Живун

КНИГА О НАРОДЕ ПРОМЫСЛОВОМ, СТАРАТЕЛЬНОМ И ВЕСЕЛОМ

Известный сибирский писатель Иван Истомин по праву считается одним из родоначальников литературы народов Севера. Первые его стихи появились в 1936 году, и это было время рождения национальной литературы северян.

До революции северные народы не имели ни своей письменности, пи литературы. Их духовная энергия, как и у других бесписьменных народов, живших, по выражению А. М. Горького, «безвестно и немо», находила выход в разнообразных формах устного творчества — сказаниях, песнях, пословицах, поговорках. Но изумительным богатством фольклора мало кто интересовался, а потому в высших кругах царской России незыблемым было убеждение в неспособности малых народов к созданию настоящих духовных ценностей. Это неверие официальных идеологов в духовное развитие «инородцев» нашло отражение даже водном из стихотворений А. Фета, где в числе народов, обреченных на творческое бесплодие, названы и коми-зыряне, на языке которых написан роман «Живун»:

Время и история не подтвердили эти прогнозы: сегодня свою литературу имеют и ненцы, и чукчи, и манси, и ханты, и есть среди них писатели, значение и известность которых выходит за рамки национальной культуры и литературы.

Иван Григорьевич Истомин родился на севере Сибири в 1917 году в многонациональном Приобье, где по соседству жили ненцы, ханты, зыряне. Жили в полной зависимости от капризов природы, от тайги и реки, занимаясь охотой и рыбной ловлей, страдая от кабалы русских купцов и своеволия местных князьков, влача полуголодное существование и оставаясь в стороне от общего хода истории.

Октябрь круто изменил судьбу этих народов. Мощные волны социалистических преобразований докатились и до национальной глухомани. Северяне получили свою письменность, школы, издательства. В Обдорске, будущем Салехарде, и Самарове, где теперь Ханты-Мансийск, началось строительство огромных рыбокомбинатов. На Север пришло электричество, авиационная связь.

Иван Григорьевич — ровесник Октября и на своей биографии испытал его благотворное воздействие. Юноша получил возможность учиться в национальном педагогическом училище, кончить его, стать в ряды молодой национальной интеллигенции. 12 лет он учительствовал в школах Дальнего Севера, 8 лет работал редактором издающейся на ненецком языке газеты «Красный Север». Восхищение происходящими переменами, радость и полноту новой жизни захотелось выразить в стихах. С большой силой поэтической непосредственности воспевает И. Истомин социалистическую новь северных пародов, вдохновенно славит их социальное возрождение. Написанные на ненецком языке и вошедшие в книги «Наш Север», «Дети тундры», «Любимый Север», его стихи дошли до общесоюзного читателя.

Многогранная одаренность И. Истомина принесла свои плоды и в других сферах его деятельности. Автор книг для детей, собиратель фольклора, критик, публицист, талантливый художник, он хорошо известен и как драматург. Его пьеса «Цветы в снегах» много лет не сходит со сцены национального драматического театра.

В творческой биографии И. Истомина нашли свое отражение общие закономерности развития младописьменных литератур Сибири. Все они начинались с поэзии: опа была ближе к фольклорным истокам национальной культуры сибирских народов. Проза как бы копила силы, пробуя себя в жанрах очерка, зарисовки, рассказа, повести. Примечательно и то, что основу многих значительных произведений младописьменной прозы составил автобиографический материал.

Как прозаик И. Истомин первые шаги сделал в жанре рассказа. Сохранив общий пафос его поэзии, рассказы дали возможность изобразить жизнь северян более полно и многогранно. Стремительные темпы перемен, происходящие и в быту, и в труде, и в общественных отношениях, предстали здесь в сложном переплетении нового и старого, радостных и горестных поворотах. А за рассказами пришла повесть. «Последняя ночевка» явилась значительной вехой в творческом развитии писателя, стала заметным явлением северной литературы. Опа привлекла внимание читателя и выразительно нарисованными сценами труда кочевника-оленевода, поэтичной суровостью северных пейзажей, а главное — убедительным изображением сложности чувств, переживаемых человеком, шагнувшим из мира патриархально-родовых отношений в социалистическую новь.

