Жизнь и смерть

Глава тринадцатая Признания

С закрытыми глазами Эдит слепо шагнула на свет.

Сердце подпрыгнуло к горлу, и я кинулся к ней:

— Эдит!

Только когда глаза ее распахнулись, а я подбежал достаточно близко, чтобы начать понимать увиденное, стало ясно, что она не воспламенилась. Она снова вскинула руку ладонью вперед, и я неловко остановился, едва не упав на колени.

Кожа Эдит искрилась крошечными радугами, которые плясали на ее лице и шее, спускались по плечам на руки. Она так сильно сверкала, что мне пришлось прищуриться, как при попытке посмотреть на солнце.

Мелькнула мысль упасть на колени специально. Такой красоте надо поклоняться. Строить в ее честь храмы и приносить жертвы. Стало жаль, что мои руки пусты, да и какой дар богиня пожелала бы получить от обыкновенного смертного вроде меня?

Далеко не сразу я разглядел через это свечение выражение ее лица: она наблюдала за мной, широко раскрыв глаза, чуть ли не с испугом. И слегка отпрянула, когда я шагнул к ней.

— Тебе больно? — прошептал я.

— Нет, — едва слышно ответила Эдит.

Еще шаг… меня тянуло к ней, словно она снова была магнитом, а я — беспомощным бруском тусклого металла. Она опустила руку, которой до этого предостерегала меня от приближения. Из-за этого движения охватывающее руку пламя замерцало. Все еще на расстоянии, я медленно обошел вокруг Эдит, чувствуя необходимость разглядеть ее со всех сторон в мельчайших подробностях. Солнце отражалось от ее кожи, переливаясь всевозможными оттенками. Мои привыкшие уже к этому сиянию глаза округлились от восторга.

Хотя я понимал, что Эдит тщательно подбирала одежду для этого дня и была готова показать мне это, но все же задумался, не жалеет ли она о своем решении, слишком уж скованно она стояла — ноги чуть согнуты, плечи напряжены.

Закончив круг, я преодолел последние футы между нами. Невозможно было перестать пялиться, даже чтобы моргнуть.

— Эдит, — выдохнул я.

— Теперь ты боишься? — прошептала она.

— Нет.

Испытующе глядя мне в глаза, она явно пыталась услышать мои мысли.

Сознательно не торопясь и наблюдая за лицом Эдит, чтобы понять, разрешает ли она, я потянулся к ней. Глаза ее раскрылись еще шире, она стояла совершенно неподвижно. Осторожно, медленно я легко прикоснулся кончиками пальцев к искрящейся коже руки, с удивлением обнаружив, что она такая же прохладная, как и всегда. Блики от нее упали на меня, и внезапно моя ладонь перестала казаться такой уж обыкновенной. Эта потрясающая девушка даже меня смогла сделать менее заурядным.

— Что ты думаешь? — так же тихо спросила она.

Я с трудом подбирал слова:

— Мне… я не знал… — после глубоко вдоха я все-таки сумел высказаться: — Никогда не видел ничего более красивого, даже представить не мог, что может существовать что-то настолько прекрасное.

В ее взгляде все еще плескалась настороженность. Похоже, Эдит считала, что я говорю так, думая угодить ей. Однако это была чистая правда — возможно, я никогда еще не был более откровенным, слишком ошеломленный, чтобы притворяться или умалчивать о чем-то.

Она начала было поднимать руку, но уронила, вызвав этим новую вспышку пламени.

— И всё же это очень странно, — пробормотала она.

— Потрясающе, — выдохнул я.

— Тебя не отталкивает мое вопиющее отсутствие человечности?

Я покачал головой:

— Нет.

Она прищурилась:

— А должно бы.

— Мне кажется, ценность человечности сильно преувеличена.

Убрав руку из-под моих пальцев, она спрятала ее за спину. Вместо того, чтобы послушаться ее намека, я сделал еще один шаг к ней, чувствуя играющие на моем лице блики света.

И вдруг она оказалась от меня в десяти шагах — стояла, снова подняв руку и стиснув зубы.

— Прошу прощения, — извинился я.

— Мне нужно время.

— Я буду осторожнее.

Эдит кивнула, потом, сохраняя дистанцию не меньше десяти футов, обогнула меня и прошла в центр поляны, где опустилась на землю спиной ко мне. Ослепительный свет, исходящий от ее лопаток, снова напомнил мне крылья. Неторопливо приблизившись, я сел напротив нее примерно в пяти футах.

— Так нормально?

Несмотря на кивок, уверенной она не выглядела.

— Просто позволь мне… сосредоточиться.

Я сидел молча, и через пару секунд она снова закрыла глаза. Я ничего не имел против. Невозможно было устать от такого зрелища. Пытаясь понять этот феномен, я разглядывал ее, а она не обращала на меня внимания.

Где-то через полчаса она вдруг легла, закинув руку за голову. Трава была достаточно высокой, чтобы частично скрыть от меня Эдит.

— Можно?.. — спросил я, и она похлопала земле рядом с собой.

Я придвинулся на пару футов, а когда от нее не последовало возражений — еще на фут. Потом еще на дюйм-другой.

Глаза Эдит по-прежнему были закрыты, веки отливали бледно-сиреневым над темным веером ресниц. Грудь ее мерно вздымалась, почти как у спящей, но в этих движениях чувствовались сознательные усилия. Похоже, она слишком уж контролировала каждый вдох и выдох.

Подобрав под себя ноги, я уперся локтями в колени и положил подбородок на ладони. Совсем потеплело, и было очень непривычно ощущать на коже солнечные лучи — особенно теперь, когда я настолько привык к дождю. Поляна оставалась такой же красивой, но сейчас была только фоном. Не бросалась в глаза. У меня появилось новое определение красоты.

