Жизнь и смерть

Глава двадцать вторая Прятки

— Что это было? — мой голос вышел из-под контроля, стал ровным и безразличным.

Джесамина уставилась на меня. В ожидании ответа я сохранял отсутствующее выражение лица. Ее взгляд метался с меня на Арчи и обратно, она явно ощущала хаос. Я понимал, что именно увидел Арчи.

Меня окутало спокойствие, и я, не сопротивляясь, воспользовался им, чтобы управлять своими эмоциями.

Арчи тоже пришел в себя. На его лице быстро появилось привычное выражение.

— Ничего, — ответил он на удивление безмятежно и убедительно. — Все та же комната, что и раньше, — он впервые посмотрел на меня. — Ты хотел позавтракать?

— Поем в аэропорту, — я, как и он, оставался невозмутимым. Словно позаимствовав дар Джесамины, я чувствовал хорошо скрываемое отчаянное желание Арчи остаться с ней наедине, выставив меня из комнаты. Тогда у него появилась бы возможность сообщить Джесс, что они делают что-то не так, что потерпят неудачу.

Арчи по-прежнему не отводил от меня глаз.

— С твоей мамой все в порядке?

Пришлось сглотнуть вставший в горле горький ком. Я мог лишь придерживаться придуманного ранее сценария.

— Мама беспокоилась, — заговорил я монотонно. — Хотела поехать домой. Но ничего, я убедил ее остаться пока во Флориде.

— Это хорошо.

— Да, — равнодушным тоном согласился я.

Повернулся и медленно пошел к спальне, чувствуя их неотступно сопровождавшие меня взгляды. Закрыв за собой дверь, я занялся тем, чем мог. Принял душ и переоделся в одежду по размеру. Порывшись в сумке, отыскал носок с деньгами и переложил его содержимое в карман.

Минуту я стоял и смотрел в пустоту, пытаясь думать о чем-нибудь нейтральном. И вскоре появилась одна идея.

Опустившись на колени перед тумбочкой, я открыл верхний ящик.

Под бесплатным экземпляром Библии нашелся запас почтовых принадлежностей. Я взял оттуда лист бумаги, конверт и ручку.

Эдит, — написал я трясущейся рукой. Буквы едва можно было разобрать.

Я люблю тебя.

Еще раз прости. Мне так жаль.

У нее моя мама, и я должен попытаться. Знаю, что, вероятно, ничего не получится. И мне очень, очень жаль.

Не злись на Арчи и Джесамину. Если мне удастся от них сбежать, это будет чудом. Передай им от меня спасибо. Особенно Арчи.

И пожалуйста, пожалуйста, не преследуй ее. Именно этого она хочет. Мне невыносимо думать, что кто-то еще пострадает из-за меня, особенно ты. Пожалуйста, это единственное, о чем я могу тебя сейчас просить. Ради меня.

Я не жалею о нашей встрече. И никогда не пожалею, что люблю тебя.

Прости меня.

Бо.

Сложив втрое, я положил листок в конверт и заклеил его. Рано или поздно Эдит найдет это письмо. Надеюсь, она поймет и простит. И самое главное — послушается.

Когда я вернулся в гостиную, они были готовы.

На этот раз в машине я сидел в одиночестве сзади. Джесамина посматривала на меня в зеркало заднего вида, когда думала, что я не замечу. Она поддерживала мое спокойное состояние, за что я был признателен.

Арчи прислонился к дверце, повернувшись лицом к Джесамине, но я знал, что краем глаза он наблюдает за мной. Как много он увидел? Ожидает ли от меня каких-нибудь действий? Или целиком сосредоточился на следующем ходе ищейки?

— Арчи? — позвал я.

Он насторожился.

— Да?

— Я написал записку маме, — медленно проговорил я. — Передашь ей? В смысле, оставишь в доме?

— Конечно, Бо, — осторожно произнес он тоном, каким говорят с кем-то, кто стоит на краю крыши. Они оба видели, что я теряю самообладание. Надо лучше держать себя в руках.

До аэропорта мы доехали быстро. Джесамина припарковалась в центре четвертого уровня гаража, солнечные лучи не попадали сюда, вглубь бетонного блока. Нам не пришлось выходить из тени и по пути в терминал. Четвертый, самый большой и запутанный — возможно, это окажется полезным.

