Журналист

Глава 8 О любви

Рано утром в понедельник 20 декабря 1999 года Павлик вышел из общежития №3, чтобы отправиться на открывающий зачетную неделю зачет по предмету «Журналистика и право», и его взгляду открылась удивительная картина. В могучем белом сугробе, что высился на дальней от общаги обочине улицы Пограничной, полуметровыми буквами было написано «Лена! Я тебя люблю!». Оригинальности фразе придавал способ ее написания — точнее было бы сказать «написсания» — струей желтой мочи. Автор произведения явно долго тренировался и достиг очень серьезных художественных результатов: надпись была выполнена ровным, хорошо поставленным почерком и даже с завитушками.

— Я ссаниной только слово Х*Й могу писать! — восхитился таланту неизвестного мастера-начертателя Тимсон Хабаров, который вышел из общаги вместе с Павликом, чтобы пойти на свой зачетпо политологии в гуманитарный корпус ДВГУ.

Павлик же мысленно проследил, из какого окна желтая фраза на белом снегу будет лучше всего видна, и понял, что чисто теоретически получателем любовного признания могла бы быть его однокурсница Лена Стогова. «А ведь и я мог бы… мог бы», — с сожалением подумал Павлик, вспоминая, как позапрошлой осенью из возрастных соображений остановил свои ухаживания за красавицей Леной буквально в зародыше.

Впрочем, и навыков ухаживания Павлик, увы, не имел, все шишки был вынужден набивать сам. На первом курсе, пытаясь ухаживать за 16-летней Кристиной Кортиковой с филфака, что жила на Первой Речке, он месяц ходил к ней в гости, пока она не спросила, чего он зачастил. Он, заикаясь, ответил «Ну… ты мне нравишься…», и получил ответ «больше сюда не приходи». Подвергнув свою тактику ретроспективному анализу, Павлик сделал вывод, что ответить надо было «Я тебя люблю», тогда бы, возможно, был шанс продолжить отношения. На втором курсе он попытался приударить за огнегривой хохотуньей Жанной по кличке Пью (у которой были две подружки: Катя Лью и Ира Ставлю) с первого курса журфака. Ей он пел песню «Я хочу быть с тобой» Нау и «Полонез» Чижа, усиленно вздыхал и робко приобнимал, когда «случайно» оказывался сзади в тесном трамвае. Но Жанна, хотя и принимала подкаты Павлика (и не одного его), в итоге не сдала свою первую сессию и пропала с радаров, уехав в родное Сибирцево. На третьем курсе Павлик «замутил» с Улей Банкиной — и вот ей он первой сказал «Я тебя люблю». Точнее, сначала он пригласил ее и ее однокурсницу Олеську Захарову в университетскую столовую, где купил им и себе по стакану компота. Заняв дальний угловой столик, они быстро выпили компот, а потом Павлик налил в эти же стаканы портвейн «777» из спрятанной в сумке бутылки. Всего бутылок было три, и парень с двумя девушками засиделись «за компотом» до самого закрытия столовки, а потом Павлик отправился провожать Улю до дома — тогда-то и узнал, где она живет. Потом он зачастил к ней в гости и вот, на третий или четвертый визит они гуляли под ручку по району Школьной, и он после паузы в разговоре произнес:

— А я вот иду и думаю: сейчас мы дойдем до того дерева, и я ей скажу «Я тебя люблю». Но мы дошли, а я не сказал. Теперь вот думаю, дойдем до того — и скажу.

Фраза ему самому понравилась, а Уля промолчала, и они дошли до дерева и остановились.

— Я тебя люблю, — сказал Павлик. Само признание показалось ему несколько фальшивым — по сравнению с первой, подготовительной фразой. И еще более фальшивым показался ответ Ули:

— Сейчас тогда мы дойдем до вон того дерева, и я скажу тебе ответ.

Они дошли, и Уля произнесла:

— Я тебя тоже люблю.

И Павлик робко поцеловал ее в губы. Сам поцелуй был приятным, хотя словесное обрамление вышло довольно наигранным. Тем не менее, потом они две недели целовались без остановки. Но дальше Павлик заходить не решался: во-первых, он был девственником, и не был уверен, что все сделает правильно, несмотря на то, что соседи по общаге обсуждали свои эротические опыты и фантазии с самыми смачными подробностями, а во-вторых, с одной стороны, ему хотелось бы на Уле жениться, но с другой, на третьем курсе об этом думать ему казалось рановато. Кончилось все тем, что, придя в очередной раз к возлюбленной в гости, он натолкнулся на непривычную холодность, и Уля сказала:

— Я не вижу смысла нам дальше встречаться.

