Живая мишень

8

Деирдр Слейд выглянула в окно спальни, услышав приближающийся шум двигателя. Был слишком сильный туман, чтобы что-нибудь разглядеть, даже учитывая сильный свет прожекторов на скалах и на конце пристани. Но она различила по звуку работающего мотора лодку для ловли омаров, принадлежащую Амосу Маккалло. Вот выдумал — везти внучку ночью на таком корыте. «Наверное, у него не все дома», — подумала Деирдр. Но ей-богу, Амос Маккалло все еще обладал хорошими старомодными манерами янки.

Она посмотрела на маленькие алмазные часики и помчалась к шкафу. Уже почти семь. Она опоздает, если не уедет с острова в семь тридцать или около того. В приглашении говорилось, что нужно прибыть ровно в восемь, а на такой старой посудине, как эта, путь к пристани яхт-клуба Дарк Харбор займет как минимум двадцать минут. В туманную ночь дорога может запросто занять и полчаса.

Старожилы все еще серьезно относились к приглашениям в этом районе штата Мэн. Появись чуть позже, или немного подвыпившим, или, что хуже всего, не появись вовсе, — и ты непременно станешь объектом всеобщего осуждения в клубе Бич-Клаб на следующее утро. Деирдр за проведенные здесь годы была повинна во всех трех нарушениях.

Слава богу, Амос вовремя привез внучку Милли, приходящую няню. Чарли и Лора, пяти и шести лет, уже поужинали макаронами с сыром и переоделись в пижамы. Деирдр и двое ее детей неплохо проводили время здесь, на Сосновом Острове, будучи единственными обитателями большого старого дома на скалах, который ее родители купили в 50-х. Это был дом, в котором она выросла, и она обожала каждый его заплесневелый уголок, каждую трещинку.

Деирдр добавила немного блеска к своей помаде и отошла, чтобы посмотреть на себя в зеркало во весь рост. Черное платье от Шанель. Белый жемчуг. Черные атласные чулки. Довольно неплохо для стареющей малышки, подумала она, тряхнув светлыми волосами до плеч. И уж точно неплохо для обеда среди участников исторического общества в богом забытом яхт-клубе Дарк Харбор в штате Мэн.

Она пригубила стакан «Шардоне», стоявший на зеркальной крышке туалетного столика.

Боже, как она ненавидела такие сборища! Особенно когда ей приходилось бывать там без мужа. Однако довольно забавно было привезти сюда детей на пару недель. Сейчас в их школе в Мадриде были весенние каникулы. Эван, конечно, тоже должен был приехать сюда. Но в последнюю минуту у него появились какие-то важные дела. Он обещал присоединиться к ним, если вдруг раньше срока освободится от проведения каких-то там срочных переговоров на Ближнем Востоке, в Бахрейне, которые начались несколько дней назад. Она не могла дождаться этого момента. Для дипломатов наступили суровые времена, а Эван относился к работе очень серьезно. Он явно был чем-то сильно взволнован, когда они разговаривали по телефону сегодня вечером. Что-то беспокоило его.

Что-то неприятное происходило в солнечном Мадриде.

Он не хотел, скорее даже не мог заводить разговор об этом. Что он там сказал ей, когда они прощались в здании мадридского аэропорта Барайас? «Смотри в оба, дорогая. Пока что дела обстоят не лучшим образом».

Она ожидала услышать больше, но прочитала в его глазах — продолжения не последует. За эти годы она научилась не спрашивать ни о чем — у них был счастливый брак.

Она положила трубку на рычаг и, сидя на стуле у кровати, пристально вглядывалась в клубящийся за окном туман.

— Пусть с ним все будет в порядке, — прошептала она, будто кто-то невидимый слушал ее. — Пусть с ним все будет в порядке.

— Привет, Амос, — сказала Деирдр, спускаясь по лестнице. Сначала она увидела только его желтые резиновые сапоги и грязные штанины дождевого комбинезона, но узнала его по походке. Широкая поступь старика, который провел годы на скользкой палубе вечно раскачивающейся рыбацкой лодки.

— Миллисент, и тебе привет, — продолжила Деирдр. — Как это здорово, что ты…

Это была не Миллисент.

— Здравствуйте, — сказала девушка, подходя к ней. В руках у нее был газетный сверток с букетом цветов. — Вы — госпожа Слейд. Я — Сири. Школьная приятельница Милли. Этот букет для вас.

Деирдр, приняв цветы, пожала протянутую руку девушки.

— Спасибо, они прекрасны. Ирисы! Одни из моих любимых цветов. Извините, а как ваша фамилия?

