3 недели спустя после дуэлей
Лорд Клеменс скривился от запаха пота и испражнений. Уже не в первый раз задался вопросом, как стража умудряется работать в таком ужасном месте. Его красно-чёрный камзол, расшитый золотом, слишком выделялся в таком окружении. Хотя бы духи на его одежде немного разгоняли окружающий смрад.
Как и всегда, его встретил Ринар. Толстый стражник в блестящих латах, в которых отражалось пламя многочисленных факелов, замер в поклоне.
— Лорд Клеменс, для меня большая честь вновь приветствовать вас, — заявил он заискивающим голосом.
«Честь, как же, — подумал лорд. — Да тебя просто радуют мои деньги».
Насколько он знал, Ринар за эти три года уже успел построить себе приличный домик прямо в Эсте. Почему-то никого не интересовало, откуда у обычного тюремного стража столько денег.
«Плевать, главное, что деньги идут на благое дело».
Лорд Клеменс достал из кармана небольшой мешочек, звякнувший монетами.
— Начальства нет? — спросил он напряжённо.
— Нет, милорд, — Ринар уже поднялся и жадно смотрел на мешочек. — Всё как всегда, можете без опаски надевать ваш доспех.
Мешочек полетел в руки радостного стражника. Сам же лорд уже входил в свой Живой доспех по прозвищу «Жидкий». Его вид полностью соответствовал прозвищу. Серебряный метал брони постоянно находился в движении, перетекая с места на место. Казалось, что его доспех никогда не выглядит одинаково.
— Проследи, чтобы никто не спускался на нижний уровень, — его голос в доспехе звучал приглушённо, будто из-под толщи воды.
— Да, милорд! — Ринар даже ударил кулаком в нагрудник.
Этот диалог они повторяли каждую неделю практически без изменений.
«Ну и пусть, — подумал лорд Клеменс, спускаясь по узкой каменной лестнице. В любом другом Живом доспехе это было бы делать проблематично. Однако его «Жидкий» без проблем менял свою форму, подстраиваясь под окружающую обстановку. — Никто не должен знать, чем я здесь занимаюсь».
Чем ниже он спускался, тем меньше становилось факелов в коридорах. На уровне тяжких преступников, вроде убийц и политзаключённых, в коридоре горело всего пару огней. Он же спустился ещё ниже.
Несколько пролётов спустя он оказался в тесной комнатушке, освещённой всего одним факелом. Ринар постоянно жаловался, что перед приходом лорда приходится спускаться вниз и зажигать его. В комнатушке было всего три плотные двери, не пропускавшие ни света, ни свежего воздуха. Если, конечно, можно считать здешнюю вонь свежим воздухом.
Лорд Клеменс вознёс молитву Ушедшим за то, что Живые доспехи никогда не пропускали внутрь окружающие запахи.
Этот уровень был предназначен для самых опасных врагов королевства. Для тех, чьи злодеяния были столь страшны, что они не заслуживали смерти. Лишь вечного гниения в этих стенах.
— Клемми, это ты? — раздался ненавистный хриплый голос из правой камеры. — Заходи скорее, я уже соскучился!
Зубы сжались так сильно, что заскрипели. Лорд Клеменс одёрнул себя.
«Не позволяй ему вывести тебя из равновесия».
— Я же знаю, что это ты, — сквозь хрип в голосе сквозило веселье. — Или, наконец, уже позабыл о своей сестрёнке? Как её там звали? Карла? Нет. Крепетта? А такое имя есть? Откуда я вообще его взял?
— Её звали Криста, ты, животное!
Лорд и не заметил, как оказался в камере. Как и не заметил разломанной в щепки двери за собой. Его кулак пробил очередную дыру возле головы этой твари. Самого же Бароса Вестериуса он поднял за лохмотья, чтобы заглянуть ему в глаза.
Эти безумные глаза были наполнены весельем.
— Точно, и как я мог запамятовать? — он ударил себя по лбу рукой в звякнувших кандалах. — Надеюсь, ты принёс ей цветочки на могилку, как я просил?
Во рту лорда пересохло. В ушах грохотало. Всё поле зрения сузилось в одну точку, в которой был он. Истощённый мужчина, покрытый грязью, кровью и нечистотами. Его длинные волосы и борода спутались в грязные космы. Но в глазах всё так же сияло это ненавистное безумное веселье.