Губы Эдит начали двигаться… они практически трепетали, а свет мерцал на них. Мне показалось, что она говорит что-то, но слишком тихо и быстро.

— Ты… что-то сказала? — шепнул я. Сидя рядом с ней и наблюдая за ее блеском, я чувствовал необходимость молчания. Даже благоговения.

— Просто пою про себя, — пробормотала она. — Это меня успокаивает.

Долгое время мы оставались неподвижными, если не считать ее губ, периодически шевелящихся в слишком тихом для моих ушей пении. Прошел примерно час, а может, и больше. Постепенно напряжение, которого я вначале толком не осознавал, исчезло, уступив место умиротворению, убаюкивающему меня. Слегка смещая центр тяжести, я каждый раз приближался к Эдит еще на полдюйма.

Подавшись к ней, я принялся разглядывать ее руку, пытаясь найти на гладкой коже какие-нибудь грани. Без задней мысли коснулся тыльной стороны ее кисти одним пальцем, снова поражаясь шелковистости ее прохладной, словно камень, кожи. Почувствовав на себе взгляд Эдит, я поднял голову и замер.

Глаза ее были спокойными, на губах играла улыбка.

— Я по-прежнему тебя не пугаю, не так ли?

— Не-а, прости.

Она улыбнулась шире. Ее зубы блеснули на солнце.

Еще чуть-чуть приблизившись, я протянул руку, чтобы коснуться предплечья Эдит. И заметил, что мои пальцы дрожат. Она вновь закрыла глаза.

— Не возражаешь? — спросил я.

— Нет. Ты даже представить не можешь, что я при этом чувствую.

Я легко провел по ее нежной руке, следуя за бледным узором голубоватых вен на сгибе локтя. Потом потянулся, чтобы перевернуть ее руку ладонью вверх, а Эдит, поняв мое намерение, сделала это сама — настолько быстро, что движение оказалось совершенно незаметным. Мои пальцы застыли на месте.

— Прошу прощения, — пробормотала она и улыбнулась, потому что обычно это было моей репликой. Ее веки снова сомкнулись. — С тобой слишком легко быть собой.

Я поднял ее руку и, поворачивая так и эдак, наблюдал за солнечными переливами на ладони. Поднес ее ближе к лицу, снова пытаясь обнаружить грани.

— Расскажи мне, о чем ты думаешь, — прошептала Эдит. Она снова смотрела на меня, ее глаза были светлее, чем мне когда-либо доводилось видеть. Светло-медовые. — Для меня это по-прежнему очень странно — не знать.

— Представляешь, а все остальные чувствуют себя так постоянно.

— Тяжело, — сказала она, и в ее голосе прозвучала нотка грусти. — Но ты так и не сказал мне.

— Жалею, что не могу узнать, о чем думаешь ты…

— И?

— И поверить, что ты настоящая. Я боюсь…

— Не хочу, чтобы ты боялся, — ее голос представлял собой тихий шелест. Мы оба услышали, чего она не сказала — что мне не нужно бояться, что бояться нечего.

— Я имел в виду не этот страх.

Так быстро, что я совершенно не заметил движения, она приподнялась, опираясь на правую руку и не отнимая у меня левой. Ее ангельское лицо оказалось всего в нескольких дюймах от моего. Мне следовало отклониться назад. Ведь необходимо было соблюдать осторожность.

Ее медовые глаза обжигали.

— Тогда чего же ты боишься? — прошептала она.

Я не смог ответить. Ее ароматное прохладное дыхание овевало мое лицо, как было лишь однажды до этого. Я бездумно наклонился ближе, вдыхая.

Она мгновенно исчезла, вырвав свою руку из моих так быстро, что мне обожгло болью ладони. Пока я приглядывался, она уже была в двадцати футах от меня, стояла на краю этой полянки глубоко под сенью огромной ели. С непроницаемого лица на меня пристально смотрели мрачные глаза, кажущиеся темными из-за тени.

Я чувствовал, что выгляжу потрясенным, мои руки горели.

— Эдит. Я… прости, — я говорил шепотом, но знал, что она меня слышит.

— Дай мне минутку, — отозвалась она — достаточно громко для моего менее чувствительного слуха.

Я сидел неподвижно.

Через десять очень долгих секунд Эдит вернулась обратно — медленнее, чем ходила обычно. Остановившись в нескольких футах от меня, грациозно опустилась на траву, скрестив под собой ноги. Ее глаза не отрывались от моих. Она дважды глубоко вздохнула, затем виновато улыбнулась.

— Мне очень жаль, — она помедлила. — Поймешь ли ты, какой смысл я вкладываю в слова, если скажу, что я всего лишь человек?

Не в состоянии улыбнуться ее шутке, я молча кивнул. Внезапно осознал, что сейчас чуть не произошло, и ощутил резкий выброс адреналина. Эдит наверняка почуяла это даже со своего места. Ее улыбка стала насмешливой.

— Я лучший хищник на земле, не так ли? Все во мне притягивает тебя: мой голос, мое лицо, даже мой запах. Как будто я не обошлась бы без всего этого!

Внезапно она превратилась размытое пятно. Я моргнул, и она исчезла, а потом оказалась у того же дерева, что и раньше, обежав всю поляну меньше чем за секунду.

— Как будто тебе удалось бы убежать от меня, — горько сказала Эдит.

Она подпрыгнула вверх на дюжину футов и, ухватившись за громадную ветку, без видимых усилий отломила ее от ствола. В тот же миг снова оказалась на земле, держа это огромное корявое копье в одной руке. Затем с ошеломляющей скоростью размахнулась им и ударила, как бейсбольной битой, по дереву, от которого его оторвала.

И ветка, и дерево с жутким грохотом развалились на части.

Прежде чем я успел уклониться от этого взрыва, даже прежде чем дерево упало на землю, Эдит вновь оказалась прямо передо мной, всего в двух футах, неподвижная, словно статуя.

