Журналист

Глава 15 Белая лошадь

Крокодил Канцерогена, атипичный некромант,

Некрофил и наркоман мухоморовый,

С братаном Чебурданидзе как-то полный чемодан

Чебоксарских чебуреков с коноплей под водки жбан

Закалдырили на блюде фарфоровом! —

Разливался над площадью «Борцам за Власть» хрипловатый голос Сергея Рыбалки, черноволосого худого мужичка с тонкой прямой бородкой и усами «под Боярского», под мелодичные переливы гитар, скрипки, дудки и барабанов вокально-инструментального ансамбля «Перекресток». Сергея Рыбалку во Владивостоке знал каждый. Это был такой антипод Ильи Лагутенко: если тот покорил все мыслимые вершины популярной культуры, буквально взорвав все чарты в конце 1990-х, и оставшись на вершине музыкального олимпа на много-много лет, то этот всю сознательную жизнь был уличным музыкантом, игравшим все теплое время года на центральной площади у памятника «Борцам за власть». Как только устанавливалась температура воздуха, при которой пальцы не коченели, группа Сергея Рыбалки под названием «Перекресток» выкатывала к памятнику свои комбики, микрофоны, а также ударные, духовые и конечно же струнные инструменты и начинали играть весь репертуар Михаила Боярского (под которого Рыбалка явно слегка косил, ибо носил характерные усы, хаер и широкополую черную шляпу), Розенбаума, Визбора и конечно, самого Сергея Рыбалки собственные сочинения. А когда устанавливалась холодная погода, он возвращался под кров детского клуба «Белая лошадь», где числился педагогом, и записывал свои замечательные песни (кроме того, кстати, он озвучил «Хоббита» с собственным музыкальным сопровождением). Так он и проводил год за годом, пока не умер в апреле 2020 года, когда страна погрузилась в ковидный карантин, в возрасте 62 лет. К тому времени он успел раскрутить бардовский фестиваль краевого масштаба, а сейшны «Белая лошадь», проходившие на протяжении 20 лет у него в детском клубе, остались в прошлом.

Песня про Канцерогену, например, была жутко актуальной, потому как «атипичный некромант» звучал в совершенном симбиозе с бушевавшей в новостях на гостелеканалах атипичной пневмонией, которую через границу Российской Федерации приносили из других стран перелетные птицы.

Крокодил Канцерогена — он тогда и говорит:

Что-то кайфу ни на грош, Чебурашечка!

То ли хочется нажраться, то ль надрючить макинтош,

Да с Кокошей и Тотошей хряпнуть парочку калош,

Да под это дихлофосу стакашечку!

«Это что-то новенькое, — подумал Павлик Морошков, проходя мимо памятника „Борцам за Власть“, когда вслушался в слова песни Сергея Рыбалки. — Дай-ка послушаю, прикольная песня». С этими мыслями молодой журналист подошел поближе и пристроился с краю небольшой толпы слушателей.

Ой же ты, Канцерогена, атипичный мерзкий тип,

Чебурашка говорит с укоризною,

Разве можно ж по теченью столь безвольно плыть да плыть,

На кого ж ты стал похожий, Геша, мать твою иттить,

Твои слезы крокодильи фальшивые!

К музыкантам подошел наряд ППС, но милиционеры не стали прерывать забавную песенку, а тоже встали с краю и принялись слушать, окидывая толпу внимательными взглядами. Под этими взглядами группа гопников, уже нацелившаяся было окружить Павлика, резко сдала назад и продефилировала в направлении «куда-то туда».

Лучше б ты, Канцерогена, Чебурашка говорит,

Да наехал бы на крыс, задолбали, блин,

А особенно Лариска — вот ж Лариска из Лариск,

Ты б, родной, подсуетился, да крысячий этот визг

В корне что ли бы пресек, ты ж у нас один.

Крокодил Канцерогена, атипичный некрофил,

Наркоман и некромант подозрительный

Разыгрался-расплясался

И Лариску укусил,

Покусал, погрыз маленько, сколько только было сил.

И с тех пор Лариска наша стала Выхухоль

Ой злокачественная

Стала Вы-Ху-Холь! (Слова и музыка Сергея Рыбалко — авт.)

Толпа слушателей взорвалась аплодисментами, и снятая с головы Сергея Рыбалки широкополая шляпа стала стремительно наполняться купюрами и монетками. Кинул 100 рублей и Павлик. Сегодня, в июле 2003 года, он уволился из «ДВВ», потому что через месяц у него был куплен билет на самолет до Москвы: он решил попытать счастья в центральных СМИ.

Незадолго до этого — в мае — он защитил с отличием диплом на тему «Журналистское расследование как тип журналистского творчества», в котором половину страниц занимал пересказ книжки Андрея Константинова «Журналистское расследование», книжки Аллана Нильсона «Расследовательская журналистика» и книжки Юлии Кац, которая тоже называлась «Журналистское расследование». Вторую половину диплома занимали статьи самого Павлика в «ДВВ» и «МКВ», которые с некоторой долей натяжки могли считаться примерами журналистского расследования. Дипломная комиссия признала весомый вклад Павлика в развитие отечественной науки о журналистике и благословила его поступать в аспирантуру. Правда, когда через месяц Павлик приперся в деканат подавать документы в эту самую аспирантуру, замдекана посмотрела на него как на сумасшедшего и сказала «иди работай, Морошков! Не морочь головы людям!»