Я шел впереди, показывая дорогу, в кои-то веки более осведомленный об окружающей обстановке, чем мои спутники. Мы спустились на лифте на третий уровень, куда выходили пассажиры прибывающих рейсов. Арчи с Джесаминой постояли немного, разглядывая табло с расписанием вылетов. Я слышал, как они обсуждали плюсы и минусы Нью-Йорка, Атланты, Чикаго. Городов, где я не бывал. Городов, в которые теперь уже никогда не попаду.

Я старался не думать о побеге. Мы заняли кресла в длинном ряду рядом с металлодетекторами. У меня непрестанно нервно подрагивало колено. Джесамин и Арчи прикидывались, будто наблюдают за проходящими мимо людьми, но на самом деле следили лишь за мной. Каждый раз, как я сдвигался хоть на дюйм на своем сиденье, на меня тут же поглядывали краем глаза. Это безнадежно. Может, побежать? Посмеют ли они силой остановить меня при таком количестве народа вокруг? Или просто последуют за мной?

В любом случае необходимо было выбрать подходящий момент. Если я начну действовать, когда до прибытия Эдит и Карин останется совсем мало времени, то Арчи придется дождаться их, так? Но нельзя было и слишком промедлить. Уверен, Эдит будет наплевать на людей-свидетелей, когда она бросится в погоню за мной.

Часть меня была способна на такие расчетливые умозаключения. Другую же всецело захватило осознание того, что здесь вот-вот появится Эдит. Словно каждая клеточка моего тела тянулась к ней. И это лишь все усложняло. Я заметил, что пытаюсь придумывать предлоги, чтобы остаться, увидеть ее и только после этого бежать. Но если я хотел иметь хоть какие-то шансы на побег, такой вариант отпадал.

Несколько раз Арчи предложил проводить меня позавтракать. Позже, говорил я. Не сейчас.

Я смотрел на табло прилетов, наблюдая, как рейс за рейсом прибывают по расписанию. Информация о рейсе из Сиэтла медленно приближалась к верхней строчке.

И тут, когда на побег оставалось всего тридцать пять минут, цифры изменились. Ее самолет ожидался на десять минут раньше. У меня больше не было времени.

Достав из кармана неподписанный конверт, я протянул его Арчи.

— Ты доставишь ей его?

Кивнув, он забрал письмо и сунул его в свой рюкзак.

— Пожалуй, я поем сейчас, — сказал я, и Арчи встал.

— Я пойду с тобой.

— Ты не против, если со мной сходит Джесамина? — спросил я. — Чувствую себя немного… — я не закончил фразу. Чтобы донести смысл, хватило моего шального взгляда.

Джесамина встала. Арчи выглядел растерянным, но, к моему огромному облегчению, похоже, ничего не заподозрил. Должно быть, он приписывал изменение своих видений какому-то маневру охотницы, а не предательству с моей стороны. И наблюдал не за мной, а за Джосс.

Джесамина молча шла рядом со мной, держа руку на моей пояснице, словно ведя меня. В первых нескольких кафе аэропорта я изобразил отсутствие интереса, а мой мозг напряженно искал что-то, хоть что-нибудь. Ведь должна же быть какая-то лазейка, возможность, которой я сумел бы воспользоваться.

Я увидел указатель и вдруг сообразил. Вдохновение от отчаяния.

Джесамина не сможет последовать за мной лишь в одно место.

Нужно было пошевеливаться, пока Арчи что-нибудь не увидел.

— Не возражаешь? — спросил я Джесамину, кивая на дверь. — Я мигом.

— Подожду здесь, — пообещала она.

Едва скрывшись от нее за углом входа, я побежал.

Решение оказалось даже более удачным, чем мне казалось. Я вспомнил это помещение. И ускорил шаг.

Единственное место, куда Джесамина не пошла бы за мной, — мужской туалет. У большинства из них по два входа, но обычно они расположены довольно близко друг к другу. Мой первоначальный план — незаметно выскользнуть, прячась за кем-нибудь, — никогда не удался бы.