Лорд Клеменс мог убить его в любой момент.
«Нет, нельзя, — вновь одёрнул он себя. — Сначала я должен его сломить».
Узник упал на дно камеры. Наверняка оно полностью состояло из его дерьма и мочи. Лорд дополнительно платил, чтобы здесь никогда не убирались. Он схватил Бароса за руку и поднёс к ней свой палец. Факел так и остался в коридоре, но даже отблесков его света хватало доспеху, чтобы чётко видеть обкусанные длинные ногти узника.
Металл на пальце лорда пришёл в движение, складываясь в невероятно тонкую иглу. Она погрузилась под первый ноготь.
— О, да-да-да, поглубже, пожалуйста, — засопел Барос. — Ты не представляешь, как там всё чешется.
От иглы отделились ещё несколько отростков, устремившихся к остальным ногтям.
— М-м, ты хорош, как и всегда, — на его лице и правда появилось подобие удовольствия. — Знаешь, где у меня ещё всё чешется? Там ведь больше никто не чесал после твоей сестрёнки.
Широкое лезвие пронзило грудь Бароса. Вошло ровно между рёбер.
Барос влажно закашлялся. Из уголка рта потекла струйка крови, теряясь в тёмной бороде.
— Знаешь, в чём ваша ошибка, Клемми? — спросил он неожиданно ровным голосом. Его глаза смотрели прямо на лорда, словно могли видеть его сквозь шлем. — В чём вы все заблуждаетесь?
Лорд хотел было достать лезвие из его груди и заткнуть безумцу рот. Но не смог пошевелить рукой.
— Ваши убеждения по поводу Живых доспехов ошибочны, — продолжал Барос. Веселье из его глаз пропало, оставив место лишь безумию. — «Лишь проведя достаточное время вместе, носитель и Живой доспех способны объединиться в единое целое», ну или как-то так. Прости, я уже плохо помню Заветы Ушедших.
Поток свежего воздуха внутри доспеха вдруг остановился. Нос лорда Клеменса заполнили зловония, от которых голова пошла кругом. Он с трудом удерживал тошноту.
«Что происходит?».
— На деле же всё не так. Нет, я, конечно, без тебя и твоих еженедельных приватных визитов никогда бы этого не понял, — Барос подмигнул лорду. — Видишь ли, в чём всё дело. Живым доспехам наплевать, кто в них сидит и что это за личность. Им важна другая часть человека. Та, что делает его истинным обладателем доспеха. Знаешь, что это?
Лорд Клеменс изо всех сил пытался пошевелиться. Его тело дрожало от напряжения и паники, почти полностью захватившей его.
«Я что, схожу с ума? Почему “Жидкий” меня не слушается?».
— Кровь, Клемми. Самая обыкновенная кровь. Чем с большим количеством крови человека контактирует доспех, тем быстрее он подчиняется этому самому человеку. Благодаря же тебе и твоим многолетним пыткам, «Жидкий» пропустил через себя десятки литров моей крови. Десятки литров меня.
По лицу Бароса расплылась довольная улыбка.
В доспехе вдруг стало тесно. Его стенки как будто сжимались изнутри.
— Что ты делаешь? — голос лорда от страха сорвался на высокие ноты, но ему было уже плевать. — Прекрати!
— Я лишь забираю то, что теперь моё по праву.
Кожа лопнула в нескольких местах. Кости начали трескаться и крошиться. Лорд Клеменс орал не переставая.
— «Жидкий», открой, пожалуйста, шлем, — попросил заметно оживившийся Барос. — Хочу полноценно насладиться концертом.
Когда «Жидкий», наконец, открылся полностью, лорд Клеменс не просто выпал из него. Он практически вытек, чем невероятно повеселил Бароса.
— Вот те на, Клемми, — сказал он, ступая по внутренностям лорда. — Ты что-то совсем себя в форме не держишь.
Барос забрался в «Жидкого», не обращая внимания на влажные внутренности, оставшиеся на подкладке. Доспех мигнул ровным белым светом.
— Куда теперь? — ворчливо переспросил Барос. — Конечно, к этому выскочке недоделанному. Я из-за этого Квенлана Сатируса весь его род перебью вместе с ним.