Как действовать в такой ситуации, Павлик еще не знал. Будь он поопытнее в сердечных делах, пошел бы в атаку на бастионы Ули, взял бы их решительным натиском и делом доказал бы, что смысл есть, даже если сразу его и не видно. Но история не терпит сослагательного наклонения.

На ватных ногах Павлик спустился по лестнице, вышел из подъезда, дошел до трамвайной остановки и поехал в центр. Пока доехал до Фуникулера, решил, что поедет на нем наверх, в общежитие №2, где жил тогда его приятель Мишка Стебанцов по кличке Майкл — поклонник тяжелого рока и третьекурсник физико-математического факультета ДВГУ. Вышел из трамвая и шатающейся походкой доплелся до вагончика фуникулера… который прямо перед ним закрыл двери и поехал вверх. Павлик встряхнулся и, поддаваясь мгновенному порыву, побежал вверх по обледенелой лестнице наперегонки с вагоном на электротяге. Преодолевая одышку и напряжение мышц, он пробежал 200-метровую лестницу, отстав от фуникулера на 40 секунд. Запыхавшийся и усталый, Павлик снова встряхнулся и вошел в магазинчик, где купил бутылку своего любимого напитка под названием «777».

Павлик и портвейн Майклу пришлись ко двору: его тоже днем ранее отшила его подруга Лиля Загитова (кстати, однокурсница Павлика, их и познакомившая). Поделившись друг с другом своими мыслями насчет ветренности женского пола, Павлик вышел из общаги №2 и двинулся к истоку улицы Прапорщика Комарова, что ведет с вершины сопки Орлиное гнездо (на которой и угнездилась общага №2) вниз по склону до самой улицы Пограничной (где несет свою вахту общага №3). Отдавшись грустным мыслям, Павлик шел нетвердым шагом по обледенелой брусчатке, покрывавшей улицу Прапорщика Комарова (тогда, собственно, этой брусчаткой застелили весь центр города, поговаривали, будто это губернатор Наздратенко владел заводиком по ее производству), и, чтобы не поскользнуться, постепенно ускорял шаг. И вдруг понял, что не может остановиться или даже замедлиться без того, чтобы брякнуться и покатиться кубарем вниз по склону. Скорость спуска с Орлиного гнезда давно превысила скорость подъема на нее наперегонки с фуникулером и продолжала расти.

А между тем, безлюдная улица Прапорщика Комарова неуклонно приближала Павлика к оживленному перекрестку с Океанским проспектом, по которому туда-сюда на приличной скорости сновали автомобили. Павлик понял, что еще минута, и, если ничего не предпринять, тело бедного брошенного девушкой пьяненького студента будет размазано по мостовой какой-нибудь тойотой, маздой или хондой. В поисках спасения, он стал смотреть по сторонам, и увидел, что слева от улицы в обрубленном склоне сопки вделаны перила для пешеходов. Он стал смещать вектор своего бега влево и в последний момент, когда склон сопки повернул на 90 градусов и стал ограничивать «левый берег» уже не Прапорщика Комарова, а Океанского проспекта, ухватился за перила и с их помощью успешно вписался в поворот и продолжил бег уже по посыпанному песком тротуару. Постепенно сбавляя скорость, Павлик добежал до двери «Кафе», где год назад замечательно проводил время, и решил зайти. Кафе работало. За стойкой бара стояла обесцвеченная блондинка, раскрашенная как индеец Чингачгук. На всю катушку из магнитофона орал Филипп Киркоров с песней про «Зайку мою». Пошлая дискотечная светомузыка гоняла по стенам блики с висевшего под потолком стразового шара. Павлик передумал тут сидеть: мерзкое чувство тоски по безвозвратно ушедшим ночам в компании веселых хиппи и хиппующих, панков и панкующих, наложилось на слегка приглушенные жестокие слова Ули Банкиной. Павлик вышел из кафе и пошел в свою общагу.

В который раз анализируя свое фиаско, Павлик сделал вывод, что совсем без секса любви не получится. Так что надо с этим что-то делать. И уже через два месяца после только что описанных событий он лишился девственности на скамейке во дворе какой-то пятиэтажки в компании симпатичной плаховской неформалки по кличке Агата. Они провели вместе вторую половину субботнего майского дня, играя в переходе на гитаре, а вечером, подсчитав выручку, потратили ее на портвейн и сели вдвоем на упомянутой скамейке. Дальше вышло все довольно скомкано и несколько неожиданно для Агаты, считавшей Павлика в этом смысле вполне безобидным, но решившей не обламывать ни его, ни себя, когда дело дошло до поцелуев и робкого раздевания. Агата достала из заднего кармашка своих джинсов-клеш презерватив «Гусарский», разорвала упаковку и надела изделие на Павлика своими пухлыми губками, после чего оседлала юношу и отымела его с глубоким знанием дела. А потом под утро Павлик посадил девушку с гитарой на первый троллейбус и больше с тех пор на жизненном пути ее не встречал. Но зато дополнил свой алгоритм действий при ухаживании новыми пунктами.