Но этот туалет… я бывал здесь раньше. И однажды даже заблудился, потому что второй выход находился прямо напротив и вел в совершенно другой коридор. Ничего лучшего мне было бы не спланировать.

Я был уже в коридоре и мчался в сторону лифтов. Если Джесамина осталась ждать там, где сказала, то ей ни за что меня не увидеть. Я бежал без оглядки. Это был мой единственный шанс, и даже если она следовала за мной, нужно было продолжать двигаться вперед. Люди обращали на меня внимание, но не выглядели очень уж шокированными, ведь для бега в аэропорту существует масса причин.

Бросившись к лифту, я просунул руку между сдвигающимися створками двери заполненной людьми кабины, идущей вниз. Протиснулся внутрь, к раздраженным пассажирам, и убедился, что кнопка первого этажа нажата. Она уже горела, и двери закрылись.

Как только дверь лифта открылась, я снова пустился бежать под доносящееся сзади раздраженное ворчание. Возле охранников, дежуривших у багажной ленты, я замедлил шаг, но, завидев выход из здания, опять неуклюже перешел на бег. Я понятия не имел, начала ли уже поиски Джесамина. Если она выслеживает меня по запаху, то у меня в запасе считаные секунды. Я бросился к автоматическим дверям, едва не влетев в стекло, поскольку они открывались слишком медленно.

Возле заполненного людьми тротуара не было видно ни одного такси.

Я не успевал. Арчи и Джесамина или вот-вот обнаружат мою пропажу, или уже поняли, что я сбежал. Они найдут меня в мгновение ока.

В нескольких футах от меня закрывал двери приземистый белый «челнок».

— Подождите! — махнув рукой, закричал я на бегу.

— Это трансфер до отеля «Хайятт», — растерянно сказал водитель, вновь открывая двери.

— Да, — выдохнул я, — туда мне и нужно.

И взбежал по ступенькам.

Он недоуменно приподнял бровь, не увидев моего багажа, но затем пожал плечами, слишком безучастный, чтобы задавать вопросы.

Большинство мест пустовали. Я сел как можно дальше ото всех и смотрел, как тротуар с толпящимися людьми, а потом и весь аэропорт становятся все меньше и меньше. Я не мог перестать представлять, как Эдит замрет на краю дороги, когда мой след оборвется.

«Рано слетать с катушек, — сказал я себе. — Впереди еще длинный путь».

Удача меня не покинула. Возле «Хайятта» какая-то пара с усталым видом доставала из багажника такси последний чемодан. Я выскочил из «челнока» и, подбежав к такси, скользнул на заднее сиденье. Уставшая пара и водитель трансфера уставились на меня во все глаза.

Я назвал удивленной таксистке адрес.

— Мне нужно добраться туда как можно скорее.

— Это же в Скоттсдэйле, — посетовала она.

Я бросил на переднее сиденье четыре двадцатки.

— Этого будет достаточно?

— Конечно, парень, без проблем.

Я сидел, откинувшись на спинку сиденья и скрестив руки на груди. Мой город проносился мимо меня, но я не смотрел в окна. Приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы сохранить самообладание. Расклеиться сейчас было бы бессмысленно и бесполезно. Совершив почти невероятный побег, я получил возможность сделать всё, что в моих силах, для мамы. Мой путь предопределен. Нужно просто по нему пройти.

Поэтому вместо того, чтобы паниковать, я закрыл глаза и провел эту двадцатиминутную поездку с Эдит.

Я представил, что остался в аэропорту, чтобы встретиться с ней. Вообразил, как стою прямо у линии с надписью «Не пересекать», — первым, кого она увидела бы, идя с самолета по длинному коридору. Она слишком быстро прошла бы сквозь толпу остальных пассажиров — и они провожали бы ее глазами, потому что она такая грациозная. На последних футах она бросилась бы ко мне — не совсем по-человечески — и обняла бы за талию. И я не стал бы осторожничать.

