Главная роль 2

Глава 13

Ласковые солнечные лучи скользили по домам, закрытым в честь праздника лавкам и мастерским, теплый ветерок ненавязчиво трепал волосы, выспавшийся организм откликался на отличную погоду и не менее отличные новости прекрасным настроением. Идеальный во всех отношениях день для встречи праздника Святой Троицы! Считаем!

Первый большой повод для радости — Арисугава со своим успевшим пройти модернизацию наземным контингентом меньше чем за двое суток после объявления войны (как японцам и положено, объявили за одну минуту до непосредственного нападения) пробился сквозь рыхлые, сильно пахнущие феодализмом, вооруженные чуть ли не копьями да луками ряды корейцев до самого Сеула, с наскока взяв дворец со всеми его обитателями. Вдовствующая (по документам император Коджон скончался от ее рук за сутки до входа японских войск) императрица Мин ныне убыла в Японию, где сочетается браком с каким-то важным японцем. Ее сын и наследник корейского трона — Сунджон — объявлен корейским императором и уже выпустил декларацию о том, как сильно злая мать не давала ему сделать корейцам хорошо. Сам он в ближайшее время женится на одной из японских принцесс.

Формально Корея суверенитет сохранила, но все всё понимают — теперь это полноценная японская колония. Потери в этой кампании никто не считал — это ж азиаты, кого это волнует? Я тоже в эту сторону думать не буду. Великие державы, за исключением России, которая хранит многозначительное молчание, «вторжение» осудили, но этим и ограничилось — слишком много событий произошло в Тихоокеанском регионе за совершенно никчемный срок, и привыкшие смотреть туда с ленцой и скепсисом важные джентльмены тупо не успели даже не помешать, а хотя бы осознать случившееся в полной мере. Словом — большой войны в Азии в ближайшие годы можно не ждать. Англичане, полагаю, даже довольны — они же сами Японию в противовес нам «выращивать» собирались, и в их глазах я скорее всего выгляжу полным кретином, ибо англичане флот японцам построить могут, а Россия — нет. С кем выгоднее дружить молодому азиатскому хищнику? Что с прагматиков взять — принять во внимание сакральную составляющую глобального противостояния, в котором мы с Муцухито, как богоизбранные, вместе противостоим материалистам, англичане не в состоянии, и я их хорошо понимаю — сам бы хрен в такую чушь поверил.

Второй повод для радости — личные владения, которыми меня пожаловал японский Император. Я теперь Князь Курильский, с соответствующей грядой, формат которой скопирован с княжества Рассветного — «широкая автономия с нюансами». Жест оценили и я, и Александр — лучшего жеста доброй воли и более стратегически значимого подарка и не придумаешь. Что мне делать с Курилами? А ничего — пусть будут, может какую-нибудь метеорологически-геологическую станцию открою, пусть ученые мужи развлекаются. Оговоренный заранее «бонус» в виде свободного для нас пользования корейскими портами конечно же в силе.

Третий повод для радости — геноциду подверглись не все встретившиеся японцам корейцы. Арисугава мои слова о пагубности такого подхода усвоил хорошо, поэтому в Манчжурию из Кореи перебралась пара тысяч новых наших граждан — Омельянович-Павленко с подручными пахали как проклятые, но успели возвести лагерь для «беженцев» и наладить в нем перепись, питание, какую-никакую медицину и курсы по изучению русского языка. Я таким поворотом доволен — взаимная ненависть не позволит корейцам и китайцам сговориться и начать куролесить с целью возвращения Манчжурии Китаю. Разделяй и властвуй!

Четвертый повод для радости по сравнению с геополитическими сдвигами кажется незначительным, но лично для меня и — чего уж тут — всего человечества крайне важен: в полученной мною с утра записке выбранный «ночной сиделкой» доктор Василий Григорьевич Шеин писал, что нога Андрея «лопнула» и выпустила из себя гной, а лихорадка пошла на спад. «Сибирий» работает, и теперь превратится в мощный козырь, который увеличит мою репутацию еще сильнее.