Стихи И. Истомин писал на ненецком языке. Роман написан на языке коми. Затруднительно прикрепление имени И. Истомина к одной из национальных литератур Сибири, — логичнее рассмотреть его творчество в общем русле литературы народов Севера, хорошо знакомой общесоюзному читателю по именам Ю. Рытхэу, Ю. Шесталова, Г. Хеджера, В Санги, С. Курилова. И роман «Живун» известен широкому кругу советских читателей — в 1974 году он был издан в Москве издательством «Современник», в 1978 году его выпустило в свет издательство «Художественная литература».

Роман написан на материале, который отделен от наших дней более чем полустолетием и который, в силу этой временной дистанции, можно назвать уже историческим. Книга возвращает читателя к началу 20-х годов, когда Советская власть была еще до чрезвычайности молода и росткам нового предстояло упрямо преодолевать и жестокие последствия гражданской войны — голод, разруху, — и угрозу интервенции, и упорное сопротивление классового врага.

Но на всей огромной территории страны — от юга до Крайнего Севера, от центра до глухих окраин — революция уже разбудила творческую энергию народа, окрылила его уверенностью в своих силах, вызвала неодолимую тягу к поискам и строительству новых форм жизни.

Не явились исключением и Мужи, глухое зырянское село в низовьях Оби, где тоже бился живун вечной для человека мечты о счастливой доле и где тоже нашлись люди, осмелившиеся сделать первый и решительный шаг в неизведанное. В романе рассказывается о том, как четыре семьи приняли решение покинуть Мужи, переселиться на свободные угодья Вотся-Горта и организовать здесь первую у зырян рыболовецко-охотничью коммуну, по-зырянски — парму.

Строить новую жизнь на новом месте — таков принцип и девиз Варов-Гриша, вставшего во главе кучки коммунаров. Образ этого героя — несомненная удача писателя. Варов-Гриш предстает в романе как натура яркая, незаурядная. Чтобы отважиться на создание пармы, нужно было проявить и твердый ум, и сильную волю, сломить вековечную заскорузлость мысли и поколебать мужицкий собственнический настрой. Варов-Гриш верит в добрые начала человека и, приступая к делу, держит расчет на то, что у каждого, каков бы он ни был, «душа раскроется в общей работе». И новых своих товарищей — Сеньку Германца и Гаддю-Парассю, Гажа-Эля и Серу-Марью, Мишку Караванщика и Сандру он терпеливо учит доверию и доброжелательности друг к другу — азам жизни в новом трудовом коллективе, началам коммунистической нравственности.

И хотя мечта Варов-Гриша о коллективном труде и общественном ведении хозяйства прекрасна, но ей не суждено было сбыться в той форме, которую избрали первые зырянские коммунары. Время доказало и экономическую, и социальную, и нравственную целесообразность трудовой артели, по не того типа, который основан на уравнительном распределении результатов труда, на обобществлении даже личной собственности и лишает ее членов возможности вести домашнее хозяйство, иметь индивидуальный быт. А ведь что «придумал» Варов-Гриш: «Лодки — в складчину, невода-сетки — в складчину, порох-дробь — в складчину, добычу — поровну и даже котел летом — общий, сколько ртов, столько ложек» — нет, в возможность такого никак не могут поверить в Мужах! Читатель тоже не может не видеть элементов утопизма в программе Варов-Гриша. «Вершки без корней не бывают! — размышляет позднее председатель поселкового Совета Куш-Юр. — По едокам делить да поровну — это, брат, вершина. С малого начинать надо было. Люди чтоб привыкли сообща работать».

Через год члены коммуны вернутся в Мужи, пережив горечь распада пармы, и именно этот год жизни горстки зырянских бедняков, по разным причинам согласившихся покинуть родное село и вступить в новый трудовой союз, его радости и обретения, ошибки и невзгоды составляют основное содержание книги И. Истомина. Именно на художественном анализе и исследовании причин гибели ценного начинания сосредоточивает свое внимание автор. На примере потерпевшей неудачу коммуны писателю особенно наглядно удалось показать, как велико и неодолимо было стремление народа к новой жизни, как мучительны, а порою и драматичны были поиски путей к ней и какие порой горькие просчеты, заблуждения, разочарования сопровождали стремление человека к социальной истине.

Отмечая идейно-художественные достоинства романа «Живун», прежде всего, конечно, следует сказать о способности его автора изобразить действительность в ее конкретно-исторических чертах, передать необратимость каждого данного момента жизни. Книга и интересна читателю как правдивое свидетельство безвозвратно ушедшего времени, обозначенного неповторимыми, — только ему присущими чертами.

