Главная роль 3

Глава 6

Ее Императорское Величество тут же перехватила инициативу:

— Нет нужды ехать в Петербург, тамошние дворняги все равно недостойны Миши! Едемте в Егерскую слободу!

Жестом отправив лакея передать приказ готовить выезд, она поднялась из-за стола, попросив маленького князя:

— Миша, я уверена, что тебе хватит такта не выбрать белую лайку.

Андреич рассказывал и об этом — был у Александра любимец, Камчаткой звали. В том самом крушении поезда он погибл.

— Камчатка был один, и другого не будет, — проявил маленький князь понимание. — Я хочу меделяна.

Это еще кто? Борзых — знаю, овчарок да лаек — знаю, меделяна — не знаю. Ладно, посмотрим.

— Братец, только у тебя не будет собаки, — заметила Ксюша.

— Дипломатия! — многозначительно надул я щеки. — Если я заведу собаку, у кайзера Вилли не останется возможности подарить мне немецкую овчарку. Вдруг от отчаяния он подарит мне какую-нибудь ненужную чушь вроде слона или шпиона?

Младшие рассмеялись, Императрица поморщилась и выразила Высочайшую волю:

— Выезд через полтора часа.

Мы разошлись по покоям, я отказался от предложенного гардеробщиком охотничьего наряда, выбрав совершенно штатский костюм. Переодевшись, занялся неразобранным кусочком почты — письма от кайзера и Марго с переходом к занятию анатомией помешали это сделать до обеда.

Так… ерунда… бесполезное… это прочитаю перед сном, это даже открывать не буду — отдам секретарям для составления отписок. А это… Зажмурившись, я потряс головой и снова посмотрел на имя отправителя. Не изменилось: граф Лев Николаевич Толстой! Открываем, быстро, решительно!

Какой невероятный, достойный самого опытного в мире врача, изумительно неразборчивый почерк! Я эту клинопись, при всем уважении к живому и от чистого сердца любимого мною в литературном смысле классику, ни в жизнь не разберу!

— Семен, прочитай искаженные литературной гениальностью строки! — с внутренним трепетом попросил я камердинера.

Камердинер с уважительным поклоном принял письмо, посмотрел в него, покраснел, обильно пропотел и смущенно признался:

— Виноват, Георгий Александрович. Не могу разобрать.

Хохотнув, я велел ему найти того, кто сможет разобрать бесценные строки — письмо же непременно будет отдано биографам великого классика, как только таковые в нашем государстве заведутся. А чтобы что-то «завелось», у этого чего-то должна быть кормовая база.

Вооружившись пером и листом гербовой бумаги, я набросал заказ на биографические книги типа серии «Жизнь замечательных людей». Набросанного на скорую руку списка имен на первое время хватит. Романовых упоминать не стал специально — про нас уж как-нибудь сами напишут, за такое ведь можно и чин отхватить, но я гонорары и тиражи оплачивать не стану. Почесав в затылке, ухмыльнулся и добавил «бомбу» — издадим в серии «Житие протопопа Аввакума», добавив комментарии (чисто исторические, без ухода в богословие) и биографию легендарного попа.

Ермак, Дежнёв, Дубенский — покорителей Сибири в свете моей поездки по ней обделять нельзя, получат по книжке. Емелька Пугачев, даром что враг государства Российского, тоже удостоится звания «замечательного человека» — в книге о нем следует напирать на последствия Пугачевщины для простых людей — пришла шобла, отобрала еду, убила да изнасиловала кого захотела и пошла дальше. Оно вам надо, мужики? Социалисты именно такого будущего нашей стране и хотят!

Жуковский, Пушкин, Лермонтов, Лесков, Салтыков-Щедрин, Достоевский, Мусоргский, Гоголь, Карамзин — последний своей «историей» место заслужил в полной мере. В отдельный том «сложим» авторов одного, зато сразу же ставшего культовым, произведения: Грибоедов, Фонвизин, Ершов и его «Конек-Горбунок».

За науку будут отдуваться конечно же Ломоносов с Менделеевым. Кулибина я бы добавил, но очень много там будет гениальных изобретений и находок, которые не были претворены в жизнь. Частично — по совершенно объективным причинам. Частично — из самодурства высоких покровителей, которые хотели от Кулибина фейерверк, а не протезы ноги. В общем — пока не стоит, потому что у читателя сложится впечатление, будто царская власть гнобит науку. И вообще книга о нем уже есть — у какого-то из губернаторов видел, «Жизнь русского механика Кулибина и его изобретения».