Уля, кстати, после Павлика стала встречаться с доцентом ДВГУ Яковом Феликсовичем Нудманом — лощеным 50-летним дэнди с кафедры зарубежной литературы филфака. Яков Феликсович гулял по центру Владивостока под ручку с красивой студенточкой, пил с ней пиво в Покровском парке после пар, но, конечно, в отличие от Павлика, планов жениться на ней не имел, так как уже был женат, имел троих детей и разводиться не собирался. А еще через год Павлик узнал, что с Улей встречается его сосед по общаге Кирилл Разумовский. Когда Уля и ему сказала, что «не видит смысла», Павлик (учившийся уже на четвертом курсе и ухаживавший за первокурсницей Полиной Фамусовой) зашел к нему в комнату с пивом и поздравил его со вступлением в клуб.

— Какой такой клуб? — обиделся Кирилл.

— Аббревиатура такая: КЛУБ. Сокращенно «Клуб любителей Ули Банкиной»!

— А-а-а! — ухмыльнулся Кирилл, и они с Павликом распили принесенную бутылку пива. К пятому курсу в «КЛУБ» был торжественно принят фидошник Тип (Витька Шишкин с матфака), который переживал разрыв с Улей тяжелее всех. Он даже, вопреки своим убеждениям, стал регулярно принимать душ и менять носки, но Улю это уже вернуть не помогло. Потом, через много лет, Уля Банкина напишет Павлику письмо, в котором расскажет, что вышла замуж и развелась, но «помнит, помнит!» Однако, как пел Тальков, несвоевременность вечная драма, и возвращаться к Б. У. Павлик не захотел (особенно ему претило воспоминание о затесавшемся среди членов КЛУБа Якове Феликсовиче Нудмане). И на письмо отвечать не стал.

С Полиной Фамусовой Павлик познакомился летом перед четвертым курсом. Он пошел в клуб BSB, где официанткой работала та самая Олеська Захарова, подружка Ули Банкиной, с которой они когда-то пили портвейн в университетской столовой. Без какого-либо подтекста: просто Олеське ночью после смены было страшновато одной возвращаться в общагу, вот Павлик и составлял ей по-дружески компанию. В то время, когда Уля отшила Павлика, Олеська была влюблена в Мишу Стебанцова, который был влюблен в Лилю Загитову, которая была влюблена в солиста LightDeah Metal группы KEEN по кличке Блондин. В саму Олеську тогда уже, кстати, был влюблен ее будущий муж Саша Вершков по кличке Аутсайд, друг, однокурсник и сосед по комнате Майкла Стебанцова. Но она об этом еще не знала, поэтому домой с работы ее провожал Пашка Морошков.

И вот, в самом конце Олеськиной смены, когда диджей объявил последний медляк под композицию «Проститься» группы «Уматурман», Павлик, допив свое пиво, решил пригласить какую-нибудь прекрасную незнакомку. Подошел к невысокой курносой девушке с черными волнистыми волосами, стоявшую посреди своих подружек — ну вылитая Афродита среди нимф! — и они станцевали последний танец. Потом Павлик с Олеськой ушли в общагу, и прекрасная незнакомка, казалось, была забыта… но 1 сентября он увидел ее на журфаке: она оказалась в числе новых первокурсниц! Это судьба, решил Павлик, и стал искать повода проводить красавицу — хотя бы до остановки троллейбусов.

После десятых проводов он, не откладывая в долгий ящик, признался ей в любви, на что Полина ответила в духе «насильно мил не будешь».

Узнав, что фамилия Полины — Фамусова, Павлик взял себе в «ДВВ» псевдоним «Стас Чацкий», которым подписывал свои самые остросюжетны репортажи, а также все колонки криминальной хроники. Но все было напрасно: Полина осталась глуха к его потугам. Возможно, будь Павлик столь же решителен, как неизвестный воздыхатель неустановленной Лены, жительницы нечетной комнаты общаги №3 (и не факт, что это известная нам Лена Стогова, не факт!), и нассы он красивым почерком в сугробе под окнами первого этажа высотного дома на проспекте Красного Знамени «Полина, я тебя люблю!», ему бы удалось тронуть сердце красавицы. Но Павлик не нассал и сердца не тронул.

