Главная роль 2

Глава 3

На выходе из школы прикрепленный к нам поп — бедолагу лишили возможности горевать над гробом Николая, поэтому он с самого начала поездки немного обижен — подошел ко мне и ласково улыбнулся:

— Ваше Императорское Высочество, могу ли я попросить вас уделить мне немного времени?

Понимая, с чем это связано, я уверенно кивнул:

— Конечно, батюшка.

Легкое юродство проникло в сердце пожилого иерея и вызвало на его лице довольную улыбку. Не став утруждать себя извинениями — царь отвечает непосредственно перед Богом, поэтому остальным придется терпеть — я сошел с крылечка гимназии в подсохшую за прошедшие сутки грязь и провел батюшку через ряд казаков охраны и пачку «ВИПов» под сень сиреневого куста.

Обернувшись, я уперся взглядом в глаза иерея и взял инициативу в свои руки:

— Мне сколькими пальцами подданые Его Императорского Величества крестятся без разницы, батюшка. Против бесов не хуже вас стояли. В английских молитвах благодати нет совсем, а у нас, православных, — нажал голосом. — Аккурат наступающим темным силам по сусалам надавать.

Сглотнув, иерей нервно спросил:

— Далеко ли силы темные?

— Кольцо сжимается, — хмуро ответил я. — Там, — указал на Запад. — Не добрые католики ныне, а россыпь национальных, утративших благодать церквей при полном попустительстве Папы Римского. Там, — указал на Восток. — Через океан от нас, вообще ужас: протестантизм. Господь всех рабов своих любит, а у американцев получается не так — по их утратившему благодать учению Господь любит только богатых, мол, состояние подтверждает богоизбранность. И как это назвать?

— Гордыня! — перекрестился иерей. — Грех смертный!

— Во-о-от! — с удовлетворенной рожей покивал я. — Азиаты, батюшка, промеж таких «христиан», прости-господи, не язычники безбожные, а овечки сирые. Мы их постепенно в истинную веру обратим и на службу нашей Империи поставим, с тьмой бороться. Но сначала нам промеж себя замириться надо — хотя бы православным. Не видишь тьмы разве? Спиритисты, курильщики опиума, лиходеи — снизу доверху тьма в общество наше проникла, изнутри грызет. Идем, остального тебе знать не надобно — с Синодом буду разговаривать, спрашивать, почему Русская Православная церковь не может с колдунами, ясновидящими и прочими сатанистами разобраться. Неужто от двуперстых опасность видят, а от тех, кто в грязном подвале кишки добрым христианам выпускает на потеху Дьяволу — нет?

Иерей осознал масштаб проблемы, пожевал губами и решил не нарываться на цесаревича, у которого и так много вопросов к Священному Синоду. Не исключаю, что он и сам со мной согласен — наступление тьмы же очевидно! — но вынужден соблюдать цеховую солидарность, что вылилось в робкое:

— Ваша молитва от беса спасла, Ваше Императорское Высочество, не двуперстых.

— Тебя там не было, батюшка, — ласково улыбнулся я ему. — А когда кто-то говорит то, о чем не знает, он или лгун, или либерал. Кто ты, батюшка?

Не выдержав груза обвинений, иерей с причитаниями и заверениями в лояльности плюхнулся на колени и принялся целовать мои сапоги.

— Встань, батюшка, — аккуратно поднял я его за локоть и лично отряхнул со щеки подсохшую землицу, не побоявшись испачкать руку. — Да благослови — трудно нам будет.

— Ступай с Богом, цесаревич! — явив слезы умиления на бородатом лице, перекрестил меня поп.

Когда мы вернулись к народу, я с удовольствием отметил сложные лица. Сцену видели все, и о теме, которую хотел обсудить иерей, догадались тоже все — а где здесь сложность? — и потом понаблюдали короткий разговор, после которого поп пережил глубочайшее раскаяние, а потом обрел благодать (возможно с моей помощью — я же его за руку поднимал) и благословил меня. Это ли не повод задуматься о том, так ли уж важна борьба со старообрядчеством?