Гриш и его товарищи поставлены в такие обстоятельства, когда забота о куске хлеба насущного не оставляет ни места, ни времени для духовного развития личности. Сама мысль об артельном труде возникла в надежде на то, чтобы устоять на земле, изведенной «колчаками да богатеями», чтобы спастись самим, не дать умереть с голоду детям. Сами исходные установки возникновения пармы-коммуны говорят о пей как о явлении определенного — голодного и сурового — времени: «Работай, сколько сил есть, ешь, сколь влезет». И люди, которые пришли в Вотся-Горт, принадлежат своему времени. Они не хотят мириться с окружающей «сквернотой», но еще не знают, как жить по-новому. Груз старых взглядов, предрассудков, привычек обременяет их. И не столько вину, сколько беду их видит автор в том, что принесли они с собой в новую парму и мелкособственнические привычки, и суеверие, и склонность к пьянству. Острую боль за униженное и оскорбленное достоинство человека заставляет он пережить своего читателя, когда рисует сцены мелочных ссор из-за куска хлеба, дележа улова, когда показывает вспышки жадности и обжорства, страсти к дармовщине, живучесть принципа «всяк себе».

Уводя пармщиков в места богатые, но не обжитые, Варов-Гриш рассчитывал обрести свободу и от живодеров-кулаков, и от злопыхателей, но и кулак-живодер нашел их на новом месте в лице хантыйского старшины Ма-Муувема, и обывательское злопыхательство настигло. Но одну из главных причин распада пармы писатель видит во внутренней неподготовленности человека к такой высокой и ответственной форме бытия, как коммуна. Не выдержали моральных требований пармы Мишка и Гаддя-Парасся, не устояв перед соблазном любовной связи. Им не понять того, что своим неблаговидным поведением они сыграли на руку тем, кто и без того сеет грязные слухи, лживо обвиняя коммунистов в обобществлении жен. Не принял нравственных правил коммунаров и Мишка Караванщик, так и не расставшись с мечтой о превращении в самостоятельного хозяина.

Но даже такая откровенная неудача, какая постигла парму в Вотся-Горте, не смогла скомпрометировать привлекательности общественного труда, разуверить в том, что «каждый сам по себе из бедности не вырвется». И Куш-Юру, и Варов-Гришу ясно, что не принцип «работы сообща» доказал свою несостоятельность, а лишь очевидными стали заблуждения людей, не принявших в расчет реальных обстоятельств действительности и намеревавшихся построить счастливую жизнь в стороне от общей жизни, в искусственной изоляции от ее объективных условий. Надежда Варов-Гриша на то, что парма «пример другим покажет», оказалась по напрасной. Трудный год, прожитый вдалеке от Мужей, не пропал даром; урок, извлеченный из пего, был поучительным.

Безыскусственно-неприхотливое жизнеописание, которое ведет автор, льется в романе двумя потоками: главное внимание уделено событиям, происходящим в парме, но они постоянно соотносятся с течением жизни в Мужах.

Для воссоздания неповторимого колорита эпохи автор широко использует этнографически-нравоописательный материал. Чем питаются его сородичи, во что одеты, каково внутреннее убранство их жилищ, как проводят свой досуг, как ведут себя в будни и праздники, каковы их обычаи и характер верований, как складываются отношения с другими народами — русскими, ханты, каковы их песни, пляски, пословицы, прибаутки — обо всем этом узнает читатель из книги И. Истомина, и в этом смысле она представляет большой познавательный интерес, отдает щедрую дань национальной памяти.

Рисуя конкретное зырянское село, создавая индивидуально неповторимые характеры героев, автор в то же время стремится воссоздать общий облик зырян, дать представление о них как народе, воспроизвести черты их национального характера. «Зыряне, — говорит он, — большие мастера петь, плясать, водить хороводы, чем-то напоминающие русские». И такого рода обобщения встречаются в тексте часто: «Молодежные гулянки у зырян, — утверждает автор, — это невероятная, порой режущая глаз пестрота красок». В другом месте автор отмечает, что «зыряне — народ промысловый, старательный», что «все зыряне — большие охотники до разных вечеринок, сборищ, увеселений».