— Как будто ты смог бы от меня отбиться, — мягко сказала она. Эхо от падения дерева еще разносилось по лесу.

Я впервые видел ее настолько свободной от тщательно сохраняемой человеческой личины. Эдит никогда еще не была меньше похожа на человека… как и не была более прекрасной. Я не мог двигаться, словно птица, попавшая в ловушку змеиного взгляда.

Ее глаза просто светились от азарта. Но спустя несколько секунд потускнели. Выражение лица медленно сложилось в маску скорби. Эдит выглядела так, будто вот-вот заплачет, и я, с трудом поднявшись на колени, протянул к ней руку.

Она предостерегающе выставила ладонь:

— Подожди.

Я снова замер.

Эдит шагнула ко мне.

— Не бойся, — пробормотала она, и ее бархатный голос был непреднамеренно соблазнительным. — Я обещаю… — она помедлила. — Я клянусь, что не причиню тебе вреда, — казалось, она пытается убедить в этом не только меня, но и себя.

— Не надо бояться, — снова прошептала она, нарочито медленно двигаясь в мою сторону. Остановилась в футе от меня и нежно коснулась моей руки, все еще протянутой к ней. Я крепко обхватил ее пальцы.

— Пожалуйста, прости меня, — сказала она официальным тоном. — Я себя контролирую. Ты застал меня врасплох, но сейчас я снова паинька.

Она ждала моего ответа, а я лишь молча пристально глядел на нее, стоя перед ней на коленях, с полной неразберихой в голове.

— Сегодня я не голодна, честное слово, — и она подмигнула.

Это заставило меня засмеяться, хотя смех прозвучал словно с легкой одышкой.

— Ты в порядке? — спросила она, медленно и осторожно накрывая мою руку ладонью.

Я посмотрел на гладкую мраморную руку Эдит, затем в ее глаза. Во взгляде читались нежность и раскаяние, но по-прежнему видна была грусть.

Я улыбнулся так широко, что заболели щеки. Ее ответная улыбка была ослепительной.

Обдуманно неспешным движением, она гибко опустилась на траву и поджала под себя ноги. Я весьма неуклюже последовал ее примеру. Теперь мы сидели лицом друг к другу, наши колени соприкасались, а руки по-прежнему были сплетены.

— Итак, на чем мы остановились, пока я не повела себя так грубо?

— Честно говоря, понятия не имею.

Она улыбнулась, но на лице ее читался стыд:

— Кажется, мы говорили о том, что тебя страшит — помимо очевидных причин.

— О, верно.

— И?

Я посмотрел на наши руки, повернув их так, чтобы свет переливался на ее ладонях.

— Как легко я раздражаюсь, — вздохнула она.

Я посмотрел в ее глаза, внезапно осознавая, что это так же ново для нее, как и для меня. Несмотря на многолетний опыт, который она приобрела еще до нашей встречи, ей тоже было тяжело. Это придало мне храбрости.

— Мне было страшно… что из-за… ну… очевидных причин я, вероятно, не смогу остаться с тобой, да? А это как раз то, чего я хочу больше, чем следовало бы.

— Да, — медленно согласилась она. — Быть со мной — не в твоих интересах.

Я нахмурился.

— Я должна была уйти еще в тот первый день и не возвращаться. Мне нужно уйти сейчас. — Эдит покачала головой. — Возможно, я сумела бы сделать это тогда. А теперь не знаю, как это сделать.

— Не надо. Пожалуйста.

В ее взгляде появилась незащищенность.

— Не волнуйся. В сущности, я эгоистичное существо. И слишком жажду твоего общества, чтобы поступить как должна.

— Хорошо!

Сердито посмотрев на меня, Эдит осторожно высвободила руки и скрестила их на груди. Когда она заговорила снова, ее голос звучал жестче:

— Никогда не забывай, что я жажду не только твоего общества. Никогда не забывай, что для тебя я опаснее, чем для кого бы то ни было, — она невидяще уставилась в лес.

Я на мгновение задумался.

— Кажется, я не очень-то понял твою последнюю фразу.

Эдит с улыбкой оглянулась на меня, ее непредсказуемое настроение снова изменилось.

— Как мне объяснить это? Да еще чтобы ты не ужаснулся.

Казалось, не отдавая себе в этом отчета, она снова вложила свою руку в мою, а я крепко ее сжал. Эдит посмотрела на наши руки:

— Это невероятно приятно, тепло.

Несколько мгновений она, похоже, обдумывала предстоящий ответ.

— Ты ведь знаешь, что всем доставляют удовольствие разные вкусы? — начала она. — Кому-то нравится шоколадное мороженое, другие предпочитают клубничное.

Я кивнул.

— Прошу прощения за аналогию с едой, но не нахожу другого способа объяснить.

Я улыбнулся, и она ответила тем же, но ее улыбка была печальной.

— Видишь ли, каждый обладает своим собственным запахом, своим уникальным ароматом… Если ты запрешь алкоголика в комнате с выдохшимся пивом, он его выпьет. Но сможет противостоять этому желанию, если захочет, если встал на путь выздоровления. А теперь представь, что будет, если к нему в комнату принести бокал столетнего бренди, самого редкого, самого лучшего коньяка… и воздух наполнится его теплым ароматом… Как по-твоему, удержался бы при этом наш алкоголик?

Минуту мы сидели, молча глядя друг другу в глаза и пытаясь прочесть мысли друг друга.

Эдит первой нарушила тишину:

— Возможно, это неправильное сравнение и отказаться от бренди слишком легко. Наверное, следует превратить нашего алкоголика в героинового наркомана.

— Значит, ты говоришь, что я твой сорт героина? — пошутил я, стараясь разрядить обстановку.

