Главная роль 3

Глава 4

Удивительной силы человек Александр — ослабленный переломом и сотрясением мозга, одурманенный опиумом и моими стараниями испытавший чудовищный, двойной шок, он до самого рассвета рулил последовавшим после «исповеди» разговором, засыпая меня вопросами, несколько раз прерываясь на молитвы — в них я само собой деятельно участвовал — и вырабатывая для меня и остальных линии поведения в свете открывшихся фактов.

Началось это долгое обсуждение необычно — с острого приступа религиозного экстаза матёрого мракобеса Константина Петровича Победоносцева, который вогнал моих Августейших родителей классическим приемом «чмокни цесаревичу сапожок». При этом лицо его выражало щенячий восторг, глаза за очками сияли и набухали слезами, а задыхающееся от захлестывающей душу благодати нутро исторгало дрожащие, сбивчивые слова:

— Помазанник! Грядет Великая Россия! Счастье-то какое, Господи! Всегда знал, всегда верил! Спасибо, Господи!

В высшей степени довольный обретением верного до фанатизма, нереально авторитетного и значимого союзника, я наклонился и за плечо поднял обер-прокурора Святейшего Синода на ноги, сопроводив нарочито-простецким, но передающим сердечное расположение и уважение, обращением:

— Встань, дядька. Негоже наставницу будущего Помазанника по полу ползать.

— Виноват, Георгий Александрович! — радостно проорал мне в лицо Победоносцев, в одночасье из одного из важнейших государственных деятелей деградировав до Андреича.

Нет, это неправильно — не деградация, а эволюция!

После этого все трое «зрителей» взяли себя в руки, и время до утра прошло полезно. Перегруз информации был критическим, поэтому от важных решений было решено воздержаться. Одно решение, впрочем, очевидно и так — в моем праве носить титул цесаревича не сомневался никто: многократно доказывал делом. Конкретику обсуждать тоже будем позже, и я не питаю иллюзий — когда шок пройдет, а новая информация уляжется в головах, абсолютного повиновения мне ждать не придется. Я же «молод и горяч», на меня такое свалилось, и даже волшебная регенерация (материальное подтверждение богоизбранности) не заставит маменьку и папеньку жадно смотреть мне в рот. В моем положении очень легко «зазнаться» и «сбиться с пути», и именно на это я бы в их ситуации и давил.

Остатков сил хватило не обидеть Андреича — камердинер проводил меня по моим личным апартаментам и рассказал о том, что в его отсутствие здешние слуги, как водится, «совсем распустились, все в пыли да паутине было, но ничего, я их быстро к ногтю прижму!». Поблагодарив деда — надо будет ему обер-гофмейстера дать, оно и заслужил, и мотивация дорасти до обер-камергера будет — я зарылся в оказавшуюся не такой уж и мягкой перину и с чистой совестью вырубился, увидев во сне скользящие в небесах дирижабли, усыпанные автомобилями улицы сияющих неоном городов и вгоняющую крестьян из глубинки в почти мистический ужас диковину «умнофон».

Проснулся я от собачьего тявканья и жалобных причитаний дежурного слуги Василия — мои лакеи были отпущены на недельную «побывку» к семьям, коими успели обзавестись еще до Путешествия. Не обделен в этом плане и Андреич, но его преданность мне обуздать сложнее, вот и дождался меня вчера. Потом с женами да детками перезнакомлюсь, интересно же.

— Под утро Его Операторское Высочество вернулись, Ваше Высочество. Не велено будить до особых распоряжений. Молю вас — уймите это прелестное создание.

— Гав!

— Я даю тебе особое распоряжение! — раздался молодой девичий голос, который я узнал — вчера успел послушать и запомнить.

Не выдержала сестренка Ксения, на часы поди с самого утра смотрела и кляла так удручающе медленно ползущие стрелки.

— Прощения просим, Ваше Высочество — будить не велено до особых распоряжений от Ее Императорского Величества.

Меньшего я от Дагмары и не ожидал — уже успела моих слуг построить как ей надо. Неудивительно — я здесь первый день, а она — живет. Завешанные шторами окна для определения времени оказались бесполезны, поэтому я посмотрел на висящие на стене часы. Почти три часа! Впервые в этой жизни просыпаюсь так поздно, значит и сам не представлял, насколько устал за последние дни. Казалось бы — чего такого, едь себе в комфорте Императорского поезда да в окно на Россию смотри, но «тряска» в союзе со вчерашней ночью высосали все душевные силы.

