Главная роль 3

Глава 23

После обеда, сидя за столом с чашкой кофе, перед пестрой картой поделенной на колонии и зоны влияния Африки, я предавался самому тяжелому на свете делу — борьбе с собственной жабой. Английские, французские и прочие не принадлежащие Германии колонии сейчас неактуальны — некоторые планы на них у меня есть, но как минимум до октября и долгих, задушевных разговоров с Вилли они потерпят. И не к спеху, и согласовать действия с союзничком надо, и возможностей у меня на данный момент очень мало — изнутри государственного аппарата, через тот самый государственный аппарат, в котором непонятно кто и у кого взятки берет, с мутными делишками нужно быть очень аккуратным. Особенно с англичанами — перекроют мне Суэц, и наши купцы да переводчики загнутся из-за чудовищных издержек. С французами… С французами немного поиграть можно — в том числе привлекая англичан.

Вздохнув, я сделал глоток и поморщился на лежащее справа от карты письмо, подписанное долбаной королевой Викторией. Письмо пространное, но суть его проста — приезжай, дорогой родственник, погостить после помолвки. Дипломатически это настоящая подстава.

Поморщившись на письмо справа от карты, вздохнул еще горше. Президент Франции Мари Франсуа Сади Карно в гости зазывает. Тоже после помолвки — все равно, мол, рядом будешь, так чего бы не посетить документально заверенных союзников? Император — с утра к нему сходить успел, пожаловаться — велел не отказываться от обоих приглашений. Дипломатическая картина от этого еще круче: сначала я поговорю с Вилли, потом — поржу с французами над тем, как много вранья удалось влить в уши доверчивого тестя, а вишенкой на торте выступает отчет на ковре у Ее Величества. Что должен при таком регламенте подумать кайзер?

Отпив еще кофейку, я усилием воли вернул внимание на карту Африки. Так-то Вильгельм не мальчик, а военная пропаганда в ходе больших войн и не таких превращала в безмозглых кретинов, на которых очень удобно повесить общую ответственность за многолетнюю мясорубку. Должен понять — дипломатия штука сложная, и подставы типа такой в ней не исключение, а правило.

Следующий глоток даровал мне несколько авантюрную, но вполне осуществимую идею, которая нехитрую англо-французскую комбинацию сломает к чертовой бабушке. Надеюсь, Вилли оценит и подмахнет — тогда, помимо дипломатической пользы, я получу от круиза по Европе еще и личное удовольствие.

Хитрая «жаба»! Отвлекаешь меня как можешь, да? Не выйдет — все равно эти куски земли как минимум в ближайшие двадцать лет мне не светят, а деньги очень нужны. На данный момент Вилли, как и подавляющее большинство европейцев, пользует Африку в качестве сельхоз придатка. Понять можно — население растет, промышленность отжирает драгоценные земли, урбанизация сокращает деревенское население. Чем-то надо рабочих кормить. Кайзер еще и в колено себе стрельнул, задрав пошлины на наше зерно. Немцы и в мое время такой подход уважали. С другой стороны двояко — чем-то на протекционистские меры по защите родной промышленности ответить надо было, и тут есть повод погрустить — кроме зерна нам предложить особо нечего. Но! Какая страна на планете обеспечивает свои потребности во всех сферах на 100%? Правильно — ни одна. С глобализацией не поспоришь — странам волей-неволей приходится занимать определенную нишу, закупая из-за рубежа недостающее. Однако краник прикрутить можно всегда, поэтому критически важные производства и ресурсы надлежит иметь свои.

Фу, «жаба», хватит отвлекать от дела! Несмотря на сельскохозяйственную ориентацию львиной доли колоний, ежели европейцы находят полезный ресурс, они его конечно же добывают. Африка в этом плане удобна — немало ценного находится близко к поверхности, и для доступа к тому же никелю не нужно в пятидесятиградусный мороз вгрызаться в вечную мерзлоту. А еще там есть рабский труд — прогрессивная Европа его сильно уважает, потому что загнать в шахту полуголодного, «одноразового» негра гораздо выгоднее, чем нормального рудокопа с хорошей зарплатой и соцпакетом. Мерзко.