— Аджелис. Сири Аджелис. Милли не смогла сегодня прийти. У нее разболелся живот, и она так расстроилась, что в последнюю минуту все придется отложить. Ну, я и сказала — почему бы нет, я могу пойти сегодня вместо тебя. Я надеюсь, вы ничего не имеете против.

— Она обычно звонит, если возникают проблемы, — сказала Деирдр, глядя теперь на Амоса. — С Милли все в порядке, Амос?

— О, она пробовала дозвониться, — настойчиво продолжала Сири. — Извините, госпожа Слейд, но ваша линия была занята, а времени у нас оставалось совсем немного, поэтому мы с мистером Маккалло сели в лодку и поехали на остров, чтобы не опоздать.

— Очень любезно с вашей стороны, Сири, — сказала Деирдр, что вы решились выручить меня. — Однако странно. Я никогда не слышала, чтобы Милли упоминала ваше имя. Вы давно живете в Дарк Харборе?

— Нет, совсем недавно, госпожа Слейд. Моя семья переехала сюда из Нью-Йорка полгода назад. Но мы с Милли учимся в одном классе и — ну, как бы — очень быстро стали задушевными друзьями, ну, вы понимаете.

Деирдр смотрела на Амоса, который мял в руках свою широкополую шляпу. Он выглядел замерзшим и промокшим в старой фланелевой рубашке и грязном дождевом комбинезоне.

— Амос, ты, кажется, продрог до костей. Пойдем-ка на кухню, налью тебе чего-нибудь горячительного. Чтобы немного согрелся. Сири, дети сейчас наверху, в детской. Они уже поужинали и помылись. Можно почитать им что-нибудь, но не больше часа. Я сейчас читаю им «Черную красотку», им очень нравится. Книжка лежит на комоде. Может быть, принести тебе чего-нибудь, Сири? Воды? Кока-колы?

— Нет, спасибо, госпожа Слейд. Я лучше поднимусь наверх и познакомлюсь с детьми. Их зовут Лэрри и Карла, правильно?

— Чарльз и Лора.

— Ах, точно. Извините. Запамятовала. Милли ведь говорила мне, что их зовут Чарли и Лора. А сколько вы платите? Пять долларов в час или это слишком много?

— Вообще-то я плачу Милли четыре.

— Четыре меня вполне устроит. Просто я не знала, сколько вы платите.

— Ничего. Иди наверх и поздоровайся с ними. А я зайду попрощаться с детьми перед отъездом.

— Амос, — сказала Деирдр на кухне, налив старику полную рюмку, — как хорошо ты знаешь эту девочку?

Она налила глоток и для себя, несмотря на то, что уже выпила два бокала «Шардоне». Она все еще не могла отделаться от нервозности, навеянной голосом Эвана, когда они говорили по телефону.

— Знаю ее довольно хорошо.

— Откуда?

— Что откуда?

— Ну откуда? Как ты узнал ее?

— Ну, знаешь… Постоянно бывает у нас дома. В комнате Милли. Слушают вместе этого чертового Эминема.

— Ты встречал ее родителей?

— Да.

— Хорошие люди?

— Кажется, да.

— Чем занимается ее отец?

— Какой-то механик.

— А-а. Какой механик?

— Скорее всего авиамеханик. Работает в аэропорту.

— А мать?

— Медсестра. В педиатрии.

— О боже. Я скажу тебе вот что, Амос. Все мы в этом мире становимся немного параноиками. Я уверена, она хорошая девочка уже потому, что она подруга твоей прекрасной внучки. Пожалуйста, передай Милли, я все понимаю и надеюсь, что утром она будет чувствовать себя лучше. Ну хорошо. Пей до дна, любезный друг. Я полагаю, мне уже хватит.

— Сегодня туман словно вата, Ди-Ди, — сказал Амос, осушая рюмку виски. — Как женщина поплывет одна в такой лодчонке, как у тебя? Там же ни навигации, ни черта. В тумане заблудиться — раз плюнуть. Да. Помнишь, что случилось с этим мальчиком, Кеннеди, несколько лет назад? Там, у Вайн-Ярда? Он ведь тоже плыл в тумане. Мне кажется, бедняга исчерпал тогда весь свой опыт и удачу одновременно.

— Я пересекала эту бухту по два раза в день начиная с шести лет, Амос, и ты это знаешь прекрасно. Надо просто услышать звон колокола с буя, и от него уже держать вправо. Яхт-клуб от него прямо по курсу. Я могу приплыть туда с закрытыми глазами.

