Главная роль 2

Глава 23

Железнодорожные станции и видимые мне из окна поезда трактиры выглядели так, как и ожидалось — словно древние форты возвышались они над палатками. Если абстрагироваться от прямого ее назначения, армия — это просто великолепнейшее изобретение! У нее есть огромные запасы, гигантский «транспортный парк», пресловутые палатки и даже настоящие спальные мешки! А главное, что есть у армии — опыт применения всего вышеперечисленного на толпы людей. Исполинские размеры русской армии — мера вынужденная, продиктованная длиной границ и обилием традиционно на нас обижающихся соседей. Армия подобна неугасающему горнилу, которое сжигает сотни миллионов рублей, которые очень хочется направить на производство потребительских товаров, школы, дороги, электрификацию и поликлиники. В мирное время — если не учитывать ВПК — армия работает в максимально для нее возможном энергосберегающем режиме. В военное — начинает проедать в казне удручающих размеров дыры.

Шиш бы переселенцы так «легко» отделались, если бы Империя сейчас где-то в полном смысле этого слова воевала. Все эти одетые в мундиры люди сейчас сидели бы в окопах за тысячи километров отсюда, и спасать народ от него же самого было бы некому. Припасы с армейских складов применялись бы по прямому назначению, а о резко ставшем дефицитным гужевом транспорте и говорить нечего. Ну и люди гибнут — это очень грустно, а еще они навсегда выбиваются из нашей экономики, делая ее слабее. Это — еще грустнее!

После тысяч километров унылой тряски в каретах, когда, казалось, дорожная пыль навсегда останется хрустеть на зубах, после сводящего те же зубы грохота речного парохода, ехать в поезде было очень приятно. Скорость, впрочем, совсем не та, что я привык — средняя между каретой и идущим по течению раскочегаренным пароходом.

Социальная ответственность бизнеса сильно повышается, когда за окнами любимой лавки собралась полуголодная толпа. Три баронских титула — невелика плата за то, что купечество Оренбурга «в едином порыве» и «плечом к плечу» нешуточно вложилось в преодоление кризиса. Станут ли они так делать в следующий раз, когда потребуется? Слухи слухами, но «лотерея» такая себе — даже не каждый сотый «возвышения» удостоился. Здесь тоже буду стараться смотреть с позитивной стороны — не удивлюсь, если я в этом времени самый циничный человек, у местных-то какие-никакие идеалы и вера есть, что приводит к человеколюбию.

Вагон у нас стандартный, со скамеечками — положенный по рангу по загруженным железным дорогам пропихнуть можно, но многочасовая прореха в расписании может натурально стоить кому-то жизни. Слева от меня сидит подполковник Курпатов. Напротив — Иван Николаевич Федоров, капитан «охранки», прибывший из Екатеринбурга, чтобы по пути ввести нас в курс дела:

— Третий день шествия. Со всей страны смутьяны сбежались — окромя ссыльных, конечно. В Петербург телеграфировали, полковник Секеринский велели дождаться Вашего Императорского Высочества.

Нет в Екатеринбурге своего отделения «охранки». Секеринский — это Петр Васильевич, глава столичного отделения и прямой начальник моего Курпатова. На ситуацию можно посмотреть с разных сторон: либо Секеринский ловко переложил ответственность на меня, либо наоборот — специально дал мне возможность разобраться, набрав тем самым очков. Вариант третий — прямое вмешательство Александра, который может таким образом проверить меня на прочность. Я склоняюсь к первому варианту — отдавать приказы о разгоне «бунтовщиков» очень неприятно, потому что гуманного ОМОНа со щитами, дубинками и слезоточивым газом в эти времена еще не зародилось, а казаки толпы разгоняют как привыкли — нагайками, шашками (кокетливо затупленными, но удар по голове затупленной шашкой убить может легко) да пулями. Казаков винить не в чем — они же служивые люди, просто выполняют приказы согласно Устава.