Я размышлял о том, куда мы отправились бы. Куда-нибудь на север, чтобы ей можно было появляться на улице днем. Или в какие-то далекие края, где мы снова могли бы лежать на солнце вдвоем. Я представил ее на берегу, с кожей, сверкающей, как море. И не имело значения, как долго нам пришлось бы прятаться. Даже сидеть взаперти в гостиничном номере с ней было бы блаженством. Я еще столько всего хотел о ней узнать. Мог бы слушать ее рассказы бесконечно, не отвлекаясь на сон, никогда ее не покидая.

Теперь я так отчетливо видел ее лицо… практически слышал ее голос. И, несмотря ни на что, несколько мгновений чувствовал себя счастливым. Я так глубоко погрузился свои грезы, что потерял счет бегущим секундам.

— Эй, номер какой?

Вопрос таксистки иглой проткнул мои фантазии. Страх, который на несколько минут удалось обуздать, вновь взял верх.

— Пятьдесят восемь двадцать один, — мой голос прозвучал сдавленно. Таксистка нервно на меня посмотрела, видимо, опасаясь какого-нибудь приступа.

— Тогда приехали, — она хотела поскорее от меня избавиться — вероятно, надеялась, что я не потребую сдачи.

— Спасибо, — прошептал я. Не нужно бояться, напомнил я себе. Я знал, что дом пуст. Необходимо было торопиться: меня ждет мама, она в ужасе, а возможно, уже пострадала… и надеется на меня.

Подбежав к двери, я на автомате протянул руку, чтобы достать из-под карниза ключ. Внутри было темно, пусто, обычно. Знакомый до боли запах чуть не выбил меня из колеи. Показалось, что мама должна быть где-то рядом, прямо в соседней комнате, но я знал, что это не так.

Я кинулся к телефону, по пути включив свет на кухне. Там, на доске для записей, мелким аккуратным почерком был записан десятизначный номер телефона. Пальцы не слушались, и я ошибался. Пришлось нажать на сброс и начать сначала. В этот раз я сосредоточился только на цифрах и внимательно набирал номер, касаясь кнопок по очереди. Я справился. Дрожащей рукой поднес трубку к уху и услышал только один гудок.

— Привет, Бо, — ответил тот легкий голос. — Это было очень быстро. Я впечатлена.

— С моей мамой все в порядке?

— С ней все просто отлично. Не волнуйся, Бо, я ничего против нее не имею. Разве что ты приехал не один, — это прозвучало весело и беспечно.

— Я один. — Никогда в жизни я не был до такой степени один.

— Очень хорошо. Итак, ты знаешь балетную студию прямо за углом от твоего дома?

— Да, я знаю, как туда добраться.

— Ну, тогда до скорой встречи.

Я повесил трубку.

Выбежав из комнаты, я выскочил на улицу, в утреннюю жару.

Я практически видел боковым зрением, как мама стоит в тени большого эвкалипта, где я играл ребенком. Или склоняется над небольшим клочком земли вокруг почтового ящика — клумбой, неизменно становившейся кладбищем для цветов, которые мама пыталась вырастить. Воспоминания были куда лучше любой реальности, с которой мне сегодня придется столкнуться. Но я помчался от них прочь.

Мне казалось, что я бегу очень медленно, как по мокрому песку — словно не получая достаточной опоры от бетона пешеходной дорожки. Время от времени я запутывался в собственных ногах, один раз упал, успев подставить руки и ободрав их о тротуар, но тут же вскочил и снова бросился вперед. Наконец я добрался до угла. Остался всего один квартал… я бежал задыхаясь, по лицу струился пот. Солнечные лучи жгли кожу, слишком яркие, они отражались от белого бетона, ослепляя меня.

Свернув за последний угол, на Кактус, я увидел студию, которая выглядела в точности такой, какой я ее помнил. Парковка у входа была пуста, вертикальные жалюзи на всех окнах закрыты. Я больше не мог бежать — дыхание отказало; страх победил меня. Я стал думать о маме, чтобы заставить себя продолжать переставлять ноги, одну за другой.

Приблизившись, я увидел объявление, прикрепленное к двери с внутренней стороны. На ярко-розовом листе бумаги было написано от руки, что танцевальная студия закрыта на весенние каникулы. Дотронувшись до ручки, я осторожно потянул ее на себя. Дверь была не заперта. Я с трудом перевел дыхание и открыл ее.