Она быстро улыбнулась, словно оценив мои усилия:

— Да, ты именно мой сорт героина.

— И часто такое случается? — спросил я.

Эдит смотрела на верхушки деревьев, обдумывая ответ.

— Я говорила об этом с сестрами, — она по-прежнему смотрела вдаль. — Для Джесамины все вы в основном одинаковы. Она последней присоединилась к нашей семье и вообще с трудом воздерживается. Еще не успела развить чувствительность к разнице в запахах и вкусах, — Эдит бросила на меня быстрый взгляд. — Прости.

— Все в порядке. Слушай, не переживай из-за того, что можешь меня обидеть, напугать или что-то там еще. Это твой способ мыслить. Я могу понять его или, по крайней мере, попытаться. Просто объясняй так, как, по-твоему, будет доходчиво.

Она глубоко вздохнула и посмотрела мимо меня:

— Так вот, Джесамина не уверена, что когда-либо сталкивалась с кем-то, кто был бы таким же… — она запнулась, подбирая правильное слово, — притягательным, как ты для меня. Поэтому приходится думать, что нет, — ее взгляд метнулся ко мне. — Такое она запомнила бы.

Она опять отвернулась.

— Эл гораздо дольше «в завязке», так сказать, и она поняла, что я имею в виду. С ней такое было дважды, один раз сильнее, чем другой.

— А с тобой?

— Раньше никогда.

Мы снова уставились друг на друга. В этот раз первым заговорил я:

— И что сделала Элинор?

Зря я спросил. Эдит сжалась, на ее лице отразилось страдание. Я подождал, но она ничего не добавила.

— Ладно, наверное, это был глупый вопрос.

Она посмотрела на меня, в ее взгляде читалась мольба о понимании:

— Даже самые сильные из нас срываются, ведь так?

— Ты… спрашиваешь моего разрешения? — прошептал я. Вдоль позвоночника пробежала дрожь, не имеющая ничего общего с замерзающими руками.

Глаза Эдит потрясенно распахнулись:

— Нет!

— Но ты говоришь, что надежды нет, верно?

Я понимал, что это ненормально — смотреть смерти в лицо, не испытывая особого страха. И дело не в том, что я отличаюсь суперхрабростью. Просто я не изменил бы свой выбор, даже зная, что все закончится именно так.

Эдит снова выглядела рассерженной, но, похоже, не из-за меня.

— Конечно, надежда есть. Конечно, я не буду… — она не закончила предложение. Казалось, ее глаза физически обжигали мои. — У нас с тобой все по-другому. Для Эл… те люди были случайно встреченными незнакомцами. Это произошло очень давно. Она не была такой опытной и осторожной, как сейчас. И у нее никогда не получалось так хорошо владеть собой, как получается у меня.

Замолчав, Эдит напряженно глядела на меня, пока я обдумывал услышанное.

— Значит, если бы мы встретились… эээ, в темном переулке или еще где-то…

— Мне потребовалось всё — все годы тренировок, самоотверженности и усилий — чтобы не вскочить среди полного класса детей и не… — она замолчала и быстро отвела взгляд. — Когда ты прошел мимо меня, я прямо там и тогда могла разрушить все, что Карин создала для нас. Если бы я не контролировала свою жажду в течение… слишком долгих лет, то не смогла бы остановиться.

Она мрачно уставилась на меня, мы оба вспоминали.

— Должно быть, ты подумал, что в меня вселился дьявол.

— Я не мог понять, за что. Как ты могла ни с того ни с сего возненавидеть меня…

— Мне чудилось, будто ты — какой-то демон, вызванный прямо из моего личного ада, чтобы погубить меня. Этот аромат, исходящий от твоей кожи… Он сводил меня с ума. За тот первый час я изобрела сотню разных способов выманить тебя из класса, чтобы оказаться наедине с тобой. И с каждым из них я боролась, думая о своей семье, о том, какой вред могла им причинить. Мне пришлось убежать, скрыться, не дав себе времени произнести слова, которые заставили бы тебя последовать за мной…

Эдит подняла взгляд, ее золотистые глаза обжигали из-под ресниц, завораживающие и смертоносные.

— Ты пошел бы, — заверила она.

Я старался говорить спокойно:

— Вне всяких сомнений.

Она хмуро посмотрела на наши руки:

— А потом, когда я добивалась изменений в своем расписании, в наивной попытке избежать встреч с тобой, ты оказался там… и в тесной, теплой маленькой комнатушке этот запах просто привел меня в исступление. Тогда я была очень близка к тому, чтобы расправиться с тобой. Ведь там был только еще один хрупкий человек — проще простого.

Так странно было снова просматривать свои воспоминания, но на этот раз с субтитрами. И впервые понимать, что все это значило, сознавать опасность. Бедный мистер Коуп. Я вздрогнул при мысли, насколько близок я был к тому, чтобы стать непреднамеренным виновником его смерти.

— Но я устояла. Даже не знаю как. Я заставила себя не ждать тебя, не следовать за тобой от школы. На улице, где я перестала ощущать твой аромат, мне стало легче, удалось с ясной головой принять правильное решение. Я оставила всех возле дома — слишком стыдно было рассказать им, насколько слабой я оказалась, они поняли только, что случилось что-то очень плохое — и поехала прямиком к Карин в больницу, чтобы предупредить ее о своем отъезде.

Я удивленно смотрел на нее.