Во сколько оценит Вилли карту с месторождениями ресурсов Германской Восточной Африки? Тысяч на пять отправленных учиться на его заводы рабочих, ряд технологий — в том числе тротил — и некоторые предприятия группы «А» — производство средств производства — сторговаться же смогу? Еще мне кровь из носу нужна оптика — она пойдет в дальномеры, бинокли, перископы, оптические прицелы для снайперов, которых мне еще предстоит завести. Каким бы капитализм ни был, товарищ Ленин в своей формуле «капиталисты сами продадут нам веревку, на которой мы их повесим» был не совсем прав: если Вильгельм попросит Карла Цейса не строить мне завод по производству дальномеров, тот его и не построит — он же себе не враг. Кроме того, торговать продукцией гораздо выгоднее, чем технологиями ее производства. До смешного доходит — в Ютландском сражении немцы с англичанами самозабвенно лупили друг по дружке, а херр Крупп получал патентные отчисления за свою замечательную броню от тех и от этих. И всем, кроме отправляющихся на дно морячков, которых не спрашивают, было нормально — в том числе кайзеру. А что такого? Просто бизнес.

Я — не коммунист и не турбопатриот, поэтому осуждать никого не собираюсь: одним нужна броня, другим — пополнение государственной казны. Но я из будущего, и видел, насколько сильно народам такое положение дел не нравится и к чему оно приводит. «Мы подыхаем, а эти наживаются». Мужиков понять можно. Нам в этом плане, как ни странно, проще — на данный момент у нас тупо нет ничего такого, что будет лететь в моих подданных параллельно с патентными отчислениями. Ладно, не совсем — вон под окошком ящик стоит. Англичанам не продам, а с Вилли поделиться можно — авось в этой реальности немцы наконец-то поймут, в какую сторону им воевать выгодно, а в какую — самоубийственно.

Железной рукой придавив жалобно пискнувшую «жабу», свободной я написал Кирилу распоряжение выделить пятьдесят миллионов рублей из «китайского неприкосновенного запаса» в распоряжение Менделееву, который распределит деньги по грантам и составит список потребных производств, позаботившись об организации тендеров на их строительство. С доверием, но под строгую отчетность — сколько, кому и зачем. Дело не в расхищении средств пожилым светочем мировой науки — он несоизмеримо выше этого — а в том, что мне необходимо знать, что мои «Кулибины» уже наизобретали или собираются. Транши одобрять буду лично — Дмитрий Иванович нереально крут, но все-таки продукт своего времени, а значит может проинвестировать в кажущуюся перспективной, но по факту бесполезную или тупиковую технологию. Последние даже опаснее бесполезных — в тупик можно упереться не сразу, а, например, лет десять и сотни миллионов рублей спустя.

Отдав записку Остапу, я упаковал карту в тубус — без отметок, они в голове, и им там нормально — и засунул его на специальную полку шкафа. Попросив у лакея Карла еще кофе, пересел в кресло у окошка, удобно положив ноги на привезенный вчера великим ученым ящик, погрузившись в воспоминания о сегодняшнем утре, которое благодаря Дмитрию Ивановичу перестало быть томным.

Менделеев за прошедшие с нашей встречи дни работал в три смены — об этом говорили могучие мешки под глазами, впалые щеки и несколько обвисший костюм — похудел гений, перегнал массу в научное рвение.

— Сюда ставь, Гриша, — указал ученый пришедшему с ним молодому ассистенту.

Тот поставил небольшой деревянный ящик прямо на мой стол, и я был не против. Усевшись в кресло напротив меня, Менделеев жестом выслал помощника и без нужды заверил:

— Не рванет, Георгий Александрович.

Хорош Дмитрий Иванович — с истинной верою в законы физики и химии поставил перед Высочайшим носом пару килограммов взрывчатого вещества. Но оно же и вправду «не рванет».

— Быстро, — оценил я и открыл крышку, узрев белые кристаллики. — Благодарю вас за великолепно проделанную работу, Дмитрий Иванович, — закрыл крышку и переставил ящик на пол, чтобы не мозолил глаза. — Однако вынужден попросить вас спать и кушать как следует — вы очень нужны Империи и лично мне.

— Успею, — отмахнулся Дмитрий Иванович.

Открыв блокнот, я вооружился пером и спросил:

— Какие сложности у вас возникли и как я могу вам помочь?

— С гексогеном, — он кивнул на ящик. — Сложностей не так чтобы много: выход мал да прессовать сложно. Вторую почти забороли, но ацетону не хватает. Також за взрыватели еще не брались.

Я записал «нужда в ацетоне» и признался:

— Увы, более эффективный способ производства мне практически не известен — все, что знал, я вам уже передал.

В универе меня взрывчатку промышленным способом производить не учили — незачем, но даже огрызки инфы из википедии способны помочь, и я все что помнил описал. Примененный Менделеевым способ «с малым выходом» — самый простой.

— Понимаю, Георгий Александрович, — не без грусти вздохнул Дмитрий Иванович.

— Сам не рад, — развел я руками.

Опомнившись, Менделеев встрепенулся:

— Виноват, Георгий Александрович! Ежели вы всю работу за нас делать будете, зачем мы такие нужны?