Менделеев заодно выступит «бомбой» — удостоившись книги при жизни, он подаст пример другим живым в эти и будущие времена ученым: старайтесь, господа, и попадете в «ЖЗЛ» на радость благодарным потомкам.

Ну и конечно же нельзя в пронизанной снизу доверху военным духом стране обойтись без книжек про армию и флот! Александр Невский, Дмитрий Донской, Суворов, Ушаков, Багратион, отдельная книжка про Минина, Пожарского и Смуту, и восстанавливающий историческую справедливость «двуединый» том с названием: «Как Барклай де Толли и Кутузов француза били». Забыли благодарные потомки Барклая — он же автор той самой стратегии, которую реализовал Кутузов, по итогу слупив всю историческую славу. Так, нужен кто-то по менее заметному, но крайне важному, Кавказскому направлению. Ну конечно же Ермолов!

Велика и необъятна родная история! «Замечательным» ее акторам несть числа! В кабинете что-то грохнуло, лакей Ваня побежал посмотреть и быстро вернулся:

— Книга плохо стояла, Ваше Высочество, сквозняком-с с полки сдуло.

Хе, а не ЗНАК ли это?

— Какая?

— Виноват, не помню имени. Паевской А. Н., «Виктор Гюго: его жизнь и литературная деятельность».

Та-а-к…

— Неси.

Глянув на книжку, я мысленно перекрестился, ибо она была как раз из серии «Жизнь замечательных людей», датирована прошлым годом, тираж — 8100 экземпляров. Почти подставился! Спасибо, Господи, за знаки такие, что даже такой темный и духовно слепой человек как я их без труда разглядит! Полистав, нашел «куратора» серии — Флорентия Федоровича Павленкова и тут же написал ему приглашение на ужин в следующий понедельник — быстрее не получится, всё занято. Внесем коррективы в дальнейшие планы, отодвинув иностранцев в угоду соотечественникам. Тиражи меня тоже не устраивают, подниму тысяч до двадцати хотя бы — чтобы в каждой библиотеке по экземпляру было, да еще и охочим людям на продажу останется. А я-то думал «ЖЗЛ» уже советское детище! На ходу хитрые хроноаборигены подметки режут!

Камердинер Семен совсем не удивил, притащив для чтения письма не абы кого, а пожилую статс-даму Анну Дмитриевну Строганову — если бы он ее не представил, я бы, понятное дело, ее имени бы и не узнал. Высочайшая матушка снова демонстрирует свою всеобъемлющую придворную мощь — Анна Дмитриевна сразу после чтения письма конечно же побежит к ней с докладом. Лишенные иголок, основанные исключительно на желании помочь, мягкие и добрые «ежовые рукавицы» гораздо эффективнее каноничных, основанных на самодурстве и биении непослушных палкою. Императрица просто хочет помочь сыночку унаследовать Престол и распорядиться им как должно — а «должно» так, как считает Мария Федоровна.

Строганов… Фамилия знакомая, но фамилии князей да видных дворян в памяти вообще хорошо откладываются — даже мое поколение от истории сбежать не может, а все эти люди в ней есть. Не факт, что прямо «эти», возможны и однофамильцы. Потом у матушки узнаю, чем Анна Дмитриевна заслужила честь числиться статс-дамой, а пока отвешиваем пару обязательных дежурных комплиментов и сажаем рядом с собою на диван, демонстрируя расположение — с меня не убудет, но мне зачтется.

Много про Льва Николаевича анекдотов есть, и немалая их часть обыгрывает объем «Войны и мира». Я с легкостью вспомню книги объемом побольше — порою в десятки раз больше! — но их в школах десятилетиями не проходили, а потому огребать за экстремально крупную жанровую форму за всех пришлось Толстому. Я на осиливших только краткое содержание — а порою и до него не добравшихся — одноклассников и одноклассниц смотрел с удивлением, а учительница литературы не менее удивленно смотрела на меня — я единственный в классе не только прочитал «ВиМ» целиком, но еще и получил от процесса огромное удовольствие.