Потянувшись…

— Ее Величество велела мне передать ее особое распоряжение! — попробовала зайти с другого бока Ксюша.

…я порадовался отдохнувшему телу и свежей голове.

— Ваше Высочество, простите, но я позволю себе напомнить, что вы изволите шутить подобным образом с четырехлетнего возраста.

Не может слуга напрямую Великую княжну лгуньей назвать. Конкретно Василий не может — какая-нибудь заслуженная пожилая воспитательница может еще и не такое, детей Дагмара воспитывала в строгости.

— Доброе утро! — громко поприветствовал я новый день в таком «старом», но уже таком родном мире.

Почти привык, и вздыхаю по благам цивилизации все реже.

— Братец, я как раз пришла проверить, не проснулся ли ты! — в третий раз за три фразы «переобулась» Ксюша. — Доброе утро!

Сразу видно любимицу Дагмары.

— Гав!

Великая княжна конечно же не стала вваливаться к одетому в одно исподнее мне, оставшись в гостиной — именно в нее ведет дверь. Спальню наполнили слуги, доведенными до автоматизма движениями распахнув шторы и взявшись приводить меня в порядок.

— Очень рад, что вы с Лиззи пришли, — продолжил я разговор.

— С Лиззи и Молли! — поправила княжна. — Молли, голос!

— Гав!

«Молли» — это собачка, которая предназначалась Мише. Как я отчасти и ожидал, ему пекинес не подошел — «дамская порода», писал он мне. Полагаю, не без закадрового участия сестер писал — поначалу-то щенок ему нравился.

— Дрессировка идет хорошо, — прокомментировал я послушание собачки, пока на мои ноги надевали мягкие, домашние туфли.

Стоп, я этих туфель не одобрял, равно как и наряд в привычном уже стиле «милитари-кэжуал». Мой гардеробщик тоже в отпуске, поэтому, пока Ксюша отвечала…

— Они такие умницы! Такие послушные! Дядька Макар, он из Егермейстерской конторы, говорит, что даже собаки охотничьих пород не так умны.

…Я спросил второго гардеробщика, Севку:

— Что это за наряд?

— Ее Императорское Величество просили, чтобы вы непременно надели его к обеду, — с поклоном ответил тот.

Ясно. Ладно, пока не дергаемся, не той величины вмешательство. Кивнув — продолжаем одевание — я ответил княжне:

— Макар свое дело хорошо знает. Это ему легко, а другой мог бы и не справиться.

— Дядька Макар — лучший псарь в мире, — «само собой разумеющимся» тоном ответила Ксюша.

Одевание-умывание закончилось, и я вышел в гостиную. Справа, в соседствующем с заваленным почтой письменным столиком кресле, сидела одетая в заковыристой выкройки, умеренной пышности, кремового цвета, украшенном золотистыми нитями и кучей мелких деталей, платье, сидела Ксюша. Кожа ее лица была далека от «аристократической бледности», булавки и шпильки в высокой, на мамин манер, прическе блестели в свете окон.

По гостиной с совершенно несолидной Высочайших питомцев жизнерадостностью и любопытством бегали совсем уже взрослые пекинесы. Гладко вычесанная шерсть поблескивала на солнце не хуже булавок, носы тыкались во все углы, вызывая у лакеев тоскливый взгляд — собачья сопля на дорогущем шкафу XVII-го века не нравится и мне, так что понимаю.

— Доброе утро, — улыбнулся я княжне.

— Доброе утро! — с радостной улыбкой отозвалась она. — Тебе письмо от Марго! — указала пальчиком на стол. — Давай откроем?

— А вдруг там наши с нею страшные секреты? — спросил я, опустившись в кресло по другую сторону стола.

Письмо-то как минимум на половину будет на немецком, который я еще не настолько хорошо выучил — Ксения удивится, что ее брат забыл такой важный и знакомый с самого детства язык.

Надув щечки, княжна обиженно спросила:

— Братец, у тебя есть от меня секреты?

— Ну конечно же есть! — улыбнулся я. — А у тебя от меня секретов разве нет?

Совесть и воспитание в Ксюшиной голове победили любопытство и желание поймать братика на имитацию честности. Опустив глаза, она поерзала и призналась:

— Есть, — подняв взгляд, попыталась перехватить инициативу. — Но секретов в таких письмах не найдешь, они вот здесь! — подняла со стола конверт и показала мне.