Повод пятый — рукопись князя Ухтомского «Книга джунглей» успешно добралась до Европы, переводится на тамошние языки и скоро попадет в печать. Доход ожидаю в районе статистической погрешности, но все равно приятно.

Повод шестой — полученное мною письмо от Маргариты Прусской. Увы, ответных признаний в любви в нем не нашлось — «Ваше Высочество, ваше письмо мне приятно, но все это так неожиданно! Буду рада, если вы при первой же возможности посетите Германию, чтобы мы могли хотя бы познакомиться». Надо продолжать переписываться и при первом удобном случае ехать в Германию — мне туда так и так прокатиться необходимо.

Дрожки остановились у дома управляющего акцизами, где все уже было готово: сбежались городские журналисты — для фиксации открытия в газетах, к ним добавились духовенство — начало выздоровления потенциально безнадежного больного в Святую Троицу иначе как чудом Господним не объяснишь, а потому без молебна не обойтись. Здесь же обнаружились старообрядцы и толпа зевак — сегодня же выходной, вот и сбежались посмотреть.

Мы с составившими мне компанию генерал-губернатором Константином Николаевичем и Эспером Эсперовичем Ухтомским спешились. «Летопись» нашего путешествия ведется, как и прежде, и смена цесаревича лишь добавила ей изюминки, потому что текст из верноподданнических песнопений превратился во что-то реально ценное — прежде всего для меня самого, как источник мифов, которые разойдутся по всему миру. «Книжный» я ничего общего с собой настоящим не имеет, ибо лишен сомнений, энциклопедически образован, мастерски разруливает выдуманные Ухтомским и реальные проблемы и вообще окружен ореолом богоизбранности.

Привычно попросив народ не тратить время зря, а молиться, мы прихватили пару журналюг и фотографа и вслед за рассыпающимся в благодарностях и плачущим хозяином дома прошли в комнату Андрея. Мои доктора уже были здесь — размотали ногу и старательно конспектировали и зарисовывали прогресс. В уголке примостилась жена управляющего акцизами — стоя на коленях, женщина тихонько молилась и роняла слезы облегчения.

Оценив лопнувшие, сочащиеся гноем струпья и слегка порозовевшие щеки пациента, я напугал увлекшихся, а потому не заметивших нашего появления докторов:

— Поздравляю вас с грандиозным успехом, господа!

Господа подпрыгнули, пороняли блокнотики и поклонились.

— Доброе утро, — поздоровался я, тем самым разрешив разогнуться. — Прошу вас поторопиться с записью наблюдений — больной нуждается в перевязке.

Через две минуты ученые отчитались о завершении, и доктору Блинову было доверено засыпать в открывшиеся раны порошок и покрыть ногу толстым слоем насыщенного «сибирием» жира.

Сделав коллективную фотографию на фоне кровати с больным, я десяток минут подиктовал журналистам тезисы, которые обязательно должны попасть в статью — мое участие не афишируется, «сибирий» работает, применять его следует так и так, а вскоре запустится промышленное производство. Последнее организует Второв — анилина у него много, достаточно набрать персонал и выписать нужные химикаты.

— Пришел в себя, — заглянул в отжатый мною у хозяина кабинет доктор Блинов.

— Отлично! — обрадовался я и вернулся в комнату больного.

Андрей после долгой и тяжелой болезни узнавал только маму, но мне хватит и такого его участия — достаточно фотографии, на которой я дарю ему купленную в Индии игрушку удивительной для меня конструкции: работает на угле, водяной пар из специального резервуара двигает слона и «кормящего» его мальчика. И представить не мог, что в эти времена такую прелесть можно встретить.

Пожелав вновь уснувшему мальчику выздоровления и напомнив управляющему акцизами о важности дальнейших молитв, мы покинули дом, порадовали народ новостями о том, что новое лекарство доказало свою эффективность, пообещали вскоре явить их взорам исцеленного Андрея, и все разошлись: в основном на народные гуляния, а доктора с запасом стрептоцида — проводить дальнейшие исследования на больных из местных госпиталей.