— Не извиняйтесь, Дмитрий Иванович, — с улыбкой покачал я головой. — Нашему миру нужны все. Свое призвание применимо к отечественной науке я вижу в указании примерного направления — и я бы очень хотел указывать его более четко — и обеспечении вам и вашим коллегам спокойных и достойных условий работы.

— Об условиях не забыл, — покивал Менделеев и обернулся к двери. — Гришка!

Помощник вошел, с поклоном водрузил на стол толстую папочку и ушел. Вышколенный!

— Благодарю за то, что успели и это, — поблагодарил я ученого.

— Капля в море, — признался он. — Работы непочатый край. Будет ли мне дозволено говорить откровенно, Георгий Александрович?

— Только так и нужно, Дмитрий Иванович.

Менделеев сел поудобнее и разразился почти часовой речью о том, как тяжело отечественной науке. Не хватает всего — кадров всех уровней, материальной базы, стройной системы научно-исследовательских институтов, лабораторий и сырья. В плюсах — огромное количество энтузиастов, которые все свои доходы (которые, увы, как правило невелики) пускают на изыскания. А еще бюрократия — Костович же не один такой, кто пытался получить отечественную «привилегию», а потом махал рукой и оформлял ее за рубежом. Присоединение к Парижской конвенции (Император вчера вечером с французским посланником об этом конструктивно поговорил — процесс идет, и через пару месяцев нужные бумаги будут подписаны) эту проблему лишит лишь частично — в профильной структуре работать будут те же люди, что и сейчас.

Не обошлось без иностранного влияния — конкуренты тупо дают нашим (хотя какие они к черту «наши»⁈) чинушам взятки за то, что они «потеряют» запрос или будут долго проворачивать его через аппарат. Год-два — более чем достаточно, чтобы перспективную технологию освоили конкуренты.

Верхи и «средне-верхи» Академии наук живут неплохо, но, добившись личного успеха, уважаемые люди начинают класть на прямые должностные обязанности, подсиживать друг дружку, вставлять палки в колеса протеже коллег и — правильно! — брать те же взятки, даром что жалование позволяет им не думать о хлебе насущном совсем. Словом — то же самое, что и в других государственных структурах. Бошки поснимаю! Но это медленно, аккуратно и потом, а работать нужно уже сейчас. Да какой там «сейчас» — и десятилетие назад было бы поздно! Вдох-выдох и повтор любимой мантры: «Товарищу Сталину было намного тяжелее». Почти помогает.

— Сибирий, к примеру, — воспользовался моим любимым (на данный момент) детищем Менделеев. — Препарат великолепнейший, да сырьё для него за два месяца вышло!

— Не знал, — признался я.

Весь краситель перевели уже⁈ Его что, так мало⁈ И что там с текстильным рынком? Воют поди бедолаги — анилин задумывался дешевым заменителем «природных» красителей, а теперь, получается, придется обратно к природным переходить. Да у меня мещане разорятся! Вдох-выдох — да, серенькая одежда это не очень красиво, но за неимением гербовой… Да фиг там! Это же товар-заменитель, который тоже неминуемо подорожает!

— От этого недостаток кислот появился — серной, азотной да солярной, — неумолимо продолжал вгонять меня в тоску Менделеев. — Аптекари воют, текстильщики воют, купцы руками разводят — как анилину привезешь, ежели по всему миру так?

Немного отлегло — «мировая практика» это не оправдание, но почему-то неплохо успокаивает. Тот же принцип, что и у заваленного экзамена — не один я такой дурак, эвон нас сколько, а значит не так уж и обидно!

— Самое прискорбное, Георгий Александрович, что ежели бы Сибирий по уму применяли, как вы да доктора ваши стократ повторяли, его бы с избытком хватило! — возмущенно развел руками Менделеев.

Перекладывать ответственность на народ очень плохо, но не спросить я не смог:

— А как его применяют?

Моя слабая информированность Дмитрия Ивановича не удивила — привык к такому, и авторитета я в его глазах не потерял: подразумевается, что я очень занят, и я действительно стараюсь таким быть. Газеты просматриваю добросовестно, да только увидев в заголовке или тексте слово «Сибирий» автоматически этот материал пропускаю — привык за первые недели слышать о нем исключительно хвалебные отзывы и решил, что так будет всегда. Будет мне уроком.

— Полоскания — это понятно и правильно, ежели не здоровый человек этим промышляет. Но промышляют-то и здоровые! Купальни специальные отрывают — для людей с достатком целые ванны с сибирием, для тех кто победнее — умывальники, лицо да руки споласкивать. Кто поглупее — порошок ложками жрут. Корчатся, воют, а жрут!