В темном и пустом прохладном холле тихо гудел кондиционер. Пластиковые стулья были составлены друг на друга вдоль стен, ковровое покрытие выглядело влажным. Через открытое смотровое окошко я увидел, что в западном танцевальном классе тоже темно. А восточный зал, побольше, — тот самый, из видения Арчи, — был освещен. Но жалюзи на окнах были закрыты.

Охвативший меня ужас был таким сильным, что буквально сковал меня. Я больше не мог заставить себя двигаться.

Но тут меня позвала мама.

— Бо? Бо? — тот же панический тон. Я помчался к двери, на звук ее голоса.

— Бо, ты напугал меня! Никогда так больше со мной не поступай! — продолжила она, когда я вбежал в длинный зал с высоким потолком.

Я озирался по сторонам, пытаясь определить, откуда доносится голос. Услышав мамин смех, я повернулся на звук.

Вот она, на экране телевизора, с облегчением ерошит мои волосы. День Благодарения, а мне двенадцать. Мы ездили в Калифорнию, к бабушке, за год до ее смерти. Однажды пошли на пляж, и я слишком сильно перегнулся за ограждение пирса. Мама увидела, как я болтаю ногами, пытаясь вернуть равновесие, и в ужасе закричала: «Бо? Бо?»

Экран сделался синим.

Я медленно обернулся. Ищейка стояла у запасного выхода настолько неподвижно, что я не сразу ее заметил. В руках у нее был пульт. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, а потом она улыбнулась.

И двинулась в мою сторону, но прошла мимо в нескольких футах и положила пульт на видеомагнитофон. Я осторожно повернулся, чтобы видеть ее.

— Извини за это, Бо, но разве не лучше, что твоя мать на самом деле останется в стороне от всего этого? — тон ищейки был добродушным.

И тут до меня дошло. Мама в безопасности. Она все еще во Флориде. Так и не получила мое сообщение. Ее никогда не приводили в ужас темно-красные глаза, смотревшие сейчас на меня в упор. Ей не было больно. Она в безопасности.

— Да, — ответил я срывающимся от облегчения голосом.

— Похоже, ты не сердишься, что я тебя обманула.

— Не сержусь, — неожиданно охватившая меня эйфория придала храбрости. Какая разница? Скоро все закончится. Чарли и мама не пострадают, им не придется испытать этот страх.

Голова чуть ли не кружилась от схлынувшего напряжения. Аналитическая часть разума предупреждала, что я на грани нервного срыва, но в данный момент лишиться рассудка казалось неплохим вариантом.

— Как странно. Ты говоришь серьезно, — темные глаза внимательно оглядели меня. Они практически почернели, лишь по краям радужки слегка отливали красным. Ищейку одолевала жажда. — Соглашусь кое в чём с вашим странным кланом: вы, люди, можете быть весьма интересными. Пожалуй, я могу понять эту тягу понаблюдать за тобой более внимательно. Потрясающе, некоторые из вас как будто начисто лишены эгоизма.

Сложив руки на груди, она стояла неподалеку и с любопытством смотрела на меня, не выказывая никакой угрозы на лице или в позе. Выглядела она обычно, ничего примечательного ни в фигуре, ни в лице, разве что белая кожа и обведенные темными кругами глаза, но к такому я привык. На ищейке была светло-голубая рубашка с длинными рукавами и потертые джинсы.

— Наверное, ты собираешься сказать, что твои друзья отомстят за тебя? — спросила она — как мне показалось, с надеждой.

— Я попросил их этого не делать.

— И как отнеслась к этому твоя возлюбленная?

— Не знаю, — разговаривать с ней было на удивление легко. — Я оставил ей письмо.

— Последнее письмо — как романтично. Думаешь, она уважит твою просьбу? — теперь голос ищейки стал чуть резче, и легкий оттенок сарказма исказил ее вежливый тон.

— Надеюсь.

— Хм-м-м. Ну, значит, надежды у нас разные. Видишь ли, все получилось слишком просто и быстро. Честно говоря, я разочарована. Ожидала, что задача окажется гораздо труднее, а в итоге потребовалось лишь немного везения.

Я молча ждал.