— Мы поменялись автомобилями — бак ее машины был полон, а я боялась останавливаться. Я не осмелилась вернуться домой, встретиться с Энистом. Он не отпустил бы меня без борьбы. Попытался бы доказать, что в отъезде нет необходимости…

— Следующим утром я уже была на Аляске, — в ее голосе звучал стыд, словно она признавалась в каком-то колоссальном проявлении трусости. — Там я провела два дня со старыми знакомыми… но тосковала по дому. Мне была ненавистна мысль, что я расстроила Эниста, всех остальных, всю свою приемную семью. Вдыхая чистый горный воздух, трудно было поверить, что ты так уж неотразим. И я убедила себя, что мое бегство — просто слабость. Мне уже приходилось бороться с искушением — несравнимо меньшего масштаба, конечно, но я сильная. Кто ты такой, ничтожный человеческий мальчишка, — она внезапно усмехнулась, — чтобы выгнать меня оттуда, где я хотела быть? Ох уж этот смертный грех гордыни, — Эдит покачала головой. — Вот я и вернулась…

Я не мог произнести ни слова.

— Перед новой встречей с тобой я приняла меры предосторожности — поохотилась, насытившись больше, чем обычно. И убедила себя, что достаточно сильна, чтобы вести себя с тобой так же, как с другими людьми. Это было слишком самонадеянно… Бесспорно, все осложнялось тем, что мне не удавалось просто прочесть твои мысли, чтобы понять, как ты на меня реагируешь. Я не привыкла прибегать к таким обходным путям, как подслушивание твоих слов в мыслях Джереми… Его мышление оригинальностью не отличается, и меня весьма сердила необходимость опускаться до этого. К тому же я не знала, говоришь ты всерьез или просто потакаешь желаниям собеседников. Все это крайне раздражало.

От этих воспоминаний Эдит нахмурилась.

— Я хотела, чтобы ты забыл о моем поведении в тот первый день, поэтому постаралась заговорить с тобой как с любым другим человеком. Вообще-то мне просто не терпелось — я надеялась расшифровать некоторые из твоих мыслей. Но ты оказался слишком интересным, я поняла, что меня притягивает выразительность твоего лица… а время от времени ты шевелился, и воздух вокруг тебя приходил в движение… Этот аромат ошеломлял меня снова…

Она ненадолго замолчала.

— Конечно, потом ты чуть не погиб на моих глазах. Позже я придумала идеальное объяснение своих действий в тот момент: если бы я тебя не спасла, если бы передо мной пролилась твоя кровь, то я не смогла бы сдержаться и раскрыла бы нашу сущность. Но это оправдание пришло мне в голову не сразу, а в тот момент единственной моей мыслью было: «Только не он».

Эдит закрыла глаза, на лице ее читалось страдание. Несколько долгих мгновений она молчала. Я ждал с нетерпением, что, возможно, являлось не самой разумной реакцией. Но для меня было огромным облегчением понять, наконец, другую половину истории.

— А в больнице? — спросил я.

Она быстро взглянула мне в глаза:

— Я была потрясена. Не могла поверить, что всё-таки подвергла всех нас опасности, оказалась в твоей власти — не в чьей-нибудь, а именно в твоей. Как будто мне нужна была еще одна причина, чтобы убить тебя. — Мы оба вздрогнули, когда это слово сорвалось с ее губ, и она быстро продолжила: — Но эта катастрофа возымела и обратный эффект. Я поссорилась с Роялом, Эл и Джессаминой, когда они намекнули, что пришло время… Самая худшая наша ссора. На мою сторону встали Карин… и Арчи, — Эдит недовольно нахмурилась, произнеся его имя. Ума не приложу, почему. — А Энист велел делать что угодно, лишь бы я осталась здесь.

Она покачала головой, на губах заиграла чуть снисходительная улыбка.

— Весь следующий день я подслушивала мысли каждого, с кем ты разговаривал, и была потрясена тем, что ты держишь слово. Совершенно не понимала тебя, но знала, что не должна еще больше увлечься тобой. Я делала все от меня зависящее, чтобы держаться от тебя как можно дальше. И каждый раз запах твоей кожи, твое дыхание… сражали меня с той же силой что и в первый день.

Эдит снова встретилась со мной взглядом, в глазах ее была странная нежность.

— И все же, — продолжала она, — мне не так тяжело было бы выдать всех нас в тот первый момент, как причинить тебе вред сейчас, здесь — без свидетелей, когда ничто не может меня остановить.

— Почему?

— Ох, Бо, — она легко коснулась кончиками пальцев моей скулы, и я ощутил электрический разряд, пронизавший меня от этого случайного прикосновения. — Бо, я просто не выжила бы, если бы заставила тебя страдать. Ты не представляешь, как это мучило меня, — она снова в смущении опустила глаза. — Мысль о тебе, застывшем, бледном, холодном… о том, что я никогда больше не увижу, как твое лицо покрывается румянцем, не увижу вспышку озарения в твоих глазах, когда ты разоблачаешь мое притворство… я этого не вынесла бы, — она подняла на меня прекрасные глаза, полные отчаяния. — Ты теперь для меня важнее всех. Важнее всего на свете.

Голова кружилась от такой резкой смены направления. Лишь минуту назад мне казалось, что мы обсуждаем мою неминуемую смерть. Теперь вдруг перешли к признаниям.

Я сильнее сжал ее руку, уставившись в ее золотистые глаза.

— Ты уже знаешь о моих чувствах. Я здесь потому, что предпочитаю умереть с тобой, чем жить без тебя… — я осознал, как мелодраматично это прозвучало. — Прости, я идиот.

— Ты идиот, — со смехом согласилась она, и я рассмеялся вместе с ней. Вся эта ситуация была идиотской — а еще невероятной и волшебной.

— Вот так львица и влюбилась в ягненка, — прошептала Эдит. Заветное слово подействовало на мое тело как еще один разряд тока.

Я постарался скрыть свою реакцию:

— Какой глупый ягненок.

Она вздохнула:

— Ну а львица — просто больная мазохистка.

Эдит долго смотрела на лес, и мне стало любопытно, о чем она думает.

— А почему?.. — начал было я, но затем остановился, не зная, как продолжить.