Знаний немецкого хватило, чтобы увидеть герб Германской Империи и «кайзер Вильгельм II» в строке «отправитель».

— Наш добрый кузен Вилли решился! — обрадовался я и отобрал у сестры конверт.

Вскрывая бумагу ножиком, прокомментировал:

— В силу разницы в ранге, мне невместно писать ему первым…

— Я знаю! — похвасталась Ксюша.

— Не перебивай, — мягко попросил я.

— Прости, — признала она мою правоту.

Лиззи подбежала ко мне, понюхала туфли и потеряла интерес, отправившись исследовать основание напольных часов.

— Они тебя совсем не помнят, — расстроенно вздохнула княжна и оживилась. — Нужно показать это письмо папа́. Я была у него два с половиною часа назад, но он еще спал, — на лице мелькнуло старательно отогнанное беспокойство, и она тихо спросила. — Братец, папа поправится?

Неудобный вопрос — кому будет приятно говорить девочке-подростку, что ее отец неизбежно умрет, а остаток жизни будет прикован к постели?

— У папы очень плохой перелом, — вздохнул я, отложив момент извлечения письма из конверта. — Человеку для здоровья жизненно необходимо ходить или двигаться иначе. Будь мы с тобою крестьянами, можно было бы готовиться к похоронам.

Ксюша задрожала губами, в глазах появились слезы, и она набрала в грудь воздуха, чтобы изречь что-то вроде «не смей говорить таких страшных вещей!».

— Но нам повезло, — не дал я ей этого сделать. — За папой будут ухаживать лучшие доктора, у нас есть Сибирий — он поможет при осложнениях, а скоро появятся новые лекарства. Врать не буду — ходить папа никогда не сможет, но со временем окрепнет.

— Слава богу, — облегченно вздохнула сестренка, крепко сжав одну ладонь другой.

Верит мне Ксюша — это очень и очень хорошо, потому что так мне гораздо легче превратить ее из маминой любимицы в моего агента влияния.

— А почему он не сможет ходить?

— Потому что бедренная кость крепится к тазовой такой круглой косточкой… — я показал на пальцах. — Семен, найди анатомический атлас с костями, — вспомнил, что такие штуки уже есть.

— Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество, — поклонился «запасной» камердинер и ушел искать атлас.

— Подождем, — улыбнулся я и вынул письмо, протянув его сестренке. — Прочитаешь?

— Оно же секретное! — загорелись ее глаза.

— Для меня наши с Марго тайны гораздо ценнее, чем письмо от кузена! — с лицом безнадежно влюбленного кретина заявил я.

— Ах, братец, это так романтично! — восхитилась маленькая принцесса и сцапала письмо. — Короткое! — оценила объем. — «Здравствуй, мой милый кузен. Прежде всего позволь мне выразить надежду в скорейшем выздоровлении Его Императорского Величества»… Он и телеграмму папа́ присылал, мне матушка показывала, — похвасталась Ксюша и продолжила. — «Ваши дипломатические успехи, дорогой кузен Жоржи, вызывают у меня неподдельное восхищение, и я жалею, что в короткие мгновения пребывания в России упустил возможность лучше узнать вас. При первой же возможности я собираюсь вновь посетить величественный Петербург, но, увы, дела имеют свойство наваливаться безо всякого предупреждения, и ныне о такой поездке я могу лишь мечтать. Посему приглашаю вас, дорогой кузен, посетить Берлин с официальным либо частным визитом. Ваше расположение к моей драгоценной сестре стало для нашей семьи совершеннейшей неожиданностью. Не стану скрывать — неожиданностью приятной. Если ваши намерения в ее отношении серьезны — а они без сомнения серьезны, ибо вы — человек слова и не стали бы так жестоко шутить с чувствами юной дамы, прошу вас ответить согласием на мое предложение, дабы мы могли принять вас со всею полнотою германского гостеприимства. С уважением, ваш верный кузен Вилли». Братец, расскажешь, как у тебя получилось завоевать Китай?

А я его завоевал?

— Обязательно расскажу, — пообещал я. — За обедом.

— А тебе понравилось путешествовать на летательном аппарате? — спросила она и тут же пожаловалась. — Матушка запретила мне кататься на воздушном шаре.

— Не понравилось, — признался я. — Наверху холодно, сильно качает, а двигатель воняет и брызгает горячим маслом.

