь открыть глаза, констебль, — сказал Алекс Хок, с улыбкой глядя на полумертвого друга. — Похоже, мы снова ускользнули от смерти.