Зато точно известно, что с Улей Банкиной номер с ссаниной бы не прошел: ее окна мало того, что находились на 11-м этаже, так еще и выходили на спуск с сопки, так что ближайшие сугробы, которые Уля могла бы углядеть из своей спальни, находились по ту сторону бухты Золотого Рога. И чтобы буквы заветных слов были различимы с такого расстояния, для их выведения Павлику пришлось бы подключить все мужское население общаги №3, напоив его (население) предварительно пивом из расчета по два литра на рыло. Ну или даже скорее общаги №2, потому что склон сопки Орлиное гнездо тоже был виден из окон Ули Банкиной. Любовь Павлика была сильна, но на такой подвиг не способна. Хотя, возможно, ей таких подвигов и не требовалось, достаточно было бы просто хорошего секса.

Еще одна любовь Павлика была фотограф Леночка Барчук. Именно она фотографировала Сергея Чигракова во время его достопамятной рюмки чаю в клубе Zabriskie Point. Но в ухаживании за ней Павлик допустил другую промашку. Он попробовал действовать по алгоритму, показавшему эффективность с неформалкой Агатой: когда они пошли брать интервью у группы Nasareth, бухавшей в том же клубе, он угостил напарницу «Путинкой» и полез обниматься. Леночка больно ущипнула его за плечо и серьезно сказала «не надо». Дело в том, что Леночка была со школьных лет была безнадежно влюблена в своего учителя музыки Николая Зинчука, о чем тем же вечером, наклюкавшись «Путинки», рассказала доверительно Павлику. В общем, в тот вечер не вышло ни интервью, ни любви. Потому что «назареты» не умели говорить по-русски, а у Павлика была по английскому стабильная тройка, с которой он к стареющим звездам мирового рока подойти не решился. Просто потусил в клубе вечер и ничего не написал. А потом и вообще сотрудничество с рок-клубом на этом у Павлика как-то закончилось, потому что администратор Леша Пивкин уволился оттуда и уехал со своей женой Кристиной в далекий Петербург.

Летом между четвертым и пятым курсами Павлик, возвращаясь из командировки в поселок Кавалерово, где какие-то гопники забили до смерти очередного старшеклассника, залез в междугородний автобус до Владивостока и увидел на заднем сидении блондиночку в очках, точь в точь похожую на Кристину Кортикову — его несостоявшуюся пассию с первого курса. Павлик, которому сидячего места не хватило, встал в проходе и, опершись задницей о ближайшее сидение, достал из сумки-кофра свой фотоаппарат Canon и включил перемотку пленки. После восьмисекундного жужжания и щелчка он достал пленку из камеры и эффектным жестом засунул ее в боковой кармашек, после чего ловко захлопнул крышку аппарата и застегнул кофр. После этих привычных ему, а оттого выглядящих весьма профессионально, действий он поднял глаза и встретил заинтересованный взгляд незнакомки. Павлик ей улыбнулся и отвел взор. Потом — через какое-то время — он снова встретился с ней взглядами и снова улыбнулся, поймав ответную улыбку. А потом вышел сидевший рядом с девушкой пассажир, и Павлик уселся на освободившееся место.

Девушку звали Наташа, ей было 16, и она ехала вместе с родителями (сидевшими впереди автобуса) и одноклассниками поступать в Владивостокский госуниверситет экономики и сервиса на факультет гостеприимства. Уже через два часа езды, когда салон автобуса окутала ночная тьма, и все соседи-пассажиры стали издавать мерное сопение и храп, Павлик без лишних прелюдий поцеловал Наташу в губы. Потом они целовались еще полчаса, когда он взялся за упругую грудь одной рукой, а второй стал шарить в районе трусиков.

— Есть одна проблема, — после часа таких ласк произнесла гостеприимная Наташа.

— Какая? — поинтересовался Павлик, пытаясь одной рукой расстегнуть девушке бюстгальтер.

— У меня есть парень, и я его люблю.

— Понятно. И как, ты ее сама решишь, или мне предлагаешь ее решить?

— Сама.

В это время автобус въехал во Владивосток, и в салоне загорелся свет. Руки из-под Наташиной одежды пришлось вытащить, поцелуи прекратить, и вообще пришла пора прощаться. Телефона у Наташи не было: впереди были вступительные экзамены, а затем (если удастся поступить) общага, так что Павлик оставил блондиночке свой — редакционный — номер телефона. Но она так и не позвонила.