Вот так же, широко используя отступления, развернутого плана ремарки, прибегая к этнографическим обобщениям, рисует автор образы бедняка Ермилки и родового старшины Ма-Муувема, с той же мерой точности, обстоятельности и достоверности воссоздавая образ жизни другого северного народа — ханты. «Отличались ханты трудолюбием». В психологии, поведении и внешнем облике этих героев автор тоже не преминет отметить то, что восходит к общим национальным чертам народа: «Как и все мужики-ханты, не стриг Ермилка волосы, заплетал косички».

Усилению познавательного воздействия книги в немалой степени способствует и присутствующий в ней элемент «робинзонады». Появление его может быть объяснено тем, что оторванные от привычных условий существования, оказавшись на новом, необжитом месте, пармщики вынуждены были начинать все чуть ли не с нуля. Это создает в повествовании ощущение динамики жизни, усиливает его занимательность, заставляет читателя с интересом следить за тем, как одною лишь силою воли, неутомимого труда и смекалки человек преобразует окружающую жизнь, совершенствует орудия труда, расширяет круг хозяйственных занятий, обретает материальный достаток.

Но главное, в чем раскрывается мир национальной жизни зырян, — это, конечно, созданные в романе художественные типы, человеческие лица, характеры, судьбы. Герои запоминаются читателю, волнуют и вызывают сочувствие благодаря несомненной способности И. Истомина проникнуть в суть каждого из них, искусству портретной живописи, яркости речевых характеристик. Колоритно выписаны соратники Варов-Гриша. Это и простоватый Сенька Германец; и обладающий непомерной физической силой, но душевно беззащитный, мятущийся Гажа-Эль; и расчетливый, жестокий Мишка Караванщик. Психологически убедительно раскрыты в романе характеры зырянских женщин: своенравная красавица Эргунь, ставшая жертвой собственнического расчета кулацкой семьи, мелочно-суетливая, хворая и блудливая Гаддя-Парасся и обделенная счастьем Сандра.

Драматическая судьба Сандры прослежена в романе «Живун» с наибольшей полнотой. «Рослая, статная, кареглазая», она с детства живет под гнетом своей человеческой неполноценности, приниженности батрацкой бедностью, сиротством, незаконнорожденностью. Она — типичный пример человека, выросшего в страхе перед богом, людьми, обстоятельствами, покорно склонившегося перед тягостными условиями жизни и сломленного ими. Даже полюбив русского большевика Романа, Сандра стремится подавить свое трепетное и нежное чувство к нему все в том же страхе, что он не пойдет с ней в церковь, под венец. Страшась любви без благословения бога, в отчаянии она становится женой нелюбимого и чужого по духу Мишки Караванщика, и полны горькой правды ее слова: «Я не видела счастья, не знаю, что это такое».

Но есть в романе «Живун» образ, в котором автор с особой силой настаивает на том, что человек не должен сдаваться на милость даже самым безысходным обстоятельствам, что должен бороться за свое счастье и что счастье — в этой борьбе и неутраченности надежд. Это образ, который, не будучи центральным, несет огромную идейно-художественную нагрузку и, можно сказать, определяет эмоциональную доминанту произведения. Это страдающий тяжким недугом сын Варов-Гриша, пятилетний Илька, в характере и судьбе которого заложено много автобиографических черт, того, что происходило с самим автором, пережито и передумано им. Многое в романе предстает увиденным его глазами, воспринятым его душой.

Разбитый параличом, мальчик верит в свое выздоровление, упорно ищет волшебную встань-траву, способную избавить его от неподвижности. Вместе с ним и читатель проникается верой в то, что Илька действительно найдет в себе силы встать на ноги и пойти по земле, что он, как и весь народ его, такой же живун и что той животворной силой, которая действеннее и целебнее всех волшебных трав, окажется для него кровная и неразрывная связь с пародом, живое участие в строительстве его новой судьбы.

Глубоко оправданным поэтому является и общий оптимистический, светлый пафос романа, рассказывающего о трудных годах жизни зырян, и его мажорный, звенящий радостью финал: «Расти большой вопреки всем невзгодам! — говорит Варов-Гриш сыну, — Будь и ты живуном-ходуном! Мальчик звонко смеялся».

Точность конкретно-исторического содержания, емкость образов, яркость и выразительность языка, мастерство изображения природы, быта, человеческих характеров делают книгу И. Истомина значительным явлением многонациональной советской литературы.

Писатель воссоздает мир, который может принадлежать народу сметливому, остроумному, трудолюбивому, наделенному неиссякаемой верой в неодолимость правды и по справедливости оправдывающему свое имя = живун!