— Фу! — сморщилась княжна, и, решив не пытаться через меня «пробить» себе разрешение на аэронавтику, выкатила идею получше. — Можно мне поехать с тобой в Германию? Мы с Марго стали хорошими подругами, и я очень хочу познакомиться с нею лично.

— У меня нет ни одной причины не взять тебя с собой, — честно ответил я.

— Матушка не захочет меня отпустить, — пригорюнилась Ксюша, увидев главную проблему. Понизив голос, она открыла мне страшный секрет. — Она очень расстроилась, узнав, что ты любишь Марго. Матушка и папа́ считают, что тебе лучше жениться на этой клуше Елене Орлеанской!

Какое милое признание «Брат, я на твоей стороне!».

— Очень надеюсь, что у меня получится их убедить, — признался я. — Ты мне поможешь?

— Помогу! — с улыбкой кивнула Ксюша. — А ты тогда поможешь мне!

— С чем? — притворился я дурачком.

Приняв гордую позу, княжна изобразила светскую даму:

— Ах, братец, ты так хорошо понимаешь в дипломатии, но женское сердце для тебя — темный лес. Ты совсем не понял моих намеков!

Было бы что понимать.

— Мне рассказали, что вчера ты был очень холоден с Сандро! — подсказала она.

Я не был — улыбался, как и всем, но, видимо, нужно было выдать ему чуть больше внимания. Что я могу сказать по уши влюбленной девушке-подростку? Что в приданное ей мне придется давать Сандро большую должность, на которой он скорее всего начнет воровать, забивать на обязанности и тащить наверх лично преданных дуболомов? Впрочем, здесь я вполне допускаю собственную ошибку — я его жизнь не изучал, знаю пару фактов и все. Сейчас у него очень хорошая репутация, он красив и богат, и, пусть и является родственником, в эти времена такой брак допускается. Что ж, попробую уделить Сандро больше внимания, введу его в собственный ближний круг и за годик-другой станет ясно, можно ли на него положиться.

А вот Алексей Александрович, брат царя и чуть ли не полновластный хозяин русского флота, меня несколько напряг — о том, как нещадно он ворует, в мои времена знали чуть ли не все, а натянутая на холеную рожу улыбка в мой адрес имела хорошо различимые снисходительные оттенки. Как и все остальные, он вроде бы хвалил меня за присоединение Манчжурии, но фраза «без единого выстрела» была смазана сарказмом и вызвала на рожах его свиты тщетно скрываемые ухмылочки. Не уважает талантливого племянника — вот если бы я положил за новую губернию половину флота да пару сотен тысяч человек, вот тогда да — был бы молодец.

— Сандро — молод и в небольших чинах, — ответил я княжне. — Если я начну слишком сильно выделять его, те, кто старше, могут затаить зло и начать портить ему жизнь. Мы же этого не хотим?

— Ах, эти придворные интриги! — горько вздохнула Ксюша. — Никуда от них не скрыться!

Вздыхает не с полной самоотдачей, явно копируя кого-то, и я кажется знаю, кого именно.

— Открою тебе секрет, — понизив голос, я немного наклонился над столом.

Сестренка скопировала позу.

— Я совсем не готов к ноше Наследника. Меня этому не учили, у меня нет в полном смысле СВОИХ людей, мое положение, пусть и кажется непоколебимым, очень шатко — я слишком давно не был в столице и даже не подозревал, что возвращаться сюда мне придется без нашего любимого Никки.

— Никки… — мелькнула на лице Ксюши тень былого, уже пережитого и потерявшего силу, но все еще царапающего душу горя.

— Поэтому мне нужно укреплять свое положение — матушка и папа вчера со мною согласились, и я знаю — они помогут. Но сила сторонников союза с Францией очень велика, и даже воли папа́ не хватит, чтобы их обуздать. Именно поэтому они против брака с моей любимой Марго — они переживают, что со мной может случиться что-нибудь очень плохое. Я признаю их мудрость — опереться на уже существующую, сильную группу сторонников союза в Францией в моей ситуации безопаснее и надежнее всего. Но я — не боюсь, и во имя моей большой и светлой любви применю свои дипломатические умения, дабы очистить Двор от тех, кто рискнет пойти против меня. Ты мне поможешь?

Ксюша не подвела — без тени улыбки, всем видом демонстрируя, насколько она «за меня», она ответила:

— Помогу!