Она нашла Сири на полу рядом с детьми. Девушка вслух читала им «Черную красотку». Свет от крутящегося абажура лампы Лоры бросал на стены блики в форме темных скачущих лошадей.

— Мама, — сказала Лора, радостно улыбнувшись. — Нам так нравится Сири! Она такая забавная! Она не говорит на испанском языке, но зато говорит на каком-то другом забавном языке!

— Я рада, что она вам понравилась, дорогие мои. А значит, вы будете слушаться ее, когда она скажет вам, что надо идти в кроватку, правильно?

Деирдр поцеловала обоих на прощание и сказала Сири:

— Я вернусь домой к полуночи. Ты уже знаешь правила, я уверена. Никаких сигарет, никакой выпивки, никаких мальчиков. Хорошо?

— Да, госпожа Слейд, — сказала Сири, улыбнувшись. — Я знаю правила. Ничего, если я посмотрю телевизор, после того как они уснут?

— К сожалению, у нас нет здесь телевизора, Сири. Но в библиотеке внизу есть много хороших книг.

Она видела, что Амос все еще на пристани. Он все-таки настаивал, чтобы она поплыла к клубу следом за его лодкой. По крайней мере туда, потому что его дом по пути.

— Спасибо, Амос, — ответила она, заходя на борт своей лодки. — Непременно скажи Милли, что я надеюсь на ее скорейшее выздоровление.

— Да, самому не верится, что она заболела от каких-то там бактерий. У моей девочки всегда был стальной желудок. Ни разу в жизни не болела, по крайней мере не могу вспомнить такой день.

— Мне нужно быть дома к полуночи, и если хочешь, можешь тогда забрать с собой и няню, Амос.

— Непременно. Ну ладно, тогда увидимся позже, дорогая моя.

Она последовала за ореолом белого света на лодке Амоса, пронизывающим туман, вокруг старого буя номер девять, который мрачно позванивал своим колоколом, и пятнадцать минут спустя уже пришвартовалась у пристани клуба. Восемь ровно. Она сняла с плеч грязный желтый дождевой плащ, отряхнув его от бусин воды, и бросила на дно лодки. Ее волосы были влажными и спутанными, но какая разница, черт возьми. Это же не какой-нибудь великосветский прием у посла, где нужно…

— Деирдр, дорогая, — послышался из тумана пропитанный бурбоном мужской голос. — Я вышел покурить и сразу заметил дым с твоего парохода.

— О, привет, Грэм. Как я рада видеть тебя здесь.

— Ну, Мишель поехала с детьми в Нью-Йорк, чтобы сделать кое-какие покупки ко дню рождения или что-то вроде этого, и я боюсь, что меня усадят рядом с тобой. Стол номер девять. Как и прежде, пара одиноких сердец.

— Нет, Грэм. Ты, может быть, и считаешь себя холостяком, а я — женщина, которая счастлива в браке. Может, найдешь кого-нибудь и закажешь мне виски?

— Конечно, моя дорогая. Немного холодновато для начала июня, тебе не кажется?

Она не смогла сдержать улыбки. Ей нравились американцы, которые жили в Лондоне несколько лет и возвращались домой с сильным британским акцентом. Еще она знала наверняка, что он обязательно будет приглашать ее «прогуляться до его дома и опрокинуть еще по рюмашечке». Грэм отворил входную дверь, пропуская ее вперед, и она подождала, пока он скажет:

— Только после тебя, дорогая.

Грэм был одной из «причальных крыс» клуба. Такие, как он, никогда не садились в свою лодку, никогда не решались плыть вдоль скалистого побережья штата Мэн. Нет, они только сидели на своих стульях и выпивали, дожидаясь наступления солнечных дней. Он был невыносим, елеен, можно сказать, но выглядел вполне сносно в галстуке-бабочке, и она позволила себе немного побеседовать с ним, сидя за столом с плохими закусками. Бессмысленная болтовня о детях и планах на лето.

Она проходила через все это тысячи раз — общие темы, скучные подробности, улыбки и кивки в нужные моменты; даже во сне она могла найти одну из этих барных стоек с коктейлями.

Когда они наконец-то сели, Грэм оказался справа от нее. Он продолжал наполнять бокалы, пытаясь напоить ее, и через некоторое время она утомленным жестом остановила его руку. Вино служило лишь способом непринужденно парить в этой атмосфере, а также придумывать очередные глупые реплики.

Фэй Джилкрист, сидящая через два стула слева, говорила что-то о детях, отправленных в тот день из школы домой. О высокой температуре. Что-то о прививках от гриппа.