Понятие «репутации» в мои времена видоизменилось — высокая плотность информационного пространства, обилие любителей оправдывать любое скотство — нередко этим уникумам даже не платил никто! — и динамика жизни позволяла похоронившим репутацию людям и дальше заниматься мутными делишками — их косяки банально смывали свежие инфоповоды, но здесь «репутация» значит очень много. В моем случае репутация — чуть ли не главный актив. Я благодарен Высшим силам за тот подвал — благодаря ему я в глазах верующих обрел статус бывалого экзорциста, а мои «опровержения» журналистских и народных слухов придали событию достоверности. На горизонте маячит территориальное приобретение, а японский Император своей волей — в газетах писали — масштабировал часовню памяти Никки в полноценный храм. Это его регенерация впечатлила. И это — язычники, для которых православие признавать болезненно: оно же ставит под вопрос «божественность» Муцухито. Чего уж про наших говорить, 99% которых в вере крепки, просто попов не любят.

Погрузившись в коляску — в карете жители Владивостока меня не увидят — мы отправились в дом губернатора, где нас дожидаются местные и съехавшиеся из других поселений промышленники.

«Промышленники» в эти времена — это не только владельцы заводов, фабрик и мануфактур. «Промышленник» — тот, кто «промышляет». Добыча ресурсов, пушнины, рыболовство — это все «промышленники». Потом с терминологией разберусь, из Петербурга и с папиной помощью, а пока меня интересуют те, кто «промышляет» золотодобычей и прочим.

В зале для приемов было не протолкнуться — сидеть не довелось никому, потому что мебель, исключая приготовленное для меня кресло, вынесли, чтобы побольше народу влезло. У противоположной входу стены, помимо кресла, нашлась крупномасштабная карта Области, и я понял, что способен закрыть по памяти немало «белых пятен». Но лучше сформирую и отправлю туда экспедиции — не один я работать должен.

— Здравия вам, братцы, — мощно ворвался я в помещение и через сформированный поклонившимися людьми коридор прошел к карте. — Времени мало, поэтому буду краток. Во-первых, от лица Империи выражаю вам благодарность за вклад в развитие этих некогда диких мест.

Промышленники ответили не хуже вымуштрованных солдат:

— Рады стараться, Ваше Им-пе-ра-тор-ско-е Вы-со-чес-тво!

Нельзя меня сокращать для облегчения хорового скандирования.

— Во-вторых, Империя в эти края пришла навсегда. Транссиб тому лучшее подтверждение. Но покуда он не готов, нам придется обойтись морскими перевозками и своими силами.

Мужики приуныли — я как бы попросил их открыть мошну поглубже. Да не боитесь!

— Край нам достался богатейший, — продолжил я. — Главное — научиться пользоваться им в полной мере. Прошу поднять руки тех, кто занимается или занимался добычей золота.

Руки подняла примерна пятая часть собравшихся.

— К вам обращаюсь, братцы, — окинул я их взглядом и подошел к карте. — Мы со служивыми завтра на границу отбываем, Манчжурию присоединять. Сколько времени это займет, никому неведомо — китайцы торговаться любят, но для определенности поставлю вам срок в пять дней. За эти пять дней вы, уважаемые золотодобытчики, должны будете разработать для представления мне план по организации экспедиций и добыче золота вот здесь, — я нарочито-неточно обвел пальцем большие круги в будущей Магаданской области и Хабаровском крае — там, где или «белые пятна», или леса нехоженые. — Края суровые, поэтому особое внимание уделить требуется теплым жилищам, обеспечению одеждой и нормальной кормежке — я не хочу разменивать золото на жизни подданных, которые за год работы на приисках вернутся больными калеками. И да, братцы — золота в этих краях хватит на всех, поэтому не стесняйтесь организовываться в компании на паях. Золото — это основа могущества государства. За золотом, братцы, пригляд будем держать строгий, и, если что, пеняйте только на себя — Империя знает о том, как именно ее золото вывозят лихие люди. В осетра прячут, например.

Мужики гоготнули — тоже умных повидали.

— Я знаю, что ворья да контрабандистов в этом зале сейчас нет, — сделал я им приятно. — Поэтому прошу бескорыстно помочь Империи навести порядок в добыче и перевозке золота. Задача проста — в дополнение к планам добычи составить опись со всеми известными вам способами контрабанды золота. К ним приложить предполагаемые методы борьбы. Сами вы подобной мерзостью, понятное дело, не занимались, но могли что-то слышать, без имен и названий поселений.

Мужики покивали — слышали, но сами ни-ни! Мне наработки наших хитрожопых добытчиков нужны не столько для борьбы с контрабандой — ее целиком на нынешнем технологическом уровне не задавишь, потому что страна вон какая, и на каждом метре кристально честного таможенника не поставишь — а отдать японцам, чтобы американцы как можно дольше не понимали, что именно вывозят с Аляски.