Павлик собрал монатки в комнате №436 общаги №3, попрощался с борцами Лехой и Антохой (накануне вечером он был в комнате один, открыл окна настежь, включил переписанную с бобины Виктора Малевича запись Whether Report и напился пива, а потом ночью Леха и Антоха привели девчонок и устроили бурную оргию на четверых, а Павлик делал вид, что крепко спит, хотя они звали его присоединиться), а также с Михой Халдеевым из комнаты №409. Больше он никого из них никогда не видел. А после памятной ночи в общаге он написал песню «Рядовой свободы», в которой примерно описал свои ощущения:

Рядовой Свободы — из всех свобод

Ты выбрал одну — под WhetherReport

Пялясь в суровую темень окна

Слушать в басах звуки темного неба,

Чувствовать в пиве вкус темного неба,

Знать, что там, куда ты вперил взгляд,

Находится темное небо.

Незадолго до этого — в апреле — были похороны Пашки Окунева. Незадолго до этого — в марте — был застрелен Юрий Емец. Во Владивостоке и в Уссурийске Павлика уже почти ничего не держало.

Ну да. Почти ничего. В порыве мятущейся души он накануне зашел в гости к Полине Фамусовой, и они вдвоем весь день гуляли по Владивостоку под ручку и фотографировались на Павликов фотоаппарат Canon Eos 1000. На прощанье Павлик снова признался Полине в любви (хотя на тот момент чувства его уже заметно притупились и душу совсем не терзали), и Полина снова ему сказала «насильно мил не будешь». Но фоточки с ней он распечатал и долго еще хранил в отдельном фотоальбоме, иногда его перелистывая.

Расставшись с Полиной, Павлик поехал на Школьную и зашел к Уле Банкиной. Она была ему рада, завела в ту самую свою девичью спальню, где они две недели целовались тремя годами ранее, и они поболтали, вспоминая былое. Павлик отметил, что композиция «Ужас в коробочке с калом», изображенная им когда-то на обоях, по-прежнему там красуется. Но, когда, вдохновленный этими обстоятельствами, он заикнулся, что скучает по их встречам, Уля вдруг вспомнила, что «забыла сказать, что» через две недели она едет на Сахалин, где выходит замуж. На том они и попрощались. Еще через три года Уля напишет Павлику, что развелась и вернулась во Владивосток, но, как пел Тальков, «несвоевременность — вечная драма, где есть он и она». Впрочем, это мы уже читали.

Вернувшись со Школьной в центр, Павлик вышел из трамвая у памятника «Борцам за Власть», и был окликнут своим старым знакомым Мэйсоном, который вместе с супругой Настей слушал подходивший к концу концерт группы «Перекресток».

— Привет, ПГ! — крикнул Мэйсон. — Мы тут у Сергея Рыбалки в его студии планируем провести двадцатый юбилейный сейшн «Белая лошадь», приходи тоже выступать!

— Здорово! А кто будет еще?

— Будет Вячик Елисеев, будет Николай Зинчук со своей супругой Леночкой — той самой, которая была Барчук и была в него влюблена со школы. Будет группа «Шмыгл», и фолкический ансамбль «Северный ветер». Короче, нормально будет, приходи, сбацай что-нибудь из своего.

Павлик, страшно довольный приглашением, забыл про Полину и про Улю, поехал в Уссурийск и собрал давно распавшуюся группу «Провода». Распалась она по причине призыва в армию басиста Вавы и полного спивания и скуривания соло-гитариста Ромы Гайдамака. Но в лице гитариста Славы Блинкова и барабанщика Саши Энерджайзера она собралась-таки в трио (с вокалом Павлика), отрепетировала четыре песни («Блюз восьмого дня», «Замок», «Край мира» и «Мертвый город жизни») и через неделю прибыла во Владивосток на сейшн.

Фестиваль «Белая лошадь» проводился ежегодно вот уже 20 лет в доме детского творчества на Первой Речке — официальном месте работы Сергея Рыбалки (он там числился преподавателем кружка гитары для младших школьников) и постоянной штаб-квартире группы «Перекресток» в холодное время года.

Билет на сейшн стоил 50 рублей. Народу в небольшом темном зале набилось около сотни человек. Вопреки ожиданиям Павлика, его встретили не привычные полубардовские или рокнрольные гитарные ритмы, а постоянно сбивающийся электронный дынс-дынс и рваные рифы психоделической музыки.

Рано поутру кошелек пустой

Давит кнопочки, треплет ниточки,

А плюгавые все следят за мной

Извести хотят жмут улыбочки,

А руки коротки, не получится

Развести меня на потеху дня

Что оборвана — не срастить — струна

А я набью свой бушлат

Засмеюсь невпопад,

Я же в радости, хоть не пляшу

да не уж то не видно?