— Фэй, извини, что прерываю, — сказала Деирдр. — Что ты там говорила о детях, которых отправили домой?

— Знаешь, дорогая Ди-Ди, это какой-то кошмар. У детей поднялась температура и разболелись животы. У одного ребенка начались конвульсии, и сейчас он находится в критическом состоянии.

— Боже… что такое с ними случилось? — спросила Деирдр. — Что-то не то съели во время ланча в столовой?

— О нет, дорогая. Это случилось утром. Медсестра в спортзале делала им какие-то прививки от гриппа. Когда детям стало плохо, кто-то вызвал скорую. Как я слышала, эта медсестра даже не значилась ни в каких записях. И, ну, в общем, сейчас выясняется, что за медсестра такая. Разве не ужасно? Только представь, наши дети…

— Извините, — сказала Деирдр, опрокинув большой бокал красного вина, вставая из-за стола. — Извините, мне что-то нехорошо, мне пора идти, очень жаль… Поймите меня правильно…

Не чуя под собой ног, она каким-то образом умудрилась пройти сквозь переполненный зал. Все в зале улыбались и говорили ей «Добрый вечер, госпожа Слейд». Она добралась до телефона-автомата в кладовой, захлопнула за собой дверь и открыла сумочку. Сотовая связь была недоступна в клубе, но она сумела найти на дне сумки две монеты по четверть доллара и опустила их в прорезь.

— Здравствуйте, это дом Слейд.

— Сири, это миссис Слейд.

— А, здравствуйте! Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего. Я только… только звоню, чтобы проверить… чтобы проверить…

— Госпожа Слейд?

— Проверить, как там дети. С ними все в порядке?

— О да. Спят, как два маленьких ангелочка.

— Как два ангелочка, — повторила Деирдр и собралась было повесить трубку.

— А ваш муж вернется с вами, госпожа Слейд?

— Мой муж? Почему ты…

Она вырвалась на улицу, миновав раздвижные двери, и глубоко вздохнула, чтобы сердце немного успокоилось. Снаружи стало холоднее, и клубящийся вокруг туман словно вырвал ее из оцепенения, помогая восстановить цепь событий.

Линия была занята… Стальной желудок… Никогда в жизни не болела… Медсестра в педиатрии… Сейчас выясняется, что это была за медсестра…

Она посмотрела на Фэй Джилкрист, подносящую ко рту вилку с салатом, и тогда ей вдруг стало ясно, что Сири лгала. Внутри у нее все похолодело.

Нет, Сири, линия определенно не была занята.

К дому через бухту было подведено две телефонные линии. Старая оставалась еще с тех времен, когда она была девочкой. А потом еще одну линию провел Эван. Если звонили по второй линии, то это означало, что звонит кто-то из близких или хорошо знакомых людей, которые знали номер. Это была единственная линия, на которую Эван выходил из Мадрида или Вашингтона, потому что знал — она непременно возьмет трубку. И именно по этой линии они разговаривали сегодня. А последний вызов по старой линии был в три часа дня, когда ее сестра звонила из Сан-Обиспо.

Линия была занята. Извините, госпожа Слейд.

Она запрыгнула на борт лодки и дернула за трос стартера. Слава богу, мотор завелся с первого раза. На пристани показался Грэм, держащий в руке бокал; он пытался привлечь ее внимание какой-то забавной историей о ночном колпаке, и в этот момент она отвязала канаты и прибавила оборотов, мчась на полной скорости уже примерно в двадцати ярдах от берега.

Ваш муж вернется с вами, госпожа Слейд?

Туман был еще сильнее, но она все равно не сбавляла газ, отчаянно вслушиваясь в темноту, чтобы определить местонахождение буя номер девять. Сердце снова колотилось, она чувствовала, как пот стекает ручьем между грудей, а туман обволакивает плечи, будто холодный, влажный плащ. Кровь билась в ушах так громко, что она едва не проскочила буй. Там. Приглушенный звон. Она дождалась момента, когда окончательно убедилась в том, что находится на траверзе бакена, а затем резко переложила лодку на правый борт. Попыталась пройти совсем рядом с буем, чтобы выиграть время.

Но буй оказался слишком близко. Корпус небольшой лодки задрожал, когда она ударилась бортом и отскочила от большого бакена. Женщину отбросило вперед, на дно лодки; двигатель забормотал и заглох. Плечо горело от боли, но она поднялась, цепляясь за скамью, и снова дернула трос. Вот черт! Она безуспешно дернула трос два раза, но в третий раз мотор все-таки завелся. Она все еще проклинала себя за то, что не угадала расположение бакена, и в этот момент разглядела на скалах впереди мутные желтые огни большого дома.