— Когда Виктор не смог добраться до твоего отца, я велела ему разузнать еще что-нибудь о тебе. Какой смысл гоняться за тобой по всей планете, если можно спокойно ждать в том месте, которое выберу я сама? Получив от Виктора необходимую информацию, я решила съездить в Финикс и навестить твою мать. Я слышала, как ты говорил, что поедешь домой. Сначала и мечтать не могла, что ты это всерьез, но потом задумалась. Люди бывают такими предсказуемыми, им нравится все знакомое. К тому же разве не отличная уловка — отправиться туда, где в твоем случае прятаться не следовало бы, то есть именно в то место, которое ты назвал?.. Конечно, никакой уверенности не было, лишь догадка. Я обычно чувствую жертву во время охоты — шестое чувство, если угодно. Добравшись до дома твоей матери, я прослушала твое сообщение, но, разумеется, не знала точно, откуда ты звонил. Полезно было узнать твой номер, однако, насколько я понимаю, ты мог находиться хоть в Антарктиде, но дело не выгорело бы, не окажись ты где-то поблизости… И тут твои приятели вылетели в Финикс. Естественно, Виктор следил за ними для меня, ведь я не могла работать в одиночку с таким количеством участников игры. И вот я получила от них подтверждение моих надежд — что, как я и чувствовала, ты все-таки здесь. Я подготовилась, заранее просмотрев вашу очаровательную семейную видеохронику. Оставалось всего лишь осуществить этот блеф… Слишком просто, знаешь ли, не больно-то соответствует моим стандартам. Поэтому надеюсь, что ты ошибаешься насчет этой девушки. Эдит, да?

Я промолчал. Напускная смелость начала отступать. Ищейка явно приближалась к концу своего монолога, смысла которого я в любом случае не понимал. Зачем объяснять мне все это? Велика ли честь — одержать победу над слабым человеком? Ведь я же не испытывал нужды обращаться со злорадной речью к каждому чизбургеру, потерпевшему от меня поражение.

— Не будешь очень уж возражать, если я тоже оставлю Эдит послание? — она отошла и дотронулась до небольшой цифровой видеокамеры, установленной на стереосистеме. Красный огонек указывал на то, что запись уже идет. Ищейка несколько раз передвинула ее, чтобы в кадр входило больше. — Сомневаюсь, что после просмотра она устоит против желания поймать меня.

Так вот чем объяснялось злорадство ищейки. Целью был не я.

Я уставился в объектив камеры.

Мама в безопасности, но не Эдит. Я пытался придумать способ, как это предотвратить, как не допустить, чтобы это видео попало в руки Эдит, но знал, что не смогу достаточно быстро добраться до камеры, ищейка меня остановит.

— Возможно, я ошибаюсь в силе ее интереса, — продолжила Джосс. — Очевидно, она не настолько дорожит тобой, чтобы оставить тебя при себе. А значит… мне нужно сделать это по-настоящему оскорбительным, не так ли? — она с улыбкой взглянула на меня, потом повернулась, чтобы улыбнуться в камеру.

И шагнула ко мне, все еще улыбаясь:

— Но прежде чем мы начнем…

Я давно понял, что умру. И думал, что готов к этому. Мне не приходило в голову рассматривать еще какие-то варианты, кроме одного: она убьет меня, выпьет кровь — и все.

Но другой вариант всё-таки был.

Я почувствовал, что оцепенел, застыл на месте.

— Я расскажу тебе одну историю, Бо. Когда-то, давным-давно, от меня сбежала жертва. Невероятно, знаю! Такое случилось лишь единожды, так что можешь представить, до какой степени этот случай не давал мне покоя. Ситуация во многом была похожей. Вкусный парнишка — без обид, но его аромат был даже лучше твоего, — а вот оберегала его только одна вампирша. Казалось бы, очень легкая трапеза. Однако я недооценила его защитницу. Поняв, что я охочусь за ее дружком, она выкрала его из психиатрической лечебницы, где работала — можешь представить себе такое унижение? Ради пропитания работать на будущую еду? — ищейка недоуменно покачала головой. — Как я уже говорила, она выкрала его из лечебницы и обратила, даровав ему тем самым безопасность. Вот ей он был дорог, но ведь он же был особенным. Происходи всё на сто лет раньше, парня сожгли бы на костре за его видения. А в двадцатых годах это означало психбольницу и электрошоковую терапию. Бедняга, кажется, даже не заметил боли перерождения. И, открыв глаза, словно впервые увидел солнце. Старая вампирша сделала из него сильного новорожденного, и стало незачем его трогать — ведь уже невозможно было насладиться его кровью, — вздохнула она. — В отместку я уничтожила эту вампиршу.