Ошалев от собственной отваги — я это понял по трясущимся рукам — четырнадцатилетняя (то есть «на выданье», но ко мне это не относится) не особо симпатичная (что поделать, в мои времена даже в кино далеко не все были красивы, чего уж говорить про реальность) крестьянская девчушка в бело-красном народном платье с пестрым фартуком, тряхнув толстой черной косой и блеснув на меня большими, карими глазами, надела на мою голову венок из березовых веток — для этого мне пришлось нагнуться.

— Спасибо, красавица, — улыбкой поблагодарил я ее, и, заалев и без того подрумяненными щеками, девчушка убежала к подругам, заняв свое место в начавшемся хороводе.

Теперь придется некоторое время ходить так, чтобы отец не наказал хворостиной рискнувшую нарушить негласные правила и подойти ко мне дочку. С холма, на котором мы с городской верхушкой с комфортом разместились за столами, спрятавшись от припекающего солнышка под навесом, праздничную программу было видно отлично: вот здесь водят «смешанные», состоящие из людей обоих полов хороводы да поют песни, по другую сторону холма военные и волонтеры отрабатывают мой коронный номер, «накорми всех, кто пришел из полевых кухонь». Помимо каши с мясом, имеется «полевая печка», которая снабжает народ пирогами с яйцом. На всех, конечно, не хватит, но в отсутствие массового голода народ из-за пирожка зубы друг дружке выбивает только ради куражу, без перехода в массовые беспорядки.

Дети тоже не обделены — сахарные леденцы на палочках можно плавить и в Иркутске. Для детей же, на отдельной полянке, организовали сцену, на которой выступают как местные, так и прослышавшие про массовые гуляния в мою честь актеры и фокусники, прибывшие в город в надежде поживиться. Не прогадали, и теперь с третьей стороны холма можно понаблюдать как мужик «дышит огнем» при помощи спирта и факела. Судя по радостному визгу, маленьким зрителям очень нравится!

— Вселиственный мой вянок, ладо-ладо, мой вянок! — зарядили «хороводники».

— Хорошо-то как! — не удержался я от сочного потягивания.

Чай не каменный.

— Благостно, — согласился со мной епископ Афанасий.

Ничего у него со староверами не вышло — посотрясали воздух да при своём остались.

— Девки красивые, — опошлил момент князь Оболенский.

Все трое приперлись — я их последние дни и не видел толком, потому что князья наносили визиты местным и окрестным дворянам. Тем, чей достаток, статус или происхождение таких высоких гостей достоин, конечно. Сидели бы там и дальше, а то растворяться в пасторали мешают.

Повернувшись к Остапу, я велел:

— Найди отца той, которая мне венок подарила.

Кивнул, секретарь пошел выполнять задачу, а я подмигнул Оболенскому:

— Не все же тебе в холостяках ходить, Николай Дмитриевич.

Дамы и господа грохнули, князь не стушевался и приосанился:

— Нет уж, господа, я свою свободу ни в жизнь на оковы супружеского долга не променяю!

Посмотрим, как ты запоешь, когда мне понадобится важный человек — а Оболенский аж из Рюриковичей — для скрепления какой-нибудь важной договоренности средней руки браком.

— Во лузях, во лузях, во лузях зеленых… — грянул хоровод следующую песню.

На параллельной поляне тоже изменения — смуглый мужик неопределенной национальности показывает номер с настоящим шимпанзе. Сколько сибирских детей такого видели? Не завести ли в Иркутске зоопарк? В Петербурге, кстати, меня дожидается подаренный Николаю слон — животина доплыла благополучно, и Великие Княжны успели прислать мне по фотокарточке, где они сидят на широкой морщинистой спине. На стол приземлилась божья коровка, и я с улыбкой дал ей переползти на палец. До чего же светло и радостно сегодня на душе! А чего это Афанасий на меня смотрит и тоже лыбится? Решено!

— Константин Николаевич, а не завести ли нам в Иркутске зоопарк с обезьянами да другим неведомым в этих краях зверьем? — озадачил я генерал-губернатора.