Она бежала по извивающейся тропке вдоль скал, приближаясь к дому. Все огни горели, и снаружи все выглядело вполне нормально, слава богу. Тем не менее она сняла туфли, поднимаясь по широким ступеням веранды. Входная дверь, должно быть, открыта. Нет смысла запираться, когда живешь на острове. Именно по этой причине люди и живут на островах.

Она отворила дверь и ступила в холл. Все огни наверху потушены. В камине библиотеки горели дрова. Она слышала их треск, видела колеблющиеся желтые блики огня сквозь щель под дверью. Одна створка двойной двери из красного дерева была приоткрыта. Она быстро подбежала и открыла ее.

Сири была на полу. Сидела по-турецки на подушке, глядя в ревущий огонь; свет от огня освещал ее длинные темные волосы и плечи. Она даже не обернулась на звук открываемой двери.

— Сири?

Ответа не последовало.

— Сири! — закричала она на этот раз так сильно, что мог проснуться и мертвый.

— Мое имя не Сири, — произнесла девушка бесчувственным монотонным голосом. Она все еще не оборачивалась. — Меня зовут Ирис, как те цветы, что я принесла вам. Сири — это Ирис наоборот.

— Посмотри на меня, кем бы ты ни была, черт бы тебя побрал! — Деирдр хотела нащупать выключатель на стене, чтобы зажечь большую хрустальную люстру, но рука так ужасно тряслась, что она не могла найти его. — Я сказала, посмотри на меня!

Сири, или Ирис, ей было почти все равно — повернулась; на темном лице белела довольная улыбка. Ее лицо и вся верхняя часть тела выглядели как-то странно. Она казалась чернокожей… в этот момент пальцы женщины наконец нащупали выключатель, и она щелкнула им; черный цвет на лице девушки, оказалось, был лишь обманом зрения, это пламя в камине делало его черным. На самом деле это был ярко-красный цвет. Ее кисти и обе руки до плеч тоже были красными.

— О боже, что тут происходит?

Деирдр отшатнулась назад, к двери. Ирис медленно встала и начала приближаться к ней. Одна рука начала подниматься, и Деирдр ожидала увидеть в ней нож. Но это был не нож. Нет, это была… это была видеокамера! Дьявольский красный глаз! Он смотрел на нее и…

— Убирайся от меня! Оставь меня в покое! Я должна подняться наверх, к детям! — Деирдр подошла к дверному проему, споткнувшись о порог.

— На вашем месте я не стала бы подниматься туда, госпожа Слейд. Очень плохая мысль, — услышала она за спиной слова Ирис.

Несчастная женщина просто обезумела от страха. Она взвилась вверх по лестнице.

— О господи! О, нет! Что с моими…

Но она не успела добежать до верхней ступени. Последние слова, которые она услышала перед смертью, прозвучали обрывком чьей-то фразы:

— …как два маленьких ангелочка, я же говорила вам, госпожа Слейд.

Начальник отдела полиции Дарк Харбор Эллен Эйнсли и ее юный заместитель Никос Савалас нашли госпожу Слейд на следующее утро на главной лестнице, погибшей от многочисленных колотых ранений. Труп был осыпан синими цветами с длинным стеблем. Офицер Эйнсли наклонилась и пристально вгляделась в лицо жертвы, а затем осмотрела ручку большого кухонного ножа с запекшейся на ней кровью, которая торчала из-под правой лопатки мертвой женщины.

— Это Ди-Ди Слейд, все верно.

— С ней, кажется, были и двое детей? — сказал ее заместитель, Савалас, тоже наклонившись над трупом.

— Да, с ней были дети, — ответила Эллен. — Пойдем, посмотрим, что с ними.

— Ее муж, кажется, большая птица и работает в Вашингтоне, верно? — спросил Савалас. — Он то ли сенатор, то ли что-то в этом роде.

— Он посол в Испании, — сказала Эллен, глядя на молодого заместителя, парня с детским лицом и густыми черными усами. Он и трех месяцев еще не проработал в полиции, и, конечно же, не видел ничего, даже отдаленно напоминающего такие ужасные сцены, одна из которых сейчас разворачивается перед ними.

— Ну что ж, пойдем наверх, — сказала она, аккуратно переступив через тело госпожи Слейд и поднимаясь по лестнице на второй этаж, хотя этого ей хотелось меньше всего в жизни.