Не исключаю и придворную интригу с целью немного испортить мою получающуюся слишком уж триумфальной поездку по Родине. Если так, то царь вполне может быть в курсе, но сознательно не полез — мне в атмосфере перманентных интриг жить и работать, а значит будет полезно посмотреть, как у меня это получится. Я в глазах Александра — не сыночек, с которого надо пылинки сдувать, а полноценный цесаревич, который до сего момента показывал себя очень эффективным, а посему окунуть меня в народное недовольство и оценить последствия полезно как ни крути — при Дворе имеется то, что в будущем назовут «политтехнологами». В зачаточном состоянии, в основном — идеологи русского фашизма (в эти времена никому и в голову не придет считать «фашизм» чем-то плохим, он тут единственно правильная форма общественной организации), придворные лизоблюды по типу Ухтомского (при всем моем уважении к Эсперу Эсперовичу), прикормленные журналисты, провокаторы-агитаторы «охранки» и прочие. Весь этот сомнительной полезности аппарат я тоже унаследую, и у него, как и у остальных, есть имеющие доступ к телу «лоббисты». Им же нужно понимать, с кем и как работать, вот и подсуетились.

Конспирология выходит из-под контроля! Давай добавим еще заговоры и агентуру англичан, немцев да австрияков, смазав это инопланетянами. Пару недель назад в небе что-то подозрительно-яркое видел, кстати. Самолетов да спутников там еще не завелось, а по «хвосту» мы точно идентифицировали объект как «комету», но вдруг это рептилоиды? Конспирология, блин, это бездна — если долго в нее вглядываться, она тебя пожрет, и не факт, что шапочка из фольги поможет защитить собственноручно погруженный в безумие мозг.

Сложность задачи подозреваю изрядную — это не кроткие, с благоговением взирающие на меня овечки, а профессиональные, блин, «революционеры», которые решили попробовать порвать там, где тонко — в переполненном полуголодными и грустными людьми городе.

— Чего требуют? — поинтересовался я у капитана.

— Просят, Ваше Императорское Высочество, не требуют, — поправил он.

Я недоуменно поднял бровь, капитан поспешил поклониться и исправился:

— Виноват! Конституции требуют.

Норм, просили бы много еды всем и сразу, было бы тяжелее — до конституции русскому крестьянину дела нет, он, при всей несомненной религиозности, на мир смотрит в практическом ключе — поможет конституция повысить урожайность и снизить подати? Нет? А нахрен она тогда нужна?

— Принятые меры? — спросил я.

Подобравшись, Федоров исправил свою пошатнувшуюся в моих глазах репутацию — показав пренебрежение к такой опасной штуке, как оформившаяся в единое целое ради политических требований толпа, он без пяти минут расписался в собственной профнепригодности:

— Подготовлены провокаторы, привлечены казаки и полицейский корпус — смутьяны шествуют в оцеплении. Войска со всей Пермской губернии подтянули, настроения у всех решительные — как только смутьяны дадут повод, мы их быстро в оборот возьмем.

«Повод», понятное дело, упомянутые первым делом провокаторы и обеспечат — «охранка» не первый год трудится, наработали опыт. Но я такого поворота не хочу — потом напишет какая-нибудь падла адаптированный под меня аналог «кто начал царствовать Ходынкой, тот кончит, встав на эшафот». Мне на эшафот становиться невместо, я до конца отбиваться буду, даже если надежды нет — нерешительность лидера в тяжелые времена положение только ухудшает. Это же как гангрена — да, конечность терять не хочется, но без ампутации умрет весь организм.

— Ведется ли работа с переселенцами? — спросил я.

— Так точно, Ваше Императорское Высочество, ведется, — ответил капитан.

Пришлось второй раз поднять на него бровь — поднятая в третий раз приведет этого деятеля к моментальной отставке.

— Виноват, Ваше Императорское Высочество! — проникся Федоров. — Казаки да служители Церкви ежедневно, утром и вечером, во время молебнов и полосканий, напоминают переселенцам о пагубности участия в незаконных шествиях и вреде конституции для нашей Империи.