— Арчи! — выдохнул я.

— Да, твой приятель. Я так удивилась, увидев его на поле. Поэтому и рассказала тебе свою историю — чтобы утешить их. Я получаю тебя, но они получают его. Единственную ускользнувшую от меня добычу, это даже почетно. До сих пор жалею, что так и не довелось его попробовать…

Она сделала еще один шаг и теперь оказалась лишь в нескольких дюймах от меня. Приподнявшись на цыпочки, она подалась ко мне, и ее нос скользнул по моему горлу. Хотелось отшатнуться от прикосновения холодной кожи, но я не мог пошевелиться.

— Думаю, ты подойдешь, — заключила она. — Но чуть позже. Сначала немного повеселимся, а затем я позвоню твоим друзьям и расскажу, где найти тебя… и мое посланьице.

Я все еще пребывал в оцепенении. Единственное, что я начинал чувствовать, — это тошнотворные спазмы в желудке. Я не отрывал взгляда от камеры, и мне казалось, Эдит уже смотрит.

Ищейка отступила на шаг-другой и начала непринужденно ходить вокруг меня, словно старалась получше рассмотреть статую в музее. Сохраняя дружелюбное выражение лица, она явно решала, с чего начать. Ее улыбка становилась все шире и шире, пока не превратилась в зубастый оскал. Охотница пригнулась.

Я не видел, чем она меня ударила, все произошло слишком быстро. Она превратилась в расплывчатое пятно, раздался громкий хруст, и моя правая рука повисла, словно больше не была прикреплена к локтю. Последней пришла боль, пронзившая руку лишь через секунду.

Всё так же оскалившись, ищейка продолжала наблюдать. Она ждала, когда боль накроет меня, и следила за тем, как я, ахнув, скрючиваюсь над своей сломанной рукой.

Я не успел еще даже полностью ощутить эту первую боль, она всё еще нарастала, а движения ищейки уже вновь смазались, и с еще более раскатистым треском что-то отбросило меня к стене — брус балетного станка за моей спиной прогнулся, зеркала разлетелись на куски.

Странный звериный вой вырвался у меня сквозь стиснутые зубы. Я попытался вдохнуть, и мои легкие словно проткнула дюжина ножей.

— Отличные спецэффекты, ты так не думаешь? — спросила ищейка, и ее лицо вновь стало дружелюбным. Она дотронулась до одной из трещин, паутиной расползшихся от того места, где я врезался в стену. — Увидев это место, я сразу поняла, что оно идеально подойдет для моего маленького фильма. Зрелищно, динамично. И столько ракурсов — не хотелось бы, чтобы Эдит упустила хоть малейшую подробность.

Я не увидел ее движения, но услышал негромкий хруст, и в указательном пальце левой руки запульсировала тупая боль.

— Он все еще на ногах, — сказала ищейка и засмеялась.

Последовавший за этим треск был куда громче — как приглушенный взрыв. Казалось, комната взлетела вверх, будто я начал падать в глубокую яму. Мучительная боль настигла меня в то же мгновение, как я ударился об пол.

Я подавил крик, прорывавшийся из горла сквозь заполнившую пищевод желчь. Мне не хватало воздуха, не удавалось вдохнуть полной грудью. Странный придушенный стон донесся словно из самой глубины моего тела.

Меня вырвало, и я смог дышать, хотя каждый вдох словно разрывал мои внутренности на части. Теперь боль от сломанной руки отступила на второй план — центральное место заняла нога. В ней боль все еще нарастала. Я лежал, распластавшись в собственных рвотных массах, но не мог даже пошевелиться.

Ищейка уже стояла на коленях возле моей головы, в ее руке мигал красный огонек.

— Время для крупного плана, Бо.