Словом — письмо от Льва Николаевича было очень длинным. Не умеют люди в этом времени низводить письма до утилитарного назначения. И о погоде классик рассказал, и о положении дел в своем имении — посевная закончилась совсем недавно, а значит сам бог велел ее обсудить! — и о своем отношении к паевым аграрным обществам — я о них много в интервью говорил, и это дало графу повод обвинить меня в желании торговать землицею — она же непосредственно Господу принадлежит. Но этим его претензии ко мне ограничились, сменившись осторожной надеждою — Толстой прибавке в виде новой губернии радовался, но еще сильнее его порадовала «бескровность» приобретений. Понравился и Сибирий — в простоте его получения Толстой, будучи бывалым адептом той самой «простоты», видел божий промысел. Ну а моя «разборка» с Лениным вселила в Льва Николаевича надежду, что я, в отличие от Александра III, знаю толк в «непротивлении злу». Жаль расстраивать классика, но он видит то, что хочет увидеть.

Не став утруждать себя ответом, я поблагодарил Анну Дмитриевну за помощь и велел Семену отправить Толстому приглашение на совместный воскресный молебен в местном храме с последующим чаепитием тет-а-тет. Даже если Лев Николаевич по итогам чаепития поймет, какая я циничная тварь и отходит меня тростью, я все равно буду очень доволен: это же, блин, Толстой! Какой смысл «попадать» в XIX век, если не пользоваться возможностью хотя бы немного посмотреть на людей, годами на меня взиравших со стен школьных и университетских кабинетов? А ну как откроется мне что-нибудь «эдакое»?

Выезд монаршей персоны — штука строго регламентированная, и наша маленькая прогулка до Егерской слободы превратилась почти в парад из карет и едущих верхом конвойных и лейб-гвардейцев. Улочки Гатчины нас вмещали отлично — не первый день здесь Августейшая семья ездить изволит. Несмотря на близость довольно значимой резиденции с образуемыми ею рабочими местами, работающими на нужды дворца мастерскими, сопутствующими учреждениями и прочим, Гатчина на меня никакого впечатления не произвела, напомнив славный сибирский город Канск. Улицы широкие, но не мощеные. Вывесок на зданиях много, но все какие-то потрепанные. Убери отсюда резиденцию, и Гатчина превратится в самый обычный русский город, коих на карте что звезд на небе.

Народ на нас, конечно, глазел да кланялся, но без малейшего энтузиазма — привыкли, частенько Императорский кортеж видят. По пути семья помогала мне разобраться в придворных чинах Табели о рангах, и я отыскал странность:

— Почему так много чинов высших классов и так мало чинов нижнего и среднего класса?

— Потому что Табель о рангах был введен почти двести лет назад, — ответила мама. — С тех пор Империя и мир изменились, пришлось менять и Табель.

С тех пор отгремела Эпоха дворцовых переворотов, череда реформ и контрреформ, из-за которых при Дворе образовалось изрядно высокопоставленных бездельников. Не далее как за обедом я сам чуть не сделал так же, но я-то от незнания, а предыдущие Романовы — укрепляя положение и отодвигая подальше табакерку. Еще неизвестно, что хуже, на самом деле. Хорошо, сделаю зарубку в памяти разобраться и по возможности навести порядок — мне табакерки тоже не надо, но тащить в XX век всю эту прожирающую казну шоблу мне не с руки — народ-то просыпается, крутит головой по сторонам и начинает спрашивать, почему с него три шкуры дерут, а придворное бесполезное чмо себе третий дворец на казенные деньги строит.

— Анна Дмитриевна помогла тебе? — как только «Табель» был отработан, спросила Императрица.

— Помогла, — кивнул я.

— Прекрасная семья, — отрекомендовала Строгановых мама. — Павел Сергеевич, супруг Анны Дмитриевны, состоит при Дворе обер-шенком.

Это еще что за зверь? Звучит зловеще. Считав пробел в моей «памяти», Мария Федоровна подсказала:

— Я уже отдала ему распоряжения касательно напитков для тебя, Георгий, — вздохнув, поделилась инфой. — Саша при всех своих неоспоримых достоинствах редко отказывал себе в рюмке-другой, и я очень рада, что ты избавлен от этой дурной привычки.