Пускай туманами

Небо ходит за окном,

Тело ходит ходуном….

Ходит тело ходуном! — (стихи и музыка Вяча Елисеев — авт.)

Орал со сцены одинокий человек-оркестр, крепкого сложения патлатый парень лет двадцати пяти, одетый в кожаную куртку не по летнему сезону, и сжимающий в руках электрогитару непонятной марки. Из всего звучавшего в его музыке нагромождения музыкальных инструментов живыми оказались только гитара и голос, остальное было записано фонограммой.

— О, это же Вяча Елисеев! — завопил Мэйсон и нырнул в беснующуюся у сцены небольшую толпу фанатов. Павлик, тоже любитель побесноваться у сцены, на сей раз удержался: ему самому еще выступать.

Вячеслав Елисеев, выпускник юрфака ДВГУ по кличе Вяча, был сооснователем владивостокской панковской группы «Мамин угол»: в 1990 году он с таким же как сам первокурсником, только геофизического факультета Сашей Новицким, заселившись в то самое общежитие №3, стали записывать свой первый альбом (запись завершилась летом 1991 года, незадолго до развала СССР — по крайней мере, это первая сохранившаяся до наших дней запись группы). В 1992 году парни выступили с первым концертом в медицинском институте, а затем поехали в Большой Камень на рок-фестиваль «Рок белой Магии». Тем же летом захватили еще один фест — «Рок в защиту экологии». Вяча покинул группу в 1995 году, основал собственный коллектив «Острожещина», заточенный под им же изобретенный стиль «киберфолк» — когда «фолковые» тексты ложатся на электронную и гранджовую музыку. Правда, ко времени 20-го фестиваля «Белая лошадь» в группе «Острожещина» состоял только сам Вяча. Он записывал «минусы» на компьютере на компакт-диск, запускал его со своего плеера прямо на концертную систему площадки, где выступал, а сверху гремел своей гитарой и орал своим слегка гнусавым голосом песни.

После Вячи на сцену вышел ансамбль «Севеный ветер»: эффектная девушка еврейской внешности с аккордеоном, кудрявый русоволосый бородатый парень с волынкой, плюс парни и девушки с гитарами, скрипками, флейтами и бубнами в качестве сопровождения этих двоих, бывших солистами. Под заунывную музыку «Северного ветра» Павлик, Слава и Саша еще раз прогнали без звука свои песенки и приготовились выйти на сцену. При этом Павлик не сводил глаз с девушки с аккордеоном. Познакомятся они примерно через год, когда Павлик случайно попадет на чью-то свадьбу в далеком Питере, где гостями будут эти самые парень и девушка. Павлик пригласит ее на медленный танец (кажется, это будет квиновское Show Must Go On) и спросит, не она ли играла в ансамбле «Северный ветер». А когда Света (так ее и зовут — Света Макиевская) скажет, что да, играла, он скажет, что ему очень понравилась там одна девушка, которая играла на аккордеоне. И попросит передать ей привет. Девушка оценит. Но хорошее начало не приведет ни к какому продолжению, и Света продолжит встречаться с Васей (тем самым парнем), с которым расстанется только через много лет, смотавшись автостопом через всю Европу до Греции и обратно, просрочив визу и вернувшись во Владивосток.

А тогда Павлик с остатками «Проводов» отыграет несколько песен из своего старого репертуара («Замок», «Блюз Восьмого Дня», «Мертвый город Жизни», «Край мира» и «Отель на краю Галактики»), присовокупив новонаписанную песню про «Рядового Свободы», послушает остальных участников сейшна, а затем напьется портвейна с Вячиком Елисеевым, который не преминет продать ему свой новый компакт-диск с песнями в стиле «киберфолк». Среди зрителей сейшна окажется не только Мэйсон, но и Антон Брэндон, который незадолго до этого дембельнется из армии (год рядовым после вуза). Он тоже будет пить с ними портвейн и орать армейские песни под гитару, а Вяча будет ему подпевать. А потом это все резко закончится появлением милицейского «бобика», и стражи правопорядка предложат молодым людям сесть в машину. Там Павлик по старой привычке покажет удостоверение корреспондента «ДВВ» (откуда он уже будет уволен, но в удостоверении ведь этого не написано), и милиционеры согласятся расстаться «без протокола», получив добровольное пожертвование в 50 рублей. Более того, милицейская машина довезет парней до площади Суханова (недалеко от общаги №2 на сопке «Орлиное гнездо») и высадит там, вернув даже недопитую бутылку портвейна и пожелав хорошо провести время, но бутылку не светить в общественном месте. Потом все вместе пойдут на теплотрассу, где переночуют с бомжами и панками, распивая все новые спиртные напитки и распевая совсем уж непотребные песни, а потом утром на автомате доведут Павлика до вокзала и посадят на электричку до Уссурийска. Там же, на вокзале, найдутся потерянные по дороге «Провода» Слава и Саша, и они доедут до города и расстанутся. Как потом окажется — навсегда.