Я с хрипом выкашлял из горла еще одну порцию кислоты.

— Теперь мне хотелось бы услышать твое отречение. Можешь сделать это для меня? Ты окажешь мне услугу, а я немного ускорю процесс. Так будет справедливо?

У меня не получалось сфокусировать взгляд на ее лице… мигающий красный огонек виделся словно сквозь туман.

— Просто скажи Эдит, как тебе больно, — уговаривала она. — Скажи ей, что хочешь возмездия — ты достоин того, чтобы за тебя отомстили. Она впутала тебя в это. В самом прямом смысле это именно она сейчас причиняет тебе боль. Попробуй сыграть на этом.

Мои глаза закрылись.

Она приподняла мою голову на удивление осторожно — хоть это движение и отозвалось мучительной болью в руках и ребрах.

— Бо, — сказала она тихо, словно я спал, а она пыталась меня разбудить. — Бо? Ты можешь. Скажи Эдит, чтобы она нашла меня.

Ищейка легонько потрясла меня, и из моих легких просочился похожий на вздох звук.

— Бо, дорогой, у тебя осталось столько целых костей — а большие можно сломать во многих местах. Пожалуйста, сделай то, чего я хочу.

Я взглянул на ее расплывающееся перед глазами лицо. На самом деле она ничего мне не предлагала. Что бы я ни сказал теперь, это меня не спасет. А на карту поставлено слишком многое.

Я осторожно качнул головой. Возможно, Эдит поймет, что я имел в виду.

— Оно не хочет кричать, — тихо сказала она нараспев, странно коверкая голос. — Наверное, следует его заставить?

Я ждал следующего хрустящего удара.

Вместо этого она бережно подняла мою здоровую руку и поднесла ее ко рту. Последовавшая за этим боль, по сравнению с предыдущими, вряд ли могла таковой называться. Ищейка запросто могла отхватить мне палец, но всего лишь его укусила. Ее зубы даже не проникли так уж глубоко.

Я едва среагировал, но она вскочила и, резко развернувшись, отошла. Моя голова стукнулась об пол, и сломанные ребра пронзила боль. Со странной отрешенностью я смотрел, как Джосс шагает взад-вперед в дальнем конце зала, рыча и качая головой. Камера, оставленная у моего лица, до сих пор работала.

Первым намеком на то, что сделала ищейка, был жар — мой палец стал очень горячим. Я был удивлен тем, что чувствую это даже сквозь более сильную боль. Но вспомнил историю Карин. Я знал, что началось. Времени у меня осталось немного.

Ищейка все еще пыталась успокоиться — кровь, вот что вывело ее из себя. Она почувствовала на губах мою кровь, но пока не хотела убивать меня, поэтому ей приходилось бороться со своим безумием. Это отвлекло ее, но в любой момент она могла снова обратить на меня внимание из-за любой мелочи.

Жар быстро нарастал. Я пытался не замечать этого, как и острой боли в груди. Выбросив вперед руку, я схватил камеру. Поднял ее как можно выше и с силой бросил на пол.

В ту же секунду я полетел спиной вперед в разбитые зеркала. Осколки впились мне в плечи, в голову. Новый удар, казалось, заново переломал мои сломанные кости. Но закричал я не поэтому.

Укушенный палец словно загорелся… пламя мгновенно охватило мою ладонь. Жжение уже подползало к запястью. Этот огонь был больше, чем огонь, а боль — больше, чем боль.

Другие мучения — ничто. Сломанные кости — не боль. Не такая.

Мой крик прозвучал так, словно раздавался вне тела — это был непрерывный животный вой.

Я неподвижно уставился перед собой и вновь увидел в руке ищейки красный мигающий огонек. Она оказалась слишком быстрой, у меня ничего не получилось.

Но мне было уже все равно.

Кровь текла по моей руке, скапливаясь лужей под локтем.

Ноздри охотницы раздувались, ее глаза были дикими, она оскалила зубы. Кровь капала на пол, но из-за крика я не слышал звука падения капель. Вот моя последняя крупица надежды. Теперь ищейка не сможет остановиться. Ей придется убить меня. Наконец-то.

Она широко раскрыла рот.

Я ждал, продолжая кричать.