Она взглянула на меня и улыбнулась; солнечный свет мерцал на ее лице, зубах:

— Да?

— Скажи, почему ты до этого убежала от меня?

Ее улыбка потускнела:

— Ты знаешь почему.

— Нет, я имею в виду, что именно я сделал не так? Мне нужно знать, что можно, а чего нельзя делать, чтобы тебе было легче. Например, с этим, — я погладил большим пальцем ее запястье, — похоже, все в порядке.

— Ты не сделал ничего плохого, Бо. Это все я.

— Но я хочу помочь.

— Ну… — она на мгновение задумалась. — Просто ты был слишком близко. Большинство людей инстинктивно избегают нас, отталкиваемые нашей чужеродностью… Я не ожидала, что ты подойдешь вплотную. И запах твоего горла… — она умолкла, проверяя, не расстроился ли я.

— Хорошо, — я опустил подбородок. — Никакой демонстрации горла.

Эдит усмехнулась:

— Нет, правда, это было скорее от неожиданности, чем от чего-либо еще.

Она подняла свободную руку и осторожно положила ее сбоку на мою шею. Я сохранял абсолютную неподвижность, только теперь осознавая, что холод ее прикосновения должен служить естественным предостережением, и удивляясь, почему не чувствовал этого. Мои ощущения в корне отличались.

— Видишь? — сказала она. — Полный порядок.

Кровь быстро неслась по венам, и я жалел, что не в силах замедлить ее бег. Должно быть, он очень усложняет всё для Эдит — мой лихорадочный пульс.

— Мне нравится это, — пробормотала она, осторожно высвобождая другую руку. Мои руки безжизненно упали на колени. Она нежно погладила теплый участок моей щеки, а затем обхватила мое лицо маленькими холодными ладошками.

— Сиди очень смирно, — прошептала она.

Я оцепенел, а она внезапно наклонилась и припала щекой к моей груди, слушая мое сердце. Тонкая ткань футболки не мешала мне ощущать ледяное прикосновение Эдит. Нарочито медленно она подняла руки к моим плечам и обняла меня за шею, крепко прижимая к себе. Я слушал ее осторожное размеренное дыхание, которое, казалось звучало в такт с моим сердцебиением. Вдох на каждые три удара, выдох еще на три.

— Ах, — сказала она.

Не знаю, как долго мы сидели без движения. Возможно, больше часа. Постепенно мой пульс успокоился. Я знал, что в любой момент всё это может оказаться не по силам Эдит и моя жизнь закончится — так быстро, что я даже не замечу. И по-прежнему не боялся. Просто не мог думать ни о чем, кроме того, что она прикасается ко мне.

А затем — слишком скоро — она убрала руки с моей шеи и отодвинулась. Ее взгляд снова был безмятежным.

— В следующий раз будет легче, — с удовлетворением сказала она.

— Тебе было очень трудно?

— Совсем не так плохо, как я себе представляла. А тебе?

— Нет, мне не было… плохо.

Мы улыбнулись друг другу.

— Вот, — она взяла мою руку — легко, будто даже не задумывалась об этом — и положила ее на свою щеку. — Чувствуешь, как ты согрел меня?

И она действительно была почти теплой, обычно ледяная кожа Эдит. Но я едва обратил на это внимание, потому что касался ее лица, то есть делал то, о чем мечтал и фантазировал постоянно, со дня нашей первой встречи.

— Замри, — прошептал я.

Никто не умеет так застывать, как вампир. Она закрыла глаза и превратилась в статую.

Я вел себя еще осторожнее, чем она, тщательно избегая любых неожиданных движений. Погладил ее по щеке, провел кончиком пальца по лавандовым векам, по теням под глазами. Очертил контуры ее прямого носа, а затем, очень бережно, ее совершенных губ. Они приоткрылись, и я ощутил на пальцах прохладное дыхание. Я хотел наклониться, вдохнуть ее аромат, но знал, что это, вероятно, уже слишком. Если она может владеть собой, значит, и я смогу — хотя бы в гораздо меньших масштабах.

Я старался двигаться как в замедленном кино — чтобы она успевала заранее предугадать каждое мое действие. Мои ладони скользнули по ее тонкой шее и остановились на плечах, а большие пальцы обвели невероятно хрупкую линию ключиц.

Эдит была намного сильнее меня, во многих отношениях. Похоже, я потерял контроль над своими руками, когда плавно провел ими по ее плечам и вниз, вдоль выступающих лопаток. Я не смог удержаться и обнял ее, снова притянув к груди. Мои руки сошлись у нее за спиной на талии.

Эдит подалась ко мне, но это было ее единственным движением. Она не дышала.

Поэтому мое время было ограничено.

Я наклонился, чтобы на одну долгую секунду уткнуться лицом в ее волосы, глубоко, полной грудью вдыхая ее аромат. А потом заставил себя отпустить Эдит и отодвинуться. Одна ладонь подчинилась не до конца: она спустилась вдоль ее руки и обосновалась на запястье.

— Прости, — пробормотал я.

Эдит открыла глаза, и в них был голод. Не тот, что мог бы испугать меня, а тот, который скрутил в узел мышцы под ложечкой и заставил мое сердце снова заколотиться.

— Хотела бы я… — прошептала она, — …чтобы ты почувствовал эту… запутанность… это замешательство… которое я испытываю. — Тогда ты смог бы понять.

Она подняла руку к моему лицу, а затем быстро провела пальцами по моим волосам.

— Расскажи мне, — выдохнул я.

— Не знаю, получится ли у меня. Знаешь, с одной стороны, голод — точнее, жажда, которую я, будучи тем, что я есть, чувствую по отношению к тебе. И ты, наверное, в какой-то степени способен это понять. Хотя, — она неуверенно улыбнулась, — так как ты не страдаешь пагубным пристрастием к каким-либо запретным веществам, то, скорее всего, не можешь достаточно глубоко сопереживать мне. Но… — ее пальцы легко коснулись моих губ, и мое сердцебиение ускорилось. — Я желаю и кое-чего другого, испытываю другой голод. Голод, которого даже сама не понимаю.