Таможня это вообще жуть — еще у Гоголя Чичиков на нее работать пошел, с хитрым планом: корчить из себя образцового служаку, чтобы потом, после череды повышений, брать взятки по-крупному. Изменилось ли с тех пор что-нибудь? Ой сомневаюсь!

— Далее предлагаю разобраться с производствами, — сложив руки за спиной, я отвернулся от карты. — Из Манчжурии я вернусь с китайской контрибуцией. Финансовая ее компонента ляжет в основу Дальневосточного Промышленного банка, нужного для выдачи займов под символический процент членам Общества Промышленного Развития Дальнего Востока. Таковое общество вам нужно за время моего отсутствия должным образом организовать. Я, с вашего позволения, стану его почетным членом и поспособствую тому, чтобы нам не чинили препон — в развитии этих мест Его Императорское Величество видит великую значимость.

Мужики просветлели лицами — государство не только привычно обирать собралось, но и помогать. Да как помогать — давать денег и Высочайшую «крышу», так-то чего мануфактуры не строить?

— На этом, братцы, мы первую нашу встречу заканчиваем. Думайте, прикидывайте перспективы, соразмеряйте свои силы, и Империя отплатит вам добром за добро.

Визит цесаревича в любом случае разворошил бы Владивосток, но такой программы никто не ожидал. Когда дикой кометой пронесшийся по городу Георгий уже погрузился в заслуженный сон, видя в нем Промышленное, Торговое, Аграрное и Просветительское общества — не ограничиваться же только промышленностью и банком! — в доме старовера-миллионщика Афонина собрались единоверцы. Классовые различия были временно забыты, и здесь нашлось место не только дворянам с промышленниками, но и купцам. Собравшиеся пребывали в прострации, и только потрескивание керосинок, тиканье ходиков да тихий голос Кирила нарушали тишину.

Здесь собралась вся старообрядческая элита Области с примкнувшими к ним посланцами староверских общин со всей Империи и даже из обеих Америк. Особых надежд никто из приехавших во Владивосток и отложивших все дела не питал: просто привыкли держать нос по ветру и быть в курсе — информация же тоже товар, и нередко гораздо более ценный, чем банальная древесина или даже высокотехнологичный промышленный продукт «подшипник».

Центром внимания уважаемых господ стал вчерашний матрос и сын разорившегося купца Кирил. В другой ситуации, даже не смотря на общие духовные убеждения, с ним бы и разговаривать бы толком не стали, но теперь он ни много не мало, а личный торговый представитель цесаревича, чему каждый из присутствующих стыдливо — потому что грех смертный — завидовали. Торговый представитель рассказывал долго, и по мере рассказа прострация только усиливалась.

Старообрядцы от царской власти натерпелись изрядно, и пиетета к Романовым через это испытывали меньше других подданных. Настолько «меньше», что даже среди вот этой полусотни гостей миллионщика Афонина при желании можно было отыскать любителей подкинуть деньжат народовольцам и прочим диссидентам. Череда событий, подкрепленная рассказом Кирила «из первых уст», заставила их глубоко задуматься в правильности такого подхода, но многовековое недоверие быстро не лечится — именно об этом и решил высказаться купец первой гильдии Гущин:

— Головы терять нельзя. Сколько мы сладких речей наслушались, а воз и ныне там. То, что Наследник три города нам с царского плеча кинуть решил, еще вилами по воде писано. Бумаги — нет, а коли она будет, так Царь и отменить может.

— Думаешь, врать Его Высочество будет? — нахмурился на него Кирил.

В другой ситуации Гущин бы отмахнулся от него, аки от навозной мухи, но теперь нужно было проявить разумную осторожность, поэтому купец погладил благообразную, кудрявую русую бороду и сдал назад:

— Отчего же «врет»? Молод Его Императорское Высочество. Ноша Наследника тяжела, и перешла к нему нежданно-негаданно. Ты, Кирю… — замаскировав невольную оговорку «кхеком», Гущин исправился. — Ты, Кирил, волчонком на меня не гляди. Понимаю — такую кашу наш цесаревич заварил, и вся толковая. Значит — голова у него светлая. Да только оттуда, — он ткнул пальцем в выходящее на Запад окно. — Из столицы, могут и одернуть, за то, что влез туда, куда не велено. Его-то одернут, а нам — прилетит.

— Построим на радостях храм, а его потом Никониановым отдадут, — усилил промышленник Митькин, владелец двух десятков артелей по добыче пушнины.