Пока он озадаченно двигал бакенбардами, инициативу перехватила графиня Лебедева — пятидесятидвухлетняя, екатерининских форм вдова, чьи сыновья сейчас служат в столичной гвардии, а сама она является постоянной активисткой и «донором» благотворительного общества «утоли моя печали»:

— Ваше Высочество (дамам опускать «императорское» я тоже в самый первый день разрешил), это великолепнейшая идея! Моя кузина Машенька замужем за англичанином — этот джентльмен состоит в чине майора, и из-за этого бедняжка вынуждена скучать в Индийской глуши. Поиск пригодных для нашего будущего детища зверей станет для нее изрядной забавой!

— Очень жаль, что я не знал об этом раньше и упустил возможность познакомиться с нею лично, — сымитировал я уместное огорчение.

Поняв, что графиня готова взять всю суету на себя, губернатор с легкой душой подмахнул:

— Места у нас много, вон какой простор! — обвел руками окружающее пространство.

Жест метафоричен — нас окружают леса, холмы побольше, а на том берегу Ангары видны скалы. Завтра на Ангаре будет весело — узнав, что уезжать из Иркутска я не тороплюсь, губернские штатские и воинские ветви власти решили перенести строительство понтонного моста со следующего года на этот — чтобы цесаревич успел перерезать ленточку и проехать по нему первым. Я не против — необходимость моста очевидна, потому что в него упирается развитие второй половины Иркутска, а мне нравится «открывать» и «закладывать» — развитие Родины ощущается буквально руками.

Воспользовавшись моментом, князь Барятинский рассказал байку о том, как обезьяна на Цейлоне похитила у него кисет, а потом долго чихала. Пока мы смеялись, прибыл Остап, представив одетого в приличную косоворотку, второвского производства мануфактурные штаны, лапти с онучами и серую кепку, канонично кудрявого русоволосого мужика с опрятно подстриженной бородой:

— Михаил, Викторов сын.

Я бы пригласил такого крепкого середняка за стол, но такого уважаемые господа, все сплошь добропорядочные христиане, могут и не понять. Мужик отвесил поясной поклон.

— Здравствуй, Михаил Викторович, — поприветствовал я его. — Выпей с нами в честь праздника.

Опытный официант поднес гостю рюмку и закусить.

— Спасибо, Ваше Императорское Высочество, — поклонился он снова. — Да нельзя мне пить, — выпрямился, посмотрел на меня виноватыми глазами и в поисках поддержки покосился на Афанасия. — Зарок давал.

Экий конфуз.

— Зарок дал — надо держать, — проявил я понимание. — Квасу выпей.

Официант словно из воздуха достал запотевший бокал.

— Спасибо, Ваше Императорское Высочество, — в третий раз поклонился Михаил и залпом выпил квас.

— Дочка у тебя молодец, с характером, — снял я с головы венок.

— Гоголем теперь по улицам ходить будет, — улыбнулся комплименту мужик.

— Жениха получше выбирай, — выдал я ценный совет. — А чтобы сподручнее было, будет и от меня приданое, — покачал пальцем, и лакей Карл протянул мужику конверт.

Пять штук приготовил, по сто рублей содержат.

— Премного благодарен, Ваше Императорское Высочество, — принял подарок Михаил и поклонился в четвертый раз.

Когда Остап увел гостя, епископ не без иронии в голосе заметил:

— У Мишки с Наською опосля Клавки, — кивнул на венок. — Долго деток не было, вот и дал он зарок, от хмельного отказываться. Крепок верою — зарок эвон как держит, — приосанился. — Да только Клавка-то замужем давно.

Дамы и господа грохнули через осторожную секунду после меня.

— Ничего, — добродушно улыбнулся Афанасий. — У него еще меньшая есть — тоже под венец скоро, — указал на поляну.

В середину хоровода внесли наряженный в косынку, рубаху и юбку ствол березы, под подол шмыгнула девочка лет десяти, и хоровод пустился в пляс вместе с «ожившей» березкой.

Хороший сегодня день.