— Зато я, возможно, понимаю его лучше, чем тебе кажется.

— Я не привыкла чувствовать настолько по-человечески. Это всегда так?

— Для меня? — я помедлил. — Нет, никогда. До этого никогда.

Она взяла мое лицо в ладони:

— Я не знаю, как быть близкой тебе. Не знаю, смогу ли.

Накрыв ее руку своей, я медленно наклонялся вперед, пока наши лбы не соприкоснулись.

— Этого достаточно, — вздохнул я, закрывая глаза.

С минуту мы сидели так, а потом пальцы Эдит зарылись в мои волосы. Она подняла лицо и прижалась губами к моему лбу. Ритм моего сердцебиения взорвался рваными скачками.

— Тебе это удается гораздо успешнее, чем ты думаешь, — сказал я, когда снова обрел дар речи.

Отстранившись, она снова взяла меня за руки:

— Я родилась с человеческими инстинктами… возможно они спрятаны глубоко, но всё же существуют.

Еще одно бесконечное мгновение мы смотрели друг на друга, и я пытался догадаться, испытывает ли она такое же нежелание двигаться, как и я. Но день угасал, а тени деревьев уже почти касались нас.

— Тебе пора ехать.

— Я думал, ты не умеешь читать мои мысли.

Эдит улыбнулась:

— Они становятся более ясными, — ее глаза внезапно вспыхнули волнением. — Можно я кое-что тебе покажу?

— Что угодно.

Она спросила с усмешкой:

— Как насчет ускоренного способа вернуться к пикапу? — Я настороженно взглянул на нее. — Разве ты не хочешь увидеть, как я передвигаюсь по лесу? — надавила она. — Обещаю, это безопасно.

— Ты… превратишься в летучую мышь?

Она разразилась смехом.

— Будто я не слышала этого прежде!

— Точно, уверен, ты постоянно это слышишь.

Очередным неуловимо быстрым движением она оказалась на ногах. Протянула мне руку, и я вскочил. Быстро развернувшись, Эдит оглянулась на меня.

— Забирайся ко мне на спину.

Я моргнул.

— Чего?

— Не будь трусом, Бо, я обещаю, больно не будет.

Она так и стояла спиной ко мне в ожидании, совершенно серьезная.

— Эдит, я не… То есть…как?

Она повернулась ко мне, приподняв одну бровь:

— Тебе наверняка хорошо известен принцип езды на закорках.

Я пожал плечами:

— Конечно, но…

— Тогда в чем проблема?

— Ну… ты ведь такаякрохотная.

Эдит сердито выдохнула, а затем исчезла. На этот раз, когда она пробегала мимо, я почувствовал порыв ветра. Через секунду-другую она вернулась, держа в руке валун.

Настоящий валун. Который она, должно быть, вырвала из земли, потому что нижняя его часть была покрыта прилипшей грязью и корешками. Если бы она опустила его на землю, то по высоте он доходил бы ей до пояса.

Она склонила голову набок.

— Это не то, что я имел в виду. Я не говорил, что ты недостаточно сильная…

Эдит легко перебросила валун через плечо, и он пролетел далеко за край леса, а потом рухнул со звуком ломающегося дерева и разбивающегося камня.

— Это очевидно, — продолжил я. — Но я… Как я помещусь? — я посмотрел на свои слишком длинные ноги и снова перевел взгляд на ее изящную фигурку.

Она опять повернулась ко мне спиной:

— Доверься мне.

Чувствуя себя самым глупым, самым неуклюжим человеком в истории, я нерешительно обхватил Эдит за шею.

— Давай же, — сказала она нетерпеливо. Завела руку назад и, схватив меня за ногу, поддернула мое колено к своей талии.

— Ого!

Но она уже завладела моей второй ногой и, вместо того чтобы опрокинуться назад, с легкостью удерживала мой вес. Она передвинула мои ноги так, чтобы они обхватывали ее талию. Мое лицо горело, и я знал, что выгляжу, должно быть, как горилла верхом на борзой.

— Я не делаю тебе больно?

— Бо, я тебяумоляю.

Вдобавок к неловкости ситуации я еще и весьма отчетливо осознавал, что мои руки и ноги крепко обхватывают ее стройное тело.

Неожиданно Эдит, схватив меня за руку, прижала мою ладонь к своему лицу. И глубоко вздохнула.

— С каждым разом все легче, — сказала она.

А потом побежала.

Впервые я почувствовал настоящий страх за свою жизнь. Ужас.

Она неслась сквозь лес как пуля, как призрак. Ни единого звука, никаких признаков, что ее ноги вообще касались земли. Ее дыхание не участилось, что стало бы свидетельством прикладываемых усилий. Однако деревья пролетали на смертоносной скорости, всегда промахиваясь мимо нас всего на несколько дюймов.

Слишком сильное потрясение помешало мне закрыть глаза, хотя холодный воздух хлестал по лицу, обжигая их. Создавалось ощущение, как будто я высунул голову в окно во время авиаперелета.

Потом все закончилось. Если утром мы добрались до поляны Эдит за несколько часов, то теперь вернулись к пикапу в считаные минуты — даже не минуты, секунды.

— Бодрит, не правда ли? — Ее голос был высоким, возбужденным.

Она стояла неподвижно, ожидая, когда я распутаю ноги и отойду от нее. Я и правда попытался, но не смог заставить мышцы «разморозиться». Руки и ноги оставались сомкнутыми, а голова неприятно кружилась.

— Бо? — спросила она, теперь уже обеспокоенно.