Ясно, «обер-шенк» у нас заведует вливаемыми в Высочайшие рты напитками. Кажется, раньше такое называлось «виночерпий». Человек очень высокого положения, и «оптимизировать» его должность чревато — а ну как подольет чего от обиды? Потом, конечно, на виселице свои дни закончит, но отравленному Романову от этого будет не легче. Кажется, начинаю понимать, почему придворная часть Табели так сильно перекошена в сторону высших чинов. Может надеть уже френч, завести трубку да воззвать с броневичка к народу — душат, мол, бояре клятые, давайте их всех снесем! Эх, мечты.

Егерская слобода вогнала меня в легкую грусть: это же в полном смысле слова «слобода», сиречь — поселение. Живет здесь несколько сотен людей. Живут в аккуратных, построенных по генеральному плану, деревянных домиках на две семьи. В слободе имеются свои школы, свой храм — красивый! — своя лечебница и прочее. Местные хлеба почти не сеют — для души разве что, малым объемом — и большую часть свободного времени проводят в заботе о собаках. Пресловутая фраза о том, что собаки барские да царские лучше людей живут, полностью подтвердилась — собачки очень породистые, лоснящиеся шерстью и здоровьем, обитают в просторных, отапливаемых, чистеньких загонах. Корм для них готовят здесь же, централизованно. Если дворняга может питаться чем бог послал и неплохо себя чувствовать, породистая борзая от такой диеты быстро загнется. Верно это для всего на нашей планете — чистая порода, будь ее носитель хоть животным, хоть растением, хоть человеком, требует особенного отношения: природа требует скрещиваний, мутаций и эволюции. Посмотрим, к примеру, на европейских монархов — они доигрались в «голубую кровь», и от этого имеют кучу генетических болячек.

Слободу «оптимизировать» не хочется хотя бы потому, что люди здесь живут сытно, комфортно, при инфраструктуре, а главное — совершенно стабильно, не переживая о завтрашнем дне. Ну как «не переживая» — слухи о болезни царя тревожат и местных, но это же, блин, Царская Охота! Какой царь от нее откажется⁈ Даже если Сам заядлым охотником не числится, у него есть родственники и высокопоставленные подчиненные, которым местные собачки очень даже пригодятся. У меня, к сожалению как для местных, так и для высокородных охотников, новости заготовлены печальные. Закрывать Слободу и другие подведомственные Егермейстерской конторе места я конечно не стану, но конкретно собак и их дрессировщиков можно очень качественно перенаправить на дичь поопаснее — на людей. Собака может искать взрывчатку, наркотики, помогать искать беглых и тех, кто пытается скрыться «по горячим следам». Короче — местные в массе своей не пропадут, став полезной частью силового аппарата Империи.

«Меделяны» оказались собаками огромными, напоминающими догов, с большими головами и мощным сложением. По словам сопровождавшего нас егермейстера — используются в охоте на медведей, и я согласен с тем, что лучшего назначения такому здоровенному псу не найти. Нрав, по словам того же егермейстера, у них при должной дрессировке для хозяев и других людей покладистый, добродушный, а посему завести такого питомца Мише можно смело. А еще егермейстер с гордостью заметил, что меделян считается русской породою, первые упоминания о которой относятся к XV веку. Надо брать — грядет эпоха небывалых в истории человечества войн, и она моим подданным не понравится. Тяжело будет, а когда «тяжело», хороши все средства, в том числе подчеркнутая «русскость» правящей персоны. Меделян здесь подходит гораздо лучше потенциальной «подарочной» немецкой овчарки.

Нас подвели к загону со щенками, и я неожиданно для окружающих рявкнул, захлопав на щенков ладошками. Основная масса собачек благоразумно сбежала, а двое самых «лобастых», один — золотистый, другой — бело-золотистый и полосатый — с бодрым лаем кинулись на источник агрессии — меня.

Егермейстер и присутствующие псари посмотрели на меня с уважением — именно так лучших щенков в «помете» и определяют.

— Полоски или золото? — предоставил я Мише выбор.

— Полоски! — решил он.

— Тогда я возьму себе второго, — улыбнулся я ему.

Многовато сегодня решений менять приходится, но оно и к лучшему — там, где твердое ломается, гибкое гнется, да выдерживает!