Профилактика правонарушений — лучший способ борьбы с правонарушениями!

— Польза есть?

— Так точно, Ваше Императорское Высочество, — с видимой радостью подтвердил капитан. — Переселенцы агитаторов трижды били, сами в шествиях не участвуют, стало быть народ наш пагубность Конституции осознаёт!

Народ наш мутным разночинцам не верит и на каторгу не торопится.

— Исключения? — копнул я чуть глубже.

— Голытьба воду мутить любит, — признал проблему Федоров. — Они и приперлись-то в одних портках дырявых, на большие деньги клюнули. Приедут в Николаевскую губернию, за год все пять сотен в пьянстве беспробудном прогуляют да опять в батраки угодят, власть ругать. Здесь таких и раньше было много — в рабочие много бедноты да пьющих идет, вечно недовольны. Такие рабочие шествия и устраивают. Зачем тебе конституция, собака? — презрительно скривился капитан. — Ты же это слово неделю назад первый раз услышал! Ты же вообще не грамотный!

Очень похоже на Румату Эсторского — «зачем вам подорожная?». Интересно, о чем Стругацкие писать в отрыве от СССР будут? Выясним в свое время!

— Были попытки переговоров с шествующими? — пропустил я презрение к православным соотечественникам мимо ушей.

Тоже в чем-то прав: люмпены — это целевая аудитория любых беспорядков, потому что «нищим нечего терять, кроме своих оков». Вот здесь мы приходим к важной на мой взгляд мысли о том, что община и регулярный передел земли по едокам — штука пагубная, потому что крестьянство — а это абсолютное большинство населения — из-за этого механизма не имеет собственности в полном смысле этого слова. При этом путь «пауперизации» — когда более везучий крестьянин постепенно подминает под себя всю деревню, превращаясь в «кулака»-латифундиста, тоже пагубный: разоренный и вынужденный заделываться рабочим вчерашний крестьянин — очень проблемный и недовольный юнит. Нужна подготовка — образование позволит крестьянским детям подаваться в город не чернорабочими, которые буквально за еду вкалывают, а более квалифицированными кадрами. Нужны и рабочие места для них, а еще — трудовой кодекс. Работы непочатый край, но заниматься ею надо — предшественник мой забил, и получилось очень плохо.

— Его святейшество епископ Владимир к смутьянам обращались, просили одуматься да покаяться — губернии и так несладко: инфлюэнца, неустроенность, дороги стоят, припасов едва-едва голода не допустить хватает, а эти еще и бунт поднять собрались.

Владимир, судя по справкам, которые я успел навести, поп нормальный — в своей деятельности сосредоточен на расширении сети церковно-приходских школ и духовных училищ. С библиотеками, но книги там ясное дело какие — духовно-нравственного толка. Но тоже образование — наученный читать подданный лучше усваивает государственную пропаганду.

— Типографию подпольную третьего дня нашли, оборудование конфисковали, владелец — заводчик Тихомиров — под это дело подвал на своем медеплавильном комбинате выделил. Ныне под судом.

Вот они, лучшие друзья недовольных рабочих — очень богатые и уважаемые господа, которым конституция слаще редьки в меду мочёной: можно будет запускать в правящие структуры своих лоббистов, что выльется в ухудшение положения тех самых рабочих и улучшение позиции самих капиталистов. Так планируется, по крайней мере — в реальности мы видели, как всех этих решивших поиграть в политику господ на вилы насаживали, и здесь я целиком на стороне народа.

— Что печатали? — спросил я.

— Сию секунду, Ваше Императорское Высочество, — капитан обернулся и протянул руку своему ординарцу, получив пару листочков, которые вручил мне.

«Рабочие Пермской губернии, доколе мы будем терпеть произвол капиталистов? Доколе власть не будет слышать наших криков? Каждое утро, к девяти часам, собирайтесь на улице Большой — дадим властям понять, что от наших справедливых требований Конституции не отмахнешься!».