— Кажется, мне нужно прилечь, — задыхаясь, прошептал я.

— Ой. Прости.

Мне потребовалось несколько секунд на то, чтобы вспомнить, как расслабить пальцы. Затем все мускулы, казалось, отключились одновременно, я практически рухнул с Эдит и, спотыкаясь, ковылял спиной вперед, пока, оступившись, окончательно не упал.

Она протянула руку, явно стараясь не смеяться, но я отклонил ее предложение. Вместо этого, оставшись на земле, опустил голову между коленей. В ушах звенело, а голова тошнотворно кружилась.

Холодная рука легла мне на затылок. Это помогло.

— Думаю, идея оказалась так себе, — сказала Эдит задумчиво.

Я старался выглядеть бодро, но мой голос звучал глухо:

— Нет, что ты, это было очень интересно.

— Ха! Ты бледный как привидение… нет, даже хуже: ты бледный, как я!

— Пожалуй, мне стоило закрыть глаза.

— Вспомни об этом в следующий раз.

— В следующий раз? — поднял я на нее испуганный взгляд.

Все еще пребывая в приподнятом настроении, она рассмеялась.

— Воображала, — буркнул я и снова опустил голову.

Только через полминуты кружение замедлилось.

— Бо, посмотри на меня.

Я приподнял голову и увидел лицо Эдит всего лишь в нескольких дюймах от своего. Ее красота ошеломила меня, словно удар исподтишка. К ней невозможно привыкнуть.

— Я тут думала, пока бежала…

— Надеюсь, о том, чтобы не врезаться в деревья? — перебил я, пытаясь отдышаться.

— Глупыш Бо. Бег для меня привычное дело. Об этом мне даже думать не надо.

— Воображала, — снова пробормотал я, чем вызвал ее улыбку.

— Нет, я думала, что хочу попробовать кое-что сделать, — с этими словами Эдит снова обхватила ладонями мое лицо.

У меня перехватило дыхание.

Она заколебалась, словно проверяя, безопасно ли это и по-прежнему ли надежен ее самоконтроль.

А затем ее прохладные безупречные губы нежно прижались к моим.

Моя реакция застала врасплох нас обоих: кровь закипела, обожгла губы, дыхание стало рваным, а пальцы зарылись в волосы Эдит, прижимая ее лицо к моему.

И тут же она превратилась в безразличный камень. Мягко, но настойчиво оттолкнула мое лицо. Открыв глаза, я встретился с ней взглядом.

— Ох, — выдохнул я.

— Это еще мягко сказано.

Ее глаза дико горели, зубы были крепко стиснуты. Наши лица все еще находились в каких-то дюймах друг от друга, а мои пальцы запутались в ее волосах.

— Я должен?.. — я попытался высвободиться, чтобы дать ей возможность отстраниться.

Ее руки не отпустили меня.

— Нет, это терпимо. Подожди минутку, пожалуйста, — голос Эдит звучал вежливо, сдержанно.

Я не отрывал взгляда от ее глаз, наблюдая, как возбуждение в них стихает, смягчается.

— Всё, — улыбнулась она, явно довольная собой.

— Терпимо? — переспросил я.

Она рассмеялась:

— Я сильнее, чем думала. Приятно это знать.

— А я совсем не сильный. Прости.

— Ты же всего лишь человек, в конце концов.

— Ага, — вздохнул я.

Выпутав свои волосы из моих пальцев, она поднялась одним плавным, практически невидимым движением. На сей раз я принял протянутую мне руку и встал. Мне нужна была эта поддержка — равновесие еще не вернулось. При попытке шагнуть в сторону от Эдит меня пошатнуло.

— Это тебя все еще от пробежки качает или от моего искусного поцелуя? — сейчас, беззаботно смеясь, она была практически неотличимой от человека. Эта новая Эдит, не похожая на ту, которую я знал, еще сильнее кружила мне голову. Расставание с ней причинило бы мне теперь физическую боль.

— И то, и другое.

— Наверное, тебе следует позволить мне сесть за руль.

— Хм, думаю, на сегодня с меня хватит твоей жажды скорости…

— Да я вожу лучше тебя, даже когда ты в прекрасной форме, — возразила она. — У тебя реакция гораздо медленнее.

— Верю, но сомневаюсь, что мой пикап выдержит твоё вождение.

— Немножко доверия, пожалуйста, Бо.

Мои пальцы в кармане уже нащупали ключ. Я поджал губы, будто размышляя, после чего покачал головой с натянутой улыбкой:

— Не-а. Ни в коем случае.

Приподняв брови, Эдит ухватилась за мою футболку и дернула. Я чуть не врезался в нее, от чего меня спасла только упершаяся в ее плечо ладонь.

— Бо, я уже приложила огромные усилия, чтобы сохранить тебе жизнь, и не собираюсь пускать тебя за руль транспортного средства, когда ты даже прямо идти не можешь. Друзья не позволяют пьяным друзьям вести машину.

— Пьяным? — запротестовал я.

Встав на цыпочки, Эдит потянулась вверх, так, чтобы ее лицо приблизилось к моему. Я ощутил невыносимо приятный аромат ее дыхания.

— Ты опьянен уже самим моим присутствием.

— С этим не поспоришь, — вздохнул я. Выбора не было — я ни в чем не мог ей отказать, поэтому поднял руку повыше и, выпустив ключ, проследил, как она молча поймала его молниеносным движением. — Только полегче, мой пикап совсем старичок.

— Очень разумно.

Отпустив футболку, она выскользнула из-под моей руки.

— А на тебя, значит, мое присутствие совсем не влияет?

Развернувшись, Эдит потянулась к моей руке, снова прижала ее к лицу и, сомкнув веки, медленно сделала глубокий вдох.

— И все равно, — пробормотала она, с улыбкой открывая глаза, — реакция у меня получше.