Горький он очень.

— В зубной порошок сибирий добавляют, еду посыпают — очень модная услуга в ресторанах ныне. Аптекари карманы набивают — здесь польза некоторая есть: студенты-химики лаборантами в аптеки идут да прямо на дому заказчикам сибирий смешивают. Все полегче жить да учёбу оплачивать. Поначалу-то неплохо было, покуда все не распробовали, а потом сибирия стало не достать — начали аптекари пес пойми что намешивать — каждый день люд травился, помирал. Медицинский департамент да полиция работают исправно — отравителей да мошенников таких под суд да на каторгу пускают, и ныне смертей почти нет: охолонули мошенники, догадались безвредную бурду мешать.

— Твари, — охарактеризовал я любителей намешать ядов.

Это же не жадность даже — ладно если мошенник подпольно «шмурдяк» в грязном переулке толкает, это конечно чудовищно, но от преступника иного ждать и не приходится. Аптекарь-то человек грамотный, и прекрасно отдает себе отчет в том, что от его подделки человек умрет.

— Хуже тварей, — поправил Менделеев. — Твари-то зла не имут — их Господь такими создал, и убивают они только прокорма ради. Это — чудовища в человеческом обличье, и их в кипящем масле прилюдно варить надо!

Согласен, но в Империи много инфраструктурных проектов, на которых пригодятся сильно провинившиеся рабочие руки — с папенькой о переносе каторги с Сахалина я говорил, и он, пусть и неохотно, согласился спустить команду проработать создание исправительно-трудовых колоний там, где от них экономике будет польза.

Повздыхали — грустно это все — и Менделеев продолжил:

— И, извините за такие подробности, Георгий Александрович, особо радеющие за свое здоровье господа клизмы с сибирием ставят — по утрам и вечерам, с гордостью рекомендуя сию процедуру всем знакомым.

Эта деталь словно пробила остатки брони, заставив меня погрузиться в уныние:

— Ужасно. Черным по белому же написано, как и в каких случаях применять. Лично мной, извините за нескромность, проговорено не один десяток раз! Соответствующим циркуляром Медицинского департамента с подписью министра закреплено. А больные-то мрут! Сколько тысяч жизней оборвалось из-за кретина, который себе в задницу сибирий сует?

— Совершенно ужасно, Георгий Александрович, — ничуть не радостнее меня вздохнул Менделеев. — А самое ужасное — сделать с этим ничего нельзя. Покуда производства кислот да другого нарастим, кретины, как вы совершенно справедливо эту братию окрестили, уже наиграются и заведут себе новую моду. Однако ж кислот у нас и без сибирия нехватка, — кивнул на папку.

— Тщательнейшим образом изучу, — честно пообещал я. — Кого надо нагружу, финансирование найду. В Германию в октябре поеду, договорюсь с тамошними химиками.

— От всей души поздравляю вас со счастливой помолвкой, — улыбнулся Менделеев.

— Спасибо, Дмитрий Иванович, — на автомате поблагодарил я, думая совсем о другом. — Давайте так поступим — послезавтра я в Петербург прибуду, на неделю. К прибытию плоды трудов ваших изучу, и мы с вами поговорим более предметно.

— Так точно, Георгий Александрович, — с одобрением на лице огладил бороду ученый и заметил. — Не один я работал. На последних листочках позволил себе поименно указать.

— Спасибо, Дмитрий Иванович.

Награда обязательно должна отыскать своего героя, иначе зачем такое государство?

— Ежели вы в Петербург нагрянуть решили, я бы хотел попросить вас о возможности представить вам одного очень толкового коллегу, — добавил Менделеев.

— Я надеюсь, что одним таковым вы не ограничитесь, — улыбнулся я.

— Не ограничусь, — улыбнулся в ответ ученый. — Однако Семён Васильевич Панпушко заслуживает быть представленным вам отдельно. Энтузиаст, все свободные от преподавания силы тратит на изыскания приемлемого способа снаряжения снарядов мелинитом. Вот его я бы вам в кабинет не притащил — рвануть легко может.

Пикриновая кислота. Очень нестабильное и очень мощное взрывчатое вещество, от работы над которым нужно навсегда отвадить всех обладающих ценными мозгами людей — подорвутся без всякой пользы. И имя знакомое. Поднявшись с кресла, я пробежался пальцами по корешкам стоящих в шкафу книг и вынул оттуда труд с названием «Заводское приготовление пироксилина и нитроглицерина», показав его Дмитрию Ивановичу.

— Его! — подтвердил Менделеев.

Значит это судьба.