— Не таков Георгий Александрович, чтобы супротив царской воли переть, — насупился Кирил. — Каждый день телеграмм во-о-от такую кипу из Петербурга разбирает. Обратно такую ж кипу шлет. На столе у него видал, от Его Величества, так и написано: «план твой одобряю».

— Банк обещает, да только деньги-то в рост давать собрался, — заметил заводчик Сизов.

— А тебе просто так денег давать должны? — поднял на него бровь хозяин сапожной мануфактуры Баулин. — Это нам грешно, а Его Высочеству — нет. И процент символический.

— «Символический» — это какой? — ехидно спросил купец Захаров. — Ежели, к примеру, процент символизирует наше желание поделиться капиталами с дармоедами, так его и в три сотни можно нарисовать.

— Под три сотни брать дураков нема, — фыркнул Кирил. — Георгий Александрович при мне говорил — «только плохая власть невыполнимые приказы отдает». И он же в обчества Промышленное да другие сам вступает, а банкира выписал вообще американца, и не директором, а чтобы пригляд за начальниками держал — понимает, что нас за веру нашу душить будут, ссуды не давать.

— А главой-то кто будет? — прояснил важное хозяин дома.

— То мне неведомо, — развел руками Кирил. — Я не в свое дело не лезу — ежели Его Высочество нужным посчитает, сам скажет. Ну а нет, — пожал плечами. — Не моего купеческого ума дело.

Захаров и другие купцы поморщились — ударив по себе, Кирил отвесил оплеуху им. И заслуженную — чувство ранга в Империи впитывается с молоком матери, и до больших дел и состояний без него физически не добраться. Прав молодой — купцам в политических делах делать нечего.

— А пошлина? — первым пришел в себя купец Гущин. — Обчество торговое обещает, а про пошлины — ни слова!

— Харя не треснет, без пошлины товар таскать? — выместил стресс на коллеге купец Захаров. — Пошлина — она в казну платится. С Китая и так навар ох жирный, — блеснул глазками. — А мы теперь здесь, — топнул ногой. — На этом краю страны, будем главные — никонианцев быстро плечами растолкаем, да начнем туда товар гнать, — кивнул на Запад. — А пошлина… Так таможенники тоже истинной веры бывают, — ухмыльнулся.

Старообрядцы оживились — своя таможня это же такие перспективы! Даже если пошлину платить исправно (а этого никто в здравом уме делать не станет), получится гигантская экономия на взятках — это же свои, со своими договориться легче.

— Больно гладко получается, — подпустил скепсиса «мясной магнат» Гордяков. — Разве когда-то так было? Опять обманут, капиталы сдоят да выбросят.

Накал страстей достиг апогея, дисциплина временно утратила свое значение, и староверы, разделившись на два лагеря, принялись поливать друг друга грязью, обвиняя в недоверии центральной власти, лелеянье старых обид, припоминали друг дружке старые грешки, и закончилось все классикой — уважаемые, набожные, нажившие состояния господа увлеченно тягали друг дружку за бороды и отвешивали звучные тумаки.

— Ну-ка охолонули!!! — взревел хозяин дома, когда ущерб его гостиной перевалил за три тысячи рублей.

Они дерутся, а он — плати!

Староверы осознали, что увлеклись, быстренько помирились, коллективно помолились, и благополучно пересидевший кипиш в углу Кирил продолжил:

— Нельзя о покойных так, — перекрестился. — Грешно, да только Николай Александрович, царствие ему небесное, — в этот раз перекрестились все. — Лямку Великокняжескую с ленцой тянул, выпивал да опиум через день курил.

Старообрядцы поежились и перекрестились — в их глазах Николай после услышанного моментально превратился в образец порочности.

— А этот, еще до того как наследником стал, аки пчела жужжал, — отвесил Кирил комплимент покровителю. — С солнышком поднимался, с луной ложился. Покойный, царствие ему небесное, пока проснется, пока к завтраку лениво выберется, этот уже все бумаги разобрать успеет да у генералов военному делу поучиться. Ничего просто так не делает — мне вон говорил, купи, Кирюша, провианту, якобы подарки народу от Николая Александровича будут. А потом раз — и это уже не подарки с гостинцами, а обоз — войска кормить. А в Японии развернулся эвона как!.. Но это я вам уже рассказывал. — просветлев от пришедшей в голову идеи, Кирил поделился ею с остальными. — Его Высочество всем говорит, что ежели вопросы и недопонимание имеются, надо их ему сразу и вываливать! Завтра с самого утречка к нему и пойдем!