Так себе, но политтехнологии, пусть и используются со времен Сунь-Цзы, который советовал сеять в тылу врага смуту и подбивать податное население на бунты, все еще не развилась до виденных мною высот. В будущем такие листовки превратятся в посты в интернете, «конституцию» можно менять на что угодно, а еще появятся очень подлые приписочки типа «берите с собой чай и хорошее настроение». Массовые беспорядки — это весело, свержение власти — лучший флешмоб! На месте всех ждут стильные шарфики, воздушные шары, оборудованная сцена с артистами, централизованная кормежка, и нет, спрашивать, кто за все это платит, не нужно — просто народные массы самоорганизовались, чтобы выразить свою демократическую волю. К счастью, сегодня до такого не дойдет.

— Провокаторам отбой, — принял я решение. — Поговорю с людьми о пагубности конституции, авось прислушаются. Ну а нет, — вздохнув, развел руками. — Просто подождем, пока им надоест ходить по городу туда-сюда без всякого толка.

— Георгий Александрович, ситуация требует от меня напомнить вам о небезопасности прямого разговора с толпой смутьянов, — аккуратно попросил меня передумать Курпатов.

— Карьеру цесаревича начинать с бегства от недовольных подданных — очень неправильно, — веско заявил я. — Винтовки, полагаю, в толпе припрятать, а потом прицелиться и стрельнуть затруднительно. Револьверы в руках подготовленного стрелка страшны, но, когда револьвер в трясущихся руках шалеющего от собственной отваги и значимости порученной ему начальством миссии террориста — это совсем другое дело. Если ему крупно повезет — да, сможет попасть, и даже с толком. Но повезет здесь не ему, а мне — я же будущий Помазанник. Ну а чемодан с бомбою, — пожал плечами. — Штука все же редкая, ибо изготовить ее сложно, а все способное на такую сложную комбинацию подполье ваше ведомство благополучно передушило. Оно же передушило? — придавил взглядом капитана Федорова.

Курпатова «давить» бесполезно — он уже давно со мной путешествует, изучил характер, он у меня для честных и дельных людей очень мягкий. Федоров нашел в себе силы не отводя глаз признать очевидное:

— Мало нас, Ваше Императорское Высочество. В Петербурге да Москве — да, передушили, но здесь-то нас считай и нет, лично я неделю тому назад только и прибыл, с людьми. Благо агентура есть среди рабочих, они провокаторами в случае нужды и выступят. Грузы в город ежечасно прибывают, составами — как проверишь? Может и привезли бомбу, сейчас ее какой-нибудь подлец под рубахою прячет.

— На все воля Божия, — пожал я плечами. — Напишу вам, Василий Николаевич, бумагу, чтобы в случае чего ни вам, ни капитану, ни конвою не прилетело.

— Все одно, — вздохнул Курпатов. — Как дальше служить, когда цесаревича на твоих глазах убили? Невыносимо!

Юродствует — я справки наводил, когда убили Александра II, как-то больших кадровых перестановок и перетасовывания Конвоя не наблюдалось. Да пес с ними — террористов бояться, в народ не ходить! Высшие силы меня любят — подтверждается на материальном плане бытия, а значит чемодана можно не бояться — в крайнем случае немного контузит. Блин, страшно мне чего-то, кишки сводит. Ну-ка долой — я тут Хозяин Земли Русской, и, хоть никогда так себя публично называть не стану, но соответствовать такому громкому титулу обязан!

За окном потянулись огромные заводы с коптящими в небеса трубами, вдоль путей появились пытающиеся выглядеть радостными люди — и я это очень ценю, потому что радость на голодный желудок изображать трудно — и, сойдя с поезда на набитом солдатами и полицейскими вокзале, я лично познакомился с городской и уездной верхушкой — по переписке-то давно знакомы — и с высоко поднятым подбородком вышел на привокзальную площадь, собираясь на дрожках доехать до непременного атрибута — Триумфальной арки.

Не обходить же ее стороною из